ный вздох...  Она
и не догадывалась, как много ей недоставало, пока она была лишена  самой
простой возможности - с кем-либо поделиться. Альтия начала говорить -  и
уже не могла остановиться.
   Судя по выражению лица, Офелия вначале необыкновенно  разволновалась,
потом прониклась жалостью и симпатией.
   - Ах, милочка, милочка, - только и повторяла она. - Это ж надо, какая
трагедия-то случилась!.. Но почему ж ты к нам сразу не прибежала? Почему
позволила разлучить вас?
   - К кому - к "вам"? - спросила Альтия изумленно.
   - Ну как же? К нам, к живым кораблям! Уж мы бы за тебя все  как  есть
стеной встали! В те дни, когда ты вдруг  исчезла,  а  Хэвен  заграбастал
Проказницу, в порту только и разговору было, что об этой истории!  Мы-то
все  были  уверены,  что  после  ухода   твоего   отца   ты   Проказницу
всенепременно получишь... А уж она-то как убивалась, бедняжка! То-то  мы
словечка из нее вытянуть не могли... А потом появился тот мальчик.., как
его звали? - Уинтроу! - и у нас хоть  немножко  от  сердца  отлегло.  Но
только бедная девочка и тогда все никак успокоиться не  могла.  Конечно,
если Уинтроу притащили на борт против  его  желания,  это  очень  многое
объясняет!.. Но чего я по-прежнему в толк не возьму - отчего ты к нам не
пришла?
   - И подумать не могла, - ответила Альтия покаянно. - Я полагала,  это
сугубо внутрисемейное дело... Но даже если бы я пришла и пожаловалась  -
разве вы могли бы что-нибудь сделать?
   - Хорошенького же ты о нас мнения, милочка, как я погляжу! Мы,  чтобы
ты знала, ну о-очень на многое способны, если припрет... А если  бы  нас
вздумали не послушать - мы бы вообще ходить в море отказались!  Все  как
один! И не вышли бы из гавани,  пока  на  Проказницу  не  взошел  бы  по
доброму согласию один из членов семьи!
   Некоторое время Альтия потрясенно молчала... Потом кое-как выдавила:
   - И вы пошли бы на такое.., ради нас?
   - Альтия, деточка, конечно, пошли бы, и не только ради вас - ради нас
всех!.. Ты, может быть, слишком молода и не помнишь.., но  был  когда-то
живой корабль по имени Совершенный. Его примерно  так  же  обидели  -  и
свели в итоге с ума. - Офелия даже закрыла глаза и покачала головой. - В
то время мы, увы, не вмешались...  И  вот  оттого,  что  мы  вовремя  не
помогли родичу, он оказался навсегда искалечен.  Всякий  живой  корабль,
входящий или выходящий из гавани  Удачного,  видит  его  на  берегу.  Он
вытащен из воды и прикован цепями, он одинок и безумен...  Мы,  корабли,
мы ведь общаемся между  собой,  солнышко.  Мы  не  меньшие  охотники  до
сплетен, чем наши матросы, - а так, как матросы, не сплетничает,  поверь
мне, никто на свете. И  много,  много  лет  назад  мы  все  между  собой
сговорились... Так что если бы  мы  узнали  то,  о  чем  ты  сейчас  мне
рассказала, мы всенепременно бы за вас заступились!  А  ежели  бы  слова
делу не помогли, мы бы выходить в море отказались, и все тут. Нас, живых
кораблей, не так уж и много... Что ж это получится,  если  мы  за  своих
заступаться не будем?
   - Я не знала... - тихо повторила Альтия.
   - Ну-у, хм, да.., я, наверное,  слишком  разоткровенничалась.  Ты  же
понимаешь, деточка, если станет известно о сговоре кораблей.., это могут
очень не правильно истолковать. Мы же не бунтовщики какие-нибудь, мы без
крайней необходимости нипочем не восстанем... Но и сидеть сложа ручки  и
просто смотреть, как одного из нас опять обижают, - никогда!
   Развязные интонации старой неряхи-матерщинницы начисто исчезли из  ее
голоса. То, что услышала Альтия, могла бы произнести властная женщина из
Удачного, мать  и  глава  могущественного  семейного  клана.  И  девушка
спросила с надеждой:
   - А не поздно ли.., сейчас попросить помощи?
   - Ну, - ответила Офелия, - начнем с того, милочка, что  прямо  сейчас
мы далековато от дома и еще не скоро прибудем  туда.  Пока  могу  только
обещать, что шепну  пару  словечек  другим  живым  кораблям,  если  хоть
кого-нибудь встретим. Только не пытайся сама что-нибудь говорить, оставь
это мне. Мы все равно не сможем ничего предпринять, пока сама Проказница
не вернется в Удачный... Ох,  как  я  надеюсь  в  тот  момент  тоже  там
оказаться!.. Ни за что на свете не хотела бы пропустить такое веселье!..
Ну, короче, когда это произойдет, я - надеюсь, что я! - или тот из  нас,
кто окажется рядом, расспросит Проказницу, как выглядит дело с ее  точки
зрения. И, если она горюет так же сильно, как ты, -  а  я  полагаю,  что
очень даже горюет, я ведь твою душу читаю почти так же ясно, как если бы
ты была одной из нас, - вот тогда-то мы и возьмемся за  дело.  В  гавани
Удачного всегда стоят два-три живых корабля... Мы переговорим  с  нашими
семьями, и  к  нам  будут  присоединяться  другие  корабли  по  мере  их
возвращения в порт. И мы потребуем, чтобы наши семьи призвали  Вестритов
к ответу. То есть, ты понимаешь, деточка,  мы  надавим  на  наши  семьи,
чтобы они надавили на Вестритов. Ну и как  последнее  средство  -  общий
отказ выходить в море. Честно тебе признаться,  нам  очень  не  хочется,
чтобы до такого и вправду дошло. Но коли дойдет - встанем насмерть!
   Альтия очень долго молчала...
   - О чем ты думаешь? - наконец спросила Офелия.
   - О том, что я впустую потратила почти целый год, странствуя вдали от
своего корабля.  Да,  я  очень  многому  научилась,  и  я  действительно
полагаю, что здорово поднаторела как матрос... Но чудо первых месяцев ее
жизни уже прошло мимо меня, и этого  не  наверстаешь  ничем.  Ты  права,
Офелия... Я злобное, бессердечное существо. А  может,  просто  глупое  и
трусливое... Как я могла бросить бедняжку одну Кайлу  на  растерзание  -
сама в толк не возьму...
   - Все мы совершаем ошибки, солнышко, -  ласково  заметила  Офелия.  -
Можно только молиться, чтобы все они были так же  исправимы,  как  твоя.
Ибо,  конечно  же,  мы  всенепременно   вернем   тебе   твой   кораблик.
Всенепременно вернем!
   - Не знаю даже, как благодарить тебя...
   Чувство было  примерно  такое,  когда  заново  обретаешь  способность
дышать полной грудью. Или сбрасываешь с  плеч  груз,  нескончаемо  долго
гнувший к земле. Альтии никогда и  в  голову  не  приходило,  что  живые
корабли могут питать друг к дружке подобные чувства. Она-то  знала  лишь
свою личную связь с Проказницей - и  не  более  того.  Она  ни  разу  не
задумывалась, что у ее корабля может завязаться дружба с  кем-то  из  ее
племени... Что у них с Проказницей  могут  оказаться  союзники..,  много
союзников.., не просто они вдвоем против целого мира!
   Офелия гортанно хохотнула, вновь превращаясь в разудалую распустеху.
   - Между прочим, - сказала она, - с тебя еще вопросик!
   Альтия тряхнула головой и улыбнулась:
   - Ты мне уже не три, а тридцать три вопросика задала.
   - А вот и не надо!  -  от  души  расхохоталась  Офелия.  -  Я  только
припоминаю, как спросила тебя насчет имени. А остальное ты мне,  золотце
мое, выложила сама! В порядке рыданий в жилетку!..
   - Ну.., наверное, так и было... Хотя нет,  погоди!  Точно  помню:  ты
меня спросила, почему я не пришла за помощью к другим живым кораблям!
   - Это был не настоящий вопрос.  Это  я  так,  просто  чтобы  разговор
завязался... Но даже  если  тут  я  тебе  уступлю,  вопросов  все  равно
получается два. Один по-прежнему с тебя!
   Альтия решила проявить щедрость и душевную широту.
   - Валяй, спрашивай! - сказала она.
   Офелия заулыбалась,  и  глаза  у  нее  заблестели  самым  проказливым
образом. Она даже прикусила  ослепительными  зубами  кончик  языка...  А
потом выпалила:
   - Ну так кто же он, тот темноглазый парень, который навевает  тебе..,
такие роскошные сны?!!

ГЛАВА 32
ШТОРМ

   - Давай попробуем вот так...  -  Уинтроу  сдвинул  кандалы  по  тощим
лодыжкам  девушки  как  можно  дальше  наверх.  Взял  полоску  тряпки  и
осторожно обмотал стертое в кровь тело. Потом  сдвинул  железные  обручи
назад, на повязки. - Ну как? Лучше?
   Она не ответила. И, как только он убрал ладонь,  принялась  что  было
силы вертеть ногами в державших ее кандалах.
   - Нет, нет, не надо! - негромко взмолился Уинтроу. Он  прикоснулся  к
ее лодыжке, и девушка немедленно замерла. Но так ничего и не сказала.  И
не посмотрела на него. Она все время молчала и никуда не  смотрела.  Еще
день-другой - и она навсегда себя изувечит. А у него не было ни трав, ни
целебных масел, не говоря уже  о  настоящих  лекарствах  и  перевязочном
материале... Все, что он мог предложить страждущим, - это морскую воду и
не слишком чистые тряпки. Между тем эта  девушка  постепенно,  но  верно
перетирала себе сухожилия. Сучила и  сучила  ногами  -  и,  кажется,  не
собиралась прекращать...
   - Оставь ее, - мрачно посоветовал голос из темноты. - Она  все  равно
спятила. Не соображает, что делает. Да и помрет наверняка раньше, чем мы
в Калсиду придем.  Все  твои  промывания  и  повязки  только  оттягивают
печальный конец... Дай ей  уйти,  она  же  всяко  по-другому  отсюда  не
выберется!
   Уинтроу  поднял  свечу  над  головой  и  вгляделся  в   потемки.   Он
затруднился определить, кто именно заговорил с ним. В этой  части  трюма
даже ему, малорослому,  было  толком  не  выпрямиться.  Потому  и  рабы,
прикованные здесь, были больше других ограничены в движении. Только  бег
корабля, размашисто резавшего высокую волну, раскачивал людей туда-сюда,
так что живая плоть терлась о дерево. Они прикрывали  глаза  от  пламени
его маленькой свечки: она слепила их,  как  полуденное  солнце.  Уинтроу
прошел дальше вдоль ряда, стараясь перешагивать через зловонные  потеки.
Большинство невольников молчало и никак не реагировало на его появление:
вся их сила уходила  на  то,  чтобы  как-то  выносить  свое  бедственное
положение. Потом Уинтроу заметил мужчину, который  полусидел,  насколько
позволяли цепи, и болезненно моргал против  света,  стараясь  посмотреть
Уинтроу в глаза.
   - Могу я как-то помочь тебе? - спросил мальчик негромко.
   - Может, у  тебя  ключик  найдется  от  этих  цепочек?  -  язвительно
поинтересовался один из лежавших ближе к Уинтроу.
   Другой спросил:
   - А ты почему свободно расхаживаешь?
   - Так  распорядились,  чтобы  я  мог  поддерживать  в  вас  жизнь,  -
уклончиво ответил Уинтроу. Он боялся - узнай они, что он  сын  капитана,
не попытались бы убить! - У меня тут ведерко морской воды  и  тряпки,  -
продолжал он. - Если кто хочет обтереться, пожалуйста...
   - Дай тряпку, - грубо потребовал тот, что заговорил  первым.  Уинтроу
смочил ее водой и протянул ему, думая, что тот  вытрет  лицо  или  руки:
многие рабы находили некоторое утешение, исполняя  ритуал  умывания.  Но
вместо этого мужчина протянул руку так далеко, как только смог, и прижал
тряпку к нагому плечу  человека,  неподвижно  лежавшего  рядом.  -  Вот,
крысиный ты корм,  -  проговорил  он  почти  с  нежностью.  И  как  умел
промокнул воспаленную опухоль на плече у соседа. Тот  не  пошевелился  и
ничего не сказал.  -  Этого  малого  здорово  кусанули  прошлой,  не  то
позапрошлой ночью, - пояснил тот, что взял тряпку. - Я поймал крысюка, и
мы схарчили его пополам... Вот только ему что-то поплохело с тех пор.  -
И он ненадолго перехватил взгляд Уинтроу:
   - Как, не сможешь устроить, чтобы его отсюда вынесли?  -  спросил  он
уже более мягким тоном. - Коли уж судьба ему в цепях помереть, пусть  по
крайности отойдет на воздухе, на свету...
   - Сейчас ночь, - услышал Уинтроу свой собственный голос. Ох,  Са,  до
чего ж глупо прозвучало...
   - Правда? - удивился мужчина.  -  Но  все  равно...  Хотя  бы  свежий
воздух.., прохладный...
   - Я узнаю, - ответил Уинтроу.  Хотя  на  самом  деле  отнюдь  не  был
уверен, что пойдет у кого-нибудь спрашивать. Команда более  не  имела  к
Уинтроу никакого отношения. Он был сам по себе. Ел и  спал  отдельно  от
всех. Кое-кто из матросов, с кем он успел в начале плавания  более-менее
сойтись, иногда посматривали в его сторону,  и  тогда  на  лицах  у  них
возникала смесь жалости и отвращения - дескать, надо же было  докатиться
до подобного состояния! А новые матросы, нанятые в Джамелии,  обходились
с ним словно с самым обыкновенным рабом. Если он к ним приближался,  они
сразу начинали жаловаться на вонь - и пинками  либо  зуботычинами  гнали
его прочь... Нет уж! Чем меньше внимания обращала на него  команда,  тем
спокойней ему жилось. В последнее время он стал думать о палубе,  мачтах
и снастях как о "внешнем мире". Его, Уинтроу, новый мир находился здесь,
в трюмах. Это был мир ощутимо густого смрада, заросших грязью цепей.., и
человеческих тел, опутанных ими, как паутиной. Когда  Уинтроу  выбирался
на палубу, чтобы сменить воду в ведерке, это было  целое  путешествие  в
другую вселенную. Там люди двигались, куда кто хотел, они разговаривали,
кричали и порою даже смеялись, и ветер, солнце и дождь вволю целовали их
лица и обнаженные руки. Уинтроу никогда раньше не подозревал, какое  это
чудо!
   Наверное, он мог бы остаться наверху, в этом дивном палубном мире.  И
даже постепенно обрести свое прежнее положение корабельного юнги. Но  он
даже не пытался. Побывав здесь, в недрах корабля, он все равно  не  смог
бы забыть увиденного или притвориться, что ничего этого  не  существует.
Поэтому каждый день он поднимался с закатом, наполнял свое ведерко, брал
собственноручно выполосканные тряпки - и отправлялся к рабам. Он мог  им
предложить лишь одно жалкое утешение - умывание морской  водой.  Пресная
вода, конечно, была бы предпочтительнее, но ее слишком берегли.  Что  ж,
пусть будет морская. Все лучше, чем ничего... Он давал людям  умыться  и
ухаживал за ранами, до которых они сами не  могли  дотянуться.  Их  было
слишком много, и он физически не мог каждый день  посещать  каждого.  Но
все-таки он делал что мог.  А  потом  возвращался  к  себе,  в  канатный
рундук, падал на свое убогое ложе - и засыпал как убитый...
   Он  ощупал  ногу  укушенного  крысой.  Кожа  показалась   ему   очень
горячей... Вряд ли бедолага долго протянет.
   - Не намочишь ли ты тряпку еще? Пожалуйста...
   Что-то  в  интонациях  и  выговоре  прозвучавшего  голоса  показалось
Уинтроу смутно знакомым... Он раздумывал об этом, макая тряпку в остатки
морской влаги на донце ведерка. Вода была уже грязная, как,  впрочем,  и
тряпка. Но хоть мокрая, и то добро. Человек взял ее и вытер лицо соседа.
Потом вывернул тряпку и обтерся сам.
   - Спасибо тебе большое, - сказал он, возвращая жалкий лоскут.
   У Уинтроу пошли по коже мурашки.., он вспомнил. И он сказал:
   - Ты со Срединного полуострова,  ведь  так?  Не  из  местности  возле
Келпитонского монастыря?..
   Человек улыбнулся  довольно  странной  улыбкой  -  так,  будто  слова
Уинтроу разом ранили и согревали его.
   - Да, - ответил он негромко. - Именно там я жил... - И поправился:
   - Пока меня в Джамелию не послали.
   - И я жил в Келпитоне! - прошептал Уинтроу,  хотя  больше  всего  ему
хотелось кричать. - Я жил в монастыре и учился на  священнослужителя.  А
еще иногда я трудился в садах...
   Он заново смочил тряпку и протянул ее закованному.
   - Ах, эти сады... - голос мужчины прозвучал словно издалека, хотя  он
всего-то повернулся лишний раз обтереть руки  соседа.  -  Весной,  когда
распускались цветы, каждое  дерево  превращалось  в  розовый  или  белый
фонтан.., а их аромат был подобен благословению...
   - Над ними кружились пчелы, - подхватил Уинтроу, - но порою казалось,
будто жужжат сами деревья. А  когда  лепестки  опадали,  сама  земля  на
неделю становилась розово-белой...
   - А деревья окутывал зеленый туман: это пробивались первые  листья...
- прошептал раб. И вдруг застонал:
   - О Са, спаси и помилуй!.. Кто ты? Демон, явившийся мучить меня,  или
дух - посланец Небес?..
   - Ни то ни другое. - Уинтроу внезапно сделалось стыдно.  -  Я  просто
мальчишка с тряпками и ведерком воды...
   - И даже не жрец Са?..
   - Больше уже нет...
   - Дорога к  жречеству  может  неисповедимо  петлять,  -  заметил  раб
наставительно, и Уинтроу понял, что тот цитировал древнее писание. -  Но
однажды вступивший на нее - уже не сворачивает...
   - Но меня, - сказал он, - силой оторвали от ученичества!
   - Никого нельзя оторвать, никто не может и уйти по собственной  воле.
Все жизни ведут к Са. Все мы так или иначе призваны к священству.
   Тут до Уинтроу дошло, что он сидит очень  тихо,  замерев  в  темноте.
Огарок свечки погас, а он даже и не заметил. Его разум устремился следом
за словами невольника, вопрошая и дивясь. "Все мы призваны к священству"
- как это понимать? Даже Торк? Даже Кайл Хэвен?.. Одно дело призывать  -
но всякий ли призыв будет услышан, всякая ли дверь растворится?..
   Ему не  понадобилось  объяснять  собеседнику  своего  путешествия  по
мысленным мирам - тот все понял и так.
   - Ступай, жрец Са, - тихо проговорил он из мрака. -  Твори  то  малое
добро, которое можешь, моли о нас, доставляй  утешение.  Когда  же  тебе
представится случай сделать нечто большее - знай: Са даст тебе мужества.
Я знаю...
   И Уинтроу почувствовал, как в руку ему сунули тряпку.
   - Ты тоже был жрецом? - спросил Уинтроу тихо.
   - Я и сейчас жрец. Из тех, кто не  переметнулся  на  сторону  ложного
вероучения. Я по-прежнему полагаю, что никто не  рождается  для  рабской
доли. Я верю, что Са не допустил бы подобного. - Он  откашлялся  и  тихо
спросил:
   - А как веруешь ты?
   - Так же, конечно.
   Его собеседник проговорил тоном заговорщика:
   - Воду и еду нам приносят только раз в день. Кроме тебя и разносчиков
пищи,  сюда  никто  не  заглядывает.  Будь  у   меня   хоть   что-нибудь
металлическое, уж я потрудился бы над этими цепями... Мне не нужен  даже
инструмент, ведь его могут хватиться. Просто  что-нибудь  металлическое,
что ты смог бы подобрать, пока никто не смотрит...
   - Но.., даже если ты выберешься из цепей, что  ты  сможешь  поделать?
Один против многих?..
   - Если бы удалось открепить длинную  цепь,  освободиться  удалось  бы
целому ряду.
   - Но все-таки.., что ты намереваешься делать? -  спросил  Уинтроу  не
без ужаса.
   - Не знаю. Положусь на провидение Са... Ведь Он уже  привел  тебя  ко
мне, так? - Невольник, похоже, ощутил колебания мальчика и сказал:
   - Только не думай об этом. Не строй планов и  не  волнуйся.  Если  Са
тебе предоставит такую возможность, ты сразу  это  поймешь.  И  тогда  -
действуй. - Он помолчал. - Я  только  вот  о  чем  попрошу...  Попытайся
вымолить у них, чтобы бедному  Кело  дали  испустить  дух  на  палубе...
Попытайся, если отважишься.
   - Отважусь, - твердо ответил Уинтроу. Вокруг царила все та же тьма  и
висел все тот же липкий смрад, но внутри у него будто ожил и  разгорелся
крохотный огонек. Он отважится.  Он  попросит.  Что  ему  за  просьбу-то
сделают? Уж вряд ли что-нибудь худшее, чем ему до сих  пор  доставалось.
"Мужество... -  подумал  он  изумленно.  -  Кажется,  я  вновь  мужество
обретаю..."
   Он нашарил во мраке ведерко и тряпку.
   - Мне идти надо. Но я непременно вернусь!
   - Конечно, вернешься, - долетел тихий ответ.

***

   - Проказница, я пришел! Ты мне что-то хотела сказать?
   - Что-то происходит! Что-то очень нехорошее происходит...
   - Что именно? - спросил Гентри устало.  -  Опять  змеи?  Во  имя  Са,
Проказница, я уже пытался их отогнать. Но что толку по утрам  швырять  в
них камнями, если под вечер за борт опять полетят мертвецы?  Я  не  могу
тебя избавить от них. Так что постарайся уж внимания не обращать...
   - Они шепчут мне... - созналась она беспокойно.
   - Что?.. Змеи разговаривают с тобой?
   - Нет. Не все. Только тот белый, - Проказница обернулась к  старпому,
в глазах у нее была мука. - Он говорит.., без звука, без слов. Он шепчет
мне прямо в голову.., и понуждает.., к такому, что  я  и  выговорить  не
могу...
   Гентри едва не расхохотался. Очень неплохо: невыговариваемые вещи,  к
которым понуждают без слов. Как говорится, было бы смешно,  если  бы  не
было так гр