осторожно двинулся по захламленному коридору в сторону кухни. Судя по состоянию квартиры, Кеша так и не выбился в люди. Прыщ снова ухмыльнулся: ничего другого он и не ожидал. Было бы странно, если бы за эти три года Кеша ухитрился разбогатеть.
     На кухне он увидел то, что и ожидал увидеть: лохматый и ссутуленный Кеша в растянутом рваном свитере спиной к дверям сидел за заставленным грязной посудой столом, посреди которого красовалась наполовину опорожненная бутылка водки. Приглядевшись повнимательнее, Прыщ с удивлением понял, что Кеша вовсе не пьет - вернее, не только пьет. Посуда была небрежно сдвинута к дальнему краю стола, а на очистившемся месте прямо перед Кешей валялись какие-то гвозди, мотки проволоки, куски резины и дерева.
     Острые Кешины лопатки совершали под свитером сложные ритмичные движения, над плечом время от времени поднимались густые клубы табачного дыма, Кеша что-то мастерил, и это было так непривычно, что Манохину даже захотелось протереть глаза.
     Прыщ шагнул вперед. Под его ногой предательски скрипнула отставшая половица, и Кеша испуганно обернулся на звук. В одной руке у него были плоскогубцы, а в другой Манохин разглядел какую-то свежеоструганную кривую деревяшку с прикрученной к ней куском проволоки тонкой стальной трубкой. Больше всего эта конструкция напоминала самопал наподобие тех, что мастерят мальчишки, начиняя их спичечными головками и свинцовой дробью. "Допился, - решил Прыщ, разглядев самопал. - Совсем крыша поехала."
     Кешины глаза удивленно округлились, и на одутловатой, с расплывчатыми неопределенными чертами физиономии медленно расцвела неуверенная улыбка.
     - Васек, - сказал Кеша, - братуха... Ты откуда?
     - Из санатория, - ответил Прыщ, входя в кухню и без приглашения садясь к столу. Он отыскал среди грязной посуды относительно чистый стакан, дунул в него на всякий случай и слил туда все, что осталось в бутылке. - Привет, Смоктуновский! Чего ты тут без меня клепаешь? В детство впал, что ли?
     Не дожидаясь ответа, он осушил стакан, крякнул, задохнулся и схватил лежавший на грязной тарелке надкушенный соленый огурец.
     - Ух, хорошо! - невнятно сообщил он Кеше, хрустя огурцом. - Всю дорогу об этом мечтал. А еще есть?
     Ну, чего уставился? - спросил он, заметив, что Кеша молча смотрит на него с непривычным выражением глубокой задумчивости. - Вмазать, спрашиваю, есть?
     - А? - встрепенулся Кеша. - Вмазать? Вмазать нету. И бабок тоже нету. Если бы ты предупредил, что откинешься, я бы достал, а так...
     - Предупреди-и-ил, - сварливо протянул Прыщ. - У тебя что, календаря нету? Сидишь тут, херней занимаешься, игрушки мастеришь.., а вмазать нету! Козел ты, Кеша, бля буду, козел.
     - Игрушки, - обиженно повторил Кеша, - игрушки... Я, между прочим, на дело собрался, а ты - игрушки... Слушай, - вдруг оживился он, - а пошли со мной! Вдвоем мы его, козла, точно расколем. Бабок возьмем хренову тучу, это я тебе обещаю.
     - Это ты с этим, что ли, на дело собрался? - презрительно поинтересовался Прыщ, небрежно прикоснувшись к лежавшему на столе самопалу. - В киллеры, значит, записался? Воробьев мочишь?
     Кеша сердито отобрал у него самопал и принялся прикручивать кусок резинового бинта, который, как понял Прыщ, по замыслу конструктора должен был играть роль боевой пружины. Пошарив взглядом по столу, Манохин заметил среди разбросанного хлама одинокий патрон от мелкокалиберной винтовки и удивленно наморщил узкий лоб. Кеша между тем присобачил на место резину и принялся колдовать над куском толстой стальной проволоки, сгибая его так и этак в безуспешных попытках изобрести спусковой механизм. Некоторое время Прыщ, все больше хмурясь, наблюдал за его потугами, а потом, не выдержав, отобрал у приятеля проволоку и плоскогубцы.
     - Смотри, мудак, - проворчал он, ловко изгибая неподатливую проволоку, - вот так надо... Шуруп у тебя есть? Вот сюда завинчивай, в деревяху. Гвоздь давай... Ага.., вот так. Ну вот, готово. Только я все равно не вкурил, на кой хрен тебе это надо. Ну, разок пальнуть, может, и получится... А потом что? Если ты, волчара, на мокруху нацелился, про меня можешь забыть.
     - Да какая мокруха! - горячо возразил Кеша, прижимая к груди готовый самопал, похожий на что угодно, кроме оружия. - Это ж так, для солидности только.., пугнуть, в общем, - Это вот этим ты пугать собрался? - поразился Прыщ. - Слышь, братан, скажи честно: ты которую неделю в запое?
     - Да погоди, - начиная горячиться, зачастил Кеша. - Не гони волну. Эта хреновина - на самый крайний случай. Ну, там, в потолок пальнуть или еще куда, не знаю... Погоди, сейчас я тебе что-то покажу.
     Он вскочил, подбежал к холодильнику, запустил за него руку и извлек оттуда какой-то сверток, который с торжественным видом протянул Прыщу. Прыщ принял сверток, презрительно морщась, и сразу почувствовал внутри солидную, внушающую уверенность в себе тяжесть оружия. Он развернул тряпку и увидел, что не ошибся: на столе перед ним лежал, тускло поблескивая воронеными гранями и округлыми выпуклостями, самый настоящий револьвер с коричневой, сработанной под дерево, удобно изогнутой пластмассовой рукояткой. В огнестрельном оружии Прыщ разбирался слабо, но сразу понял, что револьвер импортный. Он осторожно взял увесистую игрушку со стола, проверил, не взведен ли курок, и, повернув револьвер, заглянул в ствол.
     - Тьфу ты, - разочарованно сказал он, - так это ж фуфло! Игрушка...
     - Эта игрушка с пяти метров пробивает навылет трехлитровую банку с водой, - гордо сообщил Кеша. - Так что, если в глаз... Германия, не хрен тебе что!
     - Свистишь, - сказал Прыщ, вертя револьвер перед глазами. - Так уж и навылет? Тогда на черта тебе самопал?
     Кеша немного увял.
     - Понимаешь, - объяснил он, - эта хреновина заправляется специальными баллончиками.., ну вроде как от сифона. И пульки нужны специальные...
     - Все ясно, - перебил его Прыщ. - Пушку ты где-то стащил, а вот баллончики и пульки стащить не удалось. Но выглядит, без базара, как в натуре.
     - Ну! - радостно подхватил Кеша. - Я же говорю! Покажешь издали, он в штаны и навалит.
     - Да кто? - раздражаясь, спросил Прыщ. - Кто навалит-то? Что ты затеял, дурила?
     - Рэкет, - веско произнес Кеша, округлив глаза, и сделал значительную паузу. Прыщ молчал, рассеянно глядя на него через пустой стакан, и он продолжил:
     - Есть тут один фрайерюга, которого давно пора прижать...

***

     Поперек улицы был протянут полинявший транспарант, назойливо сообщавший всем, кто умел читать, что перестройка - наш путь к процветанию. На стене дома напротив красовался огромный портрет Михаила Сергеевича.
     Стеснительный коммунальный живописец не рискнул изобразить знаменитое на весь мир родимое пятно, но портрет все равно был очень похож. Глядя на него, легко было вообразить, что он вот-вот заговорит с характерным кубанским акцентом, густо пересыпая и без того непонятную речь иностранными словами: консенсус, плюрализм, демократизация... Прыщ терпеть не мог уроженцев Кубани: все кубанские казаки, которых ему доводилось встречать, имели насквозь подлое нутро, и то, что сейчас творилось в стране, он целиком и полностью приписывал тому, что генсек был родом как раз оттуда.
     К остановке, тяжело подвывая, подполз переполненный троллейбус. Был шестой час вечера, и йошкаролинцы, которые еще не потеряли работу, густыми толпами устремились после службы домой. Манохин вслед за Кешей втиснулся в троллейбус, ожесточенно работая локтями и плечами. Он отчаянно комплексовал по поводу своего внешнего вида и оттого толкался даже сильнее, чем требовалось.
     Бесценный друг Кеша перерыл весь свой скудный гардероб, стараясь нарядить вернувшегося с отсидки подельника поприличнее, но результат все равно получился плачевным. На Прыще были мешковатые, слишком широкие в поясе и сильно зауженные в щиколотках грязно-серые "бананы", из-под которых бессовестно торчали растоптанные зоновские говнодавы, растянутый свитер машинной вязки и куртка-"варенка", подбитая толстым слоем ватина, с массой накладных кармашков на блестящих хромированных кнопках, с крылышками на плечах и с ромбической нашивкой на левом нагрудном кармане, где на белом фоне было изображено круглое кроваво-красное солнце, желтый песок и черные силуэты пальм. Такие куртки начали выходить из моды уже тогда, когда Прыщ готовился совершить вторую ходку, и теперь он чувствовал себя деревенщиной, приехавшей в город, чтобы покататься в лифте.
     Впрочем, Кеша, который нигде не сидел, выглядел не лучше. На нем были невообразимо грязные голубые джинсы, серое демисезонное пальто, покрытое пятнами самого разнообразного цвета и фактуры, засаленная жокейская шапочка с наглой надписью "USA" во весь лоб, серый от грязи грубошерстный свитер и старенькие черные кеды с непарными шнурками - белым и коричневым. Левую руку Кеша держал в кармане пальто, чтобы спрятанный за пазуху самопал ненароком не выскользнул из-под полы, а правой цеплялся за поручень.
     Рука у него была незагорелая, и Прыщ с неприятным ощущением заметил, что Кешино запястье посерело от въевшейся грязи. Поймав его взгляд, Кеша залихватски подмигнул ему через головы пассажиров.
     Прыщ вздохнул и отвел глаза. "Рэкетиры, - подумал он, машинально поправляя под курткой все время норовивший провалиться в недра чересчур свободных штанов револьвер. - Курам на смех!" По мере того как вызванный проглоченным на голодный желудок стаканом водки приятный хмель проходил, уступая место похмельной угрюмости, Кешина идея казалась Прыщу все менее удачной.
     Троллейбус тормознул на стрелке, и Прыщ заскрипел зубами от напряжения, сдерживая натиск навалившейся на него толпы. Вцепившаяся в поручень рука, казалось, готова была оторваться, а тут еще стоявший позади работяга ни с того ни с сего уперся ему в позвоночник локтем. Судя по ощущению, которое вызывал этот локоть, работяга был целиком изготовлен из камня или из какого-то чрезвычайно твердого и тяжелого сорта древесины. Не отличавшийся кротким характером Прыщ терпел эту пытку недолго - секунд десять-пятнадцать, после чего решительно оттолкнул работягу локтем.
     - Э, парень, поосторожнее, - добродушно пробасил работяга из-под потолка. - Чего толкаешься-то?
     - Глохни, козел, - попросил его Прыщ, - а то я тебя так толкну, что замучаешься свои яйца по всему троллейбусу искать.
     - Да ты чего, парень? - снова изумился работяга. - Всем тесно. Чего ты на стенку-то лезешь? Не нравится тебе в троллейбусе - езди на такси...
     - Глохни, - раздельно повторил Прыщ.
     - Забей хлебало, козел, - поддержал его Кеша.
     Работяга пожал каменными плечами и отвернулся.
     От него густо пахло чесноком, водкой и машинным маслом.
     В конце концов они прибыли. На этом конце маршрута кольца не было: троллейбус просто огибал окраинный микрорайон, делая широкую петлю, и поворачивал обратно. Основная масса пассажиров выходила в центральной точке этой петли, негласно игравшей роль конечной остановки. Прыща и Кешу вынесло из троллейбуса мощным людским потоком. Потом приливная волна схлынула, оставив их на мокром заплеванном асфальте остановки между сломанной скамейкой и перевернутой урной. Прыщ встряхнулся, как вылезшая из воды собака, проверил, на месте ли револьвер, и поставил торчком матерчатый воротник "варенки", защищаясь от сырого резкого ветра, дувшего как раз с той стороны, куда им предстояло направиться. Краем глаза он заметил широкую спину и чугунный затылок работяги, с которым чуть не подрался в троллейбусе. Работяга, ни разу не обернувшись, скрылся в дверях расположенного в двух шагах от остановки гастронома.
     - Да хер с ним, - верно истолковав его взгляд, сказал Кеша. - Пошли. У нас с тобой дел гора.
     Не дрейфь, братуха, через час у нас с тобой бабок будет как грязи.
     - М-да, - неуверенно кивнул Прыщ, вслед за напарником переходя улицу. - А ты уверен?..
     - Я же сказал - дело верное, - откликнулся Кеша, уворачиваясь от промчавшейся мимо машины. - Этот мужик, - продолжал он, - просто золотое дно.
     Сам подумай: наш человек без чего хочешь обойдется, пока водяра есть. Продукт первой необходимости, сам понимаешь. Какие у него расходы? Ну, спиртягу купить, ну, бутылки там, этикетки, пробки всякие... Ну, реализаторам отстегнет... А воды в кране сколько хочешь. А пузырь водяры ночью знаешь сколько стоит?
     Да еще в наше время...
     - Да уж, - сказал Прыщ, - спасибо Михал Сергеичу.
     - Ну! - в своей обычной дегенеративной манере воскликнул Кеша. - Вот и считай, какой у него навар.
     Братва до него еще не добралась, потому что - тихарь, Ездит на ржавой "копейке" и вообще не высовывается.
     Бодяжит это дело у себя в подвале и в ус не дует, падло. А тут мы! Привет, козел, блин... Ну что он, сука, сделает? Куда денется? Не в ментовку же. Менты ему за это такой срок намотают, что мало не покажется!
     Он прервал свой рассказ, поскользнувшись на липкой поверхности тропинки, и сделал сложный акробатический пируэт, пытаясь удержаться на ногах. Это ему удалось, и он пошел дальше, внимательно глядя под ноги.
     Они шли через убранное и перепаханное картофельное поле. Позади уныло облупившиеся бетонные корпуса микрорайона, а впереди над вершиной невысокого голого бугра уже выступили темные силуэты крытых толем и шифером крыш и голые ветви садов.
     Там находилась не так давно ставшая одним из городских районов пригородная деревенька со смешным названием Мышки, где проживал подпольный водочный магнат, которого как-то удалось надыбать Кеше.
     Именно то обстоятельство, что мышкинского хитреца выследил не кто-нибудь, а Кеша, с трудом отличавший собственную задницу от дырки в земле, заставляло Прыща сомневаться в благополучном исходе задуманного ими мероприятия. Хитрец мог иметь солидную "крышу", и тогда им с Кешей придется очень туго. С другой стороны, Кешина информация могла оказаться чистым фуфлом, которое Кеша измыслил, находясь в двух шагах от белой горячки.
     Начался дождь. Вначале мелкий, моросящий, он очень быстро превратился в ледяной душ, неприятное действие которого усугублялось сильными порывами режущего ветра. Подельники ускорили шаг, а через минуту они уже бежали, разбрасывая во все стороны лепешки налипшей на подошвы грязи и cтарательно втягивая головы в поднятые воротники. Картофельное поле кончилось, они выскочили на ухабистую грязную улицу и устремились к крепким воротам, рядом с которыми красовалась синяя эмалированная табличка с белой цифрой "7".
     Двор дома номер семь по местному обычаю был крытым, что превращало его в некое подобие прихожей, откуда можно было попасть как в дом, так и в любую из хозяйственных построек. Выступающий край шиферной кровли образовывал над воротами нечто вроде навеса, и поделышки с облегчением нырнули под этот навес, прижавшись спинами к сырым доскам ворот. Прыщ открыл рот, чтобы что-то спросить, но Кеша поспешно прижал к губам указательный палец, призывая его к тишине. Прыщ заметил в опущенной правой руке подельника самопал и, спохватившись, вынул из-за пояса револьвер. Кеша одобрительно кивнул и нажал на кнопку электрического звонка, прикрытую от дождя резиновым козырьком.
     Звонка они не услышали, но через несколько секунд за воротами заскрипели доски настила, раздались чьи-то шаги, и мужской голос спросил:
     - Ты, что ли, Фома? Где тебя черти носят?
     - Мм-угу, - невнятно отозвался Кеша.
     - Чего мычишь? - лязгая щеколдой, спросил хозяин. - Опять жрешь?
     Тяжелая калитка начала открываться вовнутрь, и Кеша, не теряя времени, сильно ударил по ней ногой. Раздался короткий крик удивления, и что-то с шумом упало. Калитка распахнулась настежь.
     Подельники ворвались в крытый дворик, едва не споткнувшись о растянувшегося на полу хозяина. Это был мужчина лет тридцати пяти, невысокий и кряжистый, одетый в мятые серые брюки, заправленные в шерстяные носки, клетчатую байковую рубашку и цигейковую безрукавку.
     Волосы у него были густые и темные, а на ногах, в лучших деревенских традициях, красовались опорки резиновых сапог. Лица мужчины было не разглядеть - он зажимал его ладонями. Видимо, калитка, которую пнул Кеша, ударила его по носу. "Да хрен с ним, - подумал Прыщ, как всегда при виде беззащитной жертвы приходя в состояние нервного возбуждения. - Водка там или не водка... В крайнем случае, выставим хату! Должны же у него быть какие-то бабки!"
     Он сгреб хозяина за грудки, рывком поставил на ноги и оттолкнул подальше от входа. Хозяин ударился спиной о бревенчатую стену дома, с грохотом свалив на пол висевшую на гвозде оцинкованную банную шайку. Чтобы снова не упасть, ему пришлось оторвать ладони от лица и упереться ими в стену. Рожа у него была широкая, бледная и перемазанная сочившейся из расквашенного носа кровью.
     Округлившиеся от испуга глаза бессмысленно поблескивали, как два стеклянных шарика.
     - Что ты зыришь, козел?! - набросился на него Прыщ, тыча ему в подбородок стволом револьвера.
     В тусклом свете свисавшей с потолочной балки одинокой сорокаваттной лампочки револьвер грозно поблескивал и казался вполне настоящим. - Что ты пасешь, рыло?! Бабки, бабки у тебя где?! Говори, сучара, пока я тебе мозги не вышиб!
     - К-ка-какие бабки? - сильно заикаясь, спросил хозяин. - Вы что, ребята? Я же безработный, откуда у меня?..
     - От трахнутого верблюда! - прорычал Прыщ. - Кому ты, сука, мозги пудришь? Бабки, бабки давай!
     - Слышь, мужик, - вмешался в разговор Кеша. Голос у него был ленивый, негромкий, даже как будто усталый, словно вся эта безобразная сцена успела ему безумно надоесть. - Кончай целку из себя строить. Мы про тебя все знаем, так что про безработицу свою ты ментам расскажешь, когда они тебя за ж.., возьмут. Где ты свою водяру бодяжишь - в подвале, в сарае? Деваться тебе некуда, братан, и скажи спасибо, что это мы на тебя вышли, а не кто-нибудь другой. Знаешь, сколько сейчас отморозков? Поставят включенный утюг на голое брюхо - соловьем запоешь. Мы с Ва... с приятелем этой ерундой не занимаемся.
     - Но можем и заняться, - с угрозой вставил Прыщ.
     Хозяин с хлюпаньем втянул в себя кровавые сопли и утерся рукавом байковой рубахи. Продолжая шмыгать разбитым носом и кряхтеть, он медленно встал, цепляясь за гладкий кругляк бревенчатой стены, и тряхнул головой, окончательно приходя в себя.
     - Подумай, мужик, - доверительно сказал ему Кеша. - Рано или поздно к тебе все равно пришли бы - не мы, так другие. И придут, обязательно придут. Время сейчас такое, всем бабки нужны. А тут - мы. Ты нам бабки, а мы тебе защиту. Ты же солидный бизнесмен! Как же без охраны-то?
     Прыщ задумчиво почесал затылок стволом револьвера. Во дает, подумал он о Кеше. Все-таки за три года я многое пропустил. В самом деле, отобрать у этого хмыря все до копейки - это, в сущности, чепуха.
     Пропьем за неделю, вот и все... А тут - твердый доход. Молодец Смоктуновский!
     - Надо подумать, - хлюпая носом, сказал хозяин и уселся на стоявшую у стены лавку. - Сколько вы хотите?
     - Пятьдесят процентов, - не задумываясь бухнул Прыщ с самым деловым видом.
     Хозяин покачал головой.
     - Тогда стреляйте, - сказал он. - Вы сами подумайте, ребята: если я отдам вам пятьдесят процентов выручки, то не смогу закупить необходимое количество сырья. Значит, в следующем месяце выручка будет меньше, в следующем - еще меньше, и так далее, пока вы не выпьете из меня всю кровь. Это же производство! Его расширять надо, а не гробить... Десять процентов, ребята, и ни копейкой больше.
     - Ну, ты, козлина, - взъярился Прыщ, но Кеша придержал его за рукав "варенки" и выступил вперед.
     - Пятнадцать, - сказал он.
     - Двенадцать, - без раздумий парировал хозяин, и тут калитка, которую никто, оказывается, не удосужился снова запереть, вдруг распахнулась настежь.
     На пороге возник работяга из троллейбуса. В одной руке у него был пакет с какой-то едой, а в другой он держал бутылку водки.
     - Привет, Петруха, - подслеповато щурясь в полутемном помещении, пробасил работяга. - Задержался я малость. В винно-водочном так