егда.  Еще  несколько  кораблей
причалило в гавани.., еще чуть больше стала  толкотня  на  улицах...  Но
этого и следовало  ожидать:  Удачный  рос.  Он  разрастался  все  время,
сколько она себя помнила...
   Перемены, почти не затронувшие старую часть города, поразили  Ронику,
когда она оглядела ближние  холмы.  Вот  Кузнечный  холм..,  что  с  ним
стряслось? Его всегда покрывали рослые,  раскидистые  дубы..,  а  теперь
склон был голым, как колено. Роника испытала  почти  суеверный  ужас.  А
после припомнила, что один  из  "новых  купчиков"  вроде  как  взял  там
земельный надел. И собирался приставить рабов рубить лес. Тогда  она  не
обратила взимания: и пускай, мол, себе рубит, так от  века  и  делали...
Нет, оказывается, не так.  Роника  никогда  еще  не  видала,  чтобы  лес
сводили подчистую, оставляя на месте  красавцев-дубов  уродливую  плешь.
Солнце беспощадно палило ее, и даже  издалека  было  видно,  что  мелкая
зелень,  привыкшая  расти  под  пологом  исполинов,  начала   вянуть   и
жухнуть...
   И малоприятные перемены не ограничивались одним Кузнечным холмом - он
просто более других бросался в глаза. Так,  к  востоку  от  него  кто-то
расчистил склон холма и начал возводить  дом.  Нет,  тотчас  поправилась
Роника, не дом - здоровенный особнячище!  Потрясали  не  только  размеры
будущего  строения,  но  и  количество  людей,  суетившихся  на  широкой
площадке. Они кишели там, словно белые муравьи.  Пока  Роника  смотрела,
они успели поднять бревенчатый каркас одной из  стен  и  закрепить  его.
Женщина посмотрела на запад. Там прорезала холмы новая  дорога,  прямая,
точно стрела. Деревья не давали  как  следует  ее  разглядеть,  но,  без
сомнения, дорога была широкой и отлично наезженной...
   Ронике стало не по себе. Может статься,  Давад  был  прав  в  гораздо
большей  степени,  чем  она  себе   представляла...   Может,   перемены,
начавшиеся  в  Удачном,  отнюдь  не   ограничивались   притоком   нового
населения? А коли  так,  то  единственным  способом  пережить  нашествие
"новых купчиков" вправду было подражание им. Делать как они,  перенимать
их ухватки.., чтобы выстоять и победить...
   Роника решительно повернулась спиной к  Удачному  и  тем  беспокоящим
мыслям, которые он навевал. Сейчас у нее не было времени  раздумывать  о
такого рода делах. Ей  по  горло  хватало  ее  собственных  несчастий  и
страхов. Пускай Удачный сам о себе позаботится.
   А у нее умирал муж.

ГЛАВА 4
ДЕЛИПАЙ

   Кеннит смочил платочек в  лимонном  масле  и  тщательно  прошелся  по
бороде и усам. Потом еще раз посмотрелся в зеркало, чья  золоченая  рама
красовалась над его  лоханью  для  мытья.  Душистое  масло  придало  его
мужской  растительности  изысканный  блеск.  Капитана,  однако,   больше
интересовал источаемый маслом аромат.., увы, недостаточно сильный, чтобы
защитить его обоняние от смрада долетавшего со стороны Делипая.
   Всякий раз, когда Кеннит возвращался сюда, ему  казалось,  будто  его
тычут носом в вонючую подмышку от роду не мывшегося раба.
   Он покинул каюту и вышел на палубу.  Снаружи  царила  та  же  влажная
духота, что и внутри, а запах ощущался еще сильнее. Кеннит с  омерзением
оглядел приближавшиеся берега Делипая. Ничего  не  скажешь  -  тот,  кто
выбрал для пиратского притона именно это местечко,  поистине  знал,  что
делал. Чтобы добраться сюда, следовало в совершенстве владеть искусством
плавания по рекам и вдобавок блестяще знать местность. Ибо  речушка,  по
которой можно было пробраться именно в эту лагуну, мало  чем  отличалась
от доброй дюжины точно таких  же,  петлявших  среди  множества  островов
Изменчивого  Побережья.  Поди  догадайся,  что  именно  здесь  пролегает
фарватер <Фарватер - безопасный для плавания судов путь среди  островов,
мелей и иных  препятствий.>  -  узкий,  но  достаточно  глубокий,  чтобы
принять парусный корабль.  Выводил  же  этот  фарватер  в  замечательную
лагуну, надежно защищенную от самых свирепых штормов.
   Вне всякого сомнения, когда-то здесь было красивейшее местечко.  Люди
понатыкали  всюду  причалы  и  пирсы  <Пирс   -   двусторонний   причал,
расположенный внутри акватории порта перпендикулярно  или  под  углом  к
береговой линии.>, успевшие за давностью лет обрасти мхом. От  роскошной
зелени, некогда одевавшей берега,  остались  одни  воспоминания  -  вода
размывала обнаженную землю и превращала ее в грязь.  Увы,  течение  реки
было почти незаметно, в воздухе совсем не чувствовалось ветра. Ничто  не
уносило  сточные  воды  неопрятного  пиратского  городишки,   ничто   не
развеивало вонючий дым, висевший в неподвижном воздухе над  его  домами,
лачугами и мастерскими. В свой срок прольются  зимние  дожди,  чтобы  на
короткий срок дочиста отмыть Делипай и обновить воду в гавани.  Но  пока
до этого было далеко - и хрустальная  некогда  лагуна  благоухала  всеми
ароматами неопорожненного ночного горшка.
   Задержаться здесь на якорной стоянке  более  чем  на  несколько  дней
значило заразить корпус  корабля  гнилью  и  плесенью.  Испить  воды  из
большинства колодцев - нажить жестокий понос, а при особом  "везении"  -
еще и лихорадку в придачу... И  тем  не  менее  Кеннит,  наблюдавший  за
работой команды, видел, что его люди трудились слаженно и  охотно.  Даже
те, кто сидел в гребных шлюпках ("Мариетта" входила в порт на  буксире),
старались  изо  всех  сил.  Для  них  смрад,  долетавший  с   берега   и
поднимавшийся из воды, был не просто зловонием. Это  был  благословенный
запах родного дома.., и платы.  Традиция  предписывала  незамедлительную
дележку какой ни есть добычи, как только корабль ошвартуется у  причала.
А стало быть - всего через несколько  часов  бравые  морские  разбойники
будут обнимать непотребных девиц и вволю  заливать  глотки  пивом.  Ради
этого следовало постараться!
   Да. И еще прежде, чем назавтра взойдет солнце, большая  часть  кровью
заработанных  денежек  перекочует  в  ненамозоленные   ладошки   купцов,
содержателей гостиниц и  хозяев  потаскух  Делипая.  Кеннит  с  жалостью
покачал головой и вновь  прошелся  по  усам  смоченным  лимонным  маслом
платочком. Он даже позволил себе  слегка  улыбнуться.  По  крайней  мере
нынче от их пребывания в Делипае будет определенный  толк.  Ибо  команда
будет не просто сорить деньгами по кабакам, но и  распространять  весьма
полезные семена. Семена его честолюбия. Не  успеет  взойти  солнце,  как
половина  города  прослышит  о  замечательном  жребии,   предначертанном
капитану Кенниту на острове  Других..,  посему,  когда  они  причалят  и
настанет время дележки, капитан намерен был  явить  примерную  щедрость.
Нет-нет, он ни в коем случае не собирался  действовать  напоказ.  Просто
его доля будет равна удвоенной доле команды - и  не  более.  Пусть  люди
сойдут на берег с приятной тяжестью в кошельках. Пусть  знает  и  помнит
весь Делипай, что пиратам капитана Кеннита нет нужды отказывать  себе  в
удовольствиях. Пусть припишут это удачливости щедрого предводителя.
   И задумаются - а может, не  хило  бы  и  всему  Делипаю  со  временем
оказаться под крылышком его щедрой удачи?..
   Старший помощник почтительно замер рядом с облокотившимся  о  поручни
капитаном.
   - Соркор, - обратился к нему  Кеннит,  -  видишь  вон  там  холмик  с
утесом? Думается мне, если бы построить там башню, река  просматривалась
бы  на  порядочное  расстояние.  А  если  еще  поставить  на  той  башне
баллисту-другую, то  ни  один  корабль,  сумевший  обнаружить  фарватер,
просто так к гавани не подберется. То есть город  и  о  любой  опасности
узнавал бы заранее, и в случае чего мог бы хорошо держать  оборону.  Что
скажешь?
   Соркор прикусил губу, но ничем более себя не выдал.  Всякий  раз  при
приближении к Делипаю Кеннит заводил с ним этот же  разговор.  И  всякий
раз бывалый старпом отвечал одними и теми же словами.
   -  Скажу,  господин  мой,  что,  найдись  в  здешних   болотах   хоть
сколько-нибудь камня, и башню можно было бы возвести, и  валунов  наверх
натаскать для баллисты. Дело хорошее, кэп, и  нет  в  нем  ровно  ничего
невозможного.  Вот  только  кто  станет  за  все  платить,   да   и   за
строительством присматривать? В Делипае, сам знаешь, народ только тем  и
занят, что ссорится да грызется. Где  ж  им  между  собою  договориться,
чтобы целую башню возвести да еще и дозор на нее выставить?..
   - Будь в  Делипае  сильный  правитель,  -  сказал  Кеннит,  -  он  бы
справился и не с таким делом. Он, пожалуй, с этой башенки  только  начал
бы.
   Соркор бросил на капитана опасливый взгляд. Их традиционный  разговор
получил новое и неожиданное продолжение. Нет ли тут какого подвоха?..
   - Делипай - город свободных людей, - проговорил он осторожно. - У нас
нет правителя...
   - Это верно, - согласился Кеннит. И тут же пустил пробный шар:
   - Вот  потому-то  нами  и  правит  жадность  купцов  и  потаскушичьих
сутенеров. Подумай сам! Каждый из нас, собратьев-пиратов, за свою добычу
жизнью рискует. Но когда приходит пора снова поднимать якорь,  где  оно,
наше золотишко? Уж конечно, не у нас в карманах.  И  получается,  что  в
итоге храбрый моряк покупает за свои деньги одну головную боль, а то еще
дурную болезнь, если по притонам таскался. И чем больше монет тратит  он
в Делипае, тем, выходит, дороже встают ему девки, еда и питье!..  Но  ты
прав, Соркор. Делипаю  не  правитель  нужен,  а  предводитель.  Человек,
который заставит здешних жителей самих  управлять  своей  жизнью.  Чтобы
каждый раскрыл пошире глаза и увидел,  ЧЕМ  мог  бы  в  действительности
обладать!
   И Кеннит вновь обратил взор на своих матросов, что орудовали  веслами
на шлюпках, буксировавших тяжелую "Мариетту". Его ленивая, расслабленная
поза ничего не могла  подсказать  Соркору  -  только  что  произнесенное
капитаном на самом деле было тщательно  отрепетировано  заранее.  Кеннит
придерживался весьма высокого мнения о своем  старпоме.  Соркор  был  не
только  лихим  мореплавателем,  но  и  большим  умницей  (хотя   доброго
образования получить ему не довелось). И хитрый капитан  имел  основания
полагать: если уж ему удастся увлечь своего  старшего  помощника  такого
рода прожектами, значит, начнут прислушиваться и все остальные!
   Он незаметно  покосился  на  Соркора  и  увидел,  что  загорелый  лоб
старпома рассекла морщина. Она прорезала  белесый  шрам  на  месте,  где
когда-то была рабская татуировка. Соркор думал долго и тяжко, но в конце
концов сказал:
   - Мы здесь - все люди вольные, но так было не  всегда.  Из  тех,  кто
здесь поселился, половина были рабы, а  другие  едва  ими  не  стали.  И
сейчас у многих невольничьи татуировки.., или оставшиеся от них шрамы. А
у кого их нет, тем, вздумай они вернуться туда, откуда пришли, достались
бы кнут и петля... Помнится, несколько дней назад ты  что-то  говорил  о
короле, которого-де пора завести нам, пиратам. И ты знаешь, не  от  тебя
первого я слышу об этом. И чем больше у нас появляется купцов - тем чаще
слышатся подобные разговоры. О  всяких  там  мэрах,  королях,  городских
советах и страже... Дело, конечно, хорошее, да только мы, беглые, у себя
дома всего этого довольно уже  нахлебались.  Почему,  собственно,  мы  и
живем тут, а не там. Никто из нас не захочет, чтобы наверху сидел кто-то
и указывал что нам делать, а что нет. Нам этого хватает и на кораблях..,
со всем почтением, кэп. Прости уж за откровенность.
   - Никаких обид, Соркор. Ты просто вот о чем поразмысли: безвластие  и
безначалие, милые твоему сердцу, на поверку оказываются всего  лишь  еще
одной разновидностью гнета... - Говоря так, капитан пристально следил за
выражением лица своего старпома, и недоумение, обозначившееся на нем  на
какой-то миг, сказало Кенниту,  что  он  выбрал  неверные  слова.  "Надо
будет, - сказал он себе, - научиться разговаривать  с  такими,  как  мой
старпом, на их собственном  языке!"  И  он  добавил  с  самой  сердечной
улыбкой:
   - ..как выразился бы какой-нибудь шибко образованный умник.  Ну  а  я
крепко верю в своих славных матросов и выражаться стану так, как мы  тут
обычно промеж собою толкуем. Иначе говоря, что мы до  сих  пор  имели  в
Делипае? То один, то другой сукин сын в городе заправляет. Помнишь,  как
Подди со своей шайкой головы проламывал и кошельки  отнимал?  В  те  дни
даже вроде как само собой разумелось, что, вздумай какой матросик  пойти
на берег не в компании своих парней, а один, так  его  еще  до  полуночи
поколотят и обдерут как липку в каком-нибудь темном углу. Да и  компании
лучше было держать кулаки наготове, потому что банда Подди все  одно  на
них налетит. И ведь так бы оно по сей день продолжалось,  да  стакнулись
однажды команды с целых трех кораблей - и такого перцу им задали, что  с
тех пор ни слуху ни духу! А сейчас что  творится?  Самое  малое  в  трех
кабаках наш брат моряк может только гадать, что за свои деньги  получит:
шлюху, за которую заплатил, или по  затылку  дубинкой...  И  что?  Никто
ничего не делает. Все помалкивают себе в тряпочку. Кроме тех, ясно, кого
прибили и обобрали, а что они могут поодиночке? Так-то вот...
   Тут Кеннит снова украдкой покосился на  Соркора  и  увидел,  что  лоб
старпома собрался складками от умственного напряжения, но все-таки моряк
согласно кивал головой. У капитана  слегка  перехватило  дух,  когда  он
заметил, что и рулевой навострил  уши,  прислушиваясь.  В  любое  другое
время Кеннит резко бы его одернул, но не теперь. В  этот  миг  для  него
главным было ощущение пусть маленькой, но победы.
   Но Соркор, как выяснилось, проявил не меньшую бдительность,  чем  его
капитан.
   - Эй,  на  румбе!  <Румб  -  традиционно  употребляющаяся  в  морской
практике единица угла, равная 1/32 окружности видимого горизонта, т,  е.
11,25°. "Стоять на румбе" говорили о рулевом  следившем  за  курсом.>  -
рявкнул он свирепо. - Не спать!
   И подскочил к матросу с таким  видом,  словно  намеревался  дать  ему
зуботычину. Парень сморщился, явно ожидая удара, но  не  сделал  попытки
уклониться или тем паче  удрать,  бросив  свой  пост.  Кеннит  не  спеша
удалился, и до него  доносились  раскаты  отборной  брани,  коей  Соркор
осыпал "ленивого недоумка". Палубные  доски  под  капитанскими  сапогами
были белей белого - настолько, насколько  тряпка  и  песок  вообще  были
способны их отчистить. Глядя туда и сюда, Кеннит всюду  видел  умелый  и
старательный труд своих моряков. Ни  одна  живая  душа  не  томилась  от
безделья.  Кто  возился  с  канатами,  кто  занимался  уборкой.   Кеннит
удовлетворенно кивнул. Не так, ох не так все здесь  выглядело  пять  лет
назад, когда он впервые  взошел  на  палубу  "Мариетты".  В  те  времена
нынешний  красавец-корабль  был  грязнющим  корытом   вроде   тех,   что
составляли большинство пиратского флота. А его капитан  -  помнится,  он
приветствовал Кеннита отборными матюгами и не слишком меткой затрещиной,
- ничем особо не выделялся среди своей замусоленной  и  вшивой  команды.
Дворняга среди дворняг в уличной стае.
   И все-таки Кеннит уже  тогда  совсем  не  случайно  выбрал  для  себя
"Мариетту". Как ни запаршивела она за годы полного  небрежения,  как  ни
грязна была ее палуба, как ни уродливы латаные-перелатаные паруса  -  он
сумел разглядеть под  всей  этой  мерзостью  благородные,  стремительные
обводы <Обводы - внешние очертания корпуса судна, во многом определяющие
ходкость и остойчивость судна,  его  грузоподъемность  и  другие  важные
качества.>. И еще то немаловажное  обстоятельство,  что  капитан  вполне
"созрел" для смещения. В самом деле: разве тот хозяин  на  корабле,  кто
даже не доверяет своему старпому  ругаться  и  разбираться  с  матросами
вместо него?.. Такому предводителю в самом деле пора за  борт...  Кеннит
его туда и отправил. Через семнадцать  месяцев  плавания.  А  еще  через
четыре месяца тем же способом избавился от старпома. К тому времени  его
прежние товарищи по кубрику чуть не в драку лезли, чтобы плавать под его
началом. Так что у Кеннита был выбор. И он взял себе в старшие помощники
Соркора. Со всем тщанием и чуть ли  не  с  ухаживанием  -  лишь  бы  тот
сделался его, Кеннита, верным сподвижником...
   И когда они  заполучили  командование,  капитан  со  старпомом  увели
корабль в открытое море, подальше от каких бы то ни было берегов. И  там
учинили форменную чистку команде. Так  матерый  картежник  за  игральным
столом  избавляется  от  лишних  карт.   Кеннит   и   Соркор   оказались
единственными людьми на борту, кто знал навигацию и мог проложить  курс,
так что бунта можно было не опасаться. Тем не менее  Кеннит  внимательно
следил, чтобы  строгость  Соркора  ни  в  коем  случае  не  переросла  в
"рукосуйство". Кеннит полагал, что большинство  моряков  чувствует  себя
всего лучше, если капитан  правит  ими  твердой  и  справедливой  рукой.
Каждый должен знать свое место, свои права и обязанности,  свое  дело...
Пусть привыкнут  полагаться  на  своих  товарищей  и  в  особенности  на
вожака...
   В  общем,  с  прежней  безалаберной  вольницей  было  покончено.  Кто
способен был превратиться из раздолбая в справного моряка - превратился.
Времени для этого было в достатке. "Мариетта" шла и шла вперед.  До  тех
пор пока на борту не иссякли съестные припасы, а Кеннит  с  Соркором  не
перестали узнавать звезды в небесах.
   Когда, наконец, они привели свой корабль в  порт  (столь  отдаленный,
что  даже  Соркор  не  знал  местного   языка),   "Мариетта"   выглядела
аккуратненьким купеческим  суденышком,  а  команда  бегом  бросалась  по
местам по первому знаку начальства. Там-то Кеннит употребил свои деньги,
которые давно и бережно скапливал, на переустройство корабля. Потом  они
подняли якоря.., и капитан с лихвой вернул потраченное,  посвятив  целый
месяц беспощадному разбою, подобного  которому  тамошние  мелкие  гавани
никогда прежде не знали.
   Обратно  в  Делипай   "Мариетта"   вернулась,   доверху   нагруженная
невиданными товарами, не  говоря  уже  о  монетах  никому  не  известной
чеканки. Ну а моряки, выжившие в том походе, разбогатели,  как  ни  разу
доселе. И были преданы своему капитану, как верные псы.
   Так одно-единственное плавание принесло  Кенниту  и  корабль,  и  его
нынешнюю репутацию, и целое состояние.
   Честно признаться, в те дни он готов был вообразить,  что  переживает
звездный час своей жизни и мечтать становится  уже  не  о  чем.  Отнюдь,
отнюдь!.. Стоило выйти на берег - и все самодовольство слетело  с  него,
как слезает отболевшая кожа после ожога. Да, вот они идут вразвалочку по
улицам  Делипая,  его  матросы,  и  у   каждого   -   тяжеленный   мешок
награбленного: монет, слоновой кости, дорогих украшений. Все разодеты  в
шелка - важные господа да и только...
   Вот тут Кеннит внезапно и со всей остротой понял, что никакие они  не
господа, а всего лишь простые матросы, и  все  их  нынешнее  великолепие
через  считанные  часы  будет  проглочено  ненасытной  утробой  вонючего
Делипая. И в тот же миг безупречно отчищенные палубы "Мариетты",  свежая
краска на ее бортах и замечательные новые паруса показались ему триумфом
столь же мимолетным, как и временное богатство команды...  Он  отделался
от Соркора, приглашавшего своего капитана вместе повеселиться на берегу,
и всю неделю стоянки напивался в одиночестве, не выходя  каюты.  Вот  уж
чего он никак не мог ожидать - что его выбьет из колеи  именно  успех!..
Кенниту казалось, будто его жестоко надули...
   Он как следует пришел в себя лишь много месяцев спустя, и это  время,
выкинутое из жизни, недешево ему обошлось. В самом деле - как жить, если
сбился с курса и потерял цель, если сам не знаешь, ради чего?.. При этом
некоторой частью сознания он понимал, что не  просчитался,  выбрав  себе
старпомом именно Соркора. Старший помощник  продолжал  распоряжаться  на
корабле, как будто ничего не происходило, и в душу  своему  капитану  не
лез. Да и команда, если  даже  чувствовала,  что  с  кап