ть, только один. Обычно ведь пишут два: домашний и рабочий. А тут только один, и никакого адреса.
     Странно, да?
     - Странно, странно, - проворчал Подберезский, который все никак не мог отойти после беседы в офисе. - Честно говоря, плевать я на них хотел. В гробу я видал такое расширение бизнеса. Пусть крутят в своей Йошкар-Оле без меня, а я в такие игры не играю. Свалить бы отсюда поскорее! Вернемся, шашлычки поджарим, примем по стакану, вспомним, как съездили, - животы надорвем, это я тебе гарантирую. Вот только...
     - Вот именно, - вставил Борис Иванович, - только. Мы ведь собирались с Мишкой повидаться.
     Слушай, - внезапно оживившись, сказал он, - а вдруг здесь есть какая-то связь? Помнишь, что мент сказал? Тот тип, который у Бакланова дома загнулся, помер от водки, так? И Макарьев тебе предлагал водку - похоже, ту самую, от которой мы с тобой чуть не окочурились. Может, Баклан как-то во все это влез и его за это убрали? Или попытались убрать, и он теперь прячется... А?
     - Ну, Иваныч, - сказал Подберезский, на мгновение бросив руль, чтобы развести руками, - ну ты загнул. Тебе бы детективы писать, как Александра Маринина. А еще лучше - сказки. За морями, за лесами, за высокими горами жила-была мафия...
     - Угу, - проворчал Комбат. - Давай-давай, упражняйся. В общем, ты как знаешь... У тебя бизнес, дела, проблемы, а я человек свободный. Места здесь красивые, воздух свежий, торопиться мне некуда...
     В общем, ты езжай, а я здесь еще немного побуду. Поброжу, позагораю, с людьми пообщаюсь...
     Подберезский резко свернул направо из второго ряда и остановил машину у тротуара.
     - Иваныч, - медленно сказал он, - ты на что намекаешь? Иначе говоря, ты кого козлом назвал?
     - Да никого, - с преувеличенным удивлением ответил Комбат. - Ты чего взвился? Я прямо говорю, что тебе здесь оставаться - только время зря терять, а мне все равно делать нечего, вот я и проверю, сказки я сочиняю или, наоборот, былины... Понимаешь, что бы этот мент ни говорил, сдается мне, что Баклан во что-то вляпался. Ну сам посуди: могу я его бросить?
     - А я, значит, могу, - сказал Подберезский. - Ну спасибо, Иваныч. Вылезай на хрен из машины и иди куда хочешь. Знать тебя не желаю, понял? Совсем ополоумел на старости лет...
     - Ну вот, - сказал Комбат. - Договорились...
     Да ты чего, дурак, шуток не понимаешь? Распетушился, герой.
     - Не помню, - сказал Подберезский, - говорил я тебе или нет, что у тебя странные шутки?
     - Говорил, - ответил Борис Иванович. - Много раз.
     - Приплюсуй еще один. Шутник, мать твою... Ладно, что делать будем?
     - А во-о-он, - Борис Иванович указал рукой куда-то в сторону, - телефонная будка. Сейчас позвоним твоему Макарьеву, а там поглядим, как дальше дела пойдут. Не нравится мне эта винно-водочная катавасия!
     Телефон, номер которого значился на визитной карточке Макарьева, не отвечал. Они сделали по три попытки каждый, всякий раз вслушиваясь в бесконечные длинные гудки до тех пор, пока автоматика не прерывала связь, и наконец вынуждены были сдаться.
     - Нету, - разочарованно сказал Комбат. - Бродит где-то.
     - Если это вообще его телефон, - добавил Подберезский. - Найти бы телефонную книгу... О! Поехали на узел связи!
     - А может, прямо в Куяр? - предложил Борис Иванович.
     - Твой Куяр никуда не убежит, - возразил Подберезский. - Давай, раз уж взялись, действовать по порядку. Сначала закончим с этим телефоном, а потом можно будет и в Куяр наведаться, посмотреть, что это за ООО "Заря"...
     - Правильно, - сказал Комбат. - Я им покажу русалочьи слезы!
     На городском узле связи Подберезский взял инициативу в свои руки, велев Борису Ивановичу молчать и улыбаться, а еще лучше - посидеть в машине, пока он сам утрясет все дела. Борис Иванович немного поворчал, но в конце концов вынужден был признать, что дипломатия - не его стихия.
     Он откинул спинку сиденья, принял полулежачее положение и надвинул на глаза козырек каскетки, заявив, что будет думать, "Ну-ну", - сказал Подберезский и скрылся за дверью служебного входа.
     Борис Иванович попытался собраться с мыслями, но все, что произошло с ними в Йошкар-Оле, никак не складывалось в стройную систему, разваливалось на куски и оставалось просто кучей разрозненных, никак не связанных друг с другом неприятностей. Печать на дверях квартиры Бакланова, серый "гольф", который следовал за ними по пятам, а потом улизнул и больше не появился, шитая белыми нитками история, рассказанная старшим лейтенантом Чудаковым, непонятное поведение фирмачей, ради которых Подберезский предпринял эту дальнюю поездку, страшноватые слухи об исчезновениях людей, поведанные теткой Марьяной... Это была какая-то каша, и на мгновение Борис Иванович почувствовал острое желание махнуть на все рукой и предложить Подберезскому вернуться в Москву. На то, чтобы разобраться в здешней ситуации, нужна уйма времени, да и кому это нужно - разбираться? Пусть разбираются те, кому за это деньги платят. Кто сказал, что исчезновение Бакланова как-то связано с бизнесом жуликоватого Макарьева? И вообще, люди меняются. Баклан за эти годы мог стать кем угодно - например, податься в бандиты или спиться. Ведь не зря же дома у него, по словам Чудакова, нашли целое море водки и упившегося до смерти собутыльника!
     "Водка, водка, - подумал Борис Иванович. - Как ни крути, о чем ни думай, все в конце концов упирается в эти чертовы "Русалочьи слезы". Даже если между этой отравой и исчезновением Баклана нет никакой связи, я не успокоюсь, пока не раскопаю все до конца."
     Машину качнуло, мягко хлопнула дверца. Борис Иванович открыл глаза и увидел веселого Подберезского, который устраивался на водительском сиденье, держа в зубах какой-то листок. Перехватив взгляд Комбата, Андрей залихватски подмигнул и вынул листок из зубов.
     - Порядок, Иваныч, - сказал он. - Девчата немного поупирались, но я с ними договорился. Телефончик квартирный, и прописан по этому адресу действительно Валентин Петрович Макарьев. Ну что, поедем, осмотримся?
     - Так его же дома нет! - садясь в нормальное положение, возразил Комбат.
     - Кто знает? Может, он просто трубку не берет.
     И потом, можно же поговорить с соседями, вообще понюхать, чем там пахнет...
     - Правильно, - решил Борис Иванович, - едем.
     Все равно надо что-то делать.
     Подберезский хмыкнул и включил зажигание.
     В два приема развернувшись на узкой улице, темно-синяя "тойота" с треснувшим передним бампером и помятым крылом двинулась в направлении микрорайона, в котором до недавнего времени проживал Макарьев.
     Когда джип с московскими номерами удалился метров на сто, от бровки тротуара неторопливо отъехала немолодая "пятерка" со слегка тронутыми ржавчиной крыльями, когда-то принадлежавшая пропавшему без вести Михаилу Бакланову. За рулем "Жигулей" сидел Леха-Маленький. Он был весел и оживлен, поскольку впервые в жизни принимал участие в настоящей слежке. Это будоражило, и он предвкушал, как будет рассказывать о своем приключении поддатым телкам за лучшим столиком городского кабака. Он не сомневался, что телки будут в восторге от его украшенного художественными подробностями рассказа.
     Рядом с Маленьким, от нечего делать играя барабаном старенького обшарпанного "нагана", сидел Большой. Он курил, насмешливо косясь на своего напарника, которому не сиделось от возбуждения, и время от времени поглядывал вперед, чтобы не упустить из виду синий джип.
     Большой не был любителем приключений, но был полностью согласен с Манохиным: давать спуску московским фрайерам нельзя, иначе проглотят.
     "Хрен вы нас проглотите, - подумал Большой. - Как бы вам не подавиться, козлы." Он снова повернул барабан "нагана", заставив пружину издать звонкий щелчок, и выбросил в приоткрытое окошко "Жигулей" изжеванный окурок.

***

     - Ну и как тебе это нравится? - спросил Борис Иванович.
     - Охренеть можно, - искренне признался Подберезский и, словно не веря собственным глазам, осторожно дотронулся кончиком пальца до сине-зеленой пластилиновой печати, которой была украшена массивная стальная дверь, кокетливо обтянутая искусственной кожей.
     Посреди двери поблескивал широкой выпуклой линзой стереоскопический дверной глазок, накладки двух импортных секретных замков и дверная ручка сверкали надраенной латунью. Под дверью лежал пластиковый коврик для ног, который тоже пересек не одну границу, прежде чем попасть сюда. Борис Иванович зачем-то встал на этот коврик и пошаркал по нему подошвами.
     - Кучеряво, - сказал он. - Богатая дверь.
     - Дверь как дверь, - пожал плечами Подберезский. - На зарплату такую дверь, конечно, не купишь, а так - ничего особенного. Водочный бизнес, Иваныч, доходней нефтяного.
     - Правда? - Борис Иванович покачал головой. - Надо же... А печать, гляди-ка, точь-в-точь, как у Бакланова. Даже пластилин такой же.
     - Может, так положено, - с сомнением сказал Андрей. - Чтобы единообразие. Форма серая, печати синие.
     На площадке что-то щелкнуло, и дверь квартиры напротив приоткрылась с протяжным скрипом. В образовавшуюся щель просунулось бледное морщинистое лицо, обрамленное жидкими прядями аккуратно подстриженных "под каре", тщательно расчесанных и схваченных наверху пластмассовым гребешком волос. Бесцветные старческие глаза, близоруко щурясь, придирчиво ощупали стоявших на площадке мужчин с головы до ног.
     - Ищете кого-нибудь? - осведомилась старуха.
     - Да нам бы Валентина Петровича, - разводя руками, сказал Подберезский, - а тут печать какая-то".
     Здравствуйте!
     - Нету его, - не ответив на приветствие, сказала старуха. - Нету и не будет.
     - То есть как это - не будет? - очень натурально изумился Подберезский. - Он что, надолго уехал? Мы к нему из самой Москвы ехали, а его нет... Что же нам теперь - домой возвращаться? Ведь семьсот верст!
     - Из Москвы? - Старуха слегка смягчилась и даже приоткрыла дверь еще на пару сантиметров. Теперь стало видно, что она одета в цветастый застиранный байковый халат, толстые шерстяные чулки и пляжные шлепанцы. В ее бледных глазах засветилось любопытство. ("Сенсорное голодание", - понял Подберезский, подавляя улыбку.) - Неужто правда?
     - Хотите, паспорт покажу? - предложил Андрей. - Елки-палки, обидно-то как... Неужели зря ехали?
     - А у вас что же, дело к нему? - спросила старуха.
     - Дело, - сокрушенно вздохнул Подберезский. - Важное.
     Старуха с деланным сочувствием покачала головой.
     - Пропало ваше дело, - сообщила она. - Помер он. Третьего дня помер. В морге лежит. Сказывают, водкой до смерти опился.
     - Водкой? - Подберезский многозначительно посмотрел на Комбата. Борис Иванович шевельнул бровями и промолчал. - Странно...
     - И не говори, милок, - живо подхватила старуха, которой явно хотелось поболтать. - Я тоже Гавриловне давеча говорила: странно. Не пил ведь он, совсем не пил...
     - Так может, он вовсе и не от водки помер?
     - Как же не от водки, когда Гавриловна в морге уборщицей подрабатывает. Уж ей ли не знать?
     - Уборщицей? - переспросил Подберезский. - Тогда, конечно... И что же, он прямо тут, дома, и помер?
     - Да нет! Гавриловна сказывала, к ним, в морг, значит, его "скорая" привезла откуда-то из центра.
     Санитары шибко ругались. Позвонил им кто-то - человеку, мол, плохо, - а сам-то из квартиры и сбежал.
     Испугался, верно. Квартиру открытую бросил и утек.
     Санитары говорили, будто водки на столе было видимо-невидимо.
     Усы Бориса Ивановича активно зашевелились, выдавая напряженную работу мысли. Подберезский поймал себя на странном ощущении, более всего напоминавшем охотничий азарт. Старуха почти слово в слово повторяла историю, рассказанную накануне старшим лейтенантом Чудаковым.
     - Это сколько же надо выпить, - перестав шевелить усами, самым простодушным тоном сказал Борис Иванович, - чтобы помереть! Столько же, наверное, за раз и в желудок-то не влезет!
     - Влезет, - уверила его старуха. - Гавриловна сказывала, - она вдруг заговорщицки понизила голос, - что водка вроде не настоящая была, а из спирта какого-то.., гид.., тар...
     - Гидролизного, - подсказал Подберезский. - Вот черт! А ведь я, дурак, хотел у него этой водки целую партию купить. За этим и приехал.
     - Правда? - обрадовалась старуха. Чувствовалось, что эта информация была для нее новой. "Будет чем удивить Гавриловну, - подумал Подберезский. - Ну и ладно. Страна должна знать своих героев." - Он что же, водкой торговал?
     - Вот уж не знаю, - ответил Андрей. - Знаю, что мне предлагал купить большую партию.
     - Точно, водкой, - убежденно сказала старуха. - Вот ведь аспид какой! А вроде приличный, обходительный... То-то я смотрю, что живет вроде на пенсию, а "Волгу" купил, в квартире ремонт сделал и что ни день бананы с апельсинами в сумке таскает.
     Туда ему, значит, и дорога! Гавриловна сказывала, у нас в городе от этой поддельной водки народу перемерло страсть сколько. А ее, значит, вот кто продавал... А вы ступайте, - внезапно посуровев, заявила она. - Ступайте, ступайте, нечего тут сшиваться. Понакурят, понаплюют, понагадят везде, а потом за ними убирай. Нету его, и нечего вам тут делать.
     - Да мы ничего, - сказал Подберезский. - Мы уже. До свидания.
     - Доброго здоровьичка, - неприветливо сказала старуха и с пушечным грохотом захлопнула дверь.
     Щелкнул запертый замок, и на площадке стало тихо.
     - Ну дела, - сказал Комбат, но Подберезский дернул его за рукав и махнул рукой в сторону лестницы. Борис Иванович кивнул и двинулся за ним следом. Андрей был прав: старуха наверняка подслушивала под дверью.
     Они торопливо спустились по лестнице, ступая почему-то на цыпочках, вышли в залитый солнцем двор, забрались в машину, которая превратилась в раскаленную духовку.
     - Итак, - сказал Подберезский, нажимая кнопку электрического стеклоподъемника, - что мы имеем?
     Имеем непьющего распространителя поддельной водки, который окочурился, отведав собственного товара, на квартире у Бакланова.
     - Трогай, трогай, - нетерпеливо перебил его Комбат. - На ходу поговорим. Так ведь и изжариться недолго. Да о чем тут говорить? Надо звонить этому умнику из одиннадцатого кабинета, пускай разбирается.
     - Да? - с сомнением переспросил Подберезский, выводя машину из двора.
     - Конечно. Только сначала надо съездить в Куяр и начистить рыла коллегам этого Макарьева. Потом, когда их посадят, до них уже не доберешься.
     - А ты уверен, что менты сумеют в этом разобраться? Вернее, захотят разбираться?
     - Ни в чем я не уверен, - буркнул Борис Иванович. - На перекрестке поверни налево... Да, здесь. Теперь все время прямо, а когда выедем из города - направо. Ни в чем я, Андрюха, не уверен, - повторил он. - Значит, тем более надо ехать в Куяр. Но Баклан-то каков! Это же надо было такую казнь устроить!
     Не ожидал от него, честное слово. Видно, здорово его этот Макарьев достал.
     - Думаешь, Баклан его силой напоил?
     - А ты как думаешь? Если бы ты этой отравой торговал, стал бы ты ее пить, да еще в таких количествах?
     - Может быть, он сам не знал, чем торгует? - осторожно предположил Андрей.
     - Держи карман шире! Но даже если не знал, это ничего не меняет. Он ведь, если верить этой бабке, был непьющий. Или малопьющий, что практически одно и то же. А тут вдруг взял и засосал целый литр, да еще и без закуски. Нет, чует мое сердце, что без Бакланова тут не обошлось.
     Машина проскочила микрорайон Дубки, миновала последний светофор и вырвалась на загородное шоссе.
     Подберезский прибавил газу, не обращая внимания на рытвины, испещрившие давно нуждавшийся в ремонте асфальт. Встречный ветер засвистел в открытых окнах, охлаждая разгоряченные лица, по обе стороны дороги желто-зелеными стенами встал сосновый бор.
     Небо над дорогой было блекло-синее, без единого облачка. Стрелка спидометра уверенно ползла вправо.
     Вскоре они проскочили Т-образную развилку.
     - Вон там, - сказал Комбат, кивая в сторону оставшейся позади примыкающей дороги, - раньше стояли ракетчики. Штаб дивизии, так называемая Десятая площадка. Не знаю, как сейчас, а раньше можно было прийти в кассу на автовокзале и попросить билет до "десятки". Туда автобус ходил. Вернее, не туда, а в Солнечный. Есть такой поселочек в лесу. Десятка два панельных пятиэтажек, а в них живут одни прапорщики. С семьями, конечно.
     - Кошмар, - сказал Подберезский.
     - А дорога тоже с историей, - продолжал Комбат. - Сверху-то асфальт, а под ним, не поверишь, четыре слоя бетонных плит. Болота здесь, брат, знаменитые. Построили стройбатовцы дорогу, а она возьми да и утони. Они, конечно, люди военные, у них приказ... Положили поверх одной дороги другую, а она тоже утопла. Так и строили, пока в твердый грунт не уперлись.
     - Сказки, - сказал Подберезский, - К тому же я их уже слышал. Сейчас ты скажешь, что тебе про это рассказывал генерал, который в ту пору командовал стройбатом, - Нет, - сказал Борис Иванович. - Не скажу.
     Это я в Москве мог про это говорить, а здесь-то зачем?
     Вон она, дорога. Дам тебе лопату, вот и весь разговор.
     Убедишься собственными глазами.
     - Верю, - быстро сказал Подберезский. Порой было трудно определить, шутит Борис Иванович или говорит серьезно. Андрей представил себе, как, обливаясь потом и отгоняя локтями слепней и мошек, стоит, согнувшись в три погибели, на солнцепеке и роет яму саперной лопаткой, а Комбат сидит поодаль в тенечке, грызет травинку, щурится и томно обмахивается зеленой веточкой.
     - Ты не гони, - сказал Комбат, - мы почти приехали.
     Дорога плавно повернула влево, и Подберезский притормозил, увидев впереди белый щит с названием поселка и деревянные дома окраины.
     Поселок был совсем небольшой, но они потратили почти час, расспрашивая аборигенов и пытаясь отыскать производственные помещения ООО "Заря". Аборигены все, как один, выглядели не до конца проснувшимися и только удивленно таращились, разводя руками. Подберезский попытался освежить их память с помощью денег, но быстро понял, что это ничего не даст.
     Деньги у него брали охотно, но узнать что бы то ни было так и не удалось. В конце концов они плюнули и сделали то, с чего следовало бы начать: обратились в местную администрацию.
     - "Заря"? - удивился круглый, как глобус, человечек, сидевший в захламленном кабинетике. Его обширная лысина сверкала от пота в пыльных солнечных лучах, которые беспрепятственно вливались в ничем не занавешенное окно. - Это какая же "Заря"? А!
     Так это старое овощехранилище! Нет там ничего, по-моему. Эта ваша "Заря" зарегистрирована в городе, а у нас они просто арендуют складское помещение.
     Понятия не имею, что они там держат... Это на окраине, в лесу. Можете сами съездить, убедиться, но мне кажется, вы только потеряете время.
     - А нам спешить некуда, - сказал Комбат.
     - Еще один вопрос, - сказал Подберезский. - Вы не могли бы посмотреть, кто является учредителем этого общества?
     - А вам зачем? - насторожился толстяк.
     - Надо, - сказал Подберезский и выложил на стол зеленую купюру. - Очень надо.
     Толстяк вздохнул, почесал затылок и встал из-за стола.
     Он долго копался в сейфе и стенном шкафу, вел какие-то сложные переговоры по внутреннему телефону, куда-то убегал, возвращался и снова убегал.
     За всей этой суетой ни Комбат, ни Подберезский не успели заметить, когда и каким образом исчезла лежавшая на столе банкнота. Наконец хозяин кабинета вернулся с картонной папкой, со вздохом облегчения открыл папку, пошелестел бумажками и объявил:
     - Макарьев. Валентин Петрович Макарьев, частный предприниматель из Йошкар-Олы. Еще что-нибудь вас интересует?
     - Спасибо, этого достаточно, - сказал Подберезский.
     - Какой предприимчивый пенсионер, - заметил Борис Иванович, садясь в машину.
     - Черт его знает, - откликнулся Подберезский. - На меня он такого впечатления не произвел.
     Так, мелкий прохвост, шестерка. Одно из двух: либо его использовали втемную, либо ко мне в