тонкости русского языка. Портфель стал у гардероба и японец представился:
     - Доктор Фудзимото из Осаки.
     Петраков протянул руку, они обменялись рукопожатиями.
     - Вы так хорошо говорите по-русски.
     - Но в России впервые, - улыбнулся японец таким же узким, как и его глаза, ртом.
     А затем так, словно бы это было в порядке вещей, присел на тумбочку. Он был небольшого роста, так что его ноги сантиметров на десять оторвались от пола. Подхватил портфель, поставил его на колени.
     - Извините, Аркадий Карпович, что пришел без предупреждения, но был в вашем районе и...
     - Ничего, ничего... - Аркадий Карпович говорил взволнованно, глотая слова.
     Затем опустился на стол и для большей устойчивости оперся на столешницу локтями, покрутил головой. Колючий воротник свитера не давал покоя.
     - Мне о вас сказал Василий Васильевич...
     - Да-да, я знаю.
     - Ну, тогда, - японец улыбнулся еще шире, хоть, казалось, это невозможно, раскрыл портфель, вынул из него старые научные журналы.
     Петракову даже показалось, те самые, которые он видел в машине. - Помните?
     - Да, да, взял грех на душу, опубликовал пару статеек.
     - Очень любопытные статьи. Вы все еще занимаетесь этой тематикой?
     Петракову хотелось сказать: "Да какое там, теперь я только балуюсь наукой, читаю лекции по основам вирусологии", но вместо этого чуть ли не против воли, проговорил:
     - Да, но чисто теоретически.
     - Меня привлекла ваша идея избирательного действия вируса. Вы предлагали использовать специально выведенную разновидность для борьбы с сельскохозяйственными вредителями. Никакой химии, все экологически чисто. И это в конце шестидесятых годов, когда во всем мире делалась ставка на ядохимикаты. Это же гениально просто!
     Вирус действует только на определенный вид насекомых, не затрагивая полезных. Вредители гибнут, и поле чистое.
     - Да, - растерянно проговорил Петраков и помимо своей воли глянул на приоткрытый портфель японца. Внутри он отчетливо увидел несколько пачек с долларами, будто бы гость специально показывал ему деньги.
     - Почему вы остановили исследования?
     Аркадий Карпович вспомнил о многочисленных бумагах, которые ему пришлось подписывать после завершения разработок, имевших секретный характер.
     - Дело в том, что колония вирусов, покончив с насекомыми, не исчезала и возможные последствия нельзя было предусмотреть.
     - Да, я понимаю, сложности... Но исследованиям можно было бы придать несколько другое направление, - и японец пристально посмотрел на Петракова.
     "А ведь знает, что разработка предназначалась не для букашек, а для людей, гад, - подумал тот, - все доподлинно знает! А про насекомых говорит только для отвода глаз".
     - Да вы не волнуйтесь, Аркадий Карпович, - японец полез в портфель и вытащил из него прозрачную папку с бумагами, подал их хозяину квартиры. - Я не частное лицо и не шпион, представляю здесь российско-японский университет.
     У Аркадия Карповича рябило в глазах. Он мог разобрать без очков только прописные буквы. Да, доктор Фудзимото являлся представителем российско-японского университета, созданного около года тому назад. Правда, чем занимается этот университет из бумаг понять было сложно, одни общие фразы.
     Даже прищурившись, Аркадий Карпович, сумев-таки прочесть компьютерный текст, не понял задач учебно-исследовательского заведения. Зато он обратил внимание на несколько известных фамилий людей, занимавших высокие посты в Совете безопасности, в правительстве, в российской академии наук, числившихся среди учредителей с российской стороны.
     - В свое время мои коллеги разрабатывали похожую тему, но и у нас исследования прикрыли.
     - Как вы сказали?
     - Да-да, прикрыли, - японец смаковал чисто русское жаргонное слово.
     - Я не могу распоряжаться результатами разработок, да и документов у меня никаких нет, - начал было Петраков.
     - Да-да, я в курсе, что исследования финансировались военным ведомством и результаты засекречены, но со временем гриф "секретно" утрачивает свою силу. К тому же, согласитесь, какой может быть вред, если речь идет о борьбе с сельскохозяйственными вредителями?
     "Ну вот, снова начинается", - подумал Аркадий Карпович.
     Но он знал, болезненный момент придется пережить, принять его, как данность.
     - У меня есть разрешение на то, чтобы предложить вам сотрудничество. Документ в этой папке, в двух экземплярах, один мне, другой вам.
     Петраков разложил на столе бумаги и тут же взглядом выхватил две, абсолютно одинаковые.
     - Ученого вашего класса, - словно сквозь туман доносилось до Петракова, - трудно найти в мире. Глубокое знание проблемы.
     Буквы расплывались, голова кружилась.
     - Что?
     - Вы согласны немного поработать над прежней тематикой?
     - Но документы, результаты исследований...
     - Мы не покушаемся на то, что сделано вами раньше. Нам нужны ваши знания, умения. Вы согласны сотрудничать?
     - Все это так неожиданно...
     Японец поправил на коленях портфель.
     - Так много советских ученых осталось без лабораторий, без возможности работать. Наш университет готов предоставить работу многим талантливым ученым.
     - Но у меня даже нет нужной литературы...
     - Мы доставим все, что вам потребуется для работы. Я думаю, люди, основавшие российско-японский университет, сумеют договориться с вашим руководством, чтобы после окончания исследований вы вернулись к преподавательской работе.
     И тут Петраков понял, даже не сказав "да", он дал согласие, ведь теперь он обсуждал с японцем уже последствия сотрудничества. И понял, допустил ошибку. Сперва следует договориться о деньгах, об условиях работы, нельзя продавать себя дешево.
     - Где конкретно вы предлагаете мне поработать?
     - Здесь, в России, хотя и не в Москве, - уклончиво ответил японец.
     - Где именно?
     - Если бы под руками нашлась карта, я показал бы вам. Это Прибайкалье. В распоряжение университета передана биологическая станция, законсервированная пять лет тому назад. Оборудование мы поставим из Японии, реактивы, расходные материалы - тоже. Вам придется покинуть столицу на полгода, зато потом... - и японец замолчал, хитро улыбаясь, похлопывая ладошкой по портфелю.
     А у Петракова язык не поворачивался спросить о деньгах, хотя именно они, их количество, интересовали его больше всего.
     - Как вы понимаете, оплата будет зависеть от того, насколько успешно сложится ваша деятельность, но кое-что я мог бы предложить вам лишь за одно слово "да", - японец запустил руку в портфель и ловко, одним движением вынул из нее две пачки стодолларовых купюр. - Двадцать тысяч.
     Пачки легли на край стола, ровно посередине между гостем и хозяином. И хоть Петраков понимал, что если бы все было чисто, то с ним бы ни в коем случае не расплачивались наличными, подвинул деньги к себе.
     - Столько же вам передадут перед отъездом.
     И если мы получим необходимые результаты, шестьдесят тысяч составят окончательный расчет. Сто тысяч - это не так и много, но большими финансами мы не располагаем. Решайте.
     "Даже если кроме сорока тысяч я не получу ни копейки, - подумал Петраков, - этого мне хватит".
     - Двести тысяч, - сказал он.
     Японец пожал плечами:
     - К сожалению, финансовые вопросы обсуждать со мной бесполезно. Мне довели сумму в сто тысяч долларов и эта сумма окончательная, - он качнул носками ботинок, коснулся ими пола, будто бы собирался подняться и уйти. С его лица исчезла улыбка. - К тому же, у меня было предписание начинать с пятидесяти тысяч.
     - Сто пятьдесят, - дрогнувшим голосом произнес Петраков и подумал, можно ли назвать сто пятьдесят тысяч суммой с пятью нулями, ведь нулей то четыре.
     И внезапно услышал в ответ:
     - Хорошо. Сто пятьдесят. Утрясти повышение гонорара я беру на себя. Вы согласны, Аркадий Карпович?
     - Когда мы подпишем договор? Когда нужно приступать к работе? От кого я получу точное задание? - начал засыпать вопросами доктора Фудзимото Петраков.
     - В самое ближайшее время. Вы же никуда не собираетесь уезжать из города?
     - Нет.
     - Ну, вот и отлично. Вы обещаете нам сотрудничество, я обещаю вам вознаграждение. Я обязательно отыщу вас в ближайшие дни, - японец поднялся и протянул руку. - Всего хорошего, Аркадий Карпович, рад был с вами познакомиться лично, - и, не дожидаясь ответных любезностей, японец вышел в гостиную.
     В доме стояла непривычная тишина. Дети сидели в углу дивана, настороженно поглядывая на гостя, в кухне не звенела посуда, из комнаты дочери не доносилось звуков музыки.
     - Хорошие ребята, - усмехнулся японец, глядя на внуков Петракова.
     - Я проведу вас.
     Доктор Фудзимото взглядом указал на пачки долларов, лежавшие на столе в кабинете, как бы намекая Петракову, мол, пока их никто не видел, лучше убрать.
     Когда Аркадий Карпович бросил деньги в ящик письменного стола и закрыл его на ключ, щелкнул замок входной двери. Гость ушел.
     А жена и дочь бросились с расспросами к Аркадию Карповичу:
     - Кто это? Что предлагал?
     - Пока еще ничего определенного, - отнекивался Петраков, - но, возможно, мне предложат работу в новом российско-японском университете.
     - И платить, наверное, хорошо будут? - дочь с уважением смотрела на отца. Такое в последние годы случалось не часто.
     Петракову хотелось достать из ящика деньги и небрежно бросить их на стол, мол, посмотрите, меня ценят, я кое-что могу. И это только начало.
     Но вместо этого он пожал плечами:
     - Не знаю, видно будет.
     И тут взгляд жены упал на дверь гардероба, чуть приоткрытую. Она конечно же не могла рассмотреть что там в темноте, но, наверное, чувствовала по волнению мужа. Сделала шаг.
     Аркадий Карпович, заступил ей дорогу, чуть приподнял руку, останавливая. Женщины обычно ревниво относятся к тому, если мужья начинают сами покупать себе одежду, будто делают это не столько для своих жен, сколько для других женщин. Не являлась исключением и жена Петракова.
     - Аркаша...
     - Сколько раз я просил тебя не называть меня Аркашей! У меня есть имя.
     - Аркадий, - тут же исправилась женщина, но это не изменило ситуацию.
     Петраков, как вкопанный, стоял на ее дороге, не подпуская к гардеробу, будто от этого зависели его жизнь или смерть. И жена отступила, зная наперед, что стань она настаивать, все кончится скандалом.
     - Это так необычно, - понизила она голос, - раньше к тебе такие гости не ходили.
     - Я ученый с... - он хотел добавить "с мировым именем", но благоразумие взяло верх, - с определенными дарованиями и нет ничего странного в том, что за рубежом интересуются моими разработками.
     - Папа...
     - Отец знает, что делает.
     Дочь покосилась на отца. Она старалась припомнить, когда в последний раз он ходил в лабораторию, проводил исследования. Кое-что смутное она припоминала со времен детства. Его исследовательская работа закончилась, когда ей было лет тринадцать-четырнадцать.
     Петракову буквально пришлось выталкивать из кабинета родственников, потому что в приоткрытую дверь просовывали головы внуки.
     - Все. Просто человек зашел поинтересоваться как я живу и предложил мне работу. Возможно, я соглашусь. Оставьте меня одного, - он навалился плечом на дверь и тут же задвинул ригель защелки. - Уф! - выдохнул и осмотрелся.
     Теперь собственный кабинет казался ему несколько чужим. Не всегда хватало средств оборудовать его в соответствии с собственным вкусом.
     В мыслях Петраков уже находился далеко от своего дома.
     "Как же давно это было? - думал он. - Прибайкалье, опытная станция, лаборатории, полигоны... А теперь все вернется? Конечно, кроме молодости. Боже мой, какие у меня были лаборантки!
     Я менял их, как хотел. Надоедала одна, брал другую. И хоть начальство понимало зачем я это делаю, всегда шло навстречу, кроме, конечно, академика Богуславского. Но он, хоть и голова, но должен был подчиняться людям в погонах.
     А с ними я находил общий язык куда быстрее, чем академик. Чемодан..." - лихорадочно подумал Петраков, будто бы ехать ему нужно было с самого утра завтра.
     Он пододвинул единственный стул к гардеробу и с антресолей достал добротный кожаный чемодан, купленный им пятнадцать лет тому назад. Он не любил новомодных вещей, а этот чемодан был выполнен в классическом стиле.
     Он мог быть изготовлен и пятьдесят лет тому назад и через десять лет, в будущем. Металлическая окантовка, хорошо выделанная кожа.
     С трепетом Аркадий Карпович приподнял крышку и взял в руки те немногочисленные рабочие записи, которые ему удалось прибрать к рукам, вынести из лаборатории. Кое-какие записи он делал дома поздно вечером, приезжая из Черноголовки на служебной машине, словно бы знал наперед - записи, которые не в силах удержать даже самая цепкая память, еще пригодятся, сослужат ему хорошую службу. Многого, конечно, недоставало.
     "Какого черта, все-таки, им от меня надо? Может, поговорят, да и откажутся от бредовой идеи?
     Ну, нет, деньги просто так не дают, им подавай реальный результат", - решил Петраков.
     Он пытался убедить себя, что двадцать тысяч долларов - это куда больше, чем подписанные, скрепленные печатями договора. Он обманывал себя, понимая, что от него тщедушному японцу может потребоваться только одно - вирус, выведенный в конце шестидесятых годов, способный поражать лишь белых людей и не наносить вреда представителям желтой расы. Это было очевидно, стоило только взглянуть на него и на японца со стороны. Но Аркадий Карпович боялся думать об этом. Да и чего, собственно, думать, если российско-японский университет создан под патронажем Совета безопасности, в число его учредителей входят государственные чиновники.
     "Что, они хуже меня понимают ради чего все это затевается? Не я, а они поставлены блюсти государственные тайны. К тому же, я наверняка не первая фигура в этой игре. Они станут грести деньги, а я останусь в стороне?"
     Перед глазами Аркадия Карповича стояла типичная для ученого проблема. И не он первый должен был дать ответ на сложный вопрос: имеет ли право ученый передавать плоды своих разработок в руки людей ненадежных, возможно, даже врагов? Но Петраков изменил формулировку вопроса, как делали до этого его предшественники: если не я, то кто-то другой.
     - Кто? - тут же спросил он себя.
     Он знал лишь двух людей в мире, способных в короткое время воспроизвести результаты давних исследований - он и академик Богуславский. И тут ему сделалось не по себе. Петраков сообразил:
     "Да, именно двое, а не кто-то один из двоих"
     Сам он являлся хорошим исполнителем, мог продуктивно развивать чужие идеи. А Богуславский со своей несобранностью, со склонностью к философствованию и морализаторству мог лишь генерировать идеи, и был абсолютно не приспособлен к администрированию.
     "Даже лаборанток не мог запретить мне менять!" - мстительно подумал Аркадий Карпович и усмехнулся, вынув из чемодана последнюю пачку исписанных мелким почерком дневников.
     Бумага местами пожелтела, края страниц выкрошились. Теперь Петракову было немного смешно смотреть на записи, сделанные от руки.
     В последние годы он почти не пользовался ручкой, записи вел на компьютере в университете, и когда приходилось подписывать документы долго хлопал себя по карманам, а потом, извиняясь, просил у человека, принесшего документы на подпись:
     - Ручки у вас не найдется?
     Сколько раз он обещал себе, что купит дешевую шариковую ручку именно для подписей и всегда будет носить ее с собой, потому что чернила в его вечном пере быстрее высыхали, чем кончались. А каждый раз промывать ручку теплой водой не хватало терпения. Да и жена потом ругалась.
     - Бо-гу-слав-ский, - по слогам проговорил Петраков.
     "Наверняка они наведаются и к нему. Но это бесполезно, человек, так рьяно ударившийся в религию на закате жизни, уже не свернет с выбранного пути. У него в голове не таблицы и не константы, а псалмы и стихи из святого писания.
     Предупредить его, что ли?"
     Но он даже не мог себе представить как наберет сейчас телефонный номер, что скажет Богуславскому, ведь они не общались столько лет.
     "Предупредить, чтобы не соглашался? Но сам-то я уже согласился. Попытаться уговорить сотрудничать? Но Богуславский упрям. Эх, небось, у него тоже сохранились записи. Он-то имел больше возможностей работать с материалами, ему даже позволяли кое-что брать домой... Лишь бы он не надумал сжечь записи в печке! Хотя какая к черту печка в московской квартире?"
     Петраков ощущал себя так, словно собрался в отпуск. Сидел на полу возле вороха одежды, перебирал, что может ему понадобиться в Прибайкалье. Отбор производил тщательно. Первыми в чемодан попали такие необходимые вещи, как катушка ниток с иголками, ножнички, электробритва, авторучка, которой давно не пользовался, завернутая в пару полиэтиленовых пакетов бутылочка с чернилами, закрученные в бумагу и перевязанные липкой лентой дневники с рабочими записями, аптечка с набором таблеток на все случаи жизни. Все это аккуратно перекладывалось свитерами, рубашками.
     К позднему вечеру Петраков не мог бы вспомнить ни одной вещи, которую он забыл. Чемодан наполнился точно до краев, крышка закрылась.
     Аркадий Карпович стянул ремни и попытался поднять его на антресоль, но сил не хватало. Тогда он поставил чемодан под письменный стол - так, чтобы его не было видно из двери, и радостный, спокойный вышел в гостиную, не забыв запереть за собой дверь на ключ.
     Дочь, сидевшая в кресле, занервничала, не зная куда деть газету, в которой она просматривала объявления о продаже и купле квартир.
     Она занималась этим чуть ли не каждый вечер в тайне от отца. Сперва просматривала колонки, в которых значились квартиры, расположенные в центре, в домах сталинской застройки, трехкомнатные. Цифры поражали ее. Их квартира наверняка стоила не меньше. Продав ее, можно было бы купить две приличные квартиры такой же площади в уже обжитых районах возле станций метро. Какая, в сущности, разница что у тебя видно из окна - Кремлевские звезды или полоска леса на горизонте, если подземка может доставить тебя к центру города минут за двадцать-двадцать пять? Всего лишь минут по пятнадцать терять каждый день, но зато чувствовать себя независимо.
     Она хотела вместе с газетой уйти в комнату, но отец попросил:
     - Дай-ка я посмотрю.
     - Я вот думала велосипеды ребятам купить, - соврала женщина, зная нелюбовь отца к разговорам о размене.
     - У них же есть.
     - Растут, нужно купить взрослые - раскладные, такие, чтобы на вырост сгодились. У них все: и руль и сиденье регулируются.
     По взгляду Петракова дочь поняла, тот ей не верит, прекрасно знает зачем она просматривала газету. Он взял рекламное издание в руки и даже не стал скрывать что именно он ищет. Теперь казавшаяся ранее недосягаемой покупка квартиры для дочери представлялась ему доступной.
     - Аркадий, ужин готов, - позвала из кухни жена.
     - Давай накроем сегодня в гостиной, - торжественно произнес Аркадий Карпович.
     - С чего это вдруг?
     - Раньше мы всегда ужинали в гостиной, а потом как-то незаметно перебрались на кухню, - рассмеялся Петраков.
     - Как хочешь...
     К ужину Аркадий Карпович вышел в новом костюме, при галстуке, в белоснежной рубашке.
     В руке он держал припрятанную на торжественный случай бутылку коньяка. И сколько от него не добивались - по какому поводу праздник, он упорно отмалчивался, многозначительно хмыкал, боясь лишь одного - чтобы так хорошо начавшееся дело не провалилось.

***

     А тем временем в "святой земле" Прибайкалья, в деревне для избранных, дела шли своим чередом. Учитель после утренней молитвы собрал совещание. Поскольку посторонних не было, он мог позволить себе говорить не витиевато, а простым, понятным языком:
     - Как идут дела на постройке храма? - Учитель покосился на забранное жалюзи окно, сквозь планки виднелся бетоносмеситель - тяжелый КамАЗ, примостившийся у здания.
     - По график