нира прокашлялся.
   - А кроме того, торговый корабль очень отличается от промыслового. Мы
ходим гораздо быстрее.., и очень следим за чистотой. И,  когда  помощник
капитана говорит "прыгай", ты должен только спросить: "на какую высоту?"
- и немедленно прыгать. Думаешь, справишься?
   - Так точно, господин капитан,  непременно  справлюсь.  И  о  чистоте
обязательно позабочусь.
   Альтия знай кивала, боясь спугнуть призрак удачи.
   - Ну.., что ж... - капитан что-то взвешивал про себя. - На самом деле
ты мне, конечно, не нужен. Да и служба на живом  корабле  -  большинство
моряков в игольное ушко полезут, чтобы удостоиться такого места. Так что
вместо тебя я легко мог бы нанять кого-нибудь постарше, поопытней...
   - Я понимаю, господин капитан. Я очень ценю, господин капитан.  Я  не
подведу, господин капитан...
   - Да уж постарайся.  Я,  знаешь  ли,  жесткий  начальник,  Эттель.  И
прежде, чем  мы  достигнем  Удачного,  ты,  может,  еще  пожалеешь,  что
связался со мной.
   - Со всем уважением, господин капитан... Я наслышан, что начальник ты
вправду жесткий. Но справедливый. - И Альтия снова  дерзнула  посмотреть
Тенире в глаза. - А под началом у справедливого человека работать  я  не
боюсь.
   Такие слова хорошо легли на душу капитану: он почти улыбнулся.
   - Ладно, - сказал он. -  Беги  доложись  старпому.  Его  зовут  Грэйг
Тенира. Скажешь  ему,  что  я  тебя  нанял.  И  что  ты  жаждешь  скорее
отколупывать ржавчину с якорной цепи!
   - Слушаюсь, кэп! - вытянулась Альтия. Ей ли было не знать, какая  это
нескончаемая головная боль для матроса - отчищать  заржавленную  якорную
цепь. Но даже и такая работа на живом корабле была лучше любой другой  -
на таком судне, как, например, "Жнец". - Спасибо большое, кэп!
   - Беги давай, -  жизнерадостно  напутствовал  ее  капитан.  И  поднял
пивную кружку, чтобы мальчик-официант наполнил ее.
   Выйдя из таверны, Альтия с величайшим облегчением перевела  дух.  Она
совсем не чувствовала стылого ветра, тянувшего с моря. Итак,  Тенира  ее
не узнал. И,  скорее  всего,  теперь  ей  больше  не  следует  опасаться
разоблачения. Вряд ли ничтожный юнга будет  часто  оказываться  лицом  к
лицу с капитаном... Один раз приняв ее за  Эттеля,  он  и  в  дальнейшем
будет считать ее таковым. Альтия нимало не  сомневалась,  что  и  Грэйга
Тениру сумеет точно так же надуть. Эттель, корабельный юнга, ни  в  коем
случае не  напомнит  ему  Альтию,  с  которой  он  когда-то  отплясывал.
"Удалось!!!" - подумала Альтия, и сердце ее взмыло до небес. Итак, скоро
она будет в Удачном. А если верно то, что говорят про капитана Тениру, -
она  по  пути  еще  грошик-другой   заработает.   Он,   говорят,   мужик
справедливый.  Если  увидит,  как   здорово   она   вкалывает,   он   ее
вознаградит...
   Альтия обнаружила, что улыбается.
   Офелия уходит назавтра. Значит, надо бежать за кисой  с  барахлом,  а
потом на корабль - развешивать гамачок. И уже завтра она пустится в путь
домой...
   ...Причем снова - на живом корабле. Вот это обстоятельство вызывало у
нее сложные чувства. Офелия - это не Проказница.  Никакой  особой  связи
между ними не будет. Но, с другой  стороны,  Офелия  -  это  все  же  не
какой-то кусок мертвого дерева, носимый туда-сюда ветром и волнами.  Как
славно опять оказаться на  борту  понимающего  корабля!  Да  и  убраться
наконец из поганого вонючего городишки...
   Думая так, Альтия направлялась в  сторону  развалюхи-гостинички,  где
обитала. Нынче же вечером  -  на  Офелию.  А  завтра  -  домой.  Некогда
разыскивать  Брэшена  и  прощаться...  К  тому  же  она  не  знала  даже
приблизительно, где он обретается. Может, даже опять уже в море ушел. Да
и вообще - зачем? Она пойдет своим путем, он - своим... Вот так  просто?
Да, именно так. Какая связь между нею и этим человеком? Да  никакой.  Не
очень понятно, с какой стати она вообще о нем думает. Ей нечего было  бы
ему сказать, даже если бы они и встретились. А встретились бы - им  было
бы так трудно говорить друг с  другом.  Куда  ни  ткни  -  все  какие-то
тягостные, болезненные темы. Нет! Лучше уж им вовсе не видеться!..

***

   В конторе корабельного посредника было тесно и душно. Камин показался
Брэшену слишком большим для такой крохотной комнатки, а огонь  в  нем  -
слишком  жарким.  После  свежего  ветра  снаружи   в   помещении   очень
чувствовался запах дыма. Брэшен потянул ворот  рубашки.  Потом  заставил
себя спокойно сложить руки на коленях.
   - Я нанимаю команду на "Канун весны". Это большое доверие,  оказанное
мне капитаном. Поэтому я отношусь к делу очень серьезно. Если я отправлю
с ним в море пьяницу или распустеху, это будет стоить  кораблю  денег  и
времени, а может, и жизней.  Поэтому  я  очень  тщательно  смотрю,  кого
нанимаю.
   Посредник - невысокий лысеющий мужчина - замолк и стал сосать трубку.
Похоже, он ждал ответа, и Брэшен попробовал изобразить нечто подходящее.
   - Да, - сказал он. - На тебе большая ответственность.
   Посредник выдохнул  облачно  желтоватого  дыма.  Дым  оказался  таким
ядовитым, что у Брэшена защипало глаза и горло, но он  постарался  ничем
себя  не  выдать.  Он  хотел  получить  место  старпома,  означенное  на
объявлении  возле  двери.  "Канун  весны"  был   маленьким,   обладавшим
небольшой осадкой торговым корабликом, ходившим туда-сюда вдоль  берегов
между Свечным и Удачным, и грузы, которые он  продавал  или  принимал  в
каждом порту, определяли место следующей стоянки... - по  крайней  мере,
так обтекаемо выразился посредник. Брэшен же  внезапно  заподозрил,  что
"Канун весны" был связан с пиратами - то бишь возил и  продавал  товары,
украденные  с  других  кораблей.  Брэшен  был  не  вполне  уверен,   что
действительно хочет впутываться в подобное дело... Правду  сказать,  ему
вообще все надоело, он бы с удовольствием  плюнул  и  совсем  ничего  не
делал - но вот незадача, у него опять кончились деньги и был  на  исходе
циндин. Значит, придется снова впрягаться. И место, которое он мог здесь
получить, было ничем не хуже прочих...
   Тут посредник снова заговорил, и Брэшен, отвлекшись от своих  мыслей,
изобразил напряженное внимание.
   - ..И таким образом мы его потеряли. Какой стыд, - ведь он был с нами
много лет. Но, как, я  уверен,  тебе  известно...  -  Он  сделал  мощную
затяжку и выпустил дым через ноздри. - Время и  прилив  ждать,  согласно
пословице, не будут. Как, увы, и скоропортящийся  груз.  "Кануну  весны"
нужно отплывать, на борту требуется старший помощник. Ты, похоже, знаком
с мореплаванием в тех местах. Но может оказаться, что мы не сумеем  тебе
выплатить сумму, которой ты, как тебе кажется, достоин...
   - Сможете-то сколько? - напрямик спросил Брэшен. И  улыбнулся,  чтобы
смягчить невольную грубость. У него  успела  разболеться  голова,  и  он
решил - если этот тип еще раз выдохнет ему в лицо дым,  быть  беде:  его
точно стошнит.
   - Ну... - лысый человечек был, казалось, слегка задет его вопросом. -
Это, знаешь ли, зависит. То есть рекомендация со  "Жнеца"  у  тебя,  да,
есть. Но чем ты подтвердишь тот опыт, который у тебя, по  твоим  словам,
есть? Мне надо подумать...
   Он, похоже, надеялся, что вместо Брэшена к нему явится некто с  целой
связкой ярлычков-рекомендаций.
   - Понял, - сказал Брэшен. - И когда я смогу узнать, подхожу я вам или
нет?
   Вопрос опять прозвучал слишком прямолинейно. Задним числом Брэшен это
понимал. Вот если бы не задним числом, а заранее... Он  снова  улыбнулся
посреднику, только надеясь, что улыбка получится не  особенно  кислая  и
кривая.
   - Возможно, рано утром, - прозвучал ответ.
   Тут посредник снова затянулся, и Брэшен поспешно  наклонился,  сделав
вид, будто поправляет  штанину.  Дождался,  пока  облако  вонючего  дыма
проплывет поверх его головы, и тогда только выпрямился. Расчет  оказался
неверным: желтоватая тучка угодила ему прямо в лицо. Брэшен закашлялся.
   - Так я, - сказал он, - попозже зайду?
   Он выговорил это вроде бы безразлично, хотя  на  самом  деле  у  него
кишки сводило от беспокойства. Ибо ему предстоял еще один день без еды и
ночлег под открытым небом. И каждый подобный  день  уменьшал  его  шансы
получить приличное место. Грязный, голодный,  небритый  тип!  -  да  уж,
прямо мечта посредника, ищущего старпома к себе на корабль.
   - Хорошо. Зайди, - рассеянно отозвался лысый. Он уже шуршал  бумагами
у себя на столе,  быстро  забывая  о  существовании  Брэшена.  -  Только
захвати с собой вещи, потому что, если  ты  нам  подойдешь,  надо  будет
сразу приступать к делу. Всего доброго.
   Брэшен медленно выпрямился.
   - Вот что, - сказал он. - Ты мне мозги-то не пудри.  Сам  не  желаешь
сказать, нужен я или нет и сколько мне намерены платить - а я на  цырлах
ждать должен, чтобы сразу бежать, ежели свистнете? А не пошел бы  ты?  -
"Да что ты творишь, идиот! - в ужасе  вопила  более  здравая  часть  его
существа. - Заткнись, заткнись  скорее!"  Но  слово,  как  известно,  не
воробей. Сказанул - и было бы уже полной дуростью взять сказанное назад.
И Брэшену осталось только высокомерно добавить:
   - И тебе всего доброго  господин  мой.  Жаль,  что  нам  поладить  не
удалось.
   Вид у посредника сделался очень забавный: оскорбленный и вместе с тем
обеспокоенный.
   - Погоди-ка! - вскричал он почти сердито. - Погоди!
   Брэшен остановился на полдороге к двери  и  обернулся,  вопросительно
подняв бровь.
   - Не стоит так торопиться... - У посредника  бегали  глаза,  он  явно
пребывал в нерешительности. - Давай знаешь как сделаем? Я  хочу  сегодня
переговорить с капитаном "Жнеца". И если он скажет, что с тобой  вправду
все в порядке, мы заплатим тебе столько же, сколько ты получал там.  Это
будет по справедливости.
   - Нет, - сказал Брэшен. - Не будет. - Если уж взялся упираться рогом,
надо и продолжать в том же духе: иначе  никак.  На  попятный  нельзя.  И
допустить, чтобы посредник вправду переговорил с  кем-либо  со  "Жнеца",
тем более было нельзя. - На "Жнеце" я был  третьим  помощником.  Если  я
запишусь на "Канун весны", я буду старпомом. Не  капитаном  -  но  и  не
рядовым матросом из форпика. Я буду старпомом, который отвечает за  все,
что бы на борту ни произошло.  "Канун",  может,  и  меньше  "Жнеца",  но
должность выше. На  торговом  корабле  команду  надо  гонять  быстрее  и
крепче, чем на промысловике. И спорю на  что  угодно:  "Канун"  приносит
прибыли больше, чем когда-либо  удавалось  "Жнецу"...  Если  тот  вообще
окупает соль, которой  затаривается.  А  потому,  ежели  я  запишусь  на
"Канун", пусть мне платят столько же, сколько прежнему старпому платили!
   - Но он ходил на "Кануне" годами! - отбивался посредник.  -  Огромный
опыт...
   - А я много лет был  старпомом  на  "Проказнице",  судне  существенно
более крупном. Вот что, достаточно говорильни! Положи мне его  жалованье
- и если вы с ним не вылетели в  трубу,  уж  я-то  не  меньший  прибыток
обеспечу!
   Посредник осел обратно в кресло.
   - Судя по наглости, старпом ты и впрямь неплохой, - заметил он скрепя
сердце. - Хорошо! Приходи на корабль ко  времени  отплытия.  Тебе  будут
положены такие же деньги, что и прежнему старшему помощнику.  Но  должен
предупредить: если обнаружишь несоответствие должности,  капитан  ссадит
тебя в первом же порту, какой бы занюханной дырой тот ни оказался...
   - Я вот что сделаю, - сказал Брэшен. - Я честный человек  и  работник
прилежный, и потому я пойду на судно прямо сейчас. Если "Канун" отбывает
послезавтра, это  значит,  что  у  меня  есть  сутки  с  лишком  времени
убедиться, что все припасы и грузы размещены  как  положено,  а  команда
понимает, кто старпом и что из этого следует. И у капитана  будет  целый
день, чтобы убедиться, достаточно ли я  хорош  для  него.  Если  ему  не
понравится, как я управляюсь, он сможет сразу от  меня  отказаться.  Ну?
Это будет по справедливости?
   Он сразу понял, что  правильно  сделал,  позволив  своему  нанимателю
сохранить  остаток  достоинства.  Всякому  нравится   чувствовать   себя
хозяином положения! Лысый задумчиво сощурился - и величественно кивнул.
   - Да. Это будет по справедливости... Надеюсь, ты  знаешь,  где  стоит
"Канун весны"?
   Брэшен усмехнулся:
   - Неужели я похож на человека, нанимающегося на судно, которое сам  в
глаза не видал? Конечно, я знаю, где пришвартован  "Канун".  На  случай,
если ты передумаешь - и я, и моя киса будем на борту. Но только вряд  ли
ты передумаешь!
   - Что ж, посмотрим. Ну, договорились... Всего доброго.
   - Всего доброго.
   Брэшен вышел из маленькой конторы и плотно притворил за собой  дверь.
И бодрым шагом двинулся по улице. Так шагает человек, у которого впереди
ясная цель... У него отлегло от сердца, когда его киса обнаружилась  там
же, где он оставил ее, - в  куче  соломы  за  конюшней,  где  он  провел
минувшую ночь. В хорошеньком бы положеньице он оказался,  если  бы  кису
успели спереть!.. Брэшен раскрыл ее и порылся в вещах, проверяя, все  ли
на месте. Не то чтобы там у него лежали особо  ценные  вещи,  но..,  мое
есть мое - жалко было бы утратить! Его рука  нашарила  циндин.  Довольно
скромный запас, но пока хватит. Тем более что на вахте он его,  конечно,
не будет жевать. Скорее всего, оказавшись на борту,  он  вообще  отложит
циндин и забудет про него до завершения плавания... В  конце-то  концов,
сколько лет он путешествовал на "Проказнице" - и  ни  разу  за  все  это
время к зелью не прикасался. Даже во время увольнений на берег...
   Воспоминание о "Проказнице" разбередило в душе тупую боль. Когда  его
выгнали оттуда, он потерял не просто хорошее  место  работы,  -  больше,
намного больше! Брэшен попытался  вообразить,  как  шла  бы  теперь  его
жизнь, не заболей Ефрон Вестрит своей неизлечимой болезнью. Уж  конечно,
он ходил бы по-прежнему на "Проказнице"... И Альтия по-прежнему была  бы
там... Альтия. Тупая боль превратилась в удар отточенного  кинжала.  Она
ведь тоже была где-то здесь, в этом вонючем городишке, но где?..  Он  не
знал. "Я дурак, - подумал Брэшен. - Дурак и упрямый осел.  Ну  почему  я
тогда вот так повернулся и ушел от нее? Обиделся? Ну  да,  она  сказала,
что мы с ней почти друг друга не знаем. Но  это  ж  были  просто  слова.
Пустые слова. И она знала, что это не так, и я тоже знал..."
   Все  обстояло  ровно  наоборот:  Альтия  СЛИШКОМ  хорошо  его  знала.
Настолько, что не желала ничего общего с ним иметь.
   Остановившись посреди  улицы,  Брэшен  опустил  наземь  свою  кису  и
вытащил остаток циндина. Отломил от палочки небольшой кусочек и сунул за
щеку. Вот и хорошо. И не  одуреешь  как  следует,  и  поможет  на  ногах
продержаться, пока на борту  как  следует  не  покормят...  Удивительно,
какой аппетит придает ночка-другая на голодное брюхо!..  Даже  галеты  и
солонина деликатесом кажутся...
   Циндин начал жечь ему рот. Брэшен языком передвинул его, выбрав менее
чувствительное местечко,  и  ему  стало  хорошо.  Он  глубоко  вздохнул,
разгоняя полынную горечь во рту, и мир обрел  новые  краски  и  четкость
очертании. Брэшен закинул кису на плечо и пружинисто зашагал  в  сторону
причалов.
   Как хорошо, когда в этом мире у тебя опять есть за что зацепиться!  А
плавание  на  "Кануне  весны"  ко  всему   прочему   обещало   оказаться
небезынтересным. Пока Брэшен ходил на "Проказнице", они обычно  миновали
Внутренний Проход, не делая особенных остановок. Капитан Вестрит покупал
большую часть  своих  товаров  южнее  Джамелии.  Соответственно,  Брэшен
побывал в сотнях крохотных и совершенно  удивительных  портов,  которыми
изобиловали те края...
   Что ж, теперь он с удовольствием освежит в памяти Пиратские  острова.
Интересно, помнит его еще там кто-нибудь?..

***

   Полдень наступил и миновал - насколько Уинтроу  способен  был  о  том
судить. А он мог судить только по недовольному урчанию в своем животе...
Он в очередной раз потрогал свою татуировку, потом посмотрел на  пальцы.
Сочившаяся  жидкость  была  липкой.  Уинтроу  пытался  представить,  как
выглядела отметина на его лице - и не мог. Он  видел  такие  же  зеленые
татуировки на физиономиях своих товарищей по заточению,  но  представить
нечто подобное на себе самом... Те, другие, они были  рабами,  а  потому
вид их клейм его не потрясал. Но  он,  он-то  рабом  не  был!  Произошла
ошибка! Отец должен был прийти и забрать  его  отсюда!..  Разум  Уинтроу
отказывался понимать и тем паче принимать логику ситуации. Еще  вчера  у
всех этих людей лица были такие же чистые, как и у него. Как и  он,  все
они только что заделались рабами... Но  применить  к  себе  слово  "раб"
Уинтроу, хоть тресни, не мог. "Произошла ошибка..."
   За стеной уже некоторое время слышались звуки, говор и  гомон  толпы,
отдельные выкрики и громкие голоса.  Однако  к  ним  в  сарай  никто  не
заглядывал. Лишь одинокий стражник, сонно совершавший круги по вверенной
территории, время от времени проходил мимо...
   Уинтроу прокашлялся. Никто не обернулся в его сторону, и все-таки  он
заговорил:
   - А что не идут покупатели? В другом бараке я видел, как  они  ходили
между закутками, выбирали невольников...
   Ему ответил тот неряшливый парень.
   - Ты, наверное, сидел поблизости  от  "расписных",  -  проговорил  он
тоном бесконечной усталости. - Тех ведь почти всегда продают за столько,
сколько первый же  покупатель  предложит.  Умелых  невольников  покупают
работные дома, чтобы потом сдавать их в аренду. Поэтому таких продают  с
торгов, и работные дома наперебой взвинчивают цену, стараясь  заполучить
выгодного раба. А новых рабов... - тут у него тоже почему-то запершило в
горле, так что настал его черед откашливаться. Он продолжил  с  заметной
хрипотцой в голосе:
   - Новых рабов вроде нас тоже  выставляют  на  торги.  Это  называется
"закон милосердия"... Может, тебя придут выкупать родственники и друзья,
чтобы отпустить потом на свободу. Знаешь, меня это забавляло когда-то...
Мы с приятелями любили ходить на такие торги. Мы даже  делали  ставки...
Нет, не для того, чтобы купить - просто уж очень смешно  было  смотреть,
как чьи-то папаши и братья заливаются потом, беспокоясь,  что  денег  не
хватит... - Он снова прокашлялся,  потом  отвернулся  в  угол  загона  и
буркнул:
   - В жизни не думал, что сам сюда попаду...
   Уинтроу тихо предположил:
   - Быть может, твои приятели тебя выкупят...
   - А не заткнулся бы ты, пока я тебе зубы не пересчитал? -  неожиданно
зарычал на него парень, и Уинтроу понял: нет, за этого не вступится  уже
никто, ни семья, ни друзья. Да и за остальных, судя по их виду, -  тоже.
Одна была женщина уже в годах. И лицо у нее выглядело  так,  словно  еще
вчера ему было привычно улыбаться, а сегодня  оно  неожиданно  ссохлось.
Она сидела на соломе, чуть заметно  покачиваясь.  Еще  здесь  были  двое
мужчин, оба двадцати с чем-то лет, одетые по-крестьянски  незамысловато.
Они сидели рядом, молча, с пустыми глазами. "Братья? - гадал Уинтроу.  -
Друзья?.."  Вторая   женщина   в   загоне   была   возраста   совершенно
неопределенного. Она сидела скорчившись, плотно обхватив руками колени и
сжав губы в прямую черту. И тоже смотрела в никуда суженными  глазами...
На губах у нее были язвочки - признак болезни.
   Короткий зимний день уже клонился к закату, когда  за  новыми  рабами
наконец пришли. Пришли какие-то люди, которых Уинтроу никогда раньше  не
видел. У них были при  себе  короткие  дубинки,  они  принесли  с  собой
тяжелую длинную цепь. С рабов снимали кандалы - и тут же  приковывали  к
этой цепи, составляя вереницу.
   - Пошли! - сказал один из них, когда с приковыванием было  покончено.
Второй и вовсе не стал тратить слова -  просто  с  силой  ткнул  Уинтроу
своей дубинкой, чтобы двигался побыстрее.
   Уинтроу по-прежнему испытывал величайшее отвращение  при  мысли,  что
вот сейчас его продадут, точно корову на ярмарке. Но он слишком устал от
неизвестности, одолевавшей его эти последние несколько дней.  Нак