делали ее... безумно  женственной.  И
притом Уинтроу чувствовал в  ней  волю,  необыкновенную  волю.  Он  даже
засомневался, сумеет ли  Проказница  в  этой  сшибке  одержать  над  ней
верх...
   Кеннит действительно звал его по имени. Совсем  негромко,  задыхаясь,
но очень настойчиво. Уинтроу даже не  стал  стучаться  -  просто  открыл
дверь и вошел. Рослый, худощавый пират лежал плашмя на постели, но, увы,
был весьма далек от отдыха и покоя. Его руки  с  побелевшими  костяшками
комкали простыни  -  ни  дать  ни  взять  роженица  в  схватках.  Голова
запрокинута  назад,  подушка  выбилась.   На   голой   груди   бугрились
напряженные мышцы. Кеннит отчаянно ловил ртом воздух, грудь вздымалась с
усилием. Темные волосы и растерзанная рубашка промокли от пота -  резкий
запах его так и ударил в нос вошедшему Уинтроу.
   - Уинтроу... - прохрипел пират, когда мальчик поспешно подошел ближе.
   - Я здесь, - инстинктивным движением Уинтроу взял в руки его покрытую
мозолями ладонь. Пальцы пирата немедленно сомкнулись в такой хватке, что
стало ясно - он  с  величайшим  трудом  удерживался  от  крика.  Уинтроу
ответил пожатием на пожатие, найдя и придавив определенную  точку  между
большим пальцем и остальными. Другой  рукой  Уинтроу  обхватил  запястье
капитана. Он хотел  пощупать  пульс,  но  ему  помешал  браслет,  плотно
пристегнутый как раз в нужном  месте.  Пришлось  сдвинуть  руку  повыше.
Уинтроу стал ритмично сжимать и разжимать пальцы успокаивающим,  плавным
движением, в то же время продолжая придавливать точку, которая,  как  он
знал, помогала унимать боль.  Он  даже  отважился  присесть  на  краешек
постели,  склонившись  над  Кеннитом  таким  образом,  чтобы   заглянуть
страдальцу прямо в глаза.
   - Смотри на меня, - сказал он. -  Дыши  в  такт  моему  дыханию.  Вот
так...  -  Уинтроу  медленно  вобрал  в  легкие  воздух,  задержал   его
ненадолго, потом  столь  же  медленно  выдохнул.  Кеннит  сделал  слабую
попытку подражать ему. Из этого мало что вышло, его дыхание  по-прежнему
оставалось частым и неглубоким, но Уинтроу счел за благо поддержать его:
   - Вот так, вот так, правильно... У тебя все получается,  сейчас  боль
начнет утихать... Ты должен овладеть своим телом, ведь боль - всего лишь
знак, который тело тебе  подает.  Стало  быть,  оно  должен  подчиниться
тебе...
   Он говорил и говорил, удерживая взгляд Кеннита. И  с  каждым  вздохом
старался  перелить  в  Кеннита   успокоение   и   уверенность.   Уинтроу
сосредоточится на собственном теле, найдя центр, повелевавший сердцем  и
легкими. Он рассредоточил зрачки, чтобы завлечь взгляд Кеннита как можно
глубже  в  себя,  дать  измученному   болью   пирату   раствориться   во
всепоглощающем  спокойствии,  которое  он  себе  сообщил.  Он   старался
взглядом вытянуть из тела Кеннита боль  и  без  следа  растворить  ее  в
воздухе...
   Это были простейшие упражнения, освоенные Уинтроу в монастыре, и  ему
немедленно  вспомнилась  родная  обитель.  Он  стал   черпать   в   этих
воспоминаниях глубокий внутренний мир и духовную силу,  так  необходимую
ему в этот миг...
   Но в результате всех своих  усилий  вдруг  совсем  неожиданно  ощутил
себя... шарлатаном.
   Что он, спрашивается, вообще здесь делал? Пытался изобразить то,  что
совершал старый Са'Парте  над  страдающими  больными?..  Он  что,  хотел
внушить Кенниту, будто он - настоящий жрец-целитель, а  не  обыкновенный
мальчишка в коричневых одеждах послушника? Он не успел  пройти  должного
обучения, достаточного даже для простого избавления от боли... какое там
- для отнятия пораженной ноги!
   Он попытался внушить себе - какая, мол,  разница,  он  просто  делает
все, что в  его  силах,  чтобы  помочь  Кенниту...  Но  тут  же  задался
вопросом, а честно ли это хотя бы по отношению к себе самому. "Может,  я
просто-напросто шкуру свою пытаюсь спасти?.."
   Между  тем  хватка  Кеннита  на  его  руке   постепенно   ослабевала.
Судорожное  напряжение  покинуло  мышцы  его  шеи  и   плеч   -   голова
перекатилась на влажные от пота подушки. Дыхание  капитана  замедлилось.
Теперь это было просто тяжелое дыхание предельно  измученного  человека.
Уинтроу все не выпускал его руку... Са'Парте рассказывал ему о  приемах,
позволяющих поделиться со страдальцем толикой силы, но  до  того,  чтобы
самому ее попробовать, Уинтроу еще не дошел. И  вообще  -  он  собирался
быть художником, творящим во имя Са, а не целителем, что лечит во  славу
Его... Как бы то ни  было,  он  сжал  в  ладонях  потную  руку  Кеннита,
распахнул Са свое сердце и принялся горячо  молиться,  призывая  Всеотца
вмешаться, прийти им обоим на помощь.  "Да  восполнит  милость  Твоя  те
познания, которых мне сейчас так недостает..."
   - Я этого больше не выдержу... - подал голос Кеннит.
   Скажи подобное кто-то другой, эти слова прозвучали  бы  жалобно  или,
хуже того, умоляюще. Кеннит же выговорил их,  просто  констатируя  факт.
Боль постепенно уходила, а может, просто притупилась его способность  на
нее реагировать. Он прикрыл темные глаза веками, и Уинтроу вдруг  ощутил
одиночество. Кеннит же проговорил тихо, но ясно и твердо:
   - Отрежь ее. Как можно скорее. Сегодня... Сейчас.
   Уинтроу покачал головой, потом облек свой отказ в слова:
   - Никак не могу. У меня нет под рукой и половины того, что для  этого
требуется. Брик сказал,  до  Бычьего  Устья  всего  день-два  ходу.  Нам
следует подождать.
   Глаза Кеннита резко распахнулись.
   - Ну а я ждать не могу, - заявил он со всей прямотой.
   - Это просто боль. Может, немного рома... - начал  было  Уинтроу,  но
Кеннит перебил:
   - Боль вправду  очень  поганая,  но  не  в  ней  дело.  Страдает  мой
корабль... и моя власть. Они прислали  юнгу  сказать  мне,  что  заметен
сатрапский сторожевик. Я попытался встать... и  не  смог,  упал.  Рухнул
прямо у него на глазах. А я должен был стоять на палубе через  мгновение
после того, как впередсмотрящий заметил их паруса! И  нам  следовало  бы
развернуться и перерезать  глотки  всем  калсидийским  свиньям  на  этой
галере!.. А вместо этого  мы  спасались  бегством.  Я  временно  передал
командование Брику... и вот мы уже удираем  от  врагов,  а  вместо  меня
сражается Соркор. И все мои люди видят это и  понимают...  Да  еще  и  у
каждого раба на борту имеется болтливый язык. Так что где бы в  итоге  я
ни ссадил их на берег, они не задумываясь растреплют налево и направо  о
том, как капитан Кеннит удирал от сторожевой галеры... Я не  могу  этого
допустить. - И добавил задумчивым тоном:
   - Я мог бы их всех утопить...
   Уинтроу молча слушал его. Перед ним был не тот обворожительно-учтивый
пират, что очаровывал Проказницу незабываемыми словами. И не  собранный,
волевой капитан. Это был человек без маски -  все  напускное  и  внешнее
стерли страдание и усталость. Уинтроу с внезапной остротой  ощутил  свою
собственную беззащитность. Вряд ли Кеннит позволит долго жить кому-либо,
видевшему его в его нынешнем состоянии... Правда, прямо  теперь  Кеннит,
кажется, сам не отдавал себе отчета в собственной откровенности. Уинтроу
же чувствовал себя мышкой, встретившейся  со  взглядом  змеи.  Тут,  как
известно, выход один - сиди тихо, и тебя, может быть, не  заметят.  Рука
пирата совсем обмякла в его ладонях. Кеннит перекатил голову по подушке,
и его веки начали медленно смыкаться.
   Уинтроу только успел робко понадеяться, что  ему  удастся  потихоньку
выскользнуть вон, как дверь каюты открылась. Вошла Этта.
   - Что ты с ним сделал? -  быстро  оглядевшись  и  подойдя  к  постели
Кеннита, спросила она. - Почему он так затих?
   Уинтроу  поднес  палец  к  губам,  призывая  ее   к   молчанию.   Она
нахмурилась, но потом кивнула. И, дернув головой, указала ему на дальний
угол каюты: ступай,  мол.  Он  повиновался,  но,  кажется,  недостаточно
торопливо - она опять  сдвинула  брови.  Уинтроу  же  очень  неспешно  и
осторожно опустил безвольную руку пирата на покрывало.  И  только  тогда
тихо-тихо соскользнул  с  края  кровати,  на  котором  сидел,  не  желая
тревожить Кеннита ни малейшим движением.
   Это не удалось ему.  Только-только  он  двинулся  прочь,  как  голос,
Кеннита догнал его:
   - Ты сегодня же отрежешь мне ногу.
   Этта в ужасе ахнула. Уинтроу медленно обернулся к пирату... Кеннит не
открывал глаз, он лишь поднял руку, и длинный палец безошибочно указывал
на мальчика.
   - Собери инструменты, какие найдешь, и  всякое  прочее  по  лекарской
части... и давай с этим покончим. Мало ли чего там недостает... давай уж
как-нибудь обойдемся. Я хочу разделаться с этим делом. Так или иначе, но
- разделаться.
   - Слушаюсь, кэп, - кивнул Уинтроу. И вместо угла, куда направила  его
Этта, двинулся к двери наружу. Женщина немедленно встала у него на пути.
Он поднял глаза и встретился с ее взглядом - темным и беспощадным, как у
хищного ястреба.  Он  расправил  плечи,  полагая,  что  сейчас  придется
одолевать ее волю... но, к своему некоторому удивлению,  заметил  на  ее
лице нечто похожее на облегчение.
   - Ты мне только скажи, чем и как я смогу помочь, - просто проговорила
она.
   Уинтроу лишь молча кивнул, до того потрясенный,  что  даже  не  нашел
слов, - и выскользнул за  дверь.  Спустился  на  несколько  ступенек  по
трапу... и остановился. Прислонился к стене, и  его  отчаянно  затрясло.
Уинтроу  не  пытался  унять  эту  дрожь.  Он  лишь  мысленно   поражался
собственной самонадеянной наглости, подвигнувшей его заключить с пиратом
ту сделку. И вот теперь безрассудно-смелые слова, вырвавшиеся  в  минуту
безысходности,  грозили  очень  скоро  стать  делом...  Делом   грязным,
кровавым и  почти  безнадежным.  Уинтроу  пообещал  взять  в  руки  нож,
раскроить тело Кеннита, перепилить кость и отделить ногу. Жуть.  Кошмар!
"Я же не справлюсь!!!" Уинтроу что было сил замотал головой, не разрешая
себе впасть в обессиливающее отчаяние.
   - Вперед, - сказал он сам себе вслух. - Другой дороги нет!
   И побежал дальше по трапу - разыскивать Брика. Еще несколько шагов, и
он начал  молиться  на  ходу,  чтобы  лекарский  сундучок  оказался  уже
отыскан.

***

   Капитан Финни опустил кружку, облизал губы  и  усмехнулся,  глядя  на
Брэшена.
   - А у  тебя  неплохо  получается,  -  сказал  он.  -  Сам-то  ты  это
понимаешь?
   - Да вроде бы, - неохотно согласился Брэшен. Похвала  подобного  рода
ему вовсе не льстила.
   - Ага, - рассмеялся капитан-контрабандист. - Сам не рад  собственному
успеху, а?
   Брэшен снова передернул плечами. Финни  передразнил  его  движение  и
расхохотался хрипло и весело. Это был здоровяк  с  широкой  физиономией,
обросшей длинными бакенбардами, носом в красных прожилках  и  маленькими
глазами, живыми и блестящими, как у хорька. Он подвигал кружку туда-сюда
по столу, украшенному множеством круглых  отметин  от  таких  же  мокрых
донышек, но добавки не налил - решил, видно, что на сегодня ему пива уже
хватит. Он отставил кружку и потянулся к плотной деревянной коробочке, в
каких держат циндин. Вытянул  фигурную  стеклянную  пробку  и  встряхнул
коробок. Из горлышка высунулось несколько толстых палочек зелья. Капитан
отломил от одной из них порядочный  кусочек.  Потом  протянул  коробочку
Брэшену.
   Тот молча покачал головой и со значением тронул пальцем  свою  нижнюю
губу. Там еще источала приятное жжение прежняя  закладка.  Отличный  был
циндин, густой, черный, смолистый. Благодатные токи так и разбегались по
всему телу... К тому же Брэшен  сохранял  достаточно  ясный  рассудок  и
понимал: бесплатный сыр бывает только в  мышеловке.  Если  тебе  говорят
комплименты и притом угощают - значит, противоположная сторона  от  тебя
уж чего-то, да хочет. В голове, однако,  вполне  ощутимо  шумело,  и  он
спросил себя, хватит ли у  него  трезвости  воли,  чтобы  заявить  Финни
твердое "нет", если это понадобится.
   Тот спросил:
   - Точно не хочешь кусочка?
   - Нет... Благодарствую.
   - Итак, ты сам не рад собственному успеху  и  не  рвешься  заниматься
тем, что у тебя так хорошо получается, - продолжал Финни как ни в чем не
бывало. Тяжеловесно откинулся к спинке стула и глубоко вдохнул  открытым
ртом, чтобы ускорить действие циндина. Потом выдохнул.
   Некоторое время все было тихо, лишь волны плескали о  корпус  "Кануна
весны". Команда была вся на берегу - люди наполняли бочки пресной  водой
из маленького источника, который Финни им указал. Брэшену, как старпому,
полагалось присматривать за их работой, и  так  он  и  поступил  бы,  но
капитан пригласил его к себе в каюту -  пришлось  остаться  на  корабле.
Брэшен полагал, что у Финни есть к  нему  претензии,  которые  он  хочет
обсудить с ним наедине. Вместо этого дело кончилось выпивкой и  циндином
- и все это в середине дня, причем  как  раз  когда  Брэшен  нес  вахту.
"Стыдобища, Брэшен Трелл! - сказал он сам себе с горькой улыбкой. -  Что
сказал бы тебе капитан Вестрит, если бы мог тебя сейчас видеть?.."
   И он налил себе еще пива в кружку.
   - Хочешь вернуться в Удачный,  правильно?  -  Капитан  Финни  склонил
голову набок и наставил толстый палец на Брэшена. - Была бы  твоя  воля,
так бы ты и поступил. Вернулся бы  к  прежней  жизни,  которую  оставил.
Там-то ты был не из последних... И не спорь  со  мной,  у  тебя  на  лбу
написано, что родился ты далеко не в портовой канаве!
   - Какая разница, где и как я родился. Это было давно и не  правда,  а
сейчас-то я здесь, - хмыкнул Брэшен. Циндин отлично делал свое дело:  он
уже расплывался до ушей, отвечая на улыбку капитана. Он  знал:  надо  бы
обеспокоиться тем, что  Финни  сумел  вычислить  его  место  рождения  и
происхождения. "Ничего, - сказал он себе. - Справлюсь".
   - Именно это я и хотел тебе сказать. А ты, смотрю, сам все  правильно
понимаешь. Умный ты. Многие ведь так  и  не  могут  смириться,  если  их
куда-то не туда занесло. И либо хнычут о прошлом, либо распускают  слюни
насчет светлого будущего, которое вот ужо когда-то настанет.  Но  мужики
вроде нас с тобой... - И он гулко прихлопнул ладонью  по  столешнице.  -
Мужики вроде нас с тобой просто  вцепляются  в  то,  что  есть  здесь  и
сейчас, и на этом основывают свою будущность.
   - Ага. - И Брэшен решил наудачу пустить пробный шар:
   - Хочешь мне кое-что предложить?
   - Не совсем. По-моему, мы оба можем кое-что один другому  предложить.
Вот смотри. Мы ведь что делаем? Я вожу  "Канун"  туда  и  обратно  вдоль
побережья, заходя то в одну клопиную дыру, то в другую.  Что-то  продаю,
что-то покупаю. И никому не задаю лишних вопросов.  У  меня  на  продажу
добрый товар, со мной  хотят  иметь  дело.  И  несут  на  обмен  вещички
отменного качества. Так? Сам знаешь, что так!
   - Ага, - снова поддакнул Брэшен. Вряд ли к месту было бы прямо теперь
напоминать капитану о более чем сомнительном  происхождении  большинства
этих самых "вещичек отменного качества". На своем "Кануне весны" капитан
Финни торговал у побережий пиратского архипелага,  скупая  награбленное,
которое потом перепродавал посреднику в городе Свечном. Оттуда пиратские
трофеи  уже  вполне  легальным  образом  расходились  по  другим  рынкам
приморья. Это Брэшен давно уже понял, а в подробности вдаваться  у  него
никакого желания не имелось. На "Кануне" он служил  старшим  помощником.
За  это  (а  также  за  исполнение   время   от   времени   обязанностей
телохранителя  при  капитане)  он  имел   отдельную   каюту,   кое-какое
жалованье... и отличнейший циндин  для  услады  души.  Что  еще  надобно
человеку?
   - Вещички, - повторил Финни. - Вещички что надо. Отборный товар... Мы
ведь головами рискуем, чтобы его доставать. Мы.  Ты  и  я.  А  потом  мы
привозим это добро в Свечной... И что же мы за него получаем?
   - Деньги?.. - предположил Брэшен.
   - Слезы это, а не деньги. Мы им жирного порося, а они нам обглоданные
кости кидают. Но вместе, Брэшен, мы с тобой могли бы себя на черный день
обеспечить...
   - Ну и что ты предлагаешь?
   Разговор все меньше нравился Брэшену. Финни имел долю в "Кануне",  но
владельцем его не являлся. Брэшен  же  совершенно  не  желал  заниматься
откровенным пиратством. Он успел уже нахлебаться этого в  отрочестве.  И
решил, что с него хватит. Нет уж! Перепродавать награбленное - еще  куда
ни шло, но дальше -  ни  шагу.  Может,  он  и  перестал  быть  уважаемым
старпомом с живого корабля "Проказница", каким был когда-то... Пускай он
не был теперь  и  вторым  помощником  с  промысловика  "Жнец"...  Но  до
пиратства он еще не опустился. Ни в коем случае!
   - Я к тебе все время присматривался,  -  сказал  Финни.  -  Ты  точно
родился в одном из  старинных  торговых  семейств  Удачного,  так  ведь?
Младший сын или еще что-нибудь, я уж не знаю, но связи в Удачном у  тебя
есть точно. И ты запросто можешь ими воспользоваться, если захочешь.  Мы
могли бы отправиться туда, ты бы переговорил с кем надо, и мы продали бы
отборный товар за те  волшебные  штучки,  которые  водятся  у  тамошнего
купечества. Разные там поющие колокольчики, душистые драгоценности и все
такое прочее, понимаешь?
   - Не пойдет, - сказал Брэшен. И запоздало осознал, что выдал  слишком
прямой и грубый отказ. Следовало смягчить сказанное, что  он  немедля  и
сделал:
   - Мысль-то хорошая... Блестящая мысль,  правду  сказать.  Вот  только
есть одна закавыка... - И в  порыве  правдолюбия,  причиной  коего  был,
вероятно, циндин, он вывалил Финни все как оно было:
   - Ты не ошибся, я в самом деле из старинной семьи.  Но  если  считать
семью кораблем, то я давно уже стал запутавшейся снастью, так  что  меня
решительно и бесповоротно отрезали. Если я  буду  помирать  от  жажды  у
своего папаши под дверью, мне и стакана воды никто не подаст...  Да  что
там, гори я заживо - мой старик даже на огонь не  пописает.  Вот  какого
они там обо мне мнения. Что уж говорить о торговой сделке, которую я мог
бы для тебя организовать!
   Финни расхохотался, и Брэшен, криво  улыбаясь,  засмеялся  тоже.  При
этом какой-то частью сознания он изумлялся, что за нелегкая дернула  его
рассказывать о  подобных  вещах...  да  еще  и  подтрунивать  над  своим
положением. "Все лучше, чем пьяные слезы", - решил он наконец. Вот Финни
отсмеялся и, посерьезнев, отхлебнул пива из кружки,  а  Брэшен  подумал:
"Интересно, жив ли еще его отец? И где  он  остался?.."  Быть  может,  у
Финни имелась и своя семья. Жена да детишки.  Быть  может...  Брэшен  на
самом деле почти ничего не знал о нем. Да и знать не хотел.  Потому  что
так оно было лучше.
   По большому счету, имейся у него  хоть  капля  здравого  смысла,  ему
следовало бы прямо сейчас - пока разговор  не  зашел  слишком  далеко  -
подняться из-за стола, сказать, что надо бы проверить работу команды,  и
откланяться,  не  рассказывая  Финни  больше  ничего  о  себе  и   своем
прошлом... Если бы да кабы!
   Вместо этого он выплюнул размокшие остатки циндина  в  поганое  ведро
под столом и потянулся  к  коробочке.  Финни  наблюдал,  ухмыляясь,  как
Брэшен отламывает себе кусочек.
   - А что нам до твоего старика?  -  спросил  он  затем.  -  У  тебя  ж
наверняка осталось полно друзей-приятелей, так ведь? Да и  город  небось
знаешь, наслышан, кто там чем  занимается.  Хоть  слухи  какие,  кто  не
брезгует краденое по дешевке толкнуть... В любом городе  всяко  найдется
пара-тройка любителей горстку денежек потихоньку себе в кошелек ссыпать!
Мы бы и заходили туда один-два раза в  год...  с  наилучшим  товаром,  о
котором наши обычные перекупщики и знать-то не будут. Отложим  немножко,
зато самое добротное, и сбагрим налево. И все шито-крыто!
   Брэшен кивнул - не столько Финни,  сколько  собственным  мыслям.  Вот
она,  воровская  честь.  Финни  собирался  погреть  руки  за  спиной   у
партнеров. И собирался без шума  ввести  Брэшена  в  дело,  если  Брэшен
поможет ему  в  налаживании  связей.  Тьфу,  низость  какая...  Неужели,
наблюдая за ним день за днем, Финни решил, будто он на такое способен?
   "А как долг