какой-то момент  ему  пришлось  миновать  пожарище,  причем  не  слишком
давнишнее: дотла выгорело домов пятнадцать, не меньше, а все  окружающие
здания были закопчены и местами обуглены.  Причем  разгребать  развалины
никто явно не собирался, и мокрые головни источали неописуемое зловоние.
В этом месте улица превращалась в  узкую  тропинку,  протоптанную  среди
мусора и золы. Уинтроу приуныл и поневоле стал вспоминать  разного  рода
слухи про нынешнего сатрапа. Если то, что рассказывали о его  разгульном
и бездеятельном образе жизни, было правдой хотя бы наполовину, о причине
загаженных улиц и разливанных  морях  вместо  сточных  канав  больше  не
приходилось гадать. Деньги, как  известно,  можно  потратить  лишь  один
раз... И, возможно, налоги, которые могли бы пойти на очистку водостоков
и найм стражи, оказались "съедены" очередной прихотью молодого  владыки.
Потому-то и расползалась вдоль моря  целая  страна  ветшающих  развалюх,
потому-то и пребывала  в  небрежении  гавань.  Уинтроу  видел  галеры  и
галеасы <Галеасы, галеас - парусно-гребное судно типа большой галеры (до
80 м длиной и 16 м шириной), имевшее по  одному  ряду  весел  с  каждого
борта; на одно весло садились до 10 человек. Имелись  также  3  мачты  с
косыми парусами, а на корме - два рулевых весла. На  галеасах  было  две
палубы: нижняя для гребцов, верхняя - для  солдат  и  установки  боевого
оружия,  соответствовавшего  эпохе.>  сторожевого  флота,  стоявшие   на
приколе. Несчастные корабли сплошь заросли водорослями  и  ракушками,  и
некогда яркая белая краска -  отличительный  знак  сатрапского  флота  -
лохмотьями отставала от дощатой обшивки. Удивляться ли после этого,  что
пираты кишмя кишат во внутренних водах?..
   Джамелия, величайший в мире город, сердце и светоч цивилизации, вовсю
гнила по краям... Всю свою жизнь Уинтроу слышал восторженные  легенды  о
джамелийском зодчестве и садах, о широких  бульварах,  святых  храмах  и
общественных банях. Люди говорили,  здесь  имелись  даже  канализация  и
водопровод - и не только во дворце у сатрапа... Уинтроу  только  головой
покачал, перепрыгивая очередную смердящую лужу.  Если  здесь  такое,  то
намного ли лучше обстоят дела наверху?.. Что  ж,  возможно.  По  главным
улицам - да.  А  впрочем,  он-то  этого  никогда  не  узнает.  Если  ему
действительно хочется уйти и от отца, и от ищеек, которые за  ним  будут
неминуемо посланы...
   А город тем временем медленно, но верно пробуждался для  нового  дня.
То тут то там стали попадаться  ранние  уличные  торговцы,  предлагавшие
булочки, сыр и копченую рыбу - веяло запахами, от  которых  у  голодного
Уинтроу  тотчас  потекли  слюнки.  Постепенно  открывались  двери,  люди
выходили наружу, распахивали ставни и заново  раскладывали  на  витринах
товар, завлекая прохожих. Когда же на улицы выехали повозки и гуще пошли
пешеходы, Уинтроу и вовсе приободрился. Город был громаден и многолюден.
Какие толпы народа! Как легко затеряться!..
   Нет, здесь отцу нипочем его не найти.

***

   Замерев над сверкающими  водами  гавани,  Проказница  вглядывалась  в
белоснежные маковки дворцовых  строений.  Если  измерять  время  часами,
получалось, что Уинтроу покинул ее не очень давно. На самом же  деле  он
спустился по якорной цепи и уплыл в темноту  много-много  жизней  назад.
Она смотрела ему вслед, пока он не скрылся за другими судами.  Она  даже
не могла быть вполне уверена в том, что он благополучно достиг берега...
А ведь только вчера она спорила бы до хрипоты, доказывая - случись с ним
что нехорошее, она это мигом почувствует. Еще она пребывала в убеждении,
будто знает Уинтроу лучше него самого. И, конечно, подняла  бы  на  смех
всякого, кто сказал бы, что Уинтроу однажды ее бросит. Какой же она была
дурой!..
   - Ты наверняка заметила, как он уходил! Почему тревогу не подняла?  И
куда он направился?
   "Деревяшка, - сказала она себе.  -  Я  -  обыкновенная  деревяшка.  Я
ничего не слышу и уж подавно не отвечаю..."
   Да, вот только деревяшке и чувствовать не полагалось  бы.  Проказница
смотрела на город. Где-то там теперь находился Уинтроу. Свободный...  От
своего отца - и от нее. Как же он смог с такой  легкостью  разорвать  их
единение?.. Горькая улыбка скривила ее губы. Не иначе,  фамильная  черта
семейства Вестритов... Разве не так и Альтия от нее когда-то ушла?
   - Отвечай, когда тебя спрашивают! - требовательно выкрикнул Кайл.
   - Мне так жаль, кэп... Я так виноват... - тихо обратился к нему Торк.
- Надо было мне пристальнее следить за маленьким поганцем. Ну кто бы мог
подумать?.. И зачем бы ему бежать - это после всего,  что  ты  для  него
сделал! Всего,  что  ты  хотел  ему  дать!  Непонятно  мне...  Вот  ведь
неблагодарность какая! Разбил сердце отцовское...
   Торк вроде бы утешал капитана, но Проказница ясно чувствовала: каждое
слово его соболезнований лишь приводило Кайла в еще большее бешенство.
   - Когда он смылся? И куда думал пойти? Отвечай, прах тебя  побери!  -
И, перегнувшись через фальшборт, он самым дерзостным образом схватил  ее
за волосы - и дернул.
   Она крутанулась с проворством  раздраженной  змеи.  Шлепок  раскрытой
ладони  унес  Кайла  далеко  прочь  -  так  сам  он  мог  бы  отшвырнуть
назойливого кота. Он кубарем отлетел назад и растянулся на палубе, глаза
капитана полезли из орбит от потрясения  и  внезапного  страха.  Торк  в
ужасе  бросился  наутек.  Споткнулся  впопыхах  -   и   продолжал   свое
отступление уже на четвереньках.
   - Гентри! - орал он не своим голосом. - Гентри, скорее сюда!..
   Старпом отозвался не сразу, и Торк побежал его искать.
   - Да чтоб ты сдох, Кайл Хэвен, - тихо и зло  проговорила  Проказница.
Откуда, из каких напластований памяти пришли к ней эти  слова  и  именно
такой тон, она не знала. - Чтоб ты провалился  на  самое  дно  глубокого
соленого моря. Ты их всех разогнал, одного за другим. Ты присвоил  место
моего капитана. Ты выжил  с  моей  палубы  его  дочь,  ту,  что  еще  до
пробуждения была мне лучшей подругой. А теперь и  твой  собственный  сын
сбежал от тебя, деспот проклятый, и оставил меня совсем без друзей. Чтоб
тебе сдохнуть!..
   Он медленно поднялся. Выглядел он так, словно  каждую  мышцу  в  теле
свела судорога.
   - Ты еще  пожалеешь...  -  начал  он  голосом,  в  котором  бешенство
мешалось со страхом, но безумный смех Проказницы заставил его  умолкнуть
на полуслове.
   - Я? Пожалею?.. Да о чем ты еще можешь заставить меня пожалеть? Какое
худшее несчастье ты можешь на меня навлечь, ты, и так уже лишивший  меня
всей родни, всех тех, кого я любила? А ты - ты чужак  мне,  Кайл  Хэвен.
Чужак и пустое место. Я ничем тебе не обязана. И отныне ты больше ничего
от меня не получишь!
   - Господин капитан... - негромко и очень почтительно прозвучал  голос
старпома. Выйдя на бак, он встал на безопасном расстоянии и от Кайла,  и
от  носового  изваяния.  За  его  спиной  маячил  Торк.  Вот  кто  разом
наслаждался происходившим скандалом и страшился его! Сам Гентри держался
внешне невозмутимо, лишь на дубленой физиономии сквозь загар  проступала
отчетливая бледность. - Со всем почтением, кэп, -  продолжал  он.  -  Я,
конечно, извиняюсь, но, может, лучше тебе отсюда уйти? Так ты все  равно
ничего не добьешься, а вот навредить можешь изрядно. Лучше прямо  теперь
начать искать паренька, пока он не удрал слишком далеко и не  успел  как
следует спрятаться. Денег у него нет, да и друзей здесь,  насколько  нам
известно, тоже. Надо скорее идти в город и кричать на всех перекрестках,
что мы его ищем. Награду предлагать тому,  кто  его  приведет...  Многим
сейчас в Джамелии приходится нелегко. Несколько монет - и, чего доброго,
он еще до заката опять окажется на борту.
   Кайл сделал вид, будто всерьез задумался над словами старпома.  Стоял
он, кстати, лишь чуть-чуть вне пределов ее досягаемости.  Смелость  свою
демонстрировал... От Проказницы не укрылось, с какой жадностью  наблюдал
за всеми Торк, и ее передернуло от отвращения.  А  впрочем,  ей-то  было
плевать. Кайл - это не Уинтроу. Пустое  место,  и  все.  И  ей  на  него
чихать.
   Вот Кайл кивнул Гентри, не сводя, однако, с нее глаз.
   - В том, что ты говоришь, есть смысл, - сказал он старпому.  -  Пусть
все, кого можно  отпустить,  немедля  идут  на  берег  и  распространяют
известие, что мы ищем  мальчишку,  и  тот,  кто  доставит  его  целым  и
невредимым, получит золотую монету. Половина золотого будет выплачена..,
за немного помятого. И сребреник - за любое известие, благодаря которому
мы сами сумеем его поймать. - Кайл подумал и добавил:
   - Я же беру Торка и иду с ним на невольничьи рынки. И так уже я  кучу
времени  потерял  из-за  бегства..,  этого  ничтожества.  Нисколько   не
сомневаюсь, что лучших рабов уже  раскупили!  Сумей  я  с  раннего  утра
попасть на торги, быть может, мне досталась бы целая труппа музыкантов и
певцов. Ты имеешь хоть представление, сколько можно выручить  в  Калсиде
за музыкантов и певцов из Джамелии? - Он говорил с такой горечью, словно
именно Гентри был во всем виноват. Потом осуждающе мотнул головой:
   - Останешься здесь. Присмотри за переделками в трюмах. Надо как можно
скорей завершить все работы: я хочу отплыть тотчас  же,  как  только  на
борту будут и мальчишка, и груз.
   Гентри молча слушал капитана и только кивал, но Проказница  время  от
времени чувствовала на себе его взгляд. Она как могла  вывернула  шею  и
холодно уставилась на троих мужчин. Кайл старательно  отводил  глаза.  В
отличие от Гентри.  Тому  определенно  было  очень  не  по  себе.  Потом
Проказница заметила, как он слегка кивнул  головой,  и  догадалась,  что
жест предназначался ей. Но что означал этот кивок? Она не поняла.
   Потом они убрались с бака, и спустя некоторое время она ощутила,  как
Торк с Кайлом отбыли в город. "А  хоть  бы  и  вовсе  не  возвращались!"
Проказница вновь  стала  смотреть  на  город,  окутанный  тонкой  дымкой
испарений Теплой реки. Ну прямо  облачный  город.  Город  на  облаках...
"Чего я на самом деле хочу? Чтобы Уинтроу вернули, пускай даже насильно?
Или чтобы его побег оказался удачным?.." Она не знала.  Зато  вспомнила,
как надеялась, что он вернется к ней сам, по собственной  воле...  Какая
чушь!.. Какое ребячество!..
   - Корабль.., слышь, корабль! Проказница!..
   Гентри не отважился подняться на бак. Он тихо  окликал  ее,  стоя  на
ступенях трапа.
   - Иди сюда, не бойся, - хмуро  отозвалась  она.  Гентри  был  хороший
моряк, даром что человек Кайла. Ей было даже чуточку стыдно оттого,  что
он страшился ее.
   - Да я просто спросить хочу. Скажи, могу  я..,  что-нибудь  для  тебя
сделать? Как-нибудь утешить тебя?
   Он пытался успокоить ее.
   - Нет, - бросила она коротко. - Не можешь. Ну разве  что..,  бунт  на
борту организуешь.
   А сама растянула губы в улыбке, чтобы он не  принимал  эти  слова  уж
очень всерьез.
   - Бунт - не могу, - со всей торжественностью  отвечал  Гентри.  -  Но
если ты.., нуждаешься в чем-нибудь, то только скажи.
   - Нуждаюсь? У деревяшек нет никаких нужд.
   Старпом удалился так же тихо, как и подошел. Но через некоторое время
появился матрос по имени Финдоу. Уселся на краешке бака и  начал  играть
на своей скрипке.  Да  не  какую-нибудь  разухабистую  мелодию  из  тех,
которыми он, бывало, подбадривал  и  задавал  ритм  матросам,  вращавшим
кабестан <Кабестан - шпиль (вертикально расположенный  ворот)  с  ручным
приводом, служивший для подъема якоря на парусных кораблях.  На  крупных
судах, несших очень тяжелые якоря, кабестан бывал даже "многоэтажным"  -
его  ось  проходила  через  несколько  палуб,  имея  на  каждой  по  6-8
горизонтальных рычагов-"вымбовок". Кабестан мог быть использован  и  для
подтягивания самого  судна,  например,  против  течения.>.  Нет,  сейчас
Финдоу играл нечто напевное.., и довольно-таки грустное.  Музыка  вполне
соответствовала настроению Проказницы. И вот странное  дело:  немудреная
песенка скрипичных струн понемногу начала уносить ее боль. Взамен пришло
нечто другое. Проказница смотрела на  город,  и  по  ее  щекам  катились
слезы. Никогда прежде она не плакала... Она думала, что  слезы  сами  по
себе мучение, но ошибалась. Они  лишь  смывали  страшное  напряжение,  в
котором она пребывала.
   Она чувствовала, как глубоко внутри ее корпуса работали  плотники.  В
дерево входили буравы, потом туда крепились  тяжелые  рымы.  Отмерялись,
отрубались, крепились длинные цепи... С причала грузили  припасы:  воду,
сухари,  цепи.  Все  это  предназначалось  рабам.  Рабам...   Проказница
неохотно примерилась к этому слову.  Уинтроу  верил,  что  рабство  было
одним из величайших зол, какие только есть в мире. Однако сколько он  ни
пробовал растолковать ей, что значит неволя,  она  так  и  не  усмотрела
особой разницы между жизнью раба - и жизнью матроса. Ну  в  самом  деле.
Над тем и над другим стоял господин. И заставлял работать  так  долго  и
так усердно, как он, господин, находил нужным.  А  мог  ли,  к  примеру,
моряк особо распоряжаться собственной жизнью?.. Вот то-то. Ну и что  еще
худшего можно придумать для раба? Проказница не понимала.
   Потом ей подумалось:  вот  потому-то  Уинтроу  с  такой  легкостью  и
покинул ее. Потому что она непонятливая и глупая. Потому что  она  вовсе
не человеческое существо...
   Слезы хлынули  с  новой  силой.  Невольничий  корабль  под  названием
"Проказница" горько плакал о своей доле.

***

   Еще прежде, чем  на  виду  показался  корпус  этого  корабля,  Соркор
уверенно объявил его невольничьим. По вышине мачт, пояснил  он.  Корабль
еще скрывался за островом, а мачты уже были видны.
   - Чем выше мачты, тем больше парусов, а значит, больше шансов довезти
товар свежим, - заметил  он  ядовито.  И  обрадованно  улыбнулся  своему
капитану:
   - А может, торговцы рабами просто дотумкали, что им кое-чего  следует
опасаться! Что ж, пусть удирают. Все равно от нас  не  уйдут!..  Добавим
парусов, кэп? И можно будет брать на  абордаж  хоть  сразу,  как  только
обогнет мыс...
   Кеннит отрицательно покачал головой.
   - Здесь подводные скалы, лучше не разгоняться... - Подумал и решил:
   - Вот что. Поднимем-ка купеческий флаг да  выпустим  плавучий  якорь,
чтобы выглядеть сильно нагруженными.  Пусть  примут  нас  за  безобидное
торговое суденышко. А мы и приближаться особо  не  будем..,  пока  он  в
пролив Рикерта не войдет. Там с другого конца,  помнится,  замечательная
такая песчаная банка... Если придется загонять их на  мель,  пусть  хоть
днище не продырявят!
   - Слушаюсь, кэп! - прокашлялся Соркор. И добавил, обращаясь не  прямо
к Кенниту, а как бы в пространство:
   - Мы.., это.., когда  режемся  с  работорговцами,  обычно  кровищи..,
да.., и змеи. Тела на  лету  подхватывают  и  всякое  такое.  За  каждым
невольничьим кораблем уж парочка-то обычно да тащится. То  есть  не  для
баб.., не для женских глаз подобный видок. Может.., даме лучше в  каютке
бы посидеть, пока все не кончится?
   Кеннит оглянулся через плечо. Этта. Когда бы он ни вышел  на  палубу,
она неизменно оказывалась именно там: за его левым  плечом.  Сперва  это
немного раздражало его, но потом он решил: лучший способ  отделаться  от
подобного внимания - просто не замечать его. А  вообще-то  Кеннита  даже
забавляло почтение, которое богатырь Соркор оказывал его шлюхе. Ишь ты -
собрался даже оградить ее от неприглядных реалий жизни!  Этта,  впрочем,
ни смущенной, ни польщенной не  выглядела.  В  глубине  ее  темных  глаз
горели странные искры, а на скулах проступили пятнышки  румянца.  Кеннит
обратил внимание, что  одежда  на  ней  сегодня  была  самая  простая  и
прочная: лазурная хлопковая рубашка, темные шерстяные штаны и жилетка им
под стать, а на ногах - черные сапоги до колен, промасленные и до блеска
начищенные. Откуда они взялись, интересно? (Тут  Кеннит  припомнил,  что
она вроде бы упоминала об  игре  в  кости  с  матросами  несколько  дней
назад.) Волосы  Этты  были  перевязаны  ярким  шелковым  шарфом  -  лишь
блестящие кончики их мели  по  раскрасневшимся  от  ветра  щекам.  Чужой
человек мог бы принять Этту за молодого уличного хулигана. А  что?  Судя
по тому, как она окрысилась на Соркора, - хулиган да и только.
   - Я думаю, - сказал Кеннит, - дама сама разберется, какое зрелище для
нее слишком кровавое, а какое нет. И уйдет в каюту, когда сама пожелает.
   Губы Этты приоткрылись в улыбке, и она нахально заметила:
   - Уж если по ночам я наслаждаюсь обществом нашего капитана, чего  мне
днем-то бояться?
   Соркор от смущения залился такой краской, что белые  шрамы  отчетливо
проступили  на  побагровевшей  физиономии.  Но  Этта  лишь  косилась  на
Кеннита: понравится ли ему ее  лесть?  Он  хотел  было  остаться  внешне
невозмутимым, но хвастовство женщины больно уж славно  вышибло  старпома
из колеи. И Кеннит позволил себе  чуть  скривить  губы  в  признательной
усмешке. И ей хватило. Она все увидела, оценила и поняла. Гордо  подняла
голову, ноздри ее раздувались.
   Его тигрица на поводке.
   Соркор отвернулся и от капитана, и от его шлюхи.
   - А ну-ка, ребята! Надуем врага хорошенько! - раскатился над  палубой
его голос, и пираты ринулись по местам. Флаг Ворона, под которым  обычно
ходил корабль Кеннита, мигом сполз вниз, а на его место взвился  другой,
давно когда-то взятый на захваченном корабле. Следом отправились за борт
плавучие якоря. Затем почти все моряки попрятались долой с глаз.
   Теперь "Мариетта" двигалась медленно и осторожно - вылитый  торговец,
беспокоящийся о своем грузе. И матросы, остававшиеся на  палубе,  оружия
при себе не имели. Когда  же  невольничий  корабль  обогнул-таки  мыс  и
сделался полностью виден, Кеннит  уверенно  пришел  к  выводу,  что  при
желании его легко удастся настичь.
   Он безмятежно разглядывал свою будущую  добычу.  Как  верно  подметил
Соркор, все  три  мачты  судна  были  выше  обычного  и  несли  изрядное
количество парусов.  Еще  Кеннит  увидел  на  палубе  парусиновый  тент:
временное убежище команды. Определенно матросы не в состоянии были более
выносить жуткий смрад,  распространявшийся  из  трюмов,  плотно  набитых
человеческими телами, и перебрались из форпика туда, где  хоть  продувал
ветер. "Сигерна" (такое название было выведено большими буквами на носу)
имела несчастье перевозить невольников вот уже несколько лет. Позолота с
нарядной резьбы давно облупилась, а по  бортам  пролегли  потеки  самого
гнусного вида. Знать, никто не заботился даже о том, чтобы  выплескивать
парашу под ветер...
   ...И, опять же в  полном  соответствии  с  предсказанием  Соркора,  в
кильватере работорговца лениво плыл  желто-зеленый  раскормленный  змей,
сильно  смахивавший  на  досыта  насосавшуюся  пиявку.  Если  судить  по
размерам его "талии", изрядная часть корабельного груза уже перекочевала
в  чешуйчатое  желто-зеленое  брюхо.  Кеннит   прищурился,   внимательно
разглядывая палубу "Сигерны"... Там торчало гораздо больше  народу,  чем
он, собственно, ожидал. Они  что,  в  самом  деле  боялись  участившихся
нападений и на всякий случай потащили с  собой  вооруженный  отряд?  Эта
мысль Кенниту особого удовольствия не доставила. Но  по  мере  того  как
"Мариетта"  не  спеша  нагоняла  работорговца,  он  сумел  присмотреться
получше и обнаружил, что  на  палубе  находились..,  невольники.  Драные
тряпки их одеяний развевались на колючем зимнем ветру. Рабы  шевелились,
но свобода их передвижения явно  была  ограничена.  Видимо,  капитан  на
время выпустил их из трюма хлебнуть свежего воздуха. "Не  иначе,  зараза
по трюмам распространилась..." - подумал Кеннит с  беспокойством.  Чтобы
капитан невольничьего судна явил о своих "пассажирах" простую  заботу  -
такого люди не помнили, не бывало такого.
   А Соркор знай себе сокращал дистанцию между  двумя  кораблями,  и  до
"Мариетты" уже долетали волны характерного  смрада.  Кеннит  вытащил  из
кармана надушенный лавандой платочек и приб