- А этот? - Борис посветил фонариком вверх, но луч света  так  ни  во
что и не уперся, рассеявшись во тьме.
   Шахта была круглая, как ствол колодца. Воздух тянуло вверх.
   - Да что ты туда светишь? Думаешь, альпинисты какие-нибудь?
   - Да и альпинистам так быстро не выбраться. Он ушел туда - в тоннель.
   - Так там же вода!
   - Так ты думаешь, все-таки, раз не в верх - значит, он ушел туда?
   - Кто он?
   - Ну, тот, который укокошил Сэма.
   - А куда же ему еще идти? Здесь два выхода: один вверх, а второй, вот
этот, влево.
   - Не хочется туда соваться, полезешь - и не вернешься.
   - Все равно пошли. Он же пошел туда!
   - Ладно, раньше или позже, пришлось бы.
   Светя перед собой  фонариками,  два  охранника  двинулись  в  глубину
узкого тоннеля. Каждый из  них  норовил  пропустить  вперед  другого.  В
густой  тишине  слышалось  их  тяжелое  дыхание,  и  бородатому   Валере
показалось, что он слышит, как клацают зубы у Бориса.
   Они  шли  минуты  три.  Все  более  явственно  ощущалась  сырость   и
присутствие близкой воды. Вскоре она захлюпала под ногами.  Тоннель  под
углом уходил вниз.
   - Видишь, вода?
   Вода заблестела в скрещенных лучах фонариков.
   - Да, вижу.
   - И что ты думаешь, он водолаз? Нырнул и ушел под воду?
   - А может, здесь еще есть какие-нибудь ходы?
   - Ни хрена здесь больше нету!
   - Если бы у нас имелась карта или план.., но я думаю,  их  вообще  не
существует, фрицы уничтожили.
   Иначе здесь бы давным-давно все  разминировали  и  перекрыли  каналы,
соединяющие подземелье с морем.
   - Это точно. Ни следов, ничего. Не в воздухе же он растворился?
   - Если бы не Сэм, то подумал бы, что мне померещилось. Кстати, пошли,
надо позвонить и доложить.
   Хрен знает что теперь делать!
   - А может, не надо докладывать?
   - Что значит  не  надо?  -  сказал  Борис,  светя  фонариком  в  лицо
бородатому товарищу. - Ты помнишь что говорил Чурбаков -  по  одному  не
ходить и по ходам не рыскать, а то нарвемся.
   - Вот Сэм и нарвался.
   - Так мы же этот тоннель как туалет используем.
   - Вот и доходились в туалет - обос.. ись.
   Но мужчины и подумать не могли, что их ожидает.
   Когда они выбрались из бокового тоннеля в свой, уже хорошо знакомый и
обжитый, то увидели, что растерзанное тело Сэма лежит  совсем  в  другом
месте и в другой позе, а не в той, в какой они его оставляли.
   - Бля .во какое-то!  -  прижимаясь  к  стене,  пробормотал  Борис.  -
Фонарик! Фонарик выключи! - прошипел он, обращаясь к Валере.
   В конце концов мужчины выбрались к решеткам.
   - Подними лохов,  -  сказал  Борис,  -  пусть  завалят  этот  тоннель
плитами, там есть блоки. Надень наручники и пусть носят часа два.
   Узники, сменяя друг друга, носили куски бетона,  обломки  известняка,
сооружая стену, за которой остался лежать мертвый Сэм. Подгонять  их  не
приходилось.  Когда  они  увидели  растерзанного  охранника,  то   стали
работать на совесть. Ведь то же могло случиться с любым из них. Кто  это
сделал, было не понятно, но, судя по всему, этот мужик  обладал  ужасной
силой и сноровкой, если сумел пробраться  в  заминированное  подземелье,
которое все местные обходили стороной.
   Когда была построена стена и  ход  в  тоннель  основательно  завален,
заключенных затолкали в клетки и каждому выдали по полбуханки хлеба. Это
была приятная неожиданность  для  узников.  А  Валера,  оставив  Бориса,
выбрался из подземелья с мобильным телефоном и стал звонить, рассказывая
дрожащим голосом о тех ужасах, которые происходят в подземелье,  о  том,
что случилось с Сэмом.
   Когда он вернулся, его приятель потер руку об руку и сказал:
   - А вообще-то, как во всяком дерьмовом деле, есть кое-что и хорошего.
   - Чего же хорошего?
   - Проигранные деньги отдавать Сэму не придется.
   Кстати, я у  него  из  кармана  вытащил  пятьсот  баксов  и  пистолет
подобрал. Так что тебе две и мне три.
   - А почему мне две?
   - Потому что я вытащил, а не ты.
   Они опять услышали странный звук.  Там,  за  только  что  построенной
стенкой раздавался жуткий вой, скрежет, хрюканье и рычание.
   - Что это? - переглядывались друг с другом охранники.  -  Крысы,  что
ли? Тут их море.
   - Какие на хрен крысы! Ты слышал, чтобы крыса рычала, как трактор?
   - Нет, не слышал. А если их много? "
   - Ну сколько много?
   - Сотня.
   - Они бы не рычали в один голос.
   - А может, там огромные крысы?
   - Да брось ты! По восемьдесят  сантиметров  в  холке?  Где  ты  таких
видел?
   - И не дай бог увидеть!
   - Да нет, это какие-то непонятки! - Валера припал ухом к стене, держа
в руке автомат. - Да нет, вроде, теперь тихо.
   - Нет, не тихо!
   И вдруг они опять услышали рычание - глухое, утробное,  с  хрюкающими
звуками, словно кто-то огромный пожирал мясо, рвал его на куски.
   - Бля, да это же Сэма жрут! - Валера посмотрел  на  Бориса.  Тот  был
бледный, как полотно, И зубы его стучали.
   - Надо выбираться отсюда, - прошептал он, отходя от стены, - а то  не
дай бог и нас сожрут!
   - Кто сожрет? Ты что, уже совсем охренел?
   - Сожрут! Сожрут! Это нечистая сила, нечисть  какая-то.  Место  здесь
гиблое, гнилое, кости повсюду, черепа.
   - Брось ты херню городить! Скорее  всего,  это  собака,  забралась  в
шахту, бегает, рычит...
   - А почему не лает, если - собака? - задал в общем-то логичный вопрос
Борис.
   - Собака.., лаять.., говоришь?
   - Да, да, собака должна лаять.
   Это было единственное разумное объяснение, и в него хотелось  верить.
Но как собака могла нырнуть под воду или подняться по вертикальной шахте
было не понятно.
   - Эх, из огнемета бы туда шахнуть! - сказал Борис. - Всю эту  нечисть
сжечь!
   - Неплохо было бы... Да нету у нас огнемета.
   - У меня есть граната.
   - Стену придется разобрать!
   - Ладно, завтра что-нибудь придумаем. Приедут Свиридов  с  Бородиным,
поговорим с ними. Да и сменщики наши придут. Главное, продержаться часов
десять, а там все решится. Пусть у них голова болит.
   - Надо было забрать Сэма оттуда, слышишь, Валера?
   - Да ну его на хрен! Сейчас надо думать как свою шкуру спасать, а  не
за Сэма переживать. Ему уже все равно, один хрен его уже сожрали.
   - Кто же его сожрал?
   - Слышишь, хрюкает и рычит?
   - А может, это у нас глюки?
   - Какие на хрен глюки? Не  курили,  не  ширялись,  не  пьяные.  Какие
глюки, прикинь?
   - Такое бывает от долгого пребывания под землей.
   - Пошел ты!
   - Сам иди.
   Заключенные в клетках бизнесмены тоже не спали. Их тоже сковал  ужас.
Но в отличие  от  охранников,  они  были  защищены  прутьями  решеток  и
добраться до них было бы нелегко. А в остальном им приходилось еще  хуже
- из клетки никуда не убежишь, не открыв ее.
   Через полчаса охранники ушли в свою комнатку и плотно закрыли  дверь.
Свет в камерах погасили.
   Гетман сидел на холодном бетонном  полу  и  ощущал  плохо  объяснимое
злорадство. Страх почти исчез,  он  радовался  тому,  что  один  из  его
мучителей мертв. Он не спешил есть выданную ему половину буханки хлеба.
   Да и отбитые внутренности не приняли бы пищи. Он еще не терял надежды
выбраться отсюда, произошедшая сцена только прибавила ему силы.
   "Раз существует вход, значит, есть  и  выход",  -  рассуждал  Аркадий
Гетман.
   На четвереньках он полз вдоль  ограды  из  металлических  прутьев.  В
каменной выработке было  очень  темно,  слабый  свет  пробивался  только
сквозь щели в досках,  из  которых  была  сколочена  дверь  в  помещение
охраны. Глаза Аркадия Петровича уже привыкли различать в почти кромешной
тьме. Он вытащил ремень из брюк и принялся  ковырять  пряжкой  бетон,  в
который были утоплены концы  прутьев.  За  полчаса  работы  ему  удалось
углубиться  только  на  несколько  миллиметров.  Пряжка  за  это   время
сточилась почти на столько же.
   - Эй, - услышал он из соседней клетки.
   Обернулся. Его сосед тоже не спал, он сидел на корточках, держась  за
прутья.
   - Давно вы здесь? - шепотом поинтересовался Гетман.
   - Не знаю, счет времени потерял. Тут вам  ни  дня,  ни  ночи.  Иногда
кажется, что я здесь всего неделю, а иногда - что сижу всю жизнь.
   - А глубоко прутья вмурованы в бетон?
   - Не знаю. Но  этим  лучше  не  заниматься.  Все  равно  за  ночь  не
расковыряете, а утром, если увидят, бить станут.
   - Я  выберусь  отсюда?  -  убежденно  зашептал  Аркадий  Петрович.  -
Выберусь во что бы то ни стало!
   - Не получится. Есть только один способ.
   - Какой же?
   - Подписать бумаги, которые они вам предложат.
   И если Чурбаков сумеет получить по ним деньги, то вас выпустят.
   - Почему же вы до сих пор сидите?
   - Говорят, компаньоны не отдают деньги.
   - А вы подписали?
   - Все. Все, что они просили - две доверенности и одну дарственную.
   - Мне кажется, они обманывают, - не очень-то уверенно сказал  Гетман,
- когда говорят, что кого-то уже выпустили отсюда.
   Сосед по клетке захихикал. И тут Гетман сообразил, что у него не  все
хорошо с головой - сумасшедший взгляд, безумная улыбка.
   - Печать! Печать, главное, при мне!  -  продолжая  хихикать,  говорил
сосед. - Они ее не забрали,  -  и  он,  вытащив  из  кармана  футлярчик,
вывинтил из него печать, подышал и поставил себе на ладонь. - Эта печать
дорогого стоит, дорогого!
   "Неужели и я скоро  превращусь  в  трясущееся  сумасшедшее  существо,
лишенное души? - подумал Гетман и глянул на сточенную пряжку от ремня. -
Если ничего не делать, то так и произойдет,  -  тут  же  вынес  он  себе
приговор. - Но что я могу сделать? Если мне предложат подписать  бумаги,
то наверняка они потом попадут в руки моих друзей  и  знакомых.  Неужели
они поверят, что я снимаю со счета последние деньги?"
   И тут же Аркадий Петрович вспомнил, как убеждая Андрея  Рублева,  что
поступает правильно, занулив несколько счетов.
   "Я сам свил веревку, на которой меня  повесят.  Да,  жадность  фраера
сгубила. Ведь если открутить сейчас с самого  начала  то,  что  со  мной
произошло, слепому будет понятно  -  Чурбаков  блефовал  от  первого  до
последнего слова, а я  поверил!  Неужели  мне  жилось  до  этого  плохо?
Неужели стоило по-глупому рисковать? Никто и никогда уже не  ответит  на
этот вопрос. Что произошло, то произошло".
   Гетман ощущал, что в этих подземельях витает дух смерти. Здесь  и  до
него люди надеялись спастись, но всех их нашла смерть. Небось, и  сейчас
она бродит по гулким переходам со звонкой косой на плече.
 
Глава 11 
 
   Когда  французский  коллекционер  Жак  Бабек  вернулся  в  отель   от
Шеришевского, он был крайне возбужден. То, что ему  показали,  произвело
на  него  неизгладимое  впечатление.  Бабек   прекрасно   разбирался   в
произведениях  искусства  и  понимал,  что  подобная  вещь  сделает  ему
состояние на всю жизнь. К тому же "Янтарную комнату" можно будет продать
не просто коллекционерам, а  России,  правительству.  И  тогда  подобный
поступок сделает его имя легендарным, ему  на  территории  России  будет
позволено все. А это выставки, организация аукционов.  В  общем,  продав
"Янтарную комнату", он заработает себе авторитет, станет одним из  самых
известных коллекционеров в мире.
   "Янтарная комната", как рассчитывал  Бабек,  равна  золоту  Трои  или
золоту  скифов.  В  общем,  это  вещь  легендарная,  обросшая   огромным
количеством мифов, легенд. И если только она станет его  собственностью,
он заполучит в руки огромное состояние.
   "Только бы не сорвалось! Только бы все случилось!
   Как предвидится".
   Бабек расхаживал по своему номеру. Он  снял  пиджак,  бросил  его  на
диван, расстегнул рубаху. Затем откупорил бутылку коньяка,  жадно  выпил
полбокала, сел.
   Закурил.  Опять  вскочил  на  ноги  и  как  большой   надувной   мяч,
подпрыгивая, похлопывая себя по жирным ляжкам, ходил и ходил по  номеру,
поглядывая на часы, словно бы своим  взглядом  хотел  заставить  стрелки
двигаться как можно быстрее, чтобы скорее наступило завтра, чтобы он мог
встретиться с истинным продавцом, настоящим хозяином "Янтарной комнаты".
   Если, конечно, это не обман. Но верить в то, что это обман,  что  это
подставка, Жаку Бабеку не хотелось. Уж слишком  огромные  выгоды  сулило
приобретение "Янтарной комнаты".
   Он снял трубку, позвонил банкиру, у которого можно было взять деньги,
и прямо с места в карьер, без  объяснения  быстро  заговорил,  что  ему,
возможно, понадобится крупная сумма -  два  или  три  миллиона  и  чтобы
деньги были готовы. Банкир ничего не понимая,  но  чувствуя,  что  Бабек
взволнован, на все говорил:
   - Да, да... Конечно, господин Бабек, как вам будет  угодно,  в  любое
время. Только, естественно, не ночью.
   Договорившись с банкиром, Бабек  бросил  трубку  и  вытер  вспотевшие
ладони носовым платком. Затем платок смял и отшвырнул.
   - Так, еще коньяка, - сказал он сам себе, наливая полбокала.
   Выпив, он  немного  расслабился,  хотя  вкуса  напитка  абсолютно  не
ощутил, слишком уж был взволнован.
   Зазвонил телефон. Бабек  снял  трубку,  полагая,  что  может  звонить
Станислав Борисович Шеришевский.
   Но звонила его секретарша.
   - Господин Бабек, вы будете ужинать? На вас заказывать столик?
   - Нет, Жаклин, погоди, - сказал Бабек. - Давай мы поужинаем  с  тобой
вдвоем в номере?
   - Да-да, я  согласна,  -  ответила  девушка.  -  Я  сейчас  закажу  и
поднимусь к вам.
   - Давай, поднимайся поскорее.
   "Секс - вот единственное, что может снять напряжение, что поможет мне
заснуть", - решил коллекционер.
   Минут через десять дверь в номер  коллекционера  отворилась  и  вошла
Жаклин. А следом за ней,  буквально  через  несколько  секунд,  появился
официант.  Он,  извинившись,  вкатил  в  номер  столик   на   колесиках,
заставленный всевозможной снедью.
   - И шампанское, пожалуйста, - сказал Бабек, - самое лучшее,  какое  у
вас есть.
   - А что случилось? - спросила Жаклин, усаживаясь в кресле и закидывая
ногу за ногу.
   - Погоди, Жаклин, все узнаешь. Не спеши.
   Секретарша уже давно не видела своего босса  в  таком  настроении,  в
таком волнении. Дождавшись, когда в номере появится бутылка  шампанского
в серебряном ведерке, Бабек махнул  рукой,  отправил  официанта,  быстро
откупорил бутылку, выстрелив пробкой  в  потолок,  расплескивая  дорогое
вино, наполнил бокалы.
   - Ну вот, прекрасно, - подавая бокал  Жаклин,  сказал  Бабек.  -  Все
просто прекрасно.
   - Что прекрасно? - Жаклин понимала зачем  ее  вызвал  шеф  и  так  же
наверняка знала что будет после того, как они выпьют и поужинают. ,.
   Она знала, что с боссом лучше не разговаривать о  делах.  Если  Бабек
пожелает, сам обо всем расскажет, а  если  не  захочет,  то  из  него  и
щипцами  не  вытащишь  никакой  информации.  Слишком  уж  он  скрытен  и
осторожен по своей природе.
   - Так за что пьем? - осведомилась Жаклин.
   - За удачу, дорогая, за удачу. Думаю, она нас ждет.
   - О чем ты говоришь? - она перешла на "ты".
   - О большой удаче, Жаклин. О такой, какая нам еще и не снилась.
   Во Франции у Бабека имелась семья - жена, две  дочери  и  сын.  Своей
семьей коллекционер дорожил, но как любой мужчина при  деньгах  и  часто
отлучающийся из дому, имел любовниц. У его жены с Жаклин были прекрасные
отношения.  Может,  жена  Бабека  что-то  и  подозревала,  о  чем-то   и
догадывалась, но нарушать равновесие, сложившееся в их отношениях, ей не
хотелось. Она всецело  была  занята  домом  и  детьми.  А  мужу  уделяла
внимание постольку-поскольку. Естественно, она  его  окутывала  заботой,
когда он появлялся дома. Но это случалось не часто.
   У Жаклин, как у любой молодой, сильной и симпатичной женщины,  а  тем
более самостоятельной и имеющей деньги, в Париже был  любовник,  молодой
парень двадцати четырех лет. Но она понимала - пока работает  у  Бабека,
пока он ей хорошо платит,  думать  о  замужестве  не  приходится.  Да  и
слишком часто случались отлучки из дому. Постоянно приходилось следовать
за  хозяином.  Лондон,  Амстердам,   Токио,   Вашингтон,   Лос-Анджелес,
Нью-Йорк... За то время, пока она работала у Бабека, объехала почти весь
мир, побывала во всех крупнейших музеях мира  и  неплохо  разбиралась  в
искусстве, вернее, в произведениях искусства. Могла, как эксперт, быстро
оценить стоимость произведения и даже могла прикинуть на каком  аукционе
это произведение наиболее выгодно продать, кому его предложить.
   - Так что все-таки случилось, Жак? - обратилась она к своему хозяину.
   - Тише, тише, Жаклин, можешь спугнуть удачу.
   Случилось, между прочим, невероятное, я даже не хочу рассказывать.
   - Ты что, не доверяешь мне?
   - Я не доверяю даже себе. Вернее, не верю в то,  что  подобная  удача
могла свалиться на мою седую лысую голову.
   - Да ладно, не такая уж она седая и не такая уж лысая, главное  умная
и удачливая.
   Она встала с кресла, поставила бокал, подошла к Бабеку. И  зная,  что
это ему понравится, взлохматила седые волосы.
   - Вот так ты мне нравишься.
   - Я себе сегодня тоже нравлюсь. Удача идет мне в руки, большая удача.
   - Что?  Я  уже,  честно  говоря,  устала  слушать  об  удаче.  Может,
объяснишь? Потому что глядя на тебя, Жак, мне  кажется,  ты  заболел.  У
тебя даже голова горячая.
   - Это все от волнения, дорогая. Что делает Поль?
   - Перебирает бумаги, звонит в Париж своей супруге.
   - Понятно, понятно... В общем, завтра он  мне  не  нужен.  И  ты  мне
будешь не нужна, я поеду один.
   - Куда? - спросила Жаклин.
   - К одному знакомому коллекционеру.
   - И что же он такое предложил? Надеюсь, не коллекцию  пасхальных  яиц
Фаберже?
   - Брось, Фаберже - это мелочи. Дорогие, ценные, но все же мелочи. Мне
предложили кое-что получше. Я видел, держал вот в этих  руках,  -  Бабек
растопырил толстые в  перстнях  пальцы.  -  Держал,  понимаешь,  Жаклин,
гладил, вот как тебя сейчас глажу.
   Бабек  подошел  и  положил  растопыренные  ладони  на  грудь  Жаклин.
Секретарша повела плечами, подалась немного вперед,  упершись  мгновенно
отвердевшими сосками в ладони хозяина.
   - Ты опять ходишь без лифчика?
   - Я же знала, когда собиралась ужинать.
   - Молодец. Ты очень сообразительная.  И  самое  интересное,  от  тебя
очень много пользы.
   - Ладно, хозяин...
   - Не называй меня хозяином, ведь сейчас у нас с тобой несколько  иные
отношения. И если  все  получится,  то  ты,  Жаклин,  получишь  неплохие
деньги.
   - Так что же все-таки происходит?  -  положив  руку  на  щеку  своего
хозяина и теребя кончиками пальцев мочку его уха, спросила Жаклин.
   - Лучше об этом не говори, - Бабек прижал к себе Жаклин,  его  ладони
скользнули по ее спине,  застыли  на  бедрах.  -  Ты  чертовски  хороша,
Жаклин.
   - Я это знаю.
   - Нет, ты не знаешь, как меня возбуждаешь.., как меня возбуждаешь.
   - Почему это не  знаю?  -  Жаклин  бедром  прижалась  к  паху  своего
патрона. - Знаю, знаю, чувствую.
   - Вот и  прекрасно,  -  ответил  Бабек,  расстегивая  пуговицы  белой
блузки.
   Пуговицы оказались на удивление непослушными.
   - Черт подери, - сказал Жак Бабек, целуя Жаклин, -  не  нравятся  мне
твои пуговицы. Я люблю когда ты в свитере, он легко снимается.
   - Погоди, я помогу, - Жаклин сама ловко расстегнула ряд перламутровых
пуговиц и Бабеку ничего уже не оставалось как сбросить блузку с плеч.
   - Вот так очень хорошо, просто прекрасно, - принялся целовать  Жаклин
в грудь.
   Секретарша абсолютно не сопротивлялась, а подыгрывала своему  хозяину
как могла. А делала она это великолепно, понимая, что  ей  воздается  за
старания.  Затем  женщина  принялась  расстегивать  брючный  ремень,   а
расстегнув, запустила руки в брюки хозяина.
   - Ну, ну, давай, не останавливайся, - бормотал  Бабек,  прижимаясь  к
Жаклин, снимая с нее юбку.
   Юбка упала  к  ногам.  Жаклин  аккуратно  переступила  через  нее,  и
прижавшись друг к другу, хозяин и секретарша двинулись к дивану.
   - Давай я тебе помогу,  -  прошептала  Жаклин,  помогая  освободиться
хозяину от брюк и ботинок.
   - Н