отрел направо. Напарник  подорвавшегося  на  мине
остановился и замер с раскрытым  ртом.  Внезапно  он  бросился  на  землю,
обхватив голову руками. Такое доведение было знакомо Бонду: теперь лежащий
не шелохнется, пока кто-нибудь не поднимет его и не  вынесет  из  опасного
места. Бонд почувствовал облегчение: до  рыбаков,  вскочивших  на  ноги  и
смотревших  в  его  сторону,  оставалось  немногим  более  двухсот  ярдов.
Судорожно подбирая в уме  знакомые  ему  итальянские  слова,  он  составил
фразу: "Я - англичанин. Где карабинеры?" и  несколько  раз  попробовал  ее
произнести. Оглянувшись через плечо, он к удивлению своему обнаружил,  что
опасность не миновала: его преследователь, находившийся уже  всего  в  ста
ярдах, с пистолетом в руке продолжал гнаться за ним, не  обращая  внимания
на рыбаков-свидетелей, выстроившихся цепью  на  пути  Бонда  с  гарпунными
ружьями на изготовку. В  центре  этой  цепочки  стоял  крупный  мужчина  с
большим животом, нависающим  над  красными  плавками.  Зеленая  маска  для
подводного плавания была сдвинута  почти  на  макушку.  Он  стоял,  широко
расставив ноги в ластах и уперев руки в  бока,  напомнив  Бонду  господина
Жабу, персонажа  американских  мультфильмов.  Но  это  забавное  сравнение
оказалось совсем некстати... Тяжело дыша, Бонд перешел на шаг, а его  рука
непроизвольно  полезла  за  пистолетом:  человек,   за   спиной   которого
поблескивали гарпуны, был Энрико Коломбо.
   Он внимательно наблюдал за приближающимся Бондом.  Когда  тот  подошел,
Коломбо тихо сказал по-английски:
   - Уберите  вашу  игрушку,  мистер  Бонд  из  Секретной  службы:  ей  не
сравниться с пневматическими гарпунами. И  если  вы  не  хотите  повторить
подвиг Святого Себастьяна, стойте где стоите.
   Он  повернулся  к  стоящему  справа  от  него  "рыболову-спортсмену"  и
спросил:
   - На каком расстоянии был тот албанец на прошлой неделе?
   - В двадцати ярдах, хозяин. Гарпун прошел насквозь, да  и  албанец  был
раза в два толще, чем этот фрукт.
   Бонд остановился, присел на чугунную решетку ограждения, не выпуская из
рук пистолета, направленного в большой живот Коломбо, и сказал:
   -  Пять  воткнувшихся  в  меня  гарпунов  не  остановят  одну  пулю  от
проникновения в ваше внушительное тело, Коломбо.
   Коломбо улыбнулся, кивнул своему человеку, незаметно  подобравшемуся  к
Бонду сзади, и тот ударил Бонда рукояткой своего "люгера"...
   Когда приходишь  в  себя  после  удара  по  голове,  первая  реакция  -
головокружение и тошнота. Но даже  несмотря  на  это  Бонд  ощутил  и  еще
кое-что: он находился в море, на корабле, а человек,  вытиравший  ему  лоб
мокрым полотенцем, бормотал на ломаном английском ободряющие слова:
   - Порядок у всех, амиго. Будь спокойный. Будь спокойный.
   Бонд чувствовал себя совершенно разбитым, но тем не менее огляделся  по
сторонам. Он лежал в комфортабельной уютной каюте, обитала в которой, судя
по запахам, ярким  цветам  и  пестрым  занавескам,  женщина.  У  изголовья
откидной кушетки, на которой лежал Бонд, стоял матрос в не первой свежести
рубахе и штанах. Лицо его показалось  Бонду  знакомым:  это  был  один  из
"рыбаков". Он улыбнулся, когда Бонд открыл глаза, и сказал:
   - Стало ничего? Да? В порядке все? - В знак солидарности он потер  себе
шею и добавил:
   - Болеть еще совсем мало.  Скоро  только  синяк  будет.  Под  волосами.
Девушки увидят ничего.
   Бонд слабо улыбнулся и  кивнул.  От  этого  кивка  боль  заставила  его
зажмуриться. Когда он вновь открыл  глаза,  матрос  огорченно  вздохнул  и
поднес к лицу Бонда часы: было семь  вечера.  Матрос  показал  пальцем  на
цифру девять.
   - Ужин с хозяином, да?
   - Да, - ответил Бонд.
   - Спать.
   - Да, - сказал опять Бонд, и матрос  вышел  из  каюты,  закрыв,  но  не
заперев за собой дверь.
   Бонд кое-как  слез  с  кушетки,  добрался  до  умывальника  и  принялся
приводить себя в порядок. На стоявшем рядом комоде, аккуратно разложенные,
лежали его вещи. Все, кроме  пистолета.  Бонд  рассовал  их  по  карманам,
вернулся к кушетке, сел и,  закурив,  попытался  размышлять.  Ни  к  каким
выводам прийти он не смог. Ясно,  что  его  куда-то  везли,  вернее  -  он
куда-то плыл, но, судя по поведению матроса, врагом его не считали. Тем не
менее Коломбо приложил немало сил, чтобы сделать его  своим  пленником,  а
один из его людей даже погиб при этом, пусть и случайно. Видимо,  речь  не
шла о том,  чтобы  убрать  Бонда  сразу.  Скорее  всего,  такое  обращение
предвещало попытку заключить с ним сделку. Только вот какую? И есть  ли  у
него иной выбор?
   В  девять  часов  за  Бондом  пришел  тот  же  матрос,  провел  его  по
коротенькому коридору в небольшой уютный салон и оставил в одиночестве.  В
центре  салона  стояли  стол  и  два  кресла,  а  рядом  -  никелированный
сервировочный столик с  едой  и  напитками.  Бонд  подергал  ручку  двери,
находившейся на другой стороне салона, и без удивления обнаружил, что  она
заперта.  Тогда  он  открыл  один  из  иллюминаторов  и  выглянул  наружу.
Единственное, что можно было определить в сумерках, так это то,  что  плыл
он  на  бывшем  рыболовном  судне  водоизмещением  примерно  двести  тонн.
Работал, похоже, один дизельный двигатель,  и  корабль  шел  под  парусом,
делая от шести до семи узлов. Далеко на горизонте виднелась россыпь огней.
Видимо, они плыли вдоль берега.
   Послышался  звук  открываемой  двери,   и   Бонд   быстро   отошел   от
иллюминатора. В салоне появился Коломбо. Одет он был в майку  с  короткими
рукавами, летние брюки и сандалии. Глаза выдавали его настороженность.  Он
опустился в одно кресло и указал Бонду на другое.
   - Садитесь, друг мой. Нам предстоит всласть поесть, попить и,  главное,
побеседовать. Пора нам перестать вести себя подобно малым детям и  немного
повзрослеть. Согласны? Что будете пить - джин, виски,  шампанское?  А  вот
колбаса,  лучше  которой  нет  в  Болонье.  Маслины  с  моих   собственных
плантаций. Хлеб, масло, проволоке - то есть плавленый сыр - и свежие фиги.
Крестьянская еда, конечно, но очень вкусная. Приступайте. Вся эта  беготня
не могла не дать разгуляться вашему аппетиту, не так ли?
   Он заразительно рассмеялся. Бонд налил себе  виски  с  содовой  и  сел.
Сделав глоток, он сказал:
   - Зачем вам надо было весь этот огород городить? Можно ведь было просто
встретиться, без всей этой суеты. А так  вы  рискуете  оказаться  в  очень
трудном положении. О чем-то подобном я даже предупреждал своего шефа:  то,
как ваша девица подцепила меня в ресторане, - это, ей-Богу, детские  игры.
Я сказал ему, что сам полезу в ловушку, чтобы разобраться что  к  чему.  И
если к вечеру завтрашнего дня я из нее не выберусь,  вам  предстоит  иметь
дело с Интерполом и всей полицией Италии.
   Коломбо выглядел удивленным. Он сказал:
   - Если вы, как утверждаете, были готовы сами лезть в ловушку, то  зачем
же вы пытались скрыться от моих людей сегодня?  Я  послал  их,  чтобы  они
доставили вас на корабль, и все тогда было  бы  гораздо  проще.  А  так  я
потерял одного из своих людей, а вам чуть не проломили череп. Не понимаю -
зачем вы пошли на это?
   - Не понравилась мне эта  ваша  троица.  Людей,  способных  убивать,  я
отличу за версту. Вот я и подумал, что вы  готовы  совершить  какую-нибудь
глупость. Надо было вам все делать через девушку.  Посылать  кого-то  еще,
право, не стоило.
   Коломбо покачал головой.
   - Лизль хотела побольше о вас разузнать. И ничего  больше.  Теперь  она
будет на меня злиться не меньше вас. Жизнь - штука сложная. Я  предпочитаю
быть со всеми в хороших отношениях, а получилось так,  что  за  один  день
вместо друзей заполучил двух врагов. Это плохо.
   Видно было, что ему искренне  жаль  себя.  Он  отрезал  толстый  кружок
колбасы  и  принялся  за  еду,  запивая  шампанским.  Прожевав,  он  опять
укоризненно покачал головой и произнес:
   - У меня всегда так: когда я волнуюсь, мне надо поесть. Но  то,  что  я
ем, когда волнуюсь, трудно переваривается. А вы меня разволновали, сказав,
что мы могли просто встретиться и поговорить без всей  этой  суеты.  -  Он
беспомощно развел руками. - Разве я мог об этом знать заранее?  Теперь  же
вы этим косвенно обвиняете меня в гибели Марио. Но я ведь  не  просил  его
бежать наперерез через это чертово поле для гольфа!
   Коломбо стукнул кулаком по столу и сердито закричал:
   - Я не согласен! Это не моя вина, а ваша! И только ваша. Вы согласились
убить меня. А как  же  должен  человек  организовывать  встречу  со  своим
убийцей, а? Ну-ка, объясните мне.
   Коломбо схватил булку, нервно отломил большой кусок и запихнул  себе  в
рот. Глаза его горели гневом.
   - О чем это вы, черт побери?
   Коломбо швырнул недоеденную булку на стол, поднялся, не спуская с Бонда
глаз, подошел к шкафчику, открыл его и  достал  предмет,  в  котором  Бонд
узнал портативный магнитофон. Не сводя с  Бонда  осуждающего  взгляда,  он
поставил магнитофон на стол, сел и включил воспроизведение.
   При первых же звуках записи Бонд взял свой бокал с виски и с задумчивым
видом стал его изучать. Голос из магнитофона сказал: "Втогое  условие.  Вы
никому не говогите, откуда у вас  мои  инфогмации.  Таже  если  вас  бутут
бить". Голос продолжал: "Тгетье условие. Во главе  этого  аппагатуса  есть
очень плохой человек. Он толжен быть destrutto, убит".  Бонд  ждал,  когда
сквозь ресторанный шум прорежется его собственный голос. Помнится,  пауза,
когда он обдумывал последнее условие, была довольно длинной.
   Что же он тогда сказал? Тут же магнитофон напомнил ему это: "Обещать  я
вам ничего не могу, это вам должно быть понятно. Единственное, что я  могу
сказать с уверенностью, так это то,  что,  если  этот  человек  попытается
уничтожить меня, я уничтожу его".
   Коломбо выключил магнитофон. Бонд выпил свое виски, поставил  бокал  на
стол и приготовился ответить. Взглянув на Коломбо, он сказал:
   - Это  еще  не  делает  меня  убийцей.  Коломбо  посмотрел  на  него  с
сожалением.
   - Для меня - делает. Особенно, когда я слышу такое  от  англичанина.  Я
работал на вас во время войны. В Сопротивлении. Имею медаль. - Он полез  в
карман и вытащил оттуда серебряную медаль на  красно-бело-синей  ленте.  -
Видите?
   Бонд выдержал пристальный взгляд Коломбо. Не отвел глаз. Он сказал:
   - А как насчет всего остального, о чем говорилось в ресторане?  Вы  уже
давно работаете не на англичан, а против них. Причем за деньги.
   Коломбо вздохнул. Он постучал  пальцем  по  магнитофону  и  бесстрастно
произнес:
   - Я слышал все. И это все - ложь. Он снова стукнул кулаком по столу, да
так, что бокалы подпрыгнули, и яростно прокричал:
   - Это - ложь! Ложь! Каждое слово - ложь! Он резко поднялся из-за стола,
оттолкнув кресло. Оно упало, и ему  пришлось  наклониться,  чтобы  поднять
его. Коломбо взял бутылку с виски, обошел стол  и  наполнил  бокал  Бонда.
Потом вернулся на свое место и поставил перед собой  бутылку  шампанского.
Теперь его лицо было сосредоточенным и серьезным. Он тихо сказал:
   - Не все, однако, здесь ложь. Есть в том, что сказал вам этот  ублюдок,
доля правды. Поэтому я и решил не спорить с вами. Вы бы мне не поверили  и
натравили бы на меня полицию. Это принесло бы мне и моим  товарищам  много
неприятностей. Даже если бы вы или кто-то другой решили, что убивать  меня
не стоит, все равно все кончилось бы громким  скандалом  и  крахом.  Чтобы
избежать этого, я решил показать вам, как все обстоит на самом деле.  Ведь
для этого вас и направили в Италию, не  так  ли?  Через  несколько  часов,
завтра на рассвете,  ваше  задание  будет  выполнено.  -  Коломбо  щелкнул
пальцами. - Раз! - и все. Вот так.
   - Так что же в истории Кристатоса правда? - спросил Бонд.
   Коломбо, раздумывая, отвечать или нет, долго смотрел  на  Бонда.  Потом
решился:
   - Друг мой.  Я  -  контрабандист.  Это  -  правда.  Наверное,  я  самый
удачливый контрабандист на всем Средиземном море. Половина из  продающихся
в Италии американских сигарет доставляется из Танжера мной.  Золото?  Я  -
единственный его поставщик на черном валютном рынке. Бриллианты? В Бейруте
у меня сидит человек с контактами в Сьерра-Леоне и Южной  Африке.  Раньше,
когда не хватало лекарств, я занимался пенициллином: подкупал  медперсонал
в американских госпиталях.  И  многое,  многое  другое.  Даже  доставка  в
публичные дома Неаполя смазливых  девиц  из  Сирии  и  Персии.  Я  помогал
вывозить из страны бежавших из тюрем  заключенных.  Но,  -  кулак  Коломбо
вновь обрушился на несчастный стол, -  наркотиками  -  героином,  опиумом,
коноплей - нет! Никогда! Никогда к этому не прикасался. Это - зло.  Это  -
грех. - Коломбо торжественно поднял правую руку. -  Друг  мой!  Клянусь  в
этом именем моей матери!
   Отдельные кусочки мозаики стали складываться в единое целое, и Бонд был
уже готов поверить Коломбо. Он даже испытывал  какую-то  приязнь  к  этому
жизнерадостному  пирату,  которого  Кристатосу  чуть   было   не   удалось
подставить под удар. Бонд спросил:
   - Почему же Кристатос указал именно на вас? Что он от этого выиграет?
   Коломбо покачал головой и сказал:
   - Друг мой, Кристатос - это Кристатос. Он  ведет  такую  двойную  игру,
какую  трудно  себе  представить.  Чтобы   сохранить   покровительство   и
американской разведки, и ваших специалистов по наркотикам, ему  приходится
время от времени подбрасывать им  очередную  жертву,  какую-нибудь  мелкую
рыбешку. Но сейчас проблема слишком сложна, и мелочью ему  не  отделаться.
Речь идет об огромных партиях, и жертва требуется на этот раз большая. Вот
Кристатос или его наниматели и выбрали меня. Ведь действительно,  если  бы
вы не пожалели денег на подкуп информаторов  и  как  следует  копнули,  то
узнали бы многое о моих операциях. Но каждый  след,  ведущий  ко  мне,  на
самом деле уводил бы вас все дальше от истины. И  в  конечном  итоге  -  я
далек от того, чтобы недооценивать вашу Службу, - я бы сел  в  тюрьму.  Но
тот хитрый лис, на которого вы охотитесь,  только  смеялся  бы  над  вами,
слыша, как звуки охоты удаляются от него все дальше и дальше.
   - Почему Кристатос хочет, чтобы вас убили?
   - Я слишком много знаю, друг мой, - хитро  прищурился  Коломбо.  -  Мы,
контрабандисты, иногда волей-неволей наступаем на мозоль  своим  коллегам.
Совсем недавно я на этом корабле вел настоящий  морской  бой  с  небольшим
албанским военным катером. Нам повезло: удачный выстрел  -  и  их  баки  с
горючим взорвались. В живых от экипажа остался только один человек, и  его
убедили говорить. Я очень много чего полезного  узнал,  но  сделал  глупую
ошибку - высадил его на берег под Тираной.  То  есть  вместо  того,  чтобы
обойти минное поле, как дурак  решил  пойти  через  него  напрямик.  Ну  и
поплатился. С этого момента ваш любимый Кристатос  сел  мне  на  хвост.  К
счастью, - Коломбо кровожадно усмехнулся, - мне известно то,  о  чем  этот
подонок и не подозревает. Вот с этим "тем" мы и  повстречаемся  завтра  на
рассвете, в маленьком порту Санта-Мария, к северу  от  Анконы.  А  там,  -
Коломбо злобно рассмеялся, - мы увидим то, что увидим.
   Бонд спросил:
   - И сколько же вы за все это хотите? Вы ведь сказали, что завтра  утром
мое задание будет выполнено. Так сколько же это будет стоить?
   Коломбо покачал головой и сказал равнодушно:
   -  Ничего.  Просто  складывается  все  так,  что  здесь  наши  интересы
совпадают. Но единственное, в чем я  хотел  бы  заручиться  вашим  честным
словом, так это в том, что все сказанное  здесь  сегодня  не  будет  знать
никто, кроме вас, меня и, если это совершенно  неизбежно,  вашего  шефа  в
Лондоне. В Италии это не должно стать известным. Договорились?
   - Да. Я согласен.
   Коломбо встал, подошел к шкафчику, достал пистолет Бонда  и  отдал  его
владельцу.
   - В таком случае, друг мой, - сказал он, - лучше иметь эту  вещицу  под
рукой, так как она может вам пригодиться. А сейчас лучше всего как следует
выспаться. В пять утра подадут ром и кофе.
   Коломбо протянул Бонду руку, и тот пожал ее, внезапно ощутив,  что  они
стали  друзьями.  Бонд  попрощался  с  чувством  некоторой  неловкости   и
отправился к себе в каюту.
   Экипаж "Коломбины" состоял из двенадцати молодых  отчаянных  парней.  В
этот ранний час они тихо переговаривались между собой, получая в салоне из
рук самого Коломбо чашки с ромом и кофе. Корабль шел без  огней,  если  не
считать одного тусклого аварийного фонаря. Бонд даже улыбнулся про себя по
поводу  этой  сцены  из   "Острова   сокровищ",   где   царила   атмосфера
таинственности и романтики. Коломбо подходил к каждому матросу и  проверял
оружие. Все были вооружены "люгерами" и складными ножами. Пистолеты  -  за
поясом, ножи - в карманах брюк. Коломбо проверял оружие очень  придирчиво,
кого-то хвалил, кого-то ругал. Бонду вдруг подумалось, что  Коломбо  живет
жутко интересной жизнью, полной приключений, риска и опасностей.  Конечно,
это   была   жизнь   преступника,    постоянная    борьба    с    валютным
законодательством, монополией государства на табак, таможней, полицией, но
витавший сейчас в воздухе юношеский романтический  флер  каким-то  образом
превращал цвет преступлений Коломбо из черного в белый. Ну по крайней мере
в серый.
   Коломбо посмотрел на часы,  отдал  приказ  всем  занять  свои  места  и
погасил аварийный фонарь. Вместе  с  Бондом  он  поднялся  на  капитанский
мостик. Бонд увидел, что корабль был уже совсем  рядом  с  казавшимся  при
свете едва зарождающегося утра черным скалистым берегом, вдоль которого он
шел на самых малых оборотах. Коломбо сказал:
   - Там, впереди, за этим утесом - бухта. В ней, у пирса,  должен  стоять
корабль вроде нашего, и с него должны  выгружать  и  перевозить  на  склад
совершенно безобидные с виду рулоны типографской бумаги. Нас там никто  не
ожидает увидеть, поэтому  у  входа  в  бухту  мы  прибавим  ход,  подойдем
вплотную к этому кораблю и высадимся на него.  Они  будут  сопротивляться,
естественно, и придется разбить пару-тройку голов. Надеюсь, что  обойдется
без стрельбы. Во всяком случае мы стрелять не будем, если  они  не  начнут
первыми. Это - албанский корабль, а экипаж - отпетые албанские головорезы.
Так что, если все-таки начнется стрельба,  вы  должны  стрелять  вместе  с
нами. Эти люди - враги и вашей страны, и моей. И здесь уж убьют не убьют -
зависит от вас. Согласны?
   - Согласен.
   В ту же секунду раздался звон машинного телеграфа, и палуба под  ногами
начала ощутимо вибрировать. На скорости в десять узлов их корабль  обогнул
утес и вошел в бухту.
   Все было так, как сказал Коломбо. У каменного  пирса  был  пришвартован
небольшой парусный корабль.  С  кормы  на  берег  были  перекинуты  доски,
которые вели в тускло освещенный,  грязный,  старый  кирпичный  склад.  На
палубе лежали рулоны бумаги, которые по доскам скатывали с корабля, и  они
сами по инерции катились прямо в открытые двери склада. На  корабле  и  на
берегу Бонд насчитал двадцать человек. Только внезапность нападения  могла
уравнять шансы. Корабль Коломбо был уже всего метрах в пятидесяти от борта
парусника,  когда  его  заметили.  Кто-то  побежал   в   сторону   склада.
Одновременно с этим Коломбо отдал короткий приказ. Двигатели на  мгновение
замерли и тут же дали задний ход. На мостике  вспыхнул  мощный  прожектор,
ярко осветивший всю картину  происходящего,  а  "Коломбина"  тем  временем
подошла к борту албанского судна. При первом же  ударе  борта  о  борт  на
палубу парусника полетели абордажные крюки, и матросы во главе  с  Коломбо
бросились на вражеский корабль.
   У Бонда были свои  планы.  Оказавшись  на  палубе  чужого  корабля,  он
пересек ее, спрыгнул с трехметровой высоты на пирс,  приземлившись  мягко,
как кошка, и замер, рассчитывая следующий  шаг.  На  палубе  уже  началась
стрельба, одним из первых выстрелов прожектор  был  выведен  из  строя,  и
теперь все происходило в сумраке наступающего у