который  он  так
часто видел в глазах тех, кто сидел против  него  за  карточным  столом,
вопрос, который означал и приносимую еще до  проигрыша  клятву  оплатить
долг, и отказ от веры в свою непобедимость.
   Но в этот июньский вечер, проходя через "кухню"  в  игровой  зал,  он
уверенно и с улыбкой обменял миллион  франков  на  жетоны  по  пятьдесят
тысяч и сел рядом с крупье за первую рулетку.
   Попросив у служащего список выигравших номеров,  Бонд  изучил  его  с
самого начала. Он неизменно начинал игру  именно  так,  хотя  знал,  что
каждый поворот колеса рулетки, каждое движение  шарика  прежде,  чем  он
ляжет в пронумерованную ячейку, никак не связаны со  всем,  что  было  в
предыдущих партиях. Он знал, что  игра  начинается  заново  всякий  раз,
когда крупье берет  в  правую  руку  шарик  из  слоновой  кости,  резким
движением той же руки закручивает колесо по часовой стрелке и все той же
рукой пускает шарик по краю  колеса  в  направлении,  противоположном  -
вращению и, стало быть, времени.
   Было совершенно очевидно, что устройство самой рулетки  и  весь  этот
ритуал за многие десятилетия были выверены настолько, что  ни  хитрость,
ни малейший наклон колеса не могли повлиять на  движение  шара.  Тем  не
менее среди завсегдатаев рулетки существовал  обычай,  и  Бонд  следовал
ему, вести тщательные записи хода  партии  и  замечать  все  особенности
вращения колеса. Обязательно бралось на заметку  и  считалось  значимым,
если повторялась одна и  та  же  цифра  или  четырежды  выпадали  другие
комбинации,  включая  чет-нечет.  Бонд  не  был  ярым  поклонником  этой
традиции. Он только утверждал, что с чем большим вниманием  и  фантазией
ведется игра, тем больше выигрыш.
   В выпавших за три часа игры на этом столе номерах Бонд не увидел  для
себя ничего интересного, если не считать того,  что  почти  не  выпадали
номера из последней дюжины. Он привык играть так, как  подсказывало  ему
колесо, и менял тактику, только когда выпадало "зеро". И на этот раз  он
начал с одной  из  своих  излюбленных  комбинаций,  сделав  максимальную
ставку на каждую из двух первых дюжин, то есть всего  сто  тысяч.  Таким
образом он закрыл две трети цифр, за исключением  "зеро",  и,  поскольку
дюжины оплачивались один к трем, он  выигрывал  сто  тысяч  всякий  раз,
когда выпадала цифра меньше двадцати пяти.
   Он выиграл все шесть первых ставок. Седьмую, когда выпало "тридцать",
проиграл.  Его  чистый  выигрыш  составил  полмиллиона  франков.   Чутье
подсказало Бонду пропустить одну ставку. Крупье бросил  шарик.  На  этот
раз выпало "зеро". Можно было продолжать.
   Бонда приободрила выпавшая ранее "тридцатка", и,  сочтя,  что  теперь
должна выигрывать третья дюжина, он решил ставить на первую и третью  до
тех пор, пока дважды не выпадет середина. На одиннадцатой и  двенадцатой
ставках он проиграл четыреста тысяч, но отошел от стола все же с  чистым
выигрышем в сто десять тысяч.
   Бонд, называвший  ставки  по  максимуму,  быстро  оказался  в  центре
внимания всего стола. Поскольку ему везло, к нему  тут  же  пристроились
несколько игроков. Один из них, сидевший по другую сторону  стола,  судя
по всему, американец, разделял с ним свою радость от  выигрыша  с  более
чем излишними непосредственностью и проявлением симпатии. Раз  за  разом
он широко улыбался Бонду и ставил  свои  скромные  жетончики  по  десять
тысяч франков рядом с большими фишками Бонда.  Когда  Бонд  встал  из-за
стола,  американец  поспешил  отодвинуть  свой  стул  и  без   церемоний
заговорил:
   - Спасибо за эту экскурсию с прекрасным гидом. Я ваш должник.  Вы  не
откажитесь выпить со мной?
   Бонд был почти уверен, что этот парень и есть  цереушник,  о  котором
говорил Матис. Он не ошибся.
   - Меня зовут Феликс Лейтер, - представился  американец,  когда  Бонд,
оставив крупье десятитысячный жетон и дав официанту тысячный банкнот  за
то, что тот отодвинул его стул, направился к бару.
   - Моя фамилия Бонд. Джеймс Бонд.
   - Рад познакомиться, - улыбнулся Лейтер. - А  теперь  посмотрим,  чем
можно отпраздновать наше знакомство.
   Бонд убедил Лейтера разрешить ему заказать "Хэйг-энд-Хэйг" со  льдом,
потом внимательно посмотрел на бармена.
   - Сухой "мартини". В большом бокале.
   - Oui, monsieur <Да, месье (фр.).>.
   - Секунду, еще не все. Три пальца "Гордона",  один  водки,  полпальца
"Кины Ликлет". Хорошо взбейте в шейкере, а потом положите большую дольку
лимона. Запомнили?
   - Заказ принят, месье, - сказал бармен и  с  уважением  посмотрел  на
Бонда.
   - Черт возьми, вот это рецепт! - воскликнул Лейтер.
   - Когда я собираюсь с силами, - сказал Бонд с улыбкой, я  никогда  не
пью больше одного бокала до ужина. Но люблю, чтобы это был большой бокал
очень крепкого,  холодного  и  очень  хорошо  приготовленного  коктейля.
Ненавижу половинчатость во всем. Особенно, если  от  нее  страдает  вкус
коктейля. Кстати, я изобрел его сам.  Обязательно  его  запатентую,  как
только подберу название.
   Бонд внимательно проследил, как бармен осторожно наполнил из  шейкера
запотевший бокал золотистым напитком, отпил большой  глоток  и  похвалил
бармена:
   - Отлично, если б водка была пшеничная, а не  картофельная,  было  бы
превосходно. Mais n' enculons pas les mouches <Однако, не  стоит...  мух
(фр.).>, -  добавил  он  театральным  шепотом,  на  что  бармен  ответил
улыбкой.
   - Это  довольно  вульгарная  поговорка,  смысл  которой  в  том,  что
коктейль все же можно  пить,  -  пояснил  Бонд  Лейтеру.  Того,  похоже,
по-прежнему очень интересовал рецепт Бонда. - Вы явно стремитесь быть во
всем профессионалом, заметил он с улыбкой, когда они отошли с бокалами в
угол бара. И, понизив голос, посоветовал: -  Вы  могли  бы  назвать  его
"коктейль Молотова" после того, что продегустировали сегодня  дНем.  Они
сели. Бонд рассмеялся.
   - Я видел, там снесло указатель  перекрестка,  и  полиция  направляет
машины в объезд. Надеюсь, это не станет поводом для большого шума.
   - Людям приглянулась версия о болгарских  коммунистах,  но  некоторые
убеждены, что это взорвался газопровод.
   Обгоревшие деревья будут сегодня спилены. Если здесь работают так  же
быстро, как в  Монте-Карло,  то  завтра  никаких  следов  от  взрыва  не
останется.
   Лейтер вытряхнул из пачки "честерфилд".
   - Я рад поработать с вами в этом деле, - сказал  он,  по-прежнему  не
отрывая глаз от своего бокала. - Так что мне особенно  приятно,  что  вы
сегодня не взлетели на вершину славы. Наши люди очень  заинтересованы  в
вашей операции, они считают ее столь же важной, как и ваши друзья. По их
мнению, это отнюдь не выходка сумасшедшего одиночки. По  правде  говоря,
Вашингтон сожалеет, что не мы играем в операции первую скрипку, но вы же
знаете этих начальников... Полагаю, у вас то же самое.
   - Любят тянуть одеяло на себя, - кивнул Бонд.
   - Как бы там ни было, я послан в ваше распоряжение и  буду  оказывать
любую необходимую помощь. Конечно,  с  Матисом  и  его  командой  мы  от
многого будем застрахованы. Но в любом случае помните, что я здесь.
   - Спасибо. Похоже, что теперь Намбер, как мы и думали, в  безнадежном
положении. Так что ни о чем особенном я просить вас не буду, но  был  бы
признателен,  если  б  сегодня  вечером  вы  задержались  в  казино  или
где-нибудь поблизости. У меня есть помощница, некая мисс Линд, и я хотел
бы поручить ее вам, когда начнется игра. Стыдиться ее вам  не  придется,
она очень милая девушка, - сказал Бонд, улыбаясь. -  И,  кстати,  можете
присмотреть за двумя компаньонами Намбера. Не думаю, что они  что-нибудь
выкинут, но...
   - Можете положиться на меня, - сказал Лейтер. - До того, как я  попал
в эту контору, я служил в морской пехоте. Вам это говорит о чем-нибудь?
   - Разумеется, - ответил Бонд.
   Лейтер был родом из Техаса. Когда он стал рассказывать о своей службе
в штабе разведки НАТО  и  о  том,  как  трудно  обеспечить  безопасность
организации, в которой представлено  столько  стран.  Бонд  заметил  про
себя, что американцы, попадающие  в  Европу,  как  правило,  симпатичные
ребята и почему-то большинство из Техаса.
   Феликсу Лейтеру было около тридцати пяти. Высокий,  худой,  в  темном
"тропическом"  костюме,  как  у  Фрэнка  Синатры.  Его   движения   были
медленными, но чувствовались скрытая сила, хорошая реакция и то,  что  в
любой потасовке он не останется без дела.
   Сейчас, склонившись над столом, он был похож  на  хищную  птицу.  Это
сходство еще больше усиливали заостренные  скулы  и  подбородок  и  чуть
перекошенный большой рот. Серые колючие глаза постоянно щурились от дыма
"честерфилда", который Лейтер курил не переставая.  Морщинки  в  уголках
глаз создавали впечатление, что Лейтер все время над чем-то посмеивается
про себя. Светлая челка  придавала  его  лицу  наивность.  Казалось,  он
открыто говорил о своей службе в Париже, но при этом ни разу не упомянул
никого из  своих  коллег  -  американцев,  работающих  в  Европе  или  в
Вашингтоне, и Бонд понял, что Лейтер ставит интересы  своей  организации
много выше общих забот союзников. Оба они сразу прониклись друг к  другу
симпатией.
   Пока Лейтер пил свое второе виски, Бонд рассказал ему о  Мюнцах  и  о
своей короткой утренней вылазке на побережье. В  половине  восьмого  они
решили не торопясь вернуться в отель. Прежде, чем выйти из казино,  Бонд
передал на хранение в кассу свой капитал, все двадцать четыре  миллиона,
оставив при себе лишь несколько банкнот  по  десять  тысяч  франков.  По
дороге в "Сплендид" они обратили внимание, что на месте взрыва уже кипит
работа.  Поврежденные  деревья  были  выкорчеваны,  поливальные   машины
отмывали мостовую и тротуары. Воронка от бомбы исчезла. Бульвар, если не
считать нескольких случайных  прохожих,  был  пуст.  Бонд  заметил,  что
"Эрмитаж" и витрины магазинов также приведены в порядок.
   В теплых синих  сумерках  Руаяль-лез-О  вновь  казался  тихим  мирным
городком.
   - На кого работает консьерж? - спросил Лейтер, когда  они  подошли  к
отелю. Бонд не знал. Матис не смог  узнать  о  нем  ничего  конкретного.
"Если его не купили вы сами, - сказал  он,  -  то  имеете  полное  право
предположить, что его купили другие. Все консьержи покупаются. Это не их
вина. Их приучили  смотреть  на  всех  -  за  исключением,  может  быть,
магарадж - как на потенциальных воров  или  шулеров.  И  ваш  комфорт  и
хорошее настроение их волнуют так же, как крокодилов".
   Бонд  вспомнил   эти   слова   Матиса,   когда   консьерж   невзначай
поинтересовался у него, оправился ли он после  дневного  приключения,  и
решил, что лучше всего будет ответить, что не совсем. Он надеялся,  что,
если его слова будут переданы по адресу, Намбер постарается во что бы то
ни  стало  начать  игру  сегодня,  чтобы  воспользоваться   его   плохим
физическим состоянием. Консьерж о суконной улыбкой пожелал  ему  быстрее
поправиться.
   Лейтер занимал номер несколькими этажами выше, и  они  попрощались  в
лифте, договорившись встретиться в казино около половины  одиннадцатого.
В это время, как правило, начинается крупная игра.

Глава 8
КРАСНЫЙ АБАЖУР И ШАМПАНСКОЕ

   Судя по всему, в номере Бонда и на этот раз  не  побывало  никого  из
посторонних. После горячей ванны Бонд принял холодный душ  и  растянулся
на кровати. До встречи с мисс Линд у него был  час,  чтобы  отдохнуть  и
собраться с мыслями. Час, чтобы детально проанализировать план  игры  со
всеми вариантами выигрыша  и  проигрыша.  Кроме  того,  необходимо  было
определить роли Матиса,  Лейтера  и  Линд  и  просчитать  все  возможные
ответные действия противника. Он закрыл  глаза,  и  в  его  воображении,
словно в калейдоскопе из цветных стеклышек, стали складываться  одна  за
другой сцены предстоящего вечера.
   Было без двадцати девять, когда он исчерпал  все  возможные  варианты
своей дуэли с Намбером. Он встал,  оделся  и  заставил  себя  больше  не
думать об игре.
   Завязывая узкий черный галстук, он на секунду застыл перед  зеркалом.
Спокойный  и  чуть  ироничный   взгляд   серо-голубых   глаз,   короткая
непослушная прядь  черных  волос,  запятой  закручивающаяся  над  правой
бровью. Тонкий вертикальный шрам через всю  правую  щеку  придавал  лицу
несколько пиратское выражение. Не  очень-то  много  для  Хью  Кармайкла,
подумал Бонд, укладывая тридцать сигарет  "морлэнд"  с  тройным  золотым
ободком в легкий металлический портсигар. Матис передал ему слова Линд.
   Он сунул портсигар в  задний  карман  брюк,  щелкнул  крышкой  своего
"ронсона", проверяя, не стоит ли заправить зажигалку. Пересчитав деньги,
он выдвинул ящик шкафа и взял оттуда  легкую  замшевую  кобуру,  которую
пристегнул на левом боку десятью сантиметрами ниже подмышки. Из  другого
ящика,  где  лежали  рубашки,  он  извлек  "беретту"  25-го  калибра   с
облегченной рукояткой, разрядил пистолет, несколько раз проверил затвор,
нажал на спусковой крючок. Затем  он  вставил  обойму,  дослал  в  ствол
патрон и спрятал пистолет в кобуру.  Оглядевшись  вокруг,  не  забыл  ли
чего, он надел  однобортный  смокинг  и,  проверив  перед  зеркалом,  не
заметен ли пистолет, поправил галстук и вышел из номера,  заперев  дверь
на ключ. Он чувствовал себя отдохнувшим и  спокойным.  Он  спустился  по
лестнице и собирался уже направиться в бар, как  со  стороны  лифта  его
холодно окликнули:
   - Добрый вечер!
   Это была мисс Линд. Она остановилась у  лифта  и  ждала,  когда  Бонд
подойдет.
   Он еще не забыл, как поразила она его днем, поэтому не удивился,  что
его вновь тронула ее красота.
   На ней было черное бархатное платье, очень простое, но в его простоте
чувствовалась  совершенство,  на  какое  может  претендовать   едва   ли
полдюжина модельеров во всем мире, тонкое бриллиантовое колье и такая же
бриллиантовая брошь у основания  глубокого  смелого  выреза.  Рукой  она
придерживала у бедра небольшую сумочку. Черные как смоль  прямые  волосы
были чуть закручены на концах.
   Она была обворожительна, и Бонд понимал это.
   - Вы сегодня исключительно хороши, - сказал он. -Значит, дела в  мире
радиоприемников идут прекрасно.
   - Вы не возражаете, если мы отправимся ужинать? спросила  мисс  Линд,
взяв Бонда под руку. - Я хочу  произвести  сенсационное  впечатление,  а
если говорить по правде, то должна  открыть  вам  страшную  тайну.  Этот
черный бархат... он мнется, когда  садишься.  Если  сегодня  вечером  вы
услышите, что я закричала, значит, я села на плетеный стул.
   Бонд рассмеялся.
   - Конечно, мы сейчас же идем ужинать. И выпьем по рюмке  водки,  пока
будем изучать меню.
   - Коктейль,  если,  разумеется,  вы  позволите,  -  поправила  она  с
улыбкой. - Здесь самые лучшие в Руаяле.
   На мгновение он почувствовал, как кольнула  его  ироничность  и  чуть
приметная настойчивость взгляда, каким она лишала его права на  решения,
и то, как он мгновенно отреагировал  на  него.  Их  безмолвный  поединок
длился какие-то секунды, и, пока метрдотель вел их через  людный  зал  к
столику, все было забыто.
   Бонд, пропустив вперед  свою  спутницу,  с  интересом  наблюдал,  как
провожают ее взглядами посетители.
   Лучшие столики были в застекленной и выступающей,  как  нос  корабля,
над зимним садом части зала, однако Бонд выбрал  место  позади  большого
зала, в одной из украшенных  зеркалами  ниш  со  старинной  позолотой  и
красными светильниками в стиле ампир на белых стенах и такой же  красной
лампой на столе.  Пока  они  разбирались  в  огромном  меню,  написанном
красными чернилами, Бонд подозвал старшего официанта и поинтересовался у
своей спутницы:
   - Что вы решили?
   - Я бы очень хотела выпить рюмку водки, - сказала она,  не  отрываясь
от меню.
   - Графинчик очень холодной водки, - заказал Бонд  и,  чуть  помедлив,
добавил: - Я не могу позволить себе выпить  за  здоровье  вашего  нового
платья, не зная вашего имени. Я не разобрал его, когда  вы  звонили  мне
днем по телефону.
   - Веспер, - сказала он. - Веспер Линд. Бонд не стал  скрывать  своего
удивления.
   - Скучно каждый раз  объяснять,  что  я  родилась  вечером  во  время
сильной грозы. Видно, мои родители хотели обязательно  увековечить  этот
факт. - Веспер улыбнулась. - Одним нравится мое имя,  другим  -  нет.  Я
лично к нему привыкла.
   - Красивое имя, - сказал Бонд, - знаете, у меня есть  идея!  Одолжите
мне свое имя? - Он объяснил ей все про свой коктейль и про  то,  что  он
уже давно ищет для него название. - Веспер - красиво  и  очень  подходит
для того предвечернего часа, в который отныне во всем  мире  будут  пить
мой коктейль. - Только после того, как я его  попробую,  -  предупредила
она. - Судя по названию, этим коктейлем можно гордиться.
   - Мы выпьем его вместе, когда все закончится, - сказал Бонд.
   - Либо победой, либо поражением. А теперь, что вы выбрали  для  себя?
Пожалуйста, постарайтесь быть расточительной,  -  добавил  он,  видя  ее
замешательство. - Или мне подождать, пока вы сходите и  переоденетесь  в
другое платье?
   - Я выбрала два блюда, - рассмеялась она, - и  оба  изумительные,  но
коли вы настаиваете, чтобы я вела себя, как миллионер, я начну  с  икры,
затем roguon de vean <Блюдо из почек (фр).> на гриле с суфле.  И  еще  я
хочу землянику с  большим  количеством  взбитых  сливок.  Я  неправильно
поступаю, что так решительна и так расточительна? - И она  вопросительно
улыбнулась.
   -  На  мой  взгляд,  это  исключительно   добродетельное   сочетание,
особенно, когда речь идет о простой и здоровой пище. - Бонд повернулся к
метрдотелю: - И принесите корзинку тостов. Вся трудность не в том, чтобы
было достаточно икры, а чтобы хватило тостов.  Ну  а  я,  -  сказал  он,
возвращаясь к меню,  -  я  составлю  мадемуазель  компанию  в  том,  что
касается  икры,  но  затем  я  хотел  бы  небольшой   ломтик   tournedos
(<Нарезанное кусками  говяжье  филе  (фр.).>  с  кровью,  под  беарнским
соусом,  и  с  coeur  d'artichaut  <Мякоть  артишока  (фр.).>.  И   пока
мадемуазель будет наслаждаться земляникой, я  бы  попробовал  авокадо  с
каплей майонеза. Одобряете?
   Метрдотель поклонился.
   - Прекрасный выбор, мадемуазель и месье.
   - Месье Жорж! - крикнул он старшему официанту  и  повторил  ему  меню
Бонда и Линд.
   - Прошу вас, - месье Жорж  протянул  Бонду  винную  карту  в  кожаном
переплете.
   - Если вы согласитесь, я хотел бы пить  сегодня  шампанское.  Веселое
вино и подходит для нашего вечера...
   По крайней мере, я надеюсь, что подходит.
   - Да, я буду пить шампанское, - ответила Веспер.
   Отметив пальцем нужную строчку, Бонд повернулся к официанту:
   - Что вы скажите о "Тэттинже" сорок пятого года?
   - Это замечательное вино, месье. Но если месье позволит, - и официант
указал карандашом другую строчку, - "Блан де Блан Брют"  сорок  третьего
года среди прочих таких вин совершенно несравнимо.
   - Я согласен... Это не очень известная марка, -  пояснил  Бонд  своей
спутнице, - но, пожалуй, это лучшее шампанское в мире.
   - И сам рассмеялся тому оттенку претенциозности, с  каким  прозвучало
его замечание. - Вы должны простить меня. Я до  смешного  люблю  вкусную
еду и хорошее вино. Отчасти потому, что  я  холост,  но  главное,  из-за
привычки уделять много внимания мелочам. Конечно, это немного  несуразно
и старомодно, но когда я работаю,  мне  приходится  проводить  время  за
столом в одиночестве, приятно чуть усложнить свою задачу.
   Веспер улыбнулась.
   - Мне это нравится, - сказала она. - Я люблю делать все до конца и из
всего извлекать максимум возможного. Мне кажется, что жить нужно  именно
так. Впрочем, вслух об этом лучше не стоит, звучит слишком правильно,  -
добавила она, будто извиняясь.
   Принесли графин, обложенный льдом. Бонд наполнил рюмки.
   - Во всяком случае, я с вами согласен. А теперь, Веспер, за то, чтобы
сегодняшний вечер нас не огорчил.
   - Да, - тихо согласилась  она,  поднимая  рюмку  и  неожиданно  прямо
взгля