ру двери.
   В одних местах язычок  пламени  отклонялся  чуть  заметно,  в  других
продолжал ровно гореть. И вот, наконец, возле  дверной  петли  он  резко
качнулся к щели, его буквально втянуло туда.
   - Есть дырка, нашел! - улыбнулся водитель, сунул зажигалку в карман и
взял в руки шланг, ведущий от баллона.
   Тонкая резиновая трубка,  сжатая  пальцем,  легко  исчезла  в  двери.
Мужчина немного подтолкнул ее и  взялся  за  ручку  насоса.  Раз  десять
качнул поршень,  а  затем  приоткрыл  вентиль.  Жидкость  под  давлением
устремилась в трубку, и раздалось тихое, еле различимое журчание.  Резко
запахло бензином.
   - Под ноги смотри, - прошептал водитель, - бензин должен туда,  а  не
сюда литься.
   - Дверь вовнутрь открывается, -  спокойно  проговорил  хозяин  мокрой
шляпы, - значит, через порог бензин к нам и не польется.
   - Качай, качай, - водитель передал баллон напарнику.
   Тот, особо не усердствуя, делал редкие качки, поглядывая  на  уровень
жидкости.
   - Хватит, - наконец бросил он, когда на дне оставалось бензина на два
пальца, и, перекрыв вентиль, смотал трубку.
   Водитель подхватил агрегат и успел шепнуть напарнику:
   - Жду в машине, не задерживайся.
   - У меня такого желания и не возникнет.
   Мужчина в плаще оказался один в  подвале.  Дверь  наверху  оставалась
открытой, и сквозь нее было видно ночное небо, подернутое грязной дымкой
облаков. Зажигалка вспыхнула маленьким язычком пламени. Мужчина повернул
регулятор до отказа, и теперь огонь казался пальцем, вскинутым  над  его
кулаком.
   Поток воздуха, врывающийся в щель между дверной  коробкой  и  дверным
полотном, подхватил огонек,  потащил  его  за  собой.  Пламя,  повинуясь
движению   воздуха,   повторило   изгибы   металлического   профиля    и
соприкоснулось с влажной от бензина поверхностью.
   Пары  вспыхнули  мгновенно,  голубой  огонь  заскользил  по  ручейку,
который пролег от двери до самой  барной  стойки.  Полыхнули  внутренняя
обивка двери, деревянная обшивка стойки.
   Поджигатель, прыгая через ступеньки, бежал вверх. Лишь оказавшись  на
улице, он перевел дыхание и тут же вновь побежал.  Его  ждала  машина  с
включенным двигателем.
   - Занялось? - спросил шофер, сдавая назад.
   - Не то слово, гудит, как в печке крематория! - отвечал  поджигатель,
протягивая озябшие руки к пластмассовой решеточке  автомобильной  печки,
из-под которой лился спасительный теплый воздух.
   Когда машина задним ходом выехала на улицу, уже  и  водитель  заметил
отблески огня в распахнутой двери подъезда.
   - Все-таки на пол немного пролили, - покривился он, -  и  от  ботинок
твоих бензином воняет. Так что приоткрой окошко.
   Шофер закурил, жадно затягиваясь:
   - Не люблю я этих дел. Понимаю, что иначе нельзя, но...
   - Что - "но"? - спросил его сосед. Шофер пожал плечами:
   - Осадок неприятный остается.
   - Я думал, тебе за ужином еда в горло не лезет, как только вспомнишь,
на какие деньги продукты покупал.
   - Нет, с этим у меня все в порядке. Часа два помучишься...
   - Вернее, сам себя помучишь, - вставил пассажир.
   - Это точно. Обычно дня три-четыре пройдет, и снова начинает в голове
прошлое отматываться. Я тогда в церковь захожу и  свечку  ставлю,  самую
толстую, какая только в киоске найдется. И веришь, потом ни одной дурной
мысли в голове, словно кто-то мне грехи отпустил.
   - Такие грехи Бог не отпускает.
   - Это ты зря, Бог всякие  грехи  отпускает.  Главное,  если  искренне
раскаиваешься.
   Микроавтобус уже выехал на шоссе  Энтузиастов  и  мчался  вперед,  не
останавливаясь. Светофоры на перекрестках мигали желтым.
   - У тебя по-другому, что ли? - поинтересовался водитель.
   - Я приучил себя не думать. Сделал и забыл.
   - Так не бывает, - улыбнулся шофер, - когда-нибудь, да вспомнишь.
   - Честно, научился, натренировался. Я  не  сами  события  забываю,  а
помню их так, будто они не  со  мной  произошли,  будто  бы  я  за  всем
откуда-то со стороны наблюдал.
   - Вот и теперь забудь, - рассудительно предложил  водитель,  выпуская
дым тонкой струйкой в сторону соседа.
   Подберезский  просыпался  медленно.  Он  чувствовал,  что  становится
невыносимо жарко, тело его покрылось горячим потом. Он открыл  глаза.  В
комнате было абсолютно темно. Слышались странные  звуки,  словно  что-то
булькало,  гудело  за  дверью  в  помещении  тира.  Такой  звук   издает
кипятильник, опущенный в стакан с водой, прежде чем та закипит.
   Людмила еще спала, но ее тело сделалось влажным  от  пота.  На  ощупь
Подберезский нашел выключатель, щелкнул  клавишей,  но  свет  так  и  не
зажегся.
   "Что за черт? - подумал Андрей, и первая мысль о том, что шум  связан
с вентилятором, отпала. - Раз света нет, значит, тот не работает".
   В темноте Андрей даже забыл о том, что раздет, подошел к двери и лишь
прикоснулся к круглой металлической ручке, как отдернул пальцы. Та  была
раскалена, словно ее минут пять грели паяльной лампой.
   - Андрей, что такое? - послышалось из темноты.  -  Здесь  так  жарко,
выключи вентилятор! У меня просто голова раскалывается.
   И тут за дверью послышались хлопок и стеклянный звон. Это  взорвалась
бутылка с джином, стоящая  под  стойкой  бара.  Обжигая  пальцы,  Андрей
повернул круглую металлическую ручку,  и  дверь  тут  же  сама  с  шумом
распахнулась.
   Огонь вспыхнул с новой силой.  В  тире  уже  выгорела  большая  часть
кислорода, и относительно  свежий  воздух  из  кабинета  вызвал  вспышку
горения.
   Людмила завизжала, когда  увидела,  как  языки  пламени  рванулись  в
комнату, как вспыхнули волосы на голове Подберезского.
   - Андрей!
   Она начала задыхаться. Прежняя жара не шла ни  в  какое  сравнение  с
тем, что творилось теперь. Раскаленный воздух ворвался  в  кабинет.  Уже
дымилось ковровое покрытие, дьявольские отблески плясали по потолку,  по
оклеенным белыми обоями стенам.
   Пожар в тире бушевал вовсю, рассыпались на черные  лохмотья,  падали,
носились в воздухе, подхваченные огненным смерчем куски формы, в которую
были одеты манекены. Пластмасса плавилась, булькала.  От  барной  стойки
остался лишь металлический остов. Одна за другой  взрывались  бутылки  с
крепким спиртным, и огненные шары взвивались в воздух.
   Подберезскому не раз приходилось попадать в ситуации,  когда  решение
надо принимать немедленно, когда не  правильный  выбор  стоил  жизни.  К
парадному выходу было не пробиться, тот находился в дальнем конце  тира,
и сквозь огонь и дым невозможно было рассмотреть дверь. Оставалась  лишь
металлическая дверь, ведущая  из  подвала  в  подъезд.  Ее  от  кабинета
отделяло пятнадцать метров бушующего, ревущего пламени. Но и  оставаться
здесь означало погибнуть.
   Вентиляцию включить невозможно, сгорела проводка, да и приток свежего
кислорода только раззадорит пожар. Человек, рискующий  жизнью,  часто  в
мыслях представляет себе то, как сможет  погибнуть.  Но  никогда  Андрей
Подберезский не думал, что ему может быть уготована смерть в заполненном
огнем подвале, в его собственном тире.
   Он даже не раздумывал.  Правильное  решение,  единственно  возможное,
пришло к нему само.
   - Закрой дверь! - кричала Людмила. - Закрой! , -  Уходим!  -  крикнул
Подберезский девушке так, словно он был не с ней, а  являлся  командиром
отделения.
   - Куда?
   - В огонь!
   - Мы должны переждать здесь, вызовут же пожарных!
   Андрей не стал напоминать Людмиле  о  том,  что  металлическая  дверь
заперта изнутри на засов, да и огня снаружи никто не увидит, горит  лишь
подвал.
   В том, что это поджог, он уже не сомневался.
   - Бежим! - крикнул он Людмиле.
   Путаясь в  штанинах,  он  натягивал  брюки  на  голое  тело.  Девушку
парализовал страх. Да если бы она и попыталась одеться, трясущиеся  руки
свели бы все ее усилия на нет. Андрей схватил со столика кофеварку,  где
в колбе плескался давно остывший кофе, и вылил его на простыню.
   Людмила смотрела на него ничего  не  понимающими  глазами,  когда  он
кутал ее в одеяло, а сверху обматывал смоченной  в  кофе  простыней.  Ей
казалось, что Подберезский сошел с ума,  особенно  после  того,  как  он
поцеловал ее в губы и опустил на лицо край одеяла.
   Девушка почувствовала, как ее подхватывают сильные мужские руки.
   Андрей, глубоко вздохнув воздухом, уже почти непригодным  для  жизни,
рванулся в огонь. Он уже не думал о себе,  вернее,  думал  лишь  о  том,
чтобы не потерять сознание раньше,  чем  вынесет  Людмилу  из  пылающего
подвала. Он чувствовал, как потрескивают, горят на  голове  волосы,  как
исчезают в раскаленном воздухе, рассыпаясь в пепел, ресницы,  брови,  но
добрался-таки до железной двери.
   Он вцепился в раскаленный металлический засов и не  чувствовал  боли.
От  жары  засов  заклинило.  Продолжая   держать   Людмилу   на   руках,
Подберезский ударил босой ногой по засову, и тот отскочил.
   Дверь  приоткрылась  ровно  настолько,  чтобы  в   нее   можно   было
протиснуться. Он шел по ступенькам к светлевшему над ним дверному проему
- так, как если бы  взбирался  последние  метры  на  горную  вершину,  с
которой можно увидеть полмира, и бережно прижимал укутанную в  дымящуюся
простыню девушку.
   Он не видел, что на ступенях остались обугленные лохмотья  его  кожи,
что ступни кровоточат, а кожа на спине почернела и  растрескалась.  Лишь
на груди, где он прижимал к себе Людмилу, кожа  оставалась  почти  такой
же, как и прежде.
   Он стоял секунд десять под моросящим дождем, глядя перед собой ничего
не видящими глазами, и думал лишь об одном:
   "Я сумел ее спасти!  -  взгляд  Андрея  Подбе-резского  зацепился  за
пылающее желтым электрическим светом окно  на  верхнем  этаже  соседнего
дома. Он смотрел на него, не мигая, абсолютно  не  ощущая  ни  боли,  ни
тяжести. - Я успел спасти ее!" - еще раз подумал Подберезский.
   И тут свет в окне погас, исчезла единственная нить,  связывающая  его
сознание с реальным миром. Он рухнул, будто у  него  из-под  ног  выбили
опору, упал спиной в неглубокую лужу и  замер,  продолжая  смотреть  уже
ничего не видящими глазами в грязное ночное небо.
   От этого падения Людмила,  потерявшая  сознание,  пришла  в  себя.  С
трудом выбралась из  укутывавших  ее  полотнищ  и  осмотрелась  безумным
взглядом. Андрея Подберезского можно было узнать  лишь  с  трудом,  лишь
зная, что это он нес ее на руках из пылающего  подвала.  Девушка  издала
беззвучный крик, опустилась перед мужчиной на корточки и поднесла ладонь
к его обгоревшему лицу. Но так и не решилась дотронуться.
   Огонь тем временем уже растекался по стенам, ведущим на лестницу, его
отблески вовсю плясали по двору. Мужчина в  доме  напротив,  тот  самый,
который погасил свет на кухне, всматривался в  то,  что  происходило  на
улице, прильнув лбом  к  холодному  стеклу.  Сперва  он  не  понял,  что
произошло,  увидев  распростертого  в   луже   полуодетого   мужчину   и
обнаженную, сидевшую подле него на корточках девушку.
   В полумраке он не мог разглядеть дымящуюся простыню, но затем  увидел
языки пламени и понял, что произошло. Он и вызвал пожарных, сам  выбежал
во двор, держа в руках старый плащ. Накинул его  на  плечи  Людмиле.  Та
даже не обернулась.
   Ее ладонь то приближалась к обгоревшей щеке Андрея, то отдалялась.
   - С вами все в порядке? -  тронул  ее  за  плечо  мужчина,  вызвавший
пожарных. Вот тогда Людмила и обернулась.
   - А вы как думаете? -  спросила  она.  Андрей  лежал  в  луже,  дышал
неровно, сбивчиво.
   - Помогите ему подняться, - произнесла девушка.
   - Сейчас приедут врачи, его лучше не трогать.
   - Вода... - Людмила опустила ладонь в мелкую лужу и провела  пальцами
по дну. - Холодная... Странно, почему здесь такая чистая вода?
   Пожарные машины приехали без сирен, лишь со включенными мигалками.
   Улицы и так были пусты.
   - Вот же, черт! - только и произнес врач, глянув на Подберезского.
   С первого же взгляда было понятно, что  пострадавшего  надо  везти  в
реанимацию.
   Подберезского уложили на носилки так  быстро,  что  Людмила  даже  не
успела спросить, куда его увозят. Она  опомнилась,  лишь  когда  увидела
синие огни мигалки "Скорой помощи", уезжавшей со двора.
   Пожарные раскручивали рукава,  открывали  люк  во  дворе  с  пожарным
гидрантом. Огонь сдался довольно быстро. Все, что могло сгореть в  тире,
сгорело, остались лишь кирпичные  стены  да  бетонные  перекрытия.  Двор
наполнился испуганными жильцами. Люди выскакивали из квартир,  надев  на
себя самую дорогую верхнюю одежду - шубы не по сезону, дубленки,  из-под
которых виднелись пижамы и домашние тапочки.
   Жилец первого этажа,  стоявший  на  мокром  асфальте  в  пижаме  и  с
портфелем в руках,  куда  успел  сложить  документы  и  деньги,  пытался
втолковать пожарникам свою версию событий:
   - Мы сразу против были, чтобы в нашем  подвале  тир  открыли.  Все  в
подъезде против, вы у кого ни спросите! Это ж ясно сразу,  кто  стрелять
туда приезжает - убийцы да бандиты. Вот, небось,  разборки  и  начались.
Подожгли его!
   Приехала и милиция. Людмила была не  в  состоянии  что-нибудь  толком
объяснять, а словоохотливый мужик в пижаме с портфелем  уже  общался  со
следователем.
   - Подожгли его, точно подожгли!
   - Вы кого-нибудь видели?
   - Нет, спал. Что я, дурак ночью у окна стоять? А если бы и  не  спал,
наблюдать бы не стал. Или вам не известно, что свидетелей убирают?
   Следователь  еще  продолжал  расспрашивать  жильца   дома,   но   уже
почувствовал неладное. Во двор въехала черная "волга" с военным номером.
Из нее выбрался небольшого роста лысый мужчина в штатском.
   Многие сотрудники ГРУ признали бы  в  нем  полковника  Бахрушина,  но
милицейский следователь не имел счастья знать полковника  в  лицо,  зато
сразу почувствовал, что птица перед ним  важная,  и  лучше  всего  права
перед ним не качать.
   Бахрушин сдержанно поприветствовал следователя, понимая,  что  прибыл
на пять минут позже него и тот практически знает столько же,  сколько  и
он сам.
   Затем показал удостоверение. Делал он это не так, как большинство его
коллег, а подержал его достаточно долго, давая прочесть и  должность,  и
звание, и фамилию.
   - Извините, но у нас тут свой интерес.
   - Следствие у нас заберут?  -  напрямую  поинтересовался  милицейский
следователь.
   - Еще не знаю,  -  задумчиво  ответил  Бахрушин.  -  Сам  я,  как  вы
понимаете, следствие проводить не буду,  но  парня,  который  пострадал,
знаю лично. Мне сказали, что с ним была девушка,  которую  он  вынес  из
огня? Куда ее увезли.
   - Еще не знаю.
   Зато жилец первого этажа, казалось, знает все:
   - Никуда ее не увозили. Наших врачей не знаете? Если  ходить  можешь,
они и пальцем не пошевелят. Вон сидит, - и он пальцем указал на дворовый
скверик.
   - Простите, я на время вас оставлю, - Бахрушин размашисто  зашагал  к
девушке.
   Людмила сидела, закутавшись в плащ. Она поджала под себя босые  ноги,
из  длинных  рукавов  плаща  торчали  лишь  кончики   пальцев   с   ярко
накрашенными ногтями.
   То, что девушка не до конца отправилась от  шока,  Бахрушин  понял  с
первого взгляда. Он знал, как надо поступать  в  таких  случаях.  Нельзя
расспрашивать человека о случившемся, следует  занять  его  каким-нибудь
привычным делом, отработанным до автоматизма, вот оно-то и вернет его  к
реальности.
   Он присел на скамейку рядом с Людмилой и грустно улыбнулся  ей.  Губы
девушки дрогнули, и она сильнее  закуталась  в  плащ.  От  Бахрушина  не
укрылось то, как она впилась ногтями себе в руку, не произнеся ни слова.
   Леонид Васильевич достал пачку сигарет и, открыв ее, предложил:
   - Закуривайте, Людмила.
   Бахрушин хоть и предлагал, но в то же время в голосе его чувствовался
приказ. Девушка неуверенно потянулась к сигарете, пачкая пальцы и фильтр
в смазанной помаде, взяла ее в  губы.  Щелкнула  газовая  катализаторная
зажигалка, и почти невидимый синий венчик огня поджег сигарету.
   - И я с вами, Людмила, за компанию,  -  Бахрушин  затянулся  и  почти
весело посмотрел на Людмилу. Взгляд девушки сделался более осмысленным.
   Они курили, не разговаривая.
   - У вас уже фильтр горит.
   Людмила посмотрела на зажатую в пальцах сигарету. Огонек добрался  до
коричневой бумаги фильтра. Бахрушин аккуратно взял его двумя пальцами и,
затушив об асфальт, бросил в кусты.
   - Что произошло? - поинтересовался он абсолютно буднично, словно речь
шла о чем-то незначительном.
   - Не знаю... - Людмила качнулась вперед.
   - Кто-нибудь приходил?
   - Нет, мы остались вдвоем, уже спали. А потом... - она всхлипнула.
   - Не надо, - Бахрушин положил руку девушке на плечо, - Андрею это  не
понравилось бы.
   - Что с ним?
   - Он в реанимации, жив.
   - Я ничего не поняла.
   - Во сколько начался пожар?
   - Я не смотрела на часы,  не  знаю.  Андрей,  он,  наверное,  мог  бы
сказать больше.
   - Придет в себя, скажет, - успокоил  ее  Бахрушин.  -  Может,  кто-то
звонил ему или угрожал?
   - Нет-нет, разве что, немного раньше, еще до того, как я пришла.
   - У него были враги по бизнесу?
   Людмила задумалась.
   - Но вам-то, как его секретарше, это известно?  Я  думаю,  вы  знаете
многое.
   Девушка покачала головой:
   - Нет, Андрей умел ладить с людьми.
   - Извините, - Бахрушин снял руку с плеча, - я понимаю,  что  не  имею
права просить об этом, но по-моему,  сегодняшний  пожар  связан  с  моей
просьбой.
   Ни я, ни Андрей недооценили опасность.
   - Я это уже поняла.
   - Вас милиция еще не расспрашивала?
   - Разве они приехали?
   - Да, вас будут спрашивать, но о моих контактах с  Андреем  лучше  не
вспоминать.
   Людмила ни на секунду не сомневалась в правильности того, что говорит
Бахрушин. Она знала, попроси он Андрея, тот бы сделал так же. А  значит,
ей стоит прислушаться к совету Леонида Васильевича, тем  более,  что  он
просил, а не настаивал.
   Такие просьбы обычно выполняют.
   - Понимаю.
   - Вас все равно сегодня не оставят  в  покое,  так  что  уж  лучше  я
приглашу следователя, а потом отвезу вас домой.
   - Я бы хотела попасть к Андрею.
   - Туда не пустят, он в реанимации, и еще не пришел в себя.
   - Да-да, я понимаю... Но хотелось бы хоть посмотреть на него.
   - Вы же видели, зрелище не из приятных.
   Людмила усмехнулась:
   - Я понимаю.
   - Подождите.
   Бахрушин подошел к следователю.
   - Я говорил с ней, толком  она  ничего  вспомнить  не  может.  Как  я
понимаю, подожгли тир не изнутри, а снаружи.
   - Да, пожарники уже мне сказали об этом.
   - Для порядка вам нужно оформить ее показания, но  больше  информации
вы получите от кого-нибудь из жильцов дома напротив.
   - К сожалению, - вздохнул следователь, - никто  не  видел  того,  что
происходило перед самым пожаром.
   - Сочувствую, сам в таком положении, - развел руками Бахрушин.  -  Вы
ее не утомляйте, ей и так сегодня досталось.
   Леонид Васильевич стоял  в  стороне,  пока  следователь  расспрашивал
Людмилу. В голове у следователя, конечно, сложилась еще  одна  версия  -
поджечь тир мог и муж Людмилы, узнав, что та встречается с Подберезским,
но озвучивать свои догадки он не стал.
   - Она не замужем, - улыбнулся Бахрушин, поняв ход мыслей милицейского
следователя, отбросьте эту версию сразу. К поджогу  готовились,  это  не
спонтанная реакция обиженного человека.
   - Я это понял.
   - Что ж, она свободна?
   - Да.
   Бахрушин галантно  подставил  руку,  чтобы  на  нее  могла  опереться
Людмила.
   Он был на голову ниже своей спутницы. Девушка растерянно смотрела  на
испачканные в грязь  босые  ноги,  не  решаясь  сесть  в  таком  виде  в
вылизанную до стерильности машину полковника ГРУ.
   - Бросьте, Людмила, думать о том, что причиняете кому-то неудобства.
   Все ваши  неприятности  -  на  моей  совести.  Так  что  если  кто  и
заслужил...
   - Не мучьте себя, Леонид Васильевич, - сказала Людмила и забралась  в
машину.
   - Командуйте, куда ехать, - предложил Леонид Васильевич и тут  же  из
машины пр