осить этот грабеж.
   Бонд  сочувственно  хмыкнул.  Принесли  мартини.  Бонда   эта   история
заинтересовала, его всегда  интересовало  все,  связанное  с  картами.  Он
представил себе сцену, когда двое мужчин сидят друг против друга, один  из
них спокойно складывает канасту, откладывает в сторону и записывает  очки,
а другой с едва сдерживаемым раздражением  швыряет  карты  на  стол.  Было
совершенно ясно, что Дюпона обманули. Но каким образом?
   - Двадцать пять тысяч - большие деньги. Какие были  ставки?  -  спросил
Бонд.
   - Начальная ставка двадцать пять центов, потом пятьдесят, затем доллар.
Для такой игры это высокая ставка. Даже при двадцати пяти  центах  выигрыш
составляет пятьсот долларов за  игру.  А  при  ставке  в  доллар  проигрыш
равносилен самоубийству.
   - Но вы, вероятно, изредка выигрывали?
   - Да, но только когда ему это было нужно  из  тактических  соображений.
Гроши. Он избегал всех моих ловушек, предвидел все мои действия, как будто
точно знал, какие карты у меня на руках.
   - А зеркал в помещении не было?
   - Да нет!  Мы  играли  на  открытом  воздухе.  Он  говорил,  что  хочет
позагорать. И, конечно, загорел. Красный, как рак. Играли мы только  утром
и днем. Он говорил, что не играет вечером, потому что потом долго не может
заснуть.
   - А он кто? Как его зовут?
   - Голдфингер.
   - А имя?
   - Аурик. Это, кажется, означает "золотой", не так ли? Вот  он  такой  и
есть. Огненно-рыжий.
   - Национальность?
   - Вы мне не поверите, но  он  английский  подданный.  Живет  в  Нассау.
Исходя из фамилии, можно подумать, что он еврей, но внешность  у  него  не
семитская. Да у нас во "Флоридиане" его  бы  и  не  приняли,  если  бы  он
таковым являлся. У нас с этим строго. Паспорт выдан в  Нассау,  ему  сорок
три года, холост, по профессии брокер. Это сведения  из  его  паспорта.  Я
узнал у гостиничного детектива, когда сел с ним играть.
   - И какого рода брокер?
   Дюпон кисло улыбнулся.
   - Я у него спросил. Он ответил: "О, я занимаюсь всем, что подвернется".
Весьма  уклончивый  тип.  Как  только  задаешь  прямой  вопрос,   тут   же
замыкается, но весьма любезно беседует абсолютно ни о чем.
   - Насколько он богат?
   - Ха! Это-то и есть самое главное! Он просто трещит  от  золота!  Прямо
лопается! Я выяснил это через мой банк в Нассау. Он купается в  золоте.  В
Нассау миллионеров - словно грязи, но он - первый или  второй  по  списку.
Свои деньги он вроде бы держит в виде слитков. Таскает их по всему  свету,
получая прибыль на разнице цен. Ведет себя, прямо как федеральный банк.  К
валютам относится с недоверием. Не могу сказать, что в этом  он  не  прав.
Учитывая, что он один из самых богатых людей в  мире,  возможно,  это  его
система.  Но  вот  в  чем  вопрос:  раз  он  настолько  богат,  зачем  ему
понадобились какие-то паршивые двадцать пять тысяч?
   Официанты,  окружившие  их  стол,  избавили  Бонда   от   необходимости
отвечать. Состоялся ритуал водружения в центр стола  большого  серебряного
блюда с крабоидами. Возле каждой тарелки поставили по серебряному соуснику
с топленым маслом и тосты. В бокалах пенилось розовое шампанское.  Наконец
старший  официант,  подойдя  к  ним  сзади,  обвязал  им  шеи  салфетками,
свисающими до пола.
   Бонд вспомнил Чарльза Лаутона в  роли  короля  Генриха  VIII  в  фильме
"Частная жизнь  Генриха  VIII",  но  ни  Дюпон,  ни  окружающие  никак  не
отреагировали на столь "свинские" приготовления. Дюпон, произнеся: "Каждый
сам за себя", - положил себе на тарелку несколько крабоидов и, макая их  в
масло, стал есть.
   Бонд последовал его примеру и тоже приступил к трапезе, поглощая  самое
вкусное в его жизни блюдо.
   Мясо крабоидов было нежнейшим из всех, какие  он  когда-либо  пробовал,
особенно в сочетании с тостами и слегка жженым  топленым  маслом.  Ледяное
шампанское с легким привкусом земляники приятно  холодило  небо.  Они  ели
спокойно и с удовольствием,  не  проронив  ни  слова,  пока  полностью  не
очистили блюдо.
   Слегка рыгнув, Дюпон в последний раз стер шелковой  салфеткой  масло  с
подбородка и удовлетворенно откинулся на спинку стула. Лицо его пылало. Он
посмотрел на Бонда с гордым видом.
   - Я позволю себе усомниться, мистер  Бонд,  что  кто-нибудь  где-нибудь
едал что-либо вкусней. Как вы считаете?
   Я хотел легкой жизни, подумал Бонд. Красивой жизни. Нравится ли мне все
это? Нравится ли мне жрать, как свинья,  и  выслушивать  замечания  такого
сорта? И внезапно сама идея съесть еще одно такое кушанье или любое другое
в компании Дюпона вызвала у него отвращение. Но он тут же устыдился  своей
реакции. В конце концов, что хотел, то и получил. Это протестовал  сидящий
в нем пуританин. Бонд высказал пожелание, и  это  его  пожелание  было  не
только исполнено, оно было буквально впихнуто ему в глотку.
   - Не могу ничего сказать по этому поводу, но,  несомненно,  было  очень
вкусно.
   Дюпон вполне удовлетворился ответом и заказал кофе. Бонд  отказался  от
предложенных сигар и ликера, закурил и стал с интересом ждать продолжения.
Он был уверен, что продолжение последует. И  не  ошибся.  Дюпон  прочистил
горло.
   - А теперь, мистер Бонд, у меня есть предложение.
   Он посмотрел на Бонда, стараясь предугадать его реакцию.
   - Да?
   - Это, несомненно, рука  провидения,  что  я  встретил  вас  сегодня  в
аэропорту.
   Голос Дюпона звучал серьезно и искренне.
   - Я  никогда  не  забывал  нашу  первую  встречу.  Я  помню  все.  Ваше
хладнокровие, решительность и мастерство.
   Бонд внимательно изучал скатерть.
   Но Дюпону надоело  разглагольствовать  и  отвешивать  реверансы,  и  он
сказал:
   - Мистер Бонд, я готов заплатить вам десять  тысяч  долларов,  если  вы
согласитесь оставаться здесь в качестве моего гостя до тех  пор,  пока  не
узнаете, каким образом этот человек, Голдфингер, обыгрывает меня в карты.
   Бонд посмотрел Дюпону прямо в глаза.
   - Это хорошее предложение, мистер Дюпон. Но мне необходимо вернуться  в
Лондон, и я должен быть в Нью-Йорке через сорок восемь часов, чтобы успеть
на самолет. Если вы завтра будете играть как обычно, утром и днем, у  меня
будет вполне достаточно времени, чтобы все выяснить. Но вне зависимости от
того, помогу я вам или нет, я должен улететь завтра. Договорились?
   - Согласен, - ответил Дюпон.



3. ЧЕЛОВЕК, СТРАДАЮЩИЙ АГОРАФОБИЕЙ

   Утром Бонда разбудил звук хлопающих занавесок. Он отбросил простыню, по
толстому ковру прошел к окну, занимающему всю стену, раздвинул занавески и
вышел на балкон.
   Вдоль берега шли корпуса "Кабана клуба" - два  пролета  раздевалок  под
плоской крышей с установленными на ней стульями, столиками и  зонтиками  в
красно-белую полоску. Рядом бассейн с изумрудно-зеленой водой и множеством
шезлонгов вокруг, пока еще пустующих, но  на  которых  скоро  расположатся
отдыхающие, дабы получить свою порцию загара ценой  пятьдесят  долларов  в
день. Несколько служителей в белых жилетах  копошились  между  шезлонгами,
выравнивая их, переворачивая матрасы, стряхивая вчерашний пепел и  окурки.
Дальше тянулась длинная песчаная коса, плескалось море. Глядя на все  это,
не приходилось удивляться записи в гостевой  карте  в  номере  Бонда,  где
указывалось, что проживание в  люксе  "Алоха"  стоило  двести  долларов  в
сутки. По грубым подсчетам, три недели пребывания здесь обошлись бы  Бонду
в годовой заработок. Он снисходительно улыбнулся своим мыслям, вернулся  в
спальню и заказал по  телефону  плотный  завтрак,  пачку  "Честерфилда"  и
газеты.
   Пока он брился и принимал  ледяной  душ,  пробило  восемь  часов.  Бонд
прошел в элегантную гостиную и обнаружил там  официанта  в  лилово-золотой
форме, сервирующего завтрак на столике возле окна. Бонд просмотрел "Майами
геральд",  вся  первая  полоса   которой   была   посвящена   последствиям
авиакатастрофы и результатам (весьма скверным) скачек.
   Бонд бросил газету на пол и приступил  к  еде,  размышляя  о  Дюпоне  и
Голдфингере. Делать какие-либо выводы было пока трудно. Либо  Дюпон  играл
хуже, чем он  сам  считал  (весьма  сомнительное  предположение,  учитывая
сильный характер последнего), либо Голдфингер был шулером. Если Голдфингер
жульничал, хотя деньги ему были и не нужны,  то  напрашивался  вывод,  что
свой капитал он составил либо игрой в карты, либо с  помощью  какой-нибудь
другой игры. Бонда всегда интересовали крупные  мошенники,  поэтому  он  с
нетерпением ждал встречи с Голдфингером, и еще ему очень  хотелось  узнать
способ,  явно  весьма  успешный  и  такой  таинственный,  помогающий  тому
обыгрывать Дюпона. Денек обещал быть забавным.
   Согласно плану, выработанному совместно  с  Дюпоном,  они  должны  были
встретиться в парке в десять часов. Версия была следующая:  Бонд  прилетел
из Нью-Йорка, чтобы предложить Дюпону пакет  акций  канадской  холдинговой
газовой компании. Поскольку  дело  было  конфиденциальным,  Голдфингер  не
станет выяснять у Бонда подробности. Акции,  природный  газ,  Канада.  Это
все, что нужно было запомнить Бонду. Затем они  пойдут  на  крышу  "Кабана
клуба", где обычно Дюпон играл с Голдфингером, там Бонд сядет поблизости с
газетой и будет наблюдать за игрой. После обеда, во время которого  они  с
Дюпоном будут вести "деловую" беседу, все начнется опять по той же  схеме.
На вопрос Дюпона, не нужно ли чего-нибудь еще, Бонд попросил  ключ-отмычку
от  апартаментов   Голдфингера.   Он   объяснил,   что   если   Голдфингер
профессиональный шулер или шулер-любитель, но высокого класса, то  у  него
должен быть обычный для таких людей набор:  крапленые  карты,  специальные
приспособления и т.д. и т.п. Дюпон обещал передать отмычку при  встрече  в
парке, он легко сможет получить ее у управляющего.
   После завтрака Бонд расположился поудобней и  стал  смотреть  на  море.
Принятые им на себя обязательства нисколько его не беспокоили, было просто
забавно и довольно интересно. Это как раз то, что нужно, чтобы стряхнуть с
себя груз мексиканских воспоминаний.
   В половине десятого Бонд вышел из номера и пошел  по  коридорам  своего
этажа, сознательно "заблудившись" в переходах, чтобы  получше  узнать  все
гостиничные ходы и выходы. Затем, дважды натолкнувшись на  одну  и  ту  же
горничную, он, дабы не вызвать лишних подозрений, спросил у нее  дорогу  к
лифту, прошел, лавируя среди проснувшихся постояльцев,  через  "Ананасовую
аркаду", заглянул в "Бамбуковую кофейную", "Бар встреч", зал  "Тропикана",
детский и ночной бары и уже целенаправленно двинулся в парк. Дюпон, одетый
в пляжный костюм от "Аберкомб и Фитч", сразу протянул ему ключ  от  номера
Голдфингера. Мирно беседуя, они подошли к "Кабана клубу"  и  поднялись  на
крышу.
   Первое  впечатление,  произведенное   Голдфингером   на   Бонда,   было
потрясающим. В дальнем углу, прямо возле гостиничной  стены,  на  шезлонге
лежал человек. На нем не было  ничего,  кроме  узеньких  сатиновых  плавок
желтого цвета, темных очков и пары жестяных крыльев, закрепленных  на  шее
под подбородком. Крылья закрывали плечи и слегка загибались вниз.
   - Что это за штука у него на шее? - спросил Бонд.
   - Никогда не видели? - удивился Дюпон. - Это специальное приспособление
из полированной жести, которое отражает солнечные лучи, и таким образом  у
вас загорают места, обычно скрытые от солнца - под подбородком и за ушами.
   - Ну-ну, - хмыкнул Бонд.
   Когда они подошли на расстояние в несколько  ярдов  к  лежащей  фигуре,
Дюпон весело и, как показалось Бонду, чересчур громко воскликнул:
   - Привет!
   Голдфингер не прореагировал.
   Дюпон пояснил нормальным тоном:
   - Он глухой.
   Теперь  они  стояли  у  самых  ног  Голдфингера,   и   Дюпон   повторил
приветствие.
   Голдфингер резко сел, сняв очки.
   - О, привет.
   Он отстегнул крылья, аккуратно положил их рядом с собой на пол и тяжело
поднялся, окинув Бонда медленным изучающим взглядом.
   - Позвольте вам представить: мистер Бонд,  Джеймс  Бонд,  мой  друг  из
Нью-Йорка. Между прочим, ваш  соотечественник.  Приехал  сюда  специально,
чтобы обделать со мной одно дельце.
   Голдфингер протянул руку.
   - Рад знакомству, мистер Бомб.
   Бонд пожал руку, оказавшуюся сухой  и  жесткой.  На  мгновение  голубые
глаза  Голдфингера  широко  распахнулись,  и  Бонда  пронзил  внимательный
взгляд, казалось, проникающий, как рентген, внутрь черепной коробки. Затем
ресницы сомкнулись, и рентгеновский снимок остался запечатленным где-то  в
глубине мозга Голдфингера.
   - Значит, играть сегодня не будем.
   Голос  был  бесцветный  и  равнодушный,  вопрос   звучал   скорее   как
утверждение.
   - То есть как это - не будем играть?!  -  воскликнул  Дюпон.  -  Уж  не
думаете ли вы, что я так просто позволю  вам  уйти  с  моими  деньгами?  Я
должен отыграться, иначе я не смогу выехать из этой чертовой гостиницы.  -
Дюпон сплюнул. - Я скажу Сэму, чтобы он установил столик.  Джеймс  сказал,
что он мало что смыслит  в  картах  и  с  удовольствием  поучится.  Верно,
Джеймс? - Он повернулся к Бонду.  -  Ты  уверен,  что  высидишь  здесь  на
солнцепеке со своей газетой?
   - С удовольствием хоть немного посижу спокойно, - ответил Бонд, - а  то
в последнее время пришлось очень много ездить.
   Снова рентгеновский взгляд уперся в Бонда, потом глаза опустились.
   - Пойду что-нибудь на себя  накину.  Я  собирался  сегодня  взять  урок
гольфа у мистера Армора в "Бона Ратон", но карты  -  основное  мое  хобби,
поэтому гольф подождет.
   Глаза Голдфингера равнодушно скользнули по Бонду.
   - Вы играете в гольф, мистер Бомб?
   Бонд возвысил голос:
   - Иногда, когда бываю в Англии.
   - И где же вы играете?
   - Хантерком.
   - А, знаю, симпатичное маленькое поле.  Я  недавно  стал  членом  клуба
"Ройал  Сент-Марк".  Сандвич  расположен  недалеко  от  одного   из   моих
предприятий. Вы знаете, где это?
   - Я там играл.
   - И какой у вас гандикап?
   - Девять.
   - Какое совпадение. У меня тоже. Нам с вами  нужно  будет  когда-нибудь
сыграть вместе.
   Голдфингер поднял свои жестяные крылья, сказал Дюпону:
   - Я вернусь минут через пять, - и медленно спустился вниз.
   Бонд был доволен. Небольшое социальное исследование  его  персоны  было
произведено с характерной для крупного магната долей небрежности, которому
вообще-то абсолютно безразлично само существование Бонда, но,  коль  скоро
тот все-таки оказался здесь, его нужно было хотя бы приблизительно отнести
к какой-либо социальной категории.
   Дюпон отдал необходимые распоряжения  служителю  в  белой  форме,  двое
других  уже  устанавливали  игральный  столик.  Бонд  подошел  к  перилам,
огораживающим крышу, и стал смотреть в парк, размышляя о Голдфингере.
   Несомненно, тот произвел на него впечатление. Он  был  одним  из  самых
уравновешенных и  собранных  людей,  когда-либо  встреченных  Бондом.  Это
проявлялось и в том, что он  не  делал  ни  одного  лишнего  движения,  не
произносил лишних слов. Голдфингер не  тратил  понапрасну  сил,  однако  в
спокойствии этого человека было что-то напоминающее сжатую пружину.
   Первое, что бросилось  в  глаза  Бонду,  когда  Голдфингер  поднялся  с
шезлонга, - это полное отсутствие пропорций: маленький рост, не более пяти
футов, крупное тело на коротких и толстых крестьянских  ногах,  увенчанное
большой, кажущейся  абсолютно  круглой  головой,  росшей  прямо  из  плеч.
Складывалось впечатление,  что  этот  человек  был  составлен  из  частей,
принадлежащих разным людям.  Возможно,  подумал  Бонд,  он  придает  такое
значение загару, чтобы хоть как-то компенсировать свое уродство. Без этого
красно-коричневого камуфляжа бледное тело выглядело бы гротескно. Лицо под
ежиком коротко стриженных морковных волос было столь же необычным, сколь и
тело: луновидное, лоб крутой  и  широкий,  песочного  цвета  узкие  брови,
светло-голубые  глаза,  обрамленные  белесыми   ресницами.   Нос   немного
вздернут, скулы высокие, щеки скорее упругие, чем толстые. Рот  узкий,  но
красиво очерченный, подбородок твердый. В общем, подумал  Бонд,  это  лицо
мыслителя, возможно, ученого, жесткое и чувственное, стоическое и упрямое.
Странное сочетание.
   Что еще можно предположить? Бонд всегда с недоверием относился к  людям
маленького роста. Они с детства должны расти с комплексом неполноценности.
Всю свою жизнь они стремятся стать большими, больше других,  тех,  которые
издевались над ними в детстве. Наполеон и  Гитлер  были  коротышками.  Все
беды мира исходят  от  недомерков.  Так  что  же  представлял  собой  этот
нескладный человечек с огненно-рыжими волосами и странным лицом?  Из  него
мог бы выйти великолепный неудачник. Однако в этом человеке  чувствовалась
такая  внутренняя  хорошо  сдерживаемая   сила,   что   казалось:   вставь
Голдфингеру в рот лампочку - и она  наверняка  загорится.  Бонд  улыбнулся
собственным мыслям. Интересно, в чем Голдфингер находит выход  этой  своей
неуемной энергии? Богатство? Секс? Власть? Вероятно, и  то,  и  другое,  и
третье. Любопытно было бы узнать  его  историю.  Сейчас  он,  возможно,  и
британский подданный, но где он родился? Не еврей, хотя  семитская  кровь,
вероятно, есть. Явно не выходец из романских стран, вообще не  южанин.  Не
славянин. Возможно, немец, нет, прибалт! Вот откуда он должен быть  родом!
Выходец из одной из прибалтийских провинций, сбежавший оттуда  с  приходом
русских. Либо Голдфингера предупредили, либо его родители были  достаточно
сообразительны. А потом? Что было потом?  Каким  образом  он  сумел  стать
одним  из  богатейших  людей  в  мире?  Было  бы  интересно  это  выяснить
когда-нибудь, но не сейчас, сейчас достаточно узнать,  каким  образом  ему
удается постоянно выигрывать в карты.
   - Все в порядке?
   Вопрос Дюпона относился к приближающемуся к ним Голдфингеру.  Одетый  в
безукоризненно  сидящий  синий  костюм  и  белую  рубашку  с  расстегнутым
воротом, Голдфингер выглядел почти прилично. Но спрятать свою круглую, как
мяч, рыжую голову он не мог, да и слуховой аппарат в ухе не  придавал  ему
шарма.
   Дюпон сел спиной к  гостинице,  Голдфингер  -  напротив  него,  и  игра
началась.
   Бонд уселся  рядом  с  Дюпоном,  лениво  листая  газету  и  внимательно
наблюдая за игрой. Как Бонд и предполагал, никаких  трюков  с  картами  не
было. Голдфингер сдавал умело и аккуратно, на руках у него не было  ничего
лишнего, пальцы не делали ни одного  ненужного  движения,  короче,  ничего
такого, что обычно используют шулера.
   По ходу сдачи Дюпон объяснил Бонду принцип игры. Бонд отметил, что  тот
держит карты умело, не раскладывает их по мастям и значимости. Все  нужные
ему карты были в середине, по краям - единичные и малостоящие.
   Игра началась. Лицо Дюпона было абсолютно бесстрастным, по нему  ничего
нельзя было прочесть. Поначалу казалось, что  эту  партию  он  выигрывает,
однако все закончилось, как и прежде, выигрышем Голдфингера.
   - Черт возьми, как вам это удается? Ведь я почти что выиграл сейчас!  -
Голос Дюпона выдавал сильнейшее раздражение. - Кто, черт побери, подсказал
вам этот ход?!
   - У меня нюх на неприятности, - невозмутимо произнес Голдфингер.
   Он подсчитал свои очки, огласил сумму и стал спокойно ждать, пока Дюпон
подсчитает свои. Затем перемешал  карты  и  глянул  на  Бонда  с  вежливым
интересом.
   - Вы надолго приехали, мистер Бомб?
   Бонд улыбнулся.
   - Моя фамилия Бонд. Б-О-Н-Д. Нет, мне нужно сегодня вечером вернуться в
Нью-Йорк.
   - Как жаль...
   Голдфингер изобразил вежливое сожаление. Он снова вернулся к картам,  и
игра продолжилась. Бонд взял свою газету и  под  ее  прикрытием,  глядя  в
таблицу баскетбольных игр, на слух следил за игрой. Голдфингер  выиграл  и
эту партию, и две последующие, получив кругленькую сумму в полторы  тысячи
долларов.
   - Ну вот, опять! - раздался жалобный голос Дюпона.
   Бонд опустил газету.
   - А что, он в основном выигрывает?
   - В основном! - это звучало как хрип. - Он всегда выигрывает!
   И он