такой с тех пор, как отсидел срок в одиночной  камере  в
Сэн Кью. Нервная болезнь. Как врачи это называют, Стрелок?
   Стрелок с явной гордостью старательно произнес латинские слова:
   - "Alopcia totalis". Это означает облысение, понимаешь?  Полное.  -  Он
показал рукой на свое тело. - Ни там, ни  там,  ни  там.  Ты  когда-нибудь
слышала о таком, красотка?
   Страх продолжал:
   - Поэтому Стрелок быстро звереет. Считает, что общество обошлось с  ним
несправедливо. Может и  ты  была  бы  такой  же,  если  бы  заболела  этой
болезнью.  Поэтому  он  и  стал,  как  это  называют   у   нас   в   Трое,
"исполнителем". Его нанимают,  когда  нужно  кое-что  проделать,  как  мне
сейчас, например. Платит ему мистер Сангинетти, он же  и  решил,  что  нам
лучше  приехать  сюда  и  присмотреть  за  хозяйством,  пока  не   приедут
грузовики. Мистеру Сангинетти не понравилось, что  такая  молодая  женщина
проведет ночь в одиночестве. Вот он и послал нас составить тебе  компанию,
бимбо. Ведь так же, Стрелок?
   - Именно  так.  Конечно,  -  он  захихикал,  -  просто  составить  тебе
компанию, красотка. Отгонять волков.  По  этой  вашей  статистике,  бывают
случаи, когда очень требуется защита. Правильно?
   Я опустила стул на крышку стола:
   - Итак, как вас зовут? Где ваши удостоверения?
   На полке под стойкой бара стояла одна-единственная  банка  растворимого
кофе "Максуэлл-Хаус". Стрелок вдруг повернулся, правой рукой - я и  глазом
не успела моргнуть - выхватил пистолет и выстрелил. Банка с кофе отскочила
в сторону и упала на пол. Пока она падала, Стрелок  успел  выстрелить  еще
раз. И из  нее  посыпался  кофе.  Потом  наступила  оглушительная  тишина,
которую нарушил лишь звук  покатившейся  по  полу  пустой  банки.  Стрелок
повернулся ко мне. В руках у него ничего не было.  Пистолет  исчез.  Глаза
светились удовольствием от собственной меткости. Он тихо произнес:
   - Ты все еще хочешь посмотреть наши удостоверения, детка?
   Небольшое облачко голубого дыма достигло меня, и я почувствовала  запах
пороха.  У  меня  дрожали   колени.   Я   сказала,   надеюсь,   достаточно
презрительно: "Сколько кофе зря пропало. Ну, и как же вас все-таки зовут?"
   Худой сказал:
   - Леди права. Тебе не следовало рассыпать кофе, Стрелок. Но видите  ли,
леди, именно поэтому его и зовут Стрелком, что он очень ловко обращается с
оружием. Стрелок Морант. А мое имя Сол Хоровиц. Но все зовут меня Страхом.
Понятия не имею, почему. Ты не знаешь, Стрелок?
   Стрелок хихикнул:
   - Может потому, что ты когда-нибудь кого-нибудь сильно напугал.  Страх?
А может  и  не  одного,  а  целую  компанию?  По  крайней  мере,  мне  так
рассказывали.
   Страх никак это не прокомментировал. Он спокойно произнес:
   - Ну, ладно. Пошли! Стрелок, осмотри коттеджи, как я  велел.  Леди,  вы
приготовите нам что-нибудь пожевать. Не лезьте,  куда  вас  не  просят,  а
помогайте, тогда вас не обидят. Поняли?
   Стрелок грязно ощупал меня глазами и сказал:
   - Это не так уж много, красотка, не так ли? - Он прошел  к  стеллажу  с
ключами, находившемуся за столом, взял все  ключи  и  вышел  через  заднюю
дверь. Я поставила стул и насколько смогла  спокойно,  но  помня  о  своих
тореадорских штанах, прошла по комнате и зашла за стойку.
   Мужчина по имени Страх  неторопливо  направился  к  столику  кафетерия,
самому дальнему от меня. Он отодвинул стул, повертел его, поставил  и  сел
на него верхом. Положив руки на спинку, а подбородок на согнутые руки,  он
стал смотреть на меня немигающим, ничего не выражающим взглядом,  а  потом
тихо сказал, так тихо, что я едва услышала:
   - Мне тоже яичницу, леди.  И  побольше  жареного  бекона.  И  гренок  с
маслом. А как насчет кофе?
   - Посмотрю, осталось ли  что-нибудь.  -  Я  опустилась  за  стойкой  на
четвереньки. В банке было четыре сквозные  дырки.  Кофе  оставалось  всего
ничего, в основном все было рассыпано по полу. Я отставила банку в сторону
и собрала что смогла с пола в тарелку, нисколько не беспокоясь о том,  что
попадет пыль. Тот кофе, что оставался в  банке,  я  решила  приберечь  для
себя.
   Я специально не поднималась с пола минут пять, стараясь все обдумать  и
составить план действий. Эти мужчины - гангстеры. Они работают на  мистера
Сангинетти. Очевидно, так оно и было: мое имя они могли узнать  только  от
него или от супругов Фэнси. Все остальное, что они говорили,  было  ложью.
Их направили сюда в этот страшный ливень с какой-то целью. Что это была за
цель? Они знали, что я канадка, иностранка и могу обратиться в полицию  на
следующий же день, тогда у них будут неприятности.  Стрелок  сидел  в  Сан
Квентине. А другой?  Конечно!  Вот  почему  он  был  серый,  как  мертвец!
Наверное, он тоже только что вышел из тюрьмы. Во всяком случае от него так
и разило тюрьмой. Таким образом, я действительно  могу  сделать  им  много
неприятностей: например, сказать полиции, что я  журналистка  и  собираюсь
подробно описать, что случается с одинокими девушками в Штатах. Но поверят
ли мне? Это табло "Есть свободные места!" Я была совершенно одна в  мотеле
и тем не менее оставила табло включенным. Не потому ли, что хотела завлечь
кого-нибудь? Почему я так разоделась, если никого не ждала? Я старалась не
думать об этом, но не могла. Что же нужно здесь этим  мужчинам?  Машина  у
них обычная. Если бы они хотели  обчистить  мотель,  они  бы  приехали  на
грузовике. Может, их и  вправду  отправили  сюда  охранять  это  место,  а
обращаются они со мной так просто потому, что так принято у гангстеров?  В
таком случае грозит ли мне что-нибудь еще  хуже?  И  насколько  хуже?  Что
будет со мной сегодня ночью?
   Я поднялась с пола и занялась приготовлением еды. Лучше делать так, как
они велят. Не надо давать им повода для раздражения.
   Скомканный фартук Джеда валялся в углу. Я подняла его и обвязала вокруг
талии. Если бы хоть какое-нибудь оружие! В ящике для ножей был  ломик  для
льда и длинный, очень острый нож для мяса. Я взяла ломик и засунула его за
пояс, под  фартуком.  Нож  я  спрятала  под  посудное  полотенце  рядом  с
раковиной. Я оставила ящик для ножей открытым и поставила рядом  с  ним  в
линеечку стаканы и чашки, чтоб их можно было бросать.  Слишком  по-детски?
Но это все, что у меня было.
   Время от времени я бросала взгляд в другой конец комнаты. И каждый  раз
встречалась глазами с худым мужчиной, не спускавшим с меня глаз -  с  этим
закоренелым преступником, прекрасно понимавшим,  что  у  меня  на  уме,  и
представлявшим, как именно я собираюсь защищаться. Я чувствовала  это,  но
продолжала готовиться к обороне. Как когда-то в школе в Англии, я думала о
том, что, когда они причинят мне боль, и я знала, что они  собираются  это
сделать, я должна буду тоже сделать им больно.  Когда  они  схватят  меня,
будут насиловать, убивать, я не должна легко сдаваться.
   Насиловать? Убивать? А что же могло случиться со мной на самом деле?  Я
не знала. Я знала только, что оказалась в  отчаянном  положении.  Об  этом
говорили лица мужчин - одно безучастное, другое - похотливое. От них обоих
я ждала неприятностей. Почему? Я  не  знала,  но  была  абсолютно  в  этом
уверена.
   Я разбила и влила в миску восемь яиц и осторожно взбила их мешалкой. На
сковороде растопила огромный кусок масла, начала поджаривать бекон.  Потом
вылила яйца в сковородку и начала помешивать их. Руки мои были  заняты,  а
голова не переставала работать: как отсюда убежать? Все зависело от  того,
забудет или нет  запереть  заднюю  дверь  Стрелок,  когда  вернется  после
осмотра мотеля. Если забудет, я могла бы выбежать через нее. О том,  чтобы
воспользоваться  "Веспой"  не  могло  быть  и  речи.  Я  не   пользовалась
мотороллером целую неделю. Слишком  много  уйдет  времени,  чтобы  завести
мотор, тем более на холоде. Мне придется оставить все свои вещи, все  свои
так нужные мне деньги, и просто убежать, как  зайцу,  петляя  и  запутывая
следы - обогнуть коттеджи и укрыться в зарослях деревьев. Я вспомнила, что
вправо бежать не надо. Там  за  коттеджами  озеро.  Побегу  влево.  В  той
стороне не было ничего, кроме тянущихся на многие мили лесных зарослей.  Я
вымокну до нитки, едва успев отбежать от двери  несколько  ярдов,  и  буду
дрожать от холода  всю  оставшуюся  ночь.  Ноги,  обутые  в  эти  дурацкие
сандалии, будут изодраны в клочья. К тому же я могу и заблудиться. Но  все
это придется перетерпеть. Главное - убежать от этих злодеев. Все остальное
не имело значения.
   Яичница была готова, я выложила ее на  плоское  блюдо  и  разложила  по
краям  бекон.  На  другое  блюдо  положила  кучу  гренок  и  кусок  масла,
завернутого в бумагу, и все это поставила на поднос. Залив кофе  кипятком,
я с удовольствием увидела, как на поверхности  воды  поднялась  пыль.  Мне
хотелось, чтобы они подавились этим кофе. После этого я вышла  с  подносом
из-за стойки, чувствуя себя значительно лучше в фартуке и  отнесла  его  к
столику, за которым сидел худой.
   Ставя поднос на стол, я услышала, как открылась и со стуком закрылась -
задняя  дверь.  Звука  поворачивающегося  ключа  я  не  услышала.   Быстро
оглянувшись, убедилась, что в руках у Стрелка ничего не было.  Сердце  мое
начало бешено колотиться. Стрелок подошел к столу.  Я  снимала  тарелки  с
подноса. Он взглянул на еду, подошел ко мне  сзади,  схватил  за  талию  и
уткнулся лицом мне в шею: "Именно так готовила яичницу  моя  мама,  детка.
Как насчет ночки вместе? Если ты умеешь это так же, как  умеешь  готовить,
ты девушка моей мечты. Ну что, бимбо, договорились?"
   Я держала руку на кофейнике, а он собирался взять чашку с кипящим  кофе
через мое плечо. Страх разгадал мои намерения. Он резко сказал:
   - Оставь ее в покое, Стрелок. Я сказал - потом!
   Слова прозвучали как удары хлыста и Стрелок  сразу  же  отпустил  меня.
Худой сказал:
   - Тебе чуть глаза кипятком не выжгли. Ты следи за этой дамочкой. Хватит
валять дурака, садись. Мы на работе.
   На  лице  Стрелка  одновременно  появилось  выражение   и   бравады   и
послушания.
   - Имей сердце, приятель. Мне совсем немногого надо от этой  куколки.  И
сейчас!
   Но он вытащил стул из-за стола и сел, а я быстро отошла в сторону.
   Большой радиоприемник и телевизор стояли на подставке  рядом  с  задней
дверью. Радио не переставало передавать какую-то тихую музыку, но до этого
момента я совершенно не отдавала себе в этом отчета. Я подошла к приемнику
и стала вертеть ручку, чтобы сделать звук погромче. Мужчины тихо  говорили
друг с другом, слышался только стук вилок и ножей. Теперь или  никогда!  Я
определила на глаз расстояние до дверной ручки и бросилась влево.



9. И ТОГДА Я ЗАВИЗЖАЛА

   Я  услышала,  как  пуля  ударилась  о  металлическую  раму   двери   и,
придерживая рукой ломик для  колки  льда,  чтобы  он  не  впился  в  меня,
стремглав бросилась по мокрой траве. Смилостивившись,  дождь  прекратился,
но мои идеально гладкие подошвы скользили по мокрой траве, и я поняла, что
бегу недостаточно быстро. Я услышала, как сзади  с  грохотом  распахнулась
дверь и голос Стрелка прокричал: "Стой  -  или  ты  покойница!"  Я  начала
петлять, затем раздались точно направленные в мою сторону выстрелы и пули,
как пчелы жужжа надо мной, шлепались в траву. Еще десять ярдов - я  добегу
до угла крайнего коттеджа и окажусь в темноте. Я делала обманные движения,
двигаясь зигзагами, по коже пробегал озноб.  В  окне  последнего  коттеджа
звякнуло разбитое стекло, и я  оказалась  за  углом.  Нырнув  в  промокший
насквозь лес, я услышала звук заводящегося мотора. Это еще зачем?
   Бежать было  ужасно  трудно.  Сосны,  с  которых  капала  вода,  стояли
плотными  рядами,  переплетаясь  ветвями,  царапавшими  руки,  которыми  я
закрывала лицо. Тьма была кромешной, и я ничего не видела уже в ярде перед
собой. А когда вдруг увидела, чуть не заплакала, потому  что  поняла,  для
чего понадобилась машина - ее слепящие фары отсекли меня от  кромки  леса.
Стараясь скрыться от всевидящих глаз,  я  услышала,  как  вновь  заработал
двигатель,  машина  развернулась  и  я  опять  попала  в   полосу   света.
Пространства для маневра не оставалось и я была вынуждена бежать наугад  в
том направлении, где между деревьями был хоть какой-то проход. Когда опять
начнут стрелять? В лес я углубилась, едва ли больше чем ярдов на тридцать.
Стрельба может начаться  в  любую  секунду!  Вздох  смешанный  с  рыданием
вырывался из моей груди. Одежда порвалась, а на ногах я ощущала  множество
ушибов и царапин. Я знала, что долго  мне  не  продержаться.  Нужно  будет
найти дерево потолще, попытаться хоть на  мгновение  оторваться  от  лучей
фар, забраться под  него  и  затаиться.  Но  почему  они  не  стреляют?  Я
споткнулась. Меня повело вправо,  на  мгновение  я  оказалась  в  темноте,
стоящей на коленях  на  насквозь  промокших  сосновых  иглах,  рядом  было
дерево, такое же, как  и  все  остальные,  ветви  его  касались  земли.  Я
заползла под них, прижалась к стволу, и попробовала дышать  размеренно.  А
затем я услышала, как один из них шел по моим следам. Он не старался  идти
тихо - это было и невозможно - он шел уверенно,  останавливаясь  время  от
времени, чтобы прислушаться. Скоро  этот  человек  по  наступившей  тишине
должен будет понять, что я затаилась где-то рядом. И  если  он  что-нибудь
понимает в следах, то без труда обнаружит место, где кончаются вмятины  от
моих ног - на земле и сломанные  ветви  на  деревьях.  Дальнейшее  -  лишь
вопрос времени. Я проползла за ствол дерева, подальше от этого человека  и
стала наблюдать за фарами, которые ровным ярким светом освещали  блестящие
мокрые ветви над моей головой.
   Шаги и хруст веточек приближались. Я уже слышала тяжелое дыхание. Очень
близко голос Стрелка тихо произнес:
   - Выходи, крошка. Или папа тебя очень сильно отшлепает. Игра в пятнашки
окончена. Пора возвращаться домой к папе.
   Маленький луч фонаря начал шарить под деревьями, аккуратно исследуя  их
одно за другим. Он знал, что я  где-то  рядом.  Затем  луч  остановился  и
уперся  в  пространство  под  моим  деревом.  Стрелок  произнес   тихо   с
удовлетворением:
   - Хай, детка! Папа нашел тебя!
   Нашел ли? Я лежала тихо, едва дыша.
   Раздался грохот выстрела, сопровождаемый пламенем, и в ствол дерева над
моей головой впилась пуля.
   - Это чтобы поторопить тебя, крошка. Следующим выстрелом я отшибу  твои
маленькие ножки.
   Так вот что было видно из-под дерева! Устав от страха, я сказала:
   - Хорошо, выхожу. Только не стреляй! - и  на  четвереньках  я  выползла
из-под  дерева,  истерически  думая  о  том,  что  это  прекрасный  способ
передвижения на собственную казнь.
   Стрелок  стоял  рядом.  Его  тускло  освещенная  голова  вся   была   в
черно-желтых пятнах  от  света  и  теней,  падавших  на  нее  сквозь  лес,
пронизанный лучами фар. Его наган был направлен мне прямо в  живот.  Затем
он показал мне вперед:
   - Ладно. Иди. И без глупостей, а то врежу по твоей смазливой мордашке.
   Униженная, натыкаясь на деревья, я побрела  к  горящим  впереди  глазам
автомашины. Бессилие и жалость к самой себе  сжали  мне  горло.  За  какие
грехи мне все это? Почему Бог выбрал меня в жертву этим двум  головорезам?
Теперь они действительно обозлятся. Они будут мучить меня, а  потом  почти
наверняка убьют. Но полиция по пулям, извлеченным из  моего  тела,  найдет
их. Интересно, что же за преступление они совершили, если им  безразлично,
останутся ли улики против них после моего убийства? Каким бы  ни  было  их
преступление они должны быть абсолютно уверены в том, что никаких улик  не
останется. Потому что меня просто не будет! Они похоронят меня,  скинут  в
озеро с камнем на шее!
   Я вышла на опушку  леса.  Худой  высунулся  из  машины  и  обратился  к
Стрелку: - Порядок. Посади ее назад. И не будь с ней  грубым.  Оставь  это
мне. - Он включил заднюю скорость.
   Стрелок сел рядом  со  мной  и  свободной  рукой  стал  похотливо  меня
ощупывать. Я только и смогла сказать: - Прекрати. - У меня больше не  было
воли сопротивляться.
   Он тихо произнес:
   - Тебе не повезло, крошка. Страх - подлый парень. Он сделает тебе очень
больно. Сейчас ты скажешь мне "да" и пообещаешь, что сегодня ночью  будешь
вести себя со мной хорошо, а я может быть смогу его  чуть-чуть  урезонить.
Ну, как, крошка?
   Я собрала остатки сил:
   - Лучше умру, чем разрешу тебе дотронуться до меня!
   - Хорошо, сладенькая. Не  хочешь  по-хорошему,  буду  действовать  сам.
Считаю, что ты сама накликала на себя тяжелую ночь. Ты меня поняла?
   Он  ущипнул  меня  так  сильно,  что  я  вскрикнула.  Стрелок  довольно
рассмеялся:
   - Так-так. Пой, крошка! Тебе полезно попрактиковаться.
   Он толкнул меня через открытую дверь черного  хода  в  коридор,  закрыл
дверь и запер ее на ключ. Комната выглядела как и прежде - огни сияли,  по
радио передавали какую-то веселую  танцевальную  музыку,  огни  мерцали  и
переливались на полировке. Я вспомнила, как счастлива была в этой  комнате
всего несколько часов назад. О своих размышлениях в этом кресле -  отчасти
приятных, отчасти печальных, какими мелкими выглядели теперь  мои  детские
печали. Как глупо было думать о разбитых сердцах и о ушедшей юности, когда
из-за угла на меня  выскочили  из  темноты  эти  головорезы.  Кинотеатр  в
Виндзоре? Да это была просто небольшая интермедия, почти фарс. Цюрих?  Там
было как в раю.  В  том  мире  мало  кто  знает  о  настоящих  джунглях  и
населяющих их чудовищах. Хотя они  всегда  рядом.  Делаешь  неверный  шаг,
разыгрываешь не ту карту - и попадаешь в них. А там уж ты  пропал,  потому
что мира этого не знаешь и не владеешь ни оружием ни знаниями для борьбы с
ними. И у тебя нет компаса, чтобы выбраться из него.
   Человек, которого называли Страхом, неподвижно стоял в центре  комнаты,
в расслабленной позе, опустив руки вдоль тела  и  бесстрастно  разглядывал
меня. Затем поднял правую руку  и  согнул  палец.  Мои  озябшие,  покрытые
синяками ноги стали непроизвольно переступать - двинулась в  его  сторону.
Когда до него оставалось всего несколько шагов, я вышла наконец из  транса
и вдруг вспомнила о ломике. Я потянулась рукой к промокшему поясу  брюк  и
нащупала конец ломика. Будет трудно вытащить его, взявшись за рукоятку.  Я
остановилась перед Страхом. Он продолжал смотреть мне в глаза, и вдруг его
правая рука как атакующая змея вылетела вперед и ударила меня по правой, а
затем по левой щеке. У меня из глаз потекли слезы, но я опять вспомнила  о
ломике и "нырнула", делая  вид,  что  стараюсь  увернуться  от  следующего
удара. Одновременно, пользуясь моментом, я правой рукой нащупала ломик  и,
выпрямившись, бросилась на обидчика, стараясь нанести ему самый  страшный,
какой только  могла,  удар  по  голове.  Удар  достиг  цели,  но  оказался
скользящим, в то же время кто-то сзади схватил меня за руки  и  оттащил  в
сторону.
   Из раны над виском на сером лице струилась кровь. Я смотрела и  видела,
как кровь стекала к подбородку. Но выражение лица не изменилось.  По  лицу
не было видно, что  ему  больно.  Только  где-то  в  глубине  черных  глаз
промелькнула красная искорка. Он сделал шаг в мою  сторону.  Рука  у  меня
разжалась и ломик со стуком упал на пол.  Это  случилось  непроизвольно  -
ребенок уронил оружие. Все! Сдаюсь! Мир!
   А потом медленно, словно лаская, он начал бить меня,  сначала  ладонью,
потом  кулаком,  выбирая  места  для  удара   с   утонченной   эротической
жестокостью. Сначала я качнулась, затем согнулась  пополам  и  отлетела  в
сторону. Потом начала визжать, серое лицо  с  подтеками  крови  и  черными
дырами вместо  глаз  смотрело  на  меня,  а  руки  продолжали  молотить  и
молотить.
   В себя я пришла в душе своего коттеджа. Я лежала обнаженной  на  кафеле
пола. Изорванные, грязные остатки моей  красивой  одежды  валялись  рядом.
Стрелок стоял, прислонившись к стене, держа руку на кране с холодной водой
и посасывая деревянную зубочи