вернулся в кресло.
   По инструкции на проветривание полагалось пятнадцать
минут, но он выждал двадцать пять. Снова, не сняв маски,
вошел в кабину и по одному отволок летчиков в хвост
самолета. Потом в опустевшей кабине достал из кармана
пузырек и посыпал из него на пол; порошок не изменил цвета.
Чуть сдвинув маску, он осторожно вдохнул - как будто ничем
не пахнет. Взялся за штурвал, снизился до 32 тысяч,
выправил курс - но маски все же не снял...
   Темнело. Горели желтые глаза приборов, было тепло, тихо.
Огромный самолет плыл почти бесшумно, только пели еле слышно
двигатели. Он щелкал клавишами приборов, и каждый щелчок
отдавался выстрелом... Наконец, Петаччи откинулся в кресле.
Проглотил тонизирующую таблетку и задумался. В валяющихся
на полу наушниках громко заверещало. Он взглянул на часы.
Должно быть, вызывает Ирландское военно- воздушное
управление, за последние полтора часа "Защитник" не вышел на
связь уже третий раз. Из управления, конечно, сообщат в
спасательную службу, в командование бомбардировочной
авиации, в Министерство ВВС - но не сразу. Скачала
несколько раз запросят Южный спасательный центр; на это
уйдет еще полчаса, а самолет к тому времени будет уже далеко
над Атлантикой.
   В наушниках смолкло. Он встал, подошел к радарному
экрану: иногда там вспыхивала точка - "Защитник" обгонял
кого-то, идущего ниже. А замечают ли его самого снизу, из
воздушного коридора? Вряд ли, у гражданских самолетов радар
слабый. Разве только американцы засекут через систему
дальнего обнаружения, да и те решат, что это гражданский,
просто забрался повыше.
   Петаччи вернулся на место. Снова быстро проверил приборы
и, взявшись за штурвал, тихонько качнул самолет вправо,
влево. Слушается отлично, как надежный автомобиль. Он
вспомнил тот миланский полугоночный... Какой выбрать цвет?
Он всегда любил белый, но теперь вся жизнь его переменится,
и нужен другой цвет, более спокойный, благопристойный -
например, темно-синий, а вдоль корпуса узкая красная
полоса...
   Он тряхнул головой: замечтался! "Защитник" летит уже
четыре часа со скоростью 600 миль в час, американский берег
должен быть на экране. Да, берег прекрасно виден: вот
темнеет Бостон, вот серебряным ручейком петляет Гудзон.
Самолет летит точно по курсу, скоро поворачивать на юг.
   Петаччи сел в кресло, проглотил еще одну тонизирующую и
сверился с картой. Руки он держал на штурвале; гирокомпас
загадочно подмигивал ему. Пора! Круто повернул и снова
выпрямил штурвал, вывел самолет на новый курс, включил
автопилот. Теперь он летит точно на юг, это последний
участок пути, еще три часа. А там - посадит ли?..
   Он вытащил записную книжку. "По левому борту увидите
огни острова Большая Багама, по правому - Флориды.
Сбрасываете топливо. За пятнадцать минут до расчетного
конца полета начинаете снижаться и ждете позывных с яхты
Первого: "точка-точка-тире, точка-точка-тире". Снижаетесь
до тысячи футов, тормозите, снова сбрасываете топливо.
Когда на яхте зажгут красный маяк, заходите на посадку.
Закрылки опускайте только на контрольной высоте при скорости
140 узлов. Глубина моря - 40 футов. Выходите через
аварийный люк, вас подберет яхта Первого. В восемь тридцать
утра вылетаете из Багамского аэропорта а Майами, дальше -
местными рейсами. Первый передаст вам деньги в
тысячедолларовых купюрах или в чеках, а также паспорт на имя
Энрико Валли, директора компании."
   Он проверил координаты, курс, скорость. Было три часа
ночи по Гринвичу, то есть двадцать один по местному времени.
Вышла полная луна, осветила облачную снежную поляну внизу.
Он повернул клапан, сбросил тысячу галлонов топлива, и
самолет сразу потянуло вверх. Снизил до прежних 32 тысяч...
Лететь оставалось двадцать минут. Нужно понемногу
снижаться...
   Вниз, сквозь облака, почти вслепую... Светит луна,
серебрится море, редкие огоньки внизу еле теплятся. На море
совсем тихо - оно гладкое и твердое, точно сталь. Петаччи
настроился на шестьдесят седьмой канал: "точка-точка-тире,
точка- точка-тире". Он начал тормозить, сбавил тягу, и
самолет круто заскользил вниз, стрелку высотомера резко
повело. Петаччи поглядывал то на грозную стрелку, то на
отблескивающее ртутью море. На мгновение он потерял
горизонт - море сверкает, путает, но вот мелькнул внизу
темный островок, и Петаччи, уверившись, что высота, как и
показывает стрелка, две тысячи, выровнял самолет.
   Теперь позывные Первого слышались громко, четко. Скоро
мелькнул красный маяк, до него, наверное, каких-нибудь пять
миль. Петаччи снова направил огромную машину вниз, море все
близилось... Ничего, он сядет! Он перебирал клавиши нежно,
чутко, словно ласкал женщину. Пятьсот футов, четыреста,
триста, двести - смутно обрисовалась яхта, огни у нее
потушены, горит только красный маяк, и самолет идет точно на
яхту! Врежется! Спокойно, спокойно... Не забыть сразу
выключить двигатели... Толчок! Самолет задрал нос,
прыгнул. Снова толчок! И еще!
   Петаччи сложил на коленях дрожащие руки и тупо глянул в
окно, где пенились волны. Он сел... Браво, Джузеппе
Петаччи! Аплодисменты!! Где благодарная публика?!
   Самолет медленно погружался, шипели раскаленные
двигатели, позади металлически скрежетал сломанный хвост.
По щиколотку в воде, Петаччи вышел из кабины. В глубине
салона, в неверном лунном свете мокро блеснуло белое мертвое
лицо одного из летчиков. Петаччи сорвал пломбу с аварийного
бокового выхода, открыл дверцу и ступил на крыло.
   К самолету подплывала большая шлюпка, в ней сидело
шестеро с выбеленными луной, бесстрастными лицами. Петаччи
замахал, радостно завопил, но в шлюпке лишь кто-то один вяло
поднял руку. Подделываясь под сдержанность и деловитость
сообщников, Петаччи скомкал улыбку. Крыло уже почти
погрузилось в воду, и из шлюпки на него легко выбрался
низенький, толстый человек. С опаской, широко расставляя
ноги, пружиня коленями, коротыш шел по скользкому крылу и
смотрел на Петаччи в упор.
   - Добрый вечер! Доставлен один самолет в хорошем
состоянии, - сказал Петаччи, как придумал заранее. -
Распишитесь в получении. - И протянул руку.
   Коротыш встал потверже, крепко сжал ему руку и рванул на
себя. Голова у Петаччи откинулась, и прямо в душу ему
глянула луна; сверкнув, нож вошел в подбородок, в мягкое
горло, достал до мозга. Петаччи успел удивиться,
почувствовать боль - и в глазах ярко вспыхнуло...
   Еще несколько мгновений убийца придерживал нож в ране, и
летчикова щетина колола ему руку. Потом он опустил тело на
крыло, высвободил нож, сполоснул в море, насухо вытер о
спину Петаччи. Отволок тело к аварийному люку и сбросил в
воду.
   Осторожно ступая, убийца прошел по крылу, прыгнул в
шлюпку и молча поднял большой палец. Четверо в шлюпке уже
натянули акваланги и теперь стали по одному неловко
переваливать за борт. Когда все нырнули, рулевой спустил на
воду огромный подводный прожектор, потравил трос. Потом
включил свет, и тотчас засверкало море и в нем - огромный
тонущий самолет. Рулевой завел мотор и дал задний ход;
отъехав подальше от бурлящей воронки, он выключил мотор,
вытащил из комбинезона пачку сигарет, предложил убийце. Тот
взял сигарету, аккуратно переломил: одну половинку сунул за
ухо, другую закурил. Убийца боролся с дурными привычками.

                        IX

                   ЯХТА "ЛЕТУЧАЯ"

   На борту яхты Первый вытащил из кармана белого, акульей
кожи пиджака пахнущий дорогим одеколоном платок, вытер пот
со лба. На яхте прождали целых полчаса, самолет опоздал.
Зато с летчиком управились быстро, так что теперь они
отстают от графика только на четверть часа: если поисковой
группе не придется резать металл - нагонят. Первый сошел с
мостика, спустился в радиорубку и велел соединиться со
Вторым.
   Мозг яхты заработал, он открылся любому звуку,
вслушивался, искал. Радист пробивался сквозь звуковые
волны, трогал клавиши, нежно подкручивал настройку. Вот его
быстрые руки замерли, он прибавил громкость, поднял большой
палец. Первый надел наушники.
   - Я Первый.
   - Я Второй, - донеслось слабо, прерывисто. Это Блофельд,
Первый узнал бы его скорее, чем родного отца.
   - Все в порядке, этап завершен. В двадцать два сорок
пять приступаем к следующему. Ждите доклада. Конец связи.
   - Спасибо. Конец связи.
   Разговаривали всего несколько секунд, за такое короткое
время и на этой частоте вряд ли кто-нибудь перехватит.
Теперь все мысли - о следующем этапе. Первый прошел в каюту
и склонился над картой.
   Сорокалетний Эмилио Ларго, он же Первый, не был обделен
ни красотой, ни силой. Родом из Рима, он и походил на
какого-нибудь своего пращура: длинное, крупной лепки лицо,
гордый, с заметной горбинкой нос, тяжелый подбородок - такие
профили чеканили на монетах. От всей его высокой,
мускулистой фигуры веяло мощью, но особенно поражали
огромные, даже по его стати несоразмерные кулаки; в могучих
волосатых ручищах, рыскающих теперь по карте, линейка и
измерительный циркуль казались игрушечными, до смешного
ненастоящими.
   Ларго был прирожденный хищник - волк, задирающий овец.
Лет двести назад быть бы ему разбойником, только не
сказочно-благородным, а Синей Бородой, кровавым головорезом,
идти бы по трупам к золоту. Но Синяя Борода в своем
злодействе плебей, Ларго же - патриций: умен, изворотлив,
вылощен, удачлив в любви. Лучшего главнокомандующего по
операции "Омега" нельзя и желать...
   В каюту заглянул, постучав, матрос:
   - Со шлюпки дали сигнал. "Торпеда" с прицепом пошла...
   - Хорошо, - сказал Ларго. Его присутствие всегда
охлаждало горячие головы. В самой рискованной ситуации,
когда враг наседает со всех сторон. Ларго оставался спокоен
и тверд, вдумчиво, как дзюдоист, выбирая момент для
решительного удара. На подчиненных эта его манера
действовала безотказно; принесут радостную ли, худую весть -
а он лишь кивнет невозмутимо, словно все наперед знал. С
таким шефом бояться нечего. А весть матрос принес
замечательную! Ларго с нарочитой неторопливостью принялся
измерять что-то по карте. Наконец, выдержав, как ему
казалось, необходимую паузу, он встал и вышел из каюты в
теплую душную ночь.
   К качающейся неподалеку шлюпке полз под водой червячок
Света. Это и была подводная самоходная "Торпеда", какими
пользовались в войну итальянцы. Она тянула остроносый
прицеп, специально приспособленный для перевозки грузов по
дну. Световой червячок растаял в луче прожектора, а через
несколько минут появился вновь - теперь он полз назад, к
яхте. Другой на месте Ларго спустился бы в трюм, к
подводному люку, посмотрел бы, как будут выгружать бомбы.
Он, по своему обычай, не пошел. Вскоре световой червячок
снова пополз к шлюпке. На прицепе помещался огромный рулон
непромокаемого брезента, выкрашенного в цвета здешней
подводной местности - белый песок, кораллы: брезентом
покроют самолет, края надежно закрепят. Ларго представил,
как восемь человек - четверо с яхты и четверо со шлюпки -
работают там, внизу. Сколько же сил положено, как искусно
сплетен этот замысел - "Омега"!
   Рядом со шлюпкой мелькнул огонек, потом еще - группа
всплывала. Луна посверкивала в стеклянных масках, и Ларго
пересчитал: все восемь человек. Они подплыли к шлюпке,
забрались по лесенке; рулевой и немец убийца Брандт помогли
затащить "Торпеду", прицеп. Подводный прожектор выключили и
тоже взяли на борт. Взревел мотор, шлюпка помчалась к яхте.
Здесь ее зацепили краном и подняли на палубу.
   К Ларго подошел капитан, высоченный, тощий и мрачный. Он
был уволен из канадского флота за пьянство и нарушение
субординации, а на яхте стал как шелковый: однажды не
выполнил приказ, и Ларго собственноручно изломал об него
стул.
   - Когда отправляемся? - спросил капитан.
   - Через пять минут. Найдите мне Котце.
   Глаза у физика Котце блестели, его трясло, как в
лихорадке.
   - Что, хороши игрушки? - спросил Ларго.
   - Не то слово!.. Я еще таких бомб не видел. Простые,
надежные - ребенку дай, не подорвется.
   - В спусковые салазки они поместились? Вам работать не
тесно?
   - Абсолютно не тесно! - Котце чуть в ладоши не хлопал.
- Снимем носовые взрыватели, ввинтим часовой механизм.
Кандинский подбирает резьбу.
   - Запалы тоже доставлены?
   - Да. Я их уже проверил - надежные. Хранить все же
будем отдельно от бомб...
   - Значит, все в порядке?
   Котце постепенно успокаивался. Как он волновался все это
время! Вдруг у бомб оказался бы какой-нибудь неизвестный
ему секретный предохранитель? Теперь-то ясно, что
волновался зря.
   - Все в порядке. Пойду работать, - ответил он буднично и
побрел по палубе.
   Ларго проводил взглядом худенькую фигурку. Чудаки эти
ученые, кроме своей науки ничего не знают. Для Котце вся
работа - гайки завинчивать... Впрочем, для жаркого дела он
и не годится. Хорошо бы вообще от него избавиться, но пока
рано - вдруг придется взрывать бомбы.
   Ларго поднялся на капитанский мостик и бросил:
   - Полный вперед.
   "Летучая" - моторная яхта на подводных крыльях.
Построили ее в Италии, специально для "Спектра". Корпус -
из сплава алюминия и магния, два четырехцилиндровых
двигателя с турбонагнетателями; "Летучая" могла делать около
пятидесяти узлов с запасом хода при такой скорости в 4
тысячи миль. Стоила она дорого, но в Багамских водах
"Спектру" нужно было именно такое судно - скоростное,
вместительное, с небольшой осадкой. Кроме того, суда такого
класса не вызывают изменений магнитного поля и почти не
создают волны, что весьма полезно, случись погоня - а в
жизни "Летучей" погоня вполне могла случиться.
   Вот уже полгода яхта служила предметом всеобщего
восхищения и на Флориде, и на Багамах, и Ларго слыл
достойнейшим из местных "миллионеров", которых в этой части
света немало. Постепенно тайна яхты раскрылась: владелец
хочет поднять с затонувшего судна сокровища. Закончится
зимний туристский сезон, приедут пайщики и в самом начале
лета тихой спокойной порой к поискам приступят
по-настоящему. И действительно, однажды в Нассау съехались
- с Бермудских островов, из Нью- Йорка и Майами -
девятнадцать пайщиков. А через два дня, в сумерках, мягко
заурчали двигатели, и сине-белая красавица яхта вышла из
гавани и взяла курс на юго-восток, что прекрасно видели все
гулявшие в ту пору по набережной.
   Однако, уже в открытом море, яхта круто развернулась к
западу и вдали от любопытных глаз, с потушенными бортовыми
огнями, устремилась как раз к тому месту, которое теперь,
встретив самолет, покидала. До Нассау всего сотня миль, два
часа ходу: но в обратный путь пускаться еще не время, есть
еще одно важное дело, и в гавань яхта вернется лишь с
рассветом.
   Первые два этапа операции прошли гладко, на этом,
третьем, тоже нельзя ошибиться. Ларго склонился над картой:
вроде, идут правильно, до Собачьего пятьдесят миль, будут
там через час.
   Островок Собачий размером не больше двух теннисных
площадок. Это сплошь мертвый коралл, лишь в одном месте
пробитый песчаной отмелью, - там, в солоноватых дождевых
лужицах растет морская трава да чахлые скрюченные пальмы.
Коварную отмель, Собачью Банку, знают все, от нее стараются
держаться подальше даже рыбаки.
   "Летучая" подошла на большой скорости, потом сбавила
обороты и еще поскользила, медленно оседая. Остановилась в
кабельтове от островка. Плеснули, всхлипнули короткие
волны, якорь ушел на сорок футов и закрепился. В трюме,
возле подводного люка ждал Ларго и четверка стоящих попарно
пловцов - каждая пара держала за края кусок полотна, где,
как в люльке, покачивалась в грязновато- сером резиновом
мешке огромная сигара. Все в аквалангах, у Ларго фонарь.
   Скоро хлынула вода, затопила трюм; аквалангистов подняло
с места, и они скользнули в люк, плыли в легком серебристом
тумане. Сначала внизу было мутно и пусто, потом показалась
островная отмель, круто уходящая вверх. Коралловые ветви
расходились тугим веером, как снасти, корабельные серые
заросли таинственно переливались в лунном свечении,
манили... Новичок испугается этих невинных подводных
хитростей, оттого Ларго и повел группу сам. Одно дело, в
открытом море при свете прожектора спуститься к затонувшему
самолету - оказываешься точно в огромном цеху; здесь же, под
самым островом в таинственно мерцающем царстве, страшно, и
нужен пловец тертый, бывалый.
   Островок был сильно подмыт волнами и, если взглянуть
снизу, напоминал громадный гриб. На ножке гриба темнела
широкая расщелина. Ларго подплыл ближе и зажег фонарь: под
"шляпкой" было совсем темно. Желтым фонарным лучом
высветилась здешняя жизнь: колыхался лес водорослей, водил
желто-синими усиками лангуст, над бледными морскими ежами и
жгуче-черными икринками суетливо носились рыбы-бабочки и
"морские ангелы"... Ларго стал на дно, переступил для
верности ластами и посветил спутникам. Через расщелину все
прошли по одному в тесную, длиной шага в три, подводную
пещерку. Пещерка было точно дно колодца - из дальнего ее
конца узкий ствол вел на самый верх, на воздух, и в колодец
заглядывала сейчас луна. В шторм из отверстия,
приходящегося прямо на середину острова, бьет фонтан, но в
такое время вблизи Собачьего безлюдно... В стену пещерки
они вбили железные опоры, уложили на них бомбы а резиновых
мешках, накрепко привязали ремнями и не спеша вернулись на
яхту.
   Завелись двигатели, и "Летучая", едва касаясь воды,
понеслась - а скорее, именно полетела - домой.
   Ларго разделся, обмотался вокруг пояса полотенцем и пошел
в радиорубку. Полночную связь он пропустил, времени было
час пятнадцать, а у Блофельда - семь пятнадцать утра.
Радист настраивался на волну, а Ларго думал пока о Втором.
Тот, наверное, сидит, ждет - измученный, небритый, перед ним
чашка кофе; какая по счету? Ларго даже услышал кофейный
запах...
   - Я Первый.
   - Я Второй.
   - Третий этап завершен, все в порядке. Конец связи.
   - Я доволен.
   Ларго стащил наушники и подумал: "Я тоже. Дело почти
сделано, теперь никто не помешает, разве что сам дьявол".

                        X

                      ДОМИНО

   Ярко-синяя открытая машина пронеслась вниз по
Парламентской улице; на перекрестке загорелая девушка за
рулем ловко переключила скорость и, глянув направо,
вывернула перед скособоченным ветхим фургоном на Бухтовую.
Видавший виды коняга сердито мотнул мордой, возница звякнул
огромным колокольцем, но девушка лишь махнула рукой и, в
секунду промчав всю улочку, резко затормозила возле "Трубки
мира", лучшей в Нассау табачной лавки. Не открывая дверцы,
прямо через низкий борт соскочила на землю, небрежно
оправила светлую плиссированную юбку, в прыжке задравшуюся
чуть не до пояса. Фургон остановился неподалеку, и возница
громко пожаловался:
   - Тихоходу-то моему в самую морду въехала. И куда
спешат?..
   Девушка подбоченилась.
   - Сам ты тихоход, под ногами путаешься! Вам обоим не по
дорогам ездить, а на травке ластись.
   Старик-негр открыл было рот, но передумал и сказал
примирительно:
   - И верно - пора на покой...
   Стегнул конька, тронулся, обернулся еще раз на обидчицу,
но той уже и след простыл.
   - Эх, хороша! - неожиданно вывел старик и пустил конька
рысью.
   В эту минуту Джеймс Бонд подходил к лавке. Мысленно
согласившись с возницей, он прибавил шагу и вслед за
девушкой вошел в тесноватое прохладное помещение.
   - Дайте мне самых плохих сигарет! - сказала незнакомка
продавцу.
   Багамец давно уж не удивлялся сумасшедшим туристам.
   - Одну минуту, мадам, - он невозмутимо повернулся к
полкам.
   - Для тех, кто бросает курить, есть два сорта сигарет...
- назидательно начал Бонд.
   - А кто вы, собственно, такой? - оборвала она.
   - Джеймс Бонд, признанный мастер по борьбе с курением.
Считайте, что вам повезло.
   Девушка оглядела его: лет тридцати пяти, высок, недурен
собой, только сквозит в чертах какая-то жесткость, даже
суровость, серо-голубые глаза пронзительны, цепки; на правой
щеке еле заметно бледнеет шрам, загар совсем легкий -
значит, на острове недавно, то-то прежде они не
встречались..