ого  уже  ощущала
определенное давление, побуждавшее ее прекратить  знакомство  с  Давадом
Рестаром. И, если это давление перерастет стадию  разговоров  и  нанесет
ущерб кое-каким сделкам - вот тут-то  ее  денежные  дела  и  окажутся  в
болоте еще поглубже теперешнего...
   Самым разумным в данной ситуации было бы "раззнакомиться" с  Давадом.
Перестать с ним общаться.
   Но... Ронику удерживало нечто, именуемое верностью дружбе. Равно  как
и гордость. Если Вестриты начнут руководствоваться чужими  соображениями
о том, что хорошо, а что плохо, будущего у них не станет.
   Правду сказать, не то чтобы они и сейчас  были  такими  уж  хозяевами
своей будущности...
   Молчание между тем сделалось уже неловким. Однако Роника ощущала лишь
ужас пополам с неким болезненным любопытством: "Ну и какую еще  нелепицу
сейчас отмочит Давад?.."
   И только  сам  он  определенно  не  понимал,  куда  его  занесло.  Он
лучезарно улыбнулся и начал:
   - Так вот, что касается торговых союзов...
   Спасение явилось в самый последний момент и, как  водится,  с  весьма
неожиданной стороны. К ним  торопливо  подошла  Кефрия.  Лишь  тончайшая
испарина на лбу выдавала ее волнение от того, что Давад  успел  провести
столько времени рядом с Янни.  Она  тихонько  тронула  его  за  рукав  и
спросила вполголоса, не мог бы он помочь ей на кухне:
   - Это займет всего  минутку...  Слуги  засомневались,  как  правильно
открывать некоторые старые вина,  которые  я  избрала  для  стола...  Не
присмотришь ли ты, чтобы они все правильно сделали?
   Из всех возможных шагов Кефрия предприняла самый верный.  Вина  и  их
правильная подача на стол составляли одно из страстных увлечений Давада.
И он не просто дал себя увести, а сам поспешил вперед Кефрии; она только
успевала кивать - он на ходу уже с самым ученым видом рассуждал  о  том,
как  правильно  раскупорить  бутылку,  чтобы  ее  содержимое   оказалось
наименьшим образом потревожено.
   Роника с большим облегчением перевела дух...
   - Удивляюсь, как ты вообще его здесь  терпишь,  -  негромко  заметила
Янни. Теперь, когда Давад благополучно скрылся из виду, она стояла рядом
с Роникой. Она говорила  доверительным  тоном,  так  что  за  музыкой  и
разговорами в комнате этого не  мог  услышать  никто  посторонний.  -  Я
как-то слышала прозвище, которым его наградили:  Предатель.  Все  знают,
что он оказывал  посреднические  услуги  "новым  купчикам"  в  их  самых
противозаконных деяниях... сам он, правда, это яростно отрицает... И все
равно ходят упорные слухи, будто именно  он  стоит  за  спиной  "новых",
которые знай подъезжают к Ладлакам с самыми несусветными  предложениями,
надеясь купить у них "Совершенного"!
   -  Несусветными  -  это  еще  мягко  сказано,  -  так  же  вполголоса
согласилась  Роника.  -  Причем  главный  скандал  состоит  в  том,  что
семейство Ладлаков эти предложения еще и рассматривает! - И Роника  даже
позволила себе слегка улыбнуться. И, дабы увериться, что  та  ее  вполне
правильно поняла, добавила старую поговорку торговцев:
   - Как ни крути, а чтобы заключить сделку, нужны двое...
   - Святые слова, - спокойно кивнула Янни. - Но  разве  не  жестоко  со
стороны Давада искушать Ладлаков столь щедрыми  денежными  посулами?  Он
ведь наверняка знает, в  каких  стесненных  обстоятельствах  они  сейчас
пребывают!
   -  Большинство  старинных  семей  последнее  время   чувствуют   себя
ущемленными. В том числе и  Вестриты...  Вот  мы  и  цепляемся  друг  за
дружку, какими бы странными ни казались порой  наши  союзы.  К  примеру,
Давад сегодня зашел предложить мне заимообразно своих  слуг,  ибо  знал,
что в нашем доме не прислуга, а слезы, оставшиеся от прежнего штата.
   "Вот так, - сказала она себе. - Все прямо и без утайки. Если  Рэйн  в
своем ухаживании рассчитывает на сокровища, которыми Вестриты  более  не
располагают, пусть он скорее все поймет да и отправляется восвояси..."
   Но, когда Янни ответила, Ронике  пришлось  убедиться,  насколько  она
недооценила благородство своей собеседницы.
   - Мне известно, что вы испытываете определенные денежные затруднения,
- сказала жительница  Чащоб.  -  И  я  довольна,  что  мой  Рэйн  взялся
ухаживать за девушкой, для которой необходимость жить по средствам -  не
пустой  звук.  Бережливость  и  скромность  всегда  были   и   останутся
добродетелями...  И,  конечно,  слуги,  которых  мы  с  собой  привезли,
предназначены вовсе  не  для  того,  чтобы  поставить  тебя  в  неловкое
положение. Просто затем, чтобы все мы  могли  провести  некоторое  время
вполне беззаботно, не мучаясь мыслями о делах.
   Насколько понимала Роника, сказано это было вполне искренне.
   И она ответила откровенностью на откровенность.
   - С Давадом очень непросто дружить, - сказала она. - Иногда я и  сама
думаю, насколько без него было бы проще. Но все-таки я его не гоню,  ибо
нахожу такой поступок не праведным.  Я,  например,  никогда  не  уважала
людей, способных отречься от детей или иных родственников,  чем-либо  не
угодивших семье. Мне-то всегда казалось, долг семейства - вновь и  вновь
пытаться подсказать и поправить... как бы больно это порою ни было.  Так
почему надо с иными мерками подходить к старинным друзьям? Тем более что
мы во многих отношениях сами стали Даваду вроде родной семьи... Он ведь,
как тебе, вероятно, известно, потерял жену и сыновей во время  Кровавого
мора...
   Ответ Янни застал Ронику абсолютно врасплох.
   - Так значит, - спросила жительница Чащоб, - это не  правда,  что  ты
будто бы выгнала Альтию из дому за неподобающее поведение?..
   Вот это и называется - сразить наповал! "Неужели именно так считают в
городе?..   -   ошарашенно   подумала   Роника.   -   И   слухи   успели
распространиться до самых Чащоб?.." Какое счастье,  что  именно  в  этот
момент служанка поднесла им блюдо  нежнейшего  печенья  -  неужели  того
самого, что напекли  вчера  они  с  Кефрией?..  Роника  рассеянно  взяла
кусочек печенья, и другая служанка  немедленно  предложила  ей  фигурный
бокал с каким-то вином из Чащоб. Роника,  поблагодарив,  взяла  бокал  и
пригубила.
   - Прелесть какая! - совершенно искренне похвалила она вино, обращаясь
к Янни.
   - Как и печенье, - ответила та. И отвела глаза,  задержав  взгляд  на
Рэйне и Малте; девушка как раз что-то сказала ему, отчего он рассмеялся.
Янни наклонила голову, и Роника поняла, что она улыбается.
   Она хотела было воспользоваться случаем и не поднимать более тему, от
которой их так счастливо отвлекли. Но  потом  решила  проявить  душевную
твердость, ибо знала: слухи  надлежит  душить  в  зародыше,  сразу,  как
только о них узнаешь. А сколь долго циркулировала в Удачном нелепица  об
Альтии - знала только Са, Великая Мать  Сущего.  Быть  может,  с  самого
прошлого лета...
   И Роника решительно произнесла:
   - Я отнюдь не выдворяла Альтию из дому.  Скорее  даже  наоборот,  она
ушла отсюда наперекор моей  воле.  Она  была  очень  угнетена  тем,  как
распределилось наследство. Она ведь полагала, что непременно  унаследует
"Проказницу", но этого не случилось, и к тому же ей  не  нравилось,  как
Кайл управляется с кораблем. Произошла жестокая ссора, и она  ушла...  -
Говорить было очень трудно, но Роника заставила себя  прямо  смотреть  в
непроницаемое кружево, скрывавшее лицо Янни, и добавила:
   - Я не знаю, где она теперь и  чем  занимается.  Но,  если  бы  прямо
сейчас она постучала в эту дверь, я  от  всего  сердца  раскрыла  бы  ей
объятия...
   Ей  показалось,  будто  она  ощутила  ответный  взгляд  Янни,  полный
сочувствия.
   - Кажется, я задала неуместный вопрос... Не обижайся, прошу  тебя.  Я
всегда так: предпочитаю говорить без  обиняков...  Я  совсем  не  хотела
задеть тебя. Просто мне всегда казалось,  что  честные  речи  не  должны
оставлять места для недопониманий!
   - Вполне разделяю твои чувства... - Роника посмотрела туда же, куда и
ее гостья, - на Рэйна с Малтой. Малта, опустив головку, отвела глаза; на
щеках у нее цвели розы, но глаза были веселые.  Рэйн  явно  разделял  ее
веселье. Он все пытался рассмотреть выражение ее опущенного лица...
   - Тем более, - добавила Янни, - внутри семьи никаких секретов быть не
должно, так ведь?

***

   ...Все было замечательно и чудесно. Гораздо замечательней и чудесней,
чем Малта когда-либо отваживалась воображать!  "Вот,  значит,  как  оно,
когда с тобой по-человечески обращаются!.."  Именно  такого  жаждала  ее
душа, сколько она себя помнила.  И  теперь  сполна  упивалась  сладостью
каждого мгновения. Воздух  кругом  был  пропитан  ароматами  цветов.  Ее
угощали всеми видами дивных лакомств, какие  только  она  была  способна
вообразить. А уж Рэйн!.. Само внимание и  утонченность.  Малта  пыталась
придумать  хоть  что-нибудь,  что  могло  бы  еще  более  украсить  этот
счастливый день... и не могла. Ну  разве  только  присутствие  двух-трех
подружек, которые тихо помирали бы от зависти, наблюдая ее  торжество...
Оставалось воспользоваться воображением. Они могли бы сидеть во-он там -
Дейла, Киттен, Карисса и Полья,  -  и  Малте  предлагали  бы  все  новые
подносы с едой и питьем, а она, выбрав питье  или  лакомство  по  вкусу,
отсылала  бы  остальное  своим  подружкам.  Потом,  попозже,  она  тепло
извинилась бы перед ними за то, что у нее  совсем  не  нашлось  для  них
времени, - ах, ей так стыдно,  но  что  поделаешь,  если  она  была  так
занята, так занята... с Рэйном!  Но,  ах,  ведь  они  понимают,  что  за
существа эти мужчины!.. И тут она этак понимающе  им  улыбнется:  мы-то,
мол, знаем! И вскользь упомянет некоторые комплименты из тех, что он  ей
расточал, повторит одну-две остроты...
   -  Позволено  ли  мне  будет  спросить,  чему  ты  так  мило   сейчас
улыбаешься? - вежливо осведомился Рэйн. Он стоял на таком расстоянии  от
ее кресла, которое можно было назвать вполне почтительным, но которое  в
то же время не мешало оказывать ей всяческое внимание. Малта  предлагала
ему сесть, но он ее предложением не воспользовался.
   Она подняла глаза к его закрытому вуалью лицу... Вот это было  нечто,
определенно портившее ее сбывшуюся мечту. Ибо кто знал, что за кошмарная
рожа могла обнаружиться под этой вуалью?.. Может, и не зря  ворочался  у
нее  глубоко  в  животе  маленький  червячок  страха  и  беспокойства?..
Конечно, она не позволила ничему подобному проявиться в выражении своего
лица. И ее голос остался выверенно-веселым:
   - Я просто подумала, как было бы  славно,  если  бы  нескольким  моим
подругам разрешено было разделить со мной нынешний праздник!
   И Малта грациозным жестом обвела замечательно разукрашенную комнату.
   - А я, признаться, думал о прямо  противоположном...  -  ответствовал
он. Голос у него, кстати, был очень приятный. Очень культурный  и...  до
невозможности мужественный. И, когда он говорил, дыхание слегка шевелило
вуаль на лице.
   - О противоположном? Как это? - спросила она. И даже  подняла  бровь,
чтобы подчеркнуть свое изумление.
   Он ни на йоту не сдвинулся с места, где стоял,  лишь  понизил  голос,
как будто они с нею остались с глазу на глаз:
   - Я думал о том, как  будет  славно,  когда  я  заслужу  твое  полное
доверие и нам позволено будет видеться наедине.
   Увы, Малте приходилось руководствоваться лишь его голосом и  осанкой.
Ни тебе движения  бровей,  ни  застенчивой  улыбки,  сопровождающей  эти
слова. Ей и прежде доводилось разговаривать с мужчинами...  даже  слегка
флиртовать, если поблизости не было ни бабки, ни  матери...  но  никогда
прежде мужчина не бывал с нею так откровенен. Это и пугало,  и  пьянило,
словно игристое вино!  И  вот  она  сомневалась  и  медлила  с  ответом,
сознавая в то же время, как пристально он изучает ее ничем не  прикрытое
лицо. Как бы она ни старалась совсем стереть с него всякое  выражение  -
увы, невозможно. Но  как  прикажете  улыбаться  и  заигрывать,  если  не
знаешь,  какого  рода  лицо  светится   ответной   улыбкой   -   обычная
физиономия... или покрытая бородавками звериная морда?!
   Может быть, именно  поэтому  в  ее  голосе  прозвучал  едва  ощутимый
холодок:
   - Мне думается, прежде  всего  нам  надо  решить,  следует  ли  вовсе
начинать это ухаживание... Разве не этому  должна  быть  посвящена  наша
первая встреча? Ведь мы, кажется, должны понять,  подходим  ли  мы  друг
дружке?..
   Он негромко фыркнул: ее слова рассмешили его.
   - Госпожа моя Малта, - сказал он, -  давай  оставим  это  развлечение
нашим матерям, твоей и моей! Это их игра; смотри, как они  кружатся,  ну
прямо борцы на ринге! Они ждут,  чтобы  другая  хоть  как-то  открылась,
чтобы продемонстрировала  слабость...  Ведь  это  им  заключать  сделку,
которая нас с тобой свяжет. И, право же, она будет  очень  выгодной  для
обеих семей...
   И он кивнул ей - еле заметно, впрочем, - туда, где стояли Янни Хупрус
и Роника Вестрит. И правда - выражения лиц (по крайней мере у Роники, не
носившей вуали) были заученно-радушные, но в позах  обеих  чувствовалась
некая  внимательная  напряженность.  Здесь  явно  происходило   какое-то
словесное состязание.
   - Это моя бабушка, а вовсе не мать,  -  заметила  Малта.  -  И  я  не
понимаю, почему ты говоришь о нынешней встрече,  как  о  какой-то  игре?
Я-то думала, происходит нечто серьезное... По крайней мере, для меня это
именно так! А для тебя, значит, это все пустяки?
   - Я никогда не сочту за пустяк ни одно мгновение, проведенное в твоем
обществе. В этом ты можешь не сомневаться... -  Он  помолчал,  но  потом
решил говорить прямо:
   - С того мгновения, как ты открыла сновидческую шкатулку и мы  вместе
погрузились в мир твоего воображения, я знал: никто и ничто  не  удержит
меня  от  нынешнего  сватовства.  Твоя  семья  пыталась  приглушить  мои
надежды, заявив, что ты еще ребенок, а не  взрослая  женщина...  Смешно,
право же! Но в этом и заключается игра, о которой  я  говорил,  -  игра,
которую затевают все семьи, чьи дети  выказывают  намерение  пожениться.
Придумываются  всевозможные  препятствия,  нагромождаются   отговорки...
Которые затем благополучно  исчезают,  будучи  уравновешены  достаточным
количеством подарков и деловых преимуществ... Впрочем,  к  лицу  ли  нам
обсуждать проблемы столь  меркантильного  свойства?  Эти  дела  касаются
кошелька, но ни в коей мере не сердца. Они ничего общего не имеют с моим
влечением к тебе, Малта... - Он говорил быстро, уже  не  заботясь  ни  о
каких правилах светского обхождения. - Я  жажду  быть  с  тобой,  Малта.
Обладать тобой... разделять с тобой каждую тайну своего сердца... И  чем
скорее моя мать согласится со  всеми  требованиями,  выдвигаемыми  твоей
семьей, тем и лучше. Так и передай своей бабушке...  Скажи  ей  -  пусть
требует  все,  что  захочет,  а  уж  я  прослежу,  чтобы  Вестриты   все
получили... Только чтобы мне довелось как можно скорее  прижать  тебя  к
сердцу!
   Услышав такое, Малта даже ахнула и  чуть  отшатнулась.  Это  не  было
наигранным жестом, но Рэйн неверно рассудил о причине. Он отступил прочь
и с величайшей серьезностью наклонил голову, покрытую капюшоном:
   - Прости меня, умоляю.  -  Его  голос  прозвучал  хрипловато.  -  Мое
проклятие - слишком длинный язык, который выбалтывает все, что у меня на
сердце, прежде чем разум успевает вмешаться...  Я,  наверное,  показался
тебе грубияном... пыхтящим самцом, идущим по твоему следу... Уверяю тебя
- это не так! С того мгновения, как я увидел тебя возле Зала  Торговцев,
я понял: во мне обитает не только рассудок... но  и  душа!  Ведь  прежде
того я был всего лишь умным орудием, служившим по мере сил процветанию и
выгодам  моего  семейства.  Когда  мои  братья  и   сестры   принимались
рассуждать о страстной привязанности, я не мог взять в толк, о  чем  это
они говорят... - Он помолчал, переводя дух, потом негромко рассмеялся:
   - Если ты хоть что-нибудь знаешь о нас, жителях Чащоб,  тебе,  должно
быть, известно: мы  выказываем  сердечную  склонность  в  весьма  раннем
возрасте и не медлим со свадьбами. Так вот, с точки зрения обычаев моего
народа, я всегда был паршивой овцой. Кое-кто даже  говорит,  будто  меня
слишком околдовала моя работа, что я вовсе не способен испытать любовь к
человеческому существу... -  В  голосе  Рэйна  прозвучало  презрительное
отвращение. Он тряхнул головой и продолжал:
   - Некоторые шепчутся, что  я  будто  бы  евнух,  не  знающий  мужской
страсти. Я слышал эти слова, но они меня не беспокоили... Я-то  знал:  у
меня есть сердце, способное гореть и пылать, но оно  пока  спит,  и  что
толку без дела будить его?.. Я читал и разгадывал  древние  письмена,  я
разбирал и постигал непонятные  механизмы,  и  это  в  достаточной  мере
занимало все  мои  помыслы...  Как  я  был  недоволен,  когда  моя  мать
потребовала, чтобы я сопровождал ее на собрание в Удачный! И куда только
подевалось все мое  раздражение  в  тот  самый  миг,  когда  я  набрался
решимости заговорить с тобой!.. Прикосновение пробуждает джидзин,  и  он
начинает светиться... Точно так и твой голос пробудил мое сердце,  и  во
мне проснулось желание. Неуправляемая мальчишеская надежда побудила меня
подсунуть тебе сновидческую шкатулку... Я был уверен, ты не откроешь ее.
Я был уверен, такая, как ты, развеет мою мечту еще прежде, чем  я  успею
ее с тобой разделить... Но  ты  поступила  совсем  не  так!  Ты  открыла
послание моей души... И поделилась видением такой колдовской силы...  ты
прошла со мной по моему городу, и твое присутствие оживило  его!  Ибо  я
всегда  представлял  свое  сердце  городом   -   холодным,   молчаливым,
туманным... Теперь ты понимаешь, что все это значило для меня?
   ...Малта слушала его страстные речи  едва  ли  вполуха.  Ее  разум  и
чувства были заняты тем, что он  произнес  перед  этим.  Все,  чего  она
пожелает!!! Он  проследит,  чтобы  его  семья  согласилась!!!  Все,  что
угодно!!! Было от чего прийти в замешательство и сладостный, но испуг!..
"Я не должна просить слишком многого: он решит,  что  я  жадная,  и  это
может охладить его страсть. Но нельзя и претендовать на  слишком  малое:
он решит, будто я дурочка или что моя семья совсем не ценит меня. Нет...
Тут надо хорошенько подумать, за которую ниточку дергать..."
   И такая ниточка подвернулась немедля. Малта вспомнила об отце: был бы
он дома, уж он дал бы ей верный совет, как не  проторговаться  в  пух  и
прах, но и не продешевить!.. И само собой явилось решение: ей  следовало
просто тянуть переговоры до тех пор, пока не вернется отец.
   - Молчишь... - заметил Рэйн удрученно. - Я обидел тебя.
   Малта немедленно ухватилась за предоставленную возможность. Пусть  он
мучится, пусть сомневается, но не теряет надежды! Она изобразила робкую,
боязливую улыбку:
   - Я просто... совсем не привыкла... я имею в виду,  что  до  сих  пор
никто не говорил со мной о подобном...  -  И  замолкла  с  видом  полной
растерянности. Потом вздохнула, как бы собираясь с мыслями:
   - Как бьется сердце... Иногда, когда я пугаюсь, я... Не мог бы ты мне
принести немного вина?..
   Она подняла руки и чуть похлопала себя кончиками пальцев  по  вискам,
словно борясь с нахлынувшими чувствами. "Тот сон, что мы  с  ним  видели
вместе, - думала она в это самое время. - Поверит он после этого,  будто
я до того уж нежная и утонченная, что едва в обморок  не  падаю  от  его
откровенного признания?.. Или не поверит?.."
   Он поверил. Он поспешил за вином, и  было  что-то  в  напряжении  его
плеч, что безошибочно сказало ей: Рэйн близок к панике. Он  подхватил  с
ближайшего буфета стакан и так торопливо наклонил над ним бутылку  вина,
что напиток едва не перелился через край. Когда же он принес и  протянул
ей вино, Малта чуть отстранилась, словно бы страшась принять  стакан  из
его рук. Рэйн, кажется, едва слышно охнул, а у Малты (каких  усилий  это
ей стоило!) возникла на  губах  трепетная  улыбка.  Кто  угодно  мог  бы
сказать по ее виду, что она призвала на помощь все свое  мужест