ого цвета глаза пугали, пугала их неподвижность - мертвая неподвижность, словно бы смотришь в глаза трупу. И помимо воли у человека, смотревшего в глаза Грязнову, возникала мысль о том, что он сам смертей, и, как справедливо заметил классик, "внезапно смертен".
     - Ты, Катя, еще хочешь мне что-то сказать? - несколько ослабив хватку, поинтересовался Грязнов.
     - Нет-нет, все в порядке. Вам показалось, я просто сегодня не в настроении.
     - Твое настроение меня не волнует, и оно не должно касаться работы. Если что, ты знаешь... - добавил Грязнов и легко оттолкнул от себя Катю. - Дуй в лечебницу, по-моему, этот горловский козел - то, что нам надо.
     Девушка, боязливо посматривая на Грязнова, схватила сумку и бросилась к двери. Она даже не задерживалась на площадке, чтобы закрыть замок, выскочила на улицу и, путаясь в ключах, стала открывать дверцу автомобиля - небольшого красного "Рено".
     - Сучка! - проворчал Грязнов, глядя на нее через окно. - Нервничает. Плохой знак. Может, я перестарался и не стоило ее запугивать? Нет, она сдастся, - задумчиво проговорил он, - сама по уши в дерьме. Никто не заставлял ее заниматься этим, а страх, так он всегда сопутствует большим деньгам.
     Грязнов убедился, что Катя выехала со двора, и опустился в мягкое кресло. Из ящика стола достал мобильный телефон и набрал номер.
     - Да, это я, Катя уже к вам поехала. По-моему, мы подыскали настоящего кандидата.
     - ... - Да, никаких проблем, он приехал с Украины. Если он нам подойдет, сколько времени понадобится на подготовку к операции?
+++
     - ... - Два дня? Что ж, это нормально.
     - ... - Стараюсь.
     Он отключил телефон и забросил руки за голову.
     На душе у него стало спокойно. Последний месяц Грязнову пришлось попотеть: заказчик оказался требовательный и браковал одного кандидата за другим. Временами Грязнову даже хотелось убить его, и сдерживало только то, что в таком случае он не получил бы денег.
     "А теперь иностранец успокоится, донор нашелся такой, как он и хотел. Группа крови сходится, спортивный, не пьет, не курит. Можно сказать, что сто тысяч уже перекочевали на наш счет."
     При мысли о деньгах лицо Грязнова сделалось спокойным, исчезли глубокие складки, расходившиеся от крыльев носа. Он уже привык к тому, что приходилось жить, меняя квартиры, офисы, нигде подолгу не задерживаясь, жить без друзей, без знакомых, без постоянной женщины, общаясь лишь с жертвами и партнерами по бизнесу. Раньше все было иначе, но когда?
     Прошлое казалось нереально далеким, хотя иногда и хотелось туда вернуться, но такие минуты наступали редко. Каждому из взрослых временами хочется вернуться в детство, когда за тебя решали другие.
     Грязнов сидел долго, пока наконец не зазвонил телефон.
     - Да, - устало произнес он в трубку.
     - Это я. Катя.
     - Узнал. Как результаты?
     - Соответствуют, - запнувшись, сказала девушка. - Мы уже начинаем знакомить больного с данными.
     - Отлично. И не забудь про наш разговор, - телефон скользнул в футляр, укрепленный на брючном ремне.
     Грязнов резко поднялся из-за стола. Редко случались такие удачи, чтобы с первого же захода попасть на подходящую кандидатуру. Обычно приходилось перебирать человек десять, беседовать с ними, проводить медосмотры, разочаровываться и затем искать вновь. Грязнова всегда забавляло то, как реагировали люди, которым ему приходилось отказывать. Упрашивали, набивались на повторный медосмотр, некоторые даже предлагали взятки, не зная, что избежали мучительной смерти.
     Грязнов вышел на улицу налегке, без портфеля, без папки, в расстегнутом пальто. По узким дворовым проездам, сплошь заставленным машинами, вышел к проспекту и доехал на троллейбусе до кольцевой развязки - там, где располагалась станция метро. Но вниз не спускался. Он вышел на остановку, дождался, когда та почти опустеет.
     Подъехали сразу три троллейбуса. Он сорвал с фонарного столба ярко-красное объявление, то самое, которое наклеивали Николай с Максом. Оно было помещено поверх других объявлений, и вместе с ним исчезли со столба предложения лекарственных средств против венерических болезней, осталось лишь предложение гранитных памятников по сходной цене.
     Грязнов обошел все четыре остановки, расположившиеся по разным концам площади, сорвал объявления и на них. Затем сел в троллейбус, вышел на следующей остановке, и вновь объявление, изорванное на мелкие клочки, полетело в урну для мусора.
     За час Грязнов объехал все остановки от одной развязки до другой и уничтожил все объявления. Методика была отработана, никто особо не обращал внимание на человека, с остервенением рвущего красную бумагу с фонарного столба. Прохожие думали: быть может, это какой-нибудь чиновник из районной префектуры, ответственный за расклейку объявлений лишь в положенных местах, а возможно, простой гражданин, который обжегся на каком-нибудь из предложений то ли поправиться, то ли похудеть без диет и изнурительных физических нагрузок.
     Пальцы Грязнов перепачкал в красную краску и теперь стоял возле киоска, вытирая их носовым платком. Краска не оттиралась, и пришлось смачивать платок, вытирая им мокрое после дождя стекло ларька. Грязнов брезгливо выбросил платок в урну и махнул рукой проезжавшему такси.
     Машина резко вильнула вправо, подрезая "Жигули", следовавшие в правом ряду. Частник успел притормозить и выкрикнуть несколько матерных слов в адрес таксиста.
     Грязнов поднял ладонь, как бы успокаивая водителя, мол, чего горячишься, я спешу, и таксист спешит заработать деньги, а ты не пострадал, так и езжай себе.
     - За город, - бесцветным голосом произнес Грязнов, усаживаясь на переднее сиденье.
     - Далеко?
     - Нет, километров пятнадцать по Минскому шоссе.
     - Если можно, я не буду включать счетчик, вы не против?
     - А как расплачиваться?
     - По спидометру. Оно и дешевле получится, счетчик на светофорах за простой щелкает, - таксист для убедительности щелкнул ногтем по экранчику электронного счетчика, - по спидометру вам дешевле обойдется.
     - Мне без разницы, - Грязнов, даже не подавшись вперед, бросил взгляд на спидометр, мгновенно запомнив, без всякого усилия, его показания, - И что, запомнили? - изумился таксист.
     - Несложно, я цифры легко запоминаю.
     - А я вот нет, - водитель таксомотора ручкой записал показания спидометра на блокнотике, укрепленном на зажиме приборной панели.

Глава 5

     До самой кольцевой ни пассажир, ни таксист не обменялись ни словом. Грязнов сидел ровно, не ссутулясь, высоко подняв голову, и, даже когда машина совершала резкий поворот, он не качался, словно был привинчен к спинке сиденья.
     - Далеко еще? - поинтересовался таксист, переехав кольцевую.
     - За Архангельским, поворот недалеко от Истры.
     Тут, за городом, таксист ориентировался не очень хорошо, сразу было видно, что он приезжий и проработал на машине всего лишь полгода, а то и того меньше. Он знал лишь само шоссе, а не то, что рядом с ним. Водитель время от времени посматривал на молчаливого пассажира и пытался отгадать цель поездки.
     На человека, у которого нет своей машины, Грязнов не походил, один только его гардероб тянул на подержанную иномарку. Да и на поворотах пассажир инстинктивно, как это делают все водители, поглядывал то вправо, то в зеркальце заднего вида, словно сам сидел за рулем. От этой привычки избавиться сложно; если сам неплохо умеешь водить машину, то всегда кажется, что шофер делает это хуже тебя.
     - Теперь направо, - сказал Грязнов.
     Таксист, ничего не понимая, посмотрел на пассажира.
     Дорога здесь была ровная, без съездов, вдоль обочин тянулись высокие брусья ограждения, раскрашенные белым и черным.
     - Поворота же нет!
     - Прими вправо и все, стой.
     - А как же...
     - Очень ты любопытный, - рассмеялся Грязнов.
     Таксист, как и каждый сегодня в России, был наслышан о случаях нападения на шоферов, о том, как их убивают и забирают автомобили. Но обстановка к такому исходу абсолютно не располагала. Во-первых, пассажир с виду - приличный человек, во-вторых, на дороге никого нет, грабителей обычно бывает по несколько.
     - Вот тут, у знака.
     Такси остановилось у знака, извещавшего, что до ближайшей автозаправочной станции три километра.
     - Давай-ка смотри на свой спидометр и считай. Посмотрим, у кого сколько получится, - Грязнов вновь бросил короткий взгляд на спидометр и зашуршал бумажными деньгами.
     Шоферу пришлось умножать в столбик. Деньги же лежали на приборной панели - раньше, чем был готов результат.
     Все сходилось, даже два доллара Грязнов набросил на чай.
     - Счастливо, - бросил пассажир, сильно захлопывая дверцу.
     И таксист посмотрел ему вслед. Грязнов легко, одной рукой придержавшись за брус, перепрыгнул через него, а затем, небрежно запустив руки в карманы пальто, сбежал по крутому откосу.
     - Ловкий, черт возьми! - пробормотал таксист. - Бежит, как кот, и не боится упасть.
     Осмотревшись, нет ли поблизости милиции, таксист переехал травяную разделительную полосу и помчался к городу.
     А Грязнов тем временем уже вошел в березовую рощу.
     Здесь было удивительно светло, как никогда не бывает ни в еловом, ни в сосновом лесу, словно бы сами стволы деревьев - белые и глянцевые - излучали свет.
     Грязнов шел, не вынимая рук из карманов, и весело насвистывал. Странным было это сочетание - лес и человек в чисто городской одежде, словно каким-то чудом за мгновение перенесенный с людного проспекта в глухомань, но не собирался там задерживаться.
     Узкая, почти незаметная для незнающего, тропинка вывела Валерия Грязнова к серому бетонному забору, на котором уже издалека читались подновленные надписи: "Режимный объект! Подходить ближе чем на двадцать метров запрещено!", "Осторожно, территория в ночное время охраняется собаками!".
     Некоторые надписи остались в наследство от военных, другие появились позже, когда здесь, на территории бывшей ракетной части, расположилась психиатрическая лечебница или в просторечии "дурка", как называли ее местные жители. Чувствовалось, что на территории за забором есть сильный хозяин: трава выкошена, забор покрашен, деревья, близкие к ограде, спилены. На кронштейнах из уголков по верху ограды шла колючая проволока в два ряда, и с первого взгляда не очень-то было понятно, для чего она здесь: то ли для того, чтобы сумасшедшие не перебрались с территории на волю, то ли чтобы любопытные не попадали туда, где им находиться не положено.
     Грязнов остановился у высоких металлических ворот, на которых золотились металлические звезды, недавно выкрашенные бронзовкой, и большим пальцем левой руки утопил кнопку в массивной влагонепроницаемой коробке звонка. Звук, как ему показалось, пришел с опозданием - глухой, издалека, но Грязнов знал: его уже заметили. Чуть дернулась небольшая телекамера, установленная на фонарном столбе неподалеку от въезда.
     Вскоре загремел механический привод, и створка ворот медленно поползла в сторону. Валерий не стал дожидаться, когда та отъедет полностью, и, лишь только образовался узкий проход, тут же нырнул в него и махнул рукой, глядя на камеру. Ворота вздрогнули, замерли, а затем, содрогаясь, вновь перекрыли въезд на территорию.
     За забором даже воздух, казалось, и тот был другим - спокойный, застывший, будто бы время текло здесь медленнее, чем на воле.
     Бывший военный городок был построен на совесть. Скорее всего его прежние хозяева надеялись задержаться здесь надолго. Высокий бордюр хорошего бетона, покрытый многими слоями краски, отличный гладкий асфальт, по которому было бы так удобно кататься на роликах, множество выложенных плиткой дорожек, довольно широких - на них можно было разминуться двум солдатам, чеканя шаг и отдавая друг другу честь.
     Навстречу Грязнову никто не попадался, казалось, территория психиатрической лечебницы вымерла начисто.
     И лишь ухоженные газоны да постриженные кусты свидетельствовали, что у этой территории есть хозяин с сильной рукой. Опавшие листья были собраны в аккуратные кучи, и низко, над самой землей, между стволами деревьев тянулся сладковатый дымок.
     Грязнов с улыбкой посматривал на стенды, оставшиеся тут от военных, с довольно-таки идиотскими надписями, типа:
     "Красив в строю - хорош в бою".
     Особенно забавляла его надпись, выполненная полуметровыми буквами на стене гаража:
     "Ухарство - причина несчастного случая".
     Это странное слово "ухарство", пришедшее чуть ли не из прошлого века, вызывало невольную улыбку.
     - Да-да, именно ухарство приводит к несчастным случаям, - пробормотал Грязнов, миновав большое зеркало, вправленное в рамку из нержавейки на бывшем плацу.
     Он поднялся на высокое крыльцо, фланкированное двумя бетонными вазами, в которых желтели поздние осенние цветы. Все нижние окна в здании закрывали толстые решетки, во втором этаже повсюду серебрились планки жалюзи. Место, где сидит самый главный человек в этом здании, можно было определить безошибочно. Если в других окнах стояли простые деревянные рамы, хоть и аккуратно покрашенные белой краской, то в трех угловых проемах белели пластиковые рамы стеклопакетов, а на стене серебрился выносной кондиционер.
     "Куда же они психов подевали?" - осмотрелся Грязнов, стоя на крыльце.
     Обычно в такое время здесь, в парке, прогуливались больные, чьими руками поддерживалась здешняя красота в виде газонов, подстриженных живых изгородей, клумб, на которых до самой поздней осени не переводились цветы.
     Сумасшедший дом - это как армия: можно найти специалиста в любой области, от художника до укладчика асфальта.
     "Может, проверку какую ждут? Нет, тогда бы, наоборот, всех выпустили."
     Валерий Грязнов потянул на себя тяжелую филенчатую дверь. Та открылась абсолютно бесшумно. У самого входа за письменным столом сидел санитар в белом халате, его плечи были чуть уже, чем широченная крышка стола.
     Мрачное лицо охранника-санитара просияло, лишь только он узнал Грязнова.
     - Вас ждут.
     - Знаю, - и Валерий быстро взбежал по лестнице на второй этаж.
     В административном корпусе совсем не пахло лекарствами, воздух был чистым, словно утром на берегу реки.
     Мягкая ковровая дорожка глушила шаги.
     Грязнов остановился у двери с начищенной медной табличкой, на которой было выгравировано: "Главный врач Хазаров Марат Иванович".
     Чисто машинально - так, как это делают многие, прежде чем войти к начальству, Грязнов пригладил волосы, одернул пальто и зашел в приемную. Дверь в кабинет главного врача оказалась открытой, и Марат Иванович, грузный мужчина лет шестидесяти, с пышной седой шевелюрой, поднялся навстречу гостю из мягкого кожаного кресла.
     - А, Валерий! Заждался я тебя. Мне Катя уже сказала.
     - Здравствуйте, Марат Иванович! - Грязнов выговорил имя и отчество отчетливо. Он знал, людям всегда нравится, когда их имя произносят не скороговоркой, а внятно и с чувством.
     - Садись, Валерий, закуривай.
     Курить в своем кабинете Хазаров позволял далеко не каждому и далеко не всегда. Среди счастливцев, ради которых он делал исключение, был Грязнов и еще пара человек, от которых зависело его благополучие.
     У некурящего Марата Ивановича нашлись и сигареты.
     - Бери, это не какая-нибудь молдавская подделка, а самые настоящие американские.
     Грязнов прикинул в уме, что Хазаров достаточно давно вернулся из Штатов, куда ездил на международный симпозиум, полгода тому назад.
     "Не очень-то он щедр, - подумал Валерий, - если полгода угощает посетителей привезенным блоком сигарет."
     Дым тонкой струйкой потянулся к потолку, на Грязнова волнами накатывал свежий воздух, выбрасываемый в кабинет кондиционером.
     - Катя... Катя... - задумчиво проговорил Грязнов.
     - Что-нибудь не так? - насторожился Хазаров.
     - Не нравится она мне в последнее время.
     - Не нравится, так с другими трахайся, - коротко рассмеялся Марат Иванович, вращая в пальцах начатую пачку сигарет.
     - С кем трахаться, я найду, не проблема.
     - Конечно, были бы деньги, - вставил Хазаров. - Она что, работу свою не делает?
     - Нет, отчего же, все выполнила в лучшем виде, но без особого желания.
     - Ах, вот что тебя беспокоит! - Хазаров откинулся на спинку кресла и посмотрел в глаза Грязнову. - А тебя разве не беспокоит то, чем мы занимаемся? Тебе что, ночью кошмары не снятся?
     - Нет.
     - Ты кому-нибудь другому ври, - чуть криво улыбнулся главный врач психлечебницы, - психиатру врать нельзя, уж я-то знаю, что у тебя в черепушке творится.
     Ничего не боятся только дураки, Валера. А совесть - она даже маньяков-убийц мучит, а мы с тобой нормальные люди без комплексов.
     - Я не о нас, а о Кате говорю.
     - Что ж, женщине позволительна слабость. А я-то думаю, - Хазаров провел тыльной стороной ладони по идеально выбритой щеке, - пришла ко мне Катя, глаза покрасневшие, небось не одну ночь плакала. Ты ее понять должен, не каждый мужчина выдержит то, чем она занимается. А ты небось вместо того, чтобы утешить ее, успокоить, пугать начал? Последнее это дело - женщин пугать.
     - По-моему, она все бросить решила, - жестко сказал Грязнов.
     - Что все, - рассмеялся Хазаров, - меня, тебя или дело? Не такая она дура, чтобы не понимать, дело бросить невозможно.
     - Не нравится мне она, - вздохнул Грязнов и глубоко затянулся, ему было непонятно благодушие Хазарова.
     - Погоди, - Марат Иванович потянулся к селектору и, нажав клавишу, бросил в микрофон:
     - Катя, зайди ко мне. - Сказал он это таким нейтральным голосом, что по тону невозможно было догадаться ни о его настроении, ни о сути будущего разговора. - А ты не дергайся, сиди и поддакивай, - зло, лишь только отпустил кнопку селектора, сказал Хазаров.
     После чего он поднялся из-за стола и снял белый халат, спрятал его в шкаф. Выглядел он сейчас не как начальник, вязаный пуловер создавал иллюзию домашности, и Грязнову даже на мгновение показалось, что на ногах у Марата Ивановича не туфли, а мягкие тапочки. Чтобы избавиться от этой иллюзии, он заглянул в щель между крышкой стола и панелью. Нет, конечно же, на ногах у Хазарова были начищенные до блеска дорогие туфли.
     В кабинет вошла Катя и тут же остановилась, увидев Грязнова. Глаза ее сузились, взгляд сделался отстраненным, словно бы молодая женщина всем своим видом показывала, что не желает замечать Валерия.
     - Да, Марат Иванович, - холодно произнесла она.
     - Ну, чего ты невеселая? - Хазаров шагнул ей навстречу с распростертыми объятиями, но остановился в двух шагах от нее и, чуть присев, попытался заглянуть в лицо. - Чего ты такая невеселая, а?
     Женщина дернулась, прижалась спиной к дверному косяку и уставилась в окно.
     - Вы что-то хотели поручить мне, Марат Иванович?
     - Ну, вот уж и началось. Ты что, Катя, обиделась? Что я тебе плохого сделал?
     - Вы по работе меня вызывали? - никак не могла оттаять Катя.
     - Ладно, - вздохнул Хазаров, - не буду притворяться, я не добрый, а злой. Но не на тебя, а на него - дурака. Это он тебя обидел? - кивнул Хазаров на Грязнова.
     - Да я... - начал Валерий.
     - Замолчи! - рявкнул Марат Иванович. - Если дурак, то сиди и не дергайся! Ты что, решил, я тебе дам со своими сотрудниками отношения портить? Катя не тебе подчиняется, а мне. Если еще узнаю, что ты хотя бы грубое слово ей сказал, выброшу тебя к чертовой матери, ясно?
     Грязнов сидел и никак не мог понять, всерьез ли это говорит Хазаров или рисуется. Катя тоже недоумевала, она насупила брови и посмотрела на главного врача.
     - Я сама могу за себя постоять, Марат Иванович.
     - Нет уж, за своих сотрудников и я могу слово вставить. Ты, Грязнов, мерзавец, последний мерзавец! Тут же, при мне, извинись, потому что за тебя я извиняться не намерен.
     Грязнов посмотрел сначала на Катю, затем на Хазарова и почувствовал, как краска приливает к его лицу.
     - Я перед ней? - тихо проговорил он. - Да она...
     - Я тебе сказал заткнуться, если собираешься говорить м