ь забавные безделушки,  купленные  для  Сельдена  и
Малты.  И  вызвали  смутное  раздражение.  Нет,  она   искренне   любила
племянника и племянницу, но в данный момент они были для  нее  в  первую
очередь детьми ненавистного  Кайла.  А  с  какой  любовью  она  выбирала
подарки для малышей и потом расплачивалась за них звонкой монетой!.. Она
отложила в сторону нарядно разодетую куклу, приготовленную для Малты,  и
пестрый волчок для ее брата. Внизу были отрезы шелка, купленные в Таске.
Серебристо-серый - матери, розовато-лиловый - Кефрии. А возле самого дна
- зеленый, выбранный для себя.
   Альтия погладила его тыльной стороной кисти... Чудесная,  удивительно
гладкая ткань казалась текучей. Девушка вытащила кружево  цвета  сливок,
приготовленное для отделки. В Удачном она без промедления отнесет  то  и
другое на улицу портных. И пусть мастерица Вайолет сделает ей  роскошное
платье для летнего бала... Работа обойдется ей недешево, но дивный  шелк
несомненно заслуживал, чтобы его отдали  в  самые  лучшие  руки.  Альтия
успела до мелочей продумать, каким  оно  будет,  ее  новое  платье.  Оно
должно было наилучшим образом оттенить ее гибкую талию и округлые бедра,
и пусть ее пригласит танцевать кто помужественней, нежели Брэшенов  юный
братишка. Нет, решила она про себя, слишком зауживать в талии все же  не
стоит; танцы на летнем балу обыкновенно  быстрые  и  живые,  надо  иметь
возможность свободно двигаться и дышать! И юбку  сделать  пошире,  чтобы
красиво волновалась в такт сложным па. Но и не  слишком  широкую,  а  то
начнет путаться в ногах и мешать... А кружево будет неплохо смотреться в
скромном декольте. Пусть грудь кому-то покажется пышнее,  чем  на  самом
деле, - это  не  повредит...  На  сей  раз  она  уложит  волосы  высокой
прической и заколет их серебряными заколками. Правду молвить,  волосы  у
нее были довольно жесткие - в отца, - но красивый темный цвет  и  гущина
этот недостаток полностью искупали. И может, мать  наконец  позволит  ей
надеть серебряные бусы, что завещала ей бабушка?.. То есть формально они
и так принадлежали Альтии, а не  матери,  но  той,  кажется,  жаль  было
окончательно выпускать их из рук:  то-то  она  без  конца  рассуждала  о
необычайной ценности старинного украшения, особенно напирая на  то,  что
не дело куда ни попадя его надевать.  А  уж  как  здорово  бы  эти  бусы
смотрелись  с  серебряными  серьгами,  которые   она   купила   себе   в
Корабелах... Поднявшись, Альтия  расправила  и  встряхнула  шелк,  потом
приложила к себе. Зеркальце, висевшее на стене, было слишком  маленьким.
Альтия видела в  нем  лишь  свое  загорелое  лицо  да  зеленую  полоску,
перекинутую через плечо. Она вновь погладила ткань.., едва  не  попортив
ее прикосновением шершавой ладони. Дома она  будет  каждый  день  драить
руки пемзой, пока не избавится от этих ужасных грубых мозолей... Нет, ей
нравилось работать на  "Проказнице",  ежечасно  ощущая,  как  отзывается
корабль на добрый уход. Но вот рукам и всей коже  приходилось  туго.  Не
говоря о синяках, постоянно украшавших ее ноги...  Что,  кстати,  давало
матери повод для едва ли не главнейшего возражения против ее путешествий
с отцом. Как, мол, дочка  после  такого-то  выглядеть  будет  на  разных
светских раутах? Жуть!!! Ну а  главной  причиной  для  возражений  было,
конечно, желание видеть Альтию дома, погруженной в чисто женские дела  и
заботы по дому. Девушка с ужасом подумала, что вообще будет, если матери
в конце концов удастся настоять на своем.
   Шелк стек из рук Альтии на  пол,  она  потянулась  и  обняла  тяжелые
брусья, подпиравшие палубу над головой.
   - О корабль, разве могут они теперь нас разделить?  После  всех  этих
лет, да еще теперь, когда ты вот-вот пробудишься! Нет!  Ни  у  кого  нет
права отнять у нас это!.. - Она  шептала  и  шептала,  понимая,  тем  не
менее, что нет  никакой  нужды  говорить  вслух;  они  с  кораблем  были
достаточно близки, чтобы понимать друг друга без слов. И  она  могла  бы
поклясться: по телу "Проказницы" прошла ответная дрожь. - Мой отец  того
и хотел, - продолжала она. - Затем он и привел меня сюда малышкой, чтобы
между нами возникла такая вот неразрывная связь, чтобы к  тому  времени,
когда я повзрослею, а ты пробудишься, мы успели сродниться...
   Корабль снова чуть заметно содрогнулся. Кто угодно другой не  обратил
бы внимания, но Альтия знала "Проказницу"  слишком  хорошо  и  правильно
истолковала ее трепет. Закрыв глаза, она устремилась в свой корабль всем
своим существом, посвящая его во все свои сомнения,  печали,  надежды  и
страхи.
   И в ответ ощутила смутное, еще  неоформленное  движение  спящей  души
корабля. Даже  теперь  "Проказница"  как  могла  стремилась  ободрить  и
утешить ее.
   Альтия знала: минуют годы, и пробудившаяся  "Проказница"  сделает  ее
своей избранницей. Именно с нею она всего охотнее будет  беседовать,  ее
рук на штурвале корабль будет всего вернее и охотнее  слушаться.  Альтия
знала:  ради  нее  "Проказница"  обгонит  попутный  ветер  и  будет   до
последнего ломиться наперекор  волнам.  Вместе  они  станут  разыскивать
новые торговые пристани - и привозить оттуда диковины, от которых  ахнут
даже в отвыкшем удивляться Удачном. Вместе они сподобятся чудес, каких и
в Дождевых Чащобах не видывали. А когда ей  придет  срок  умереть  -  на
капитанский мостик взойдет ее, Альтии, сын или дочь.
   Уж не кто-нибудь из выродков Кайла.
   Это она твердо пообещала и кораблю, и себе.
   Вытерла слезы и наклонилась положить обратно шелковую ткань...

***

   Он дремал на теплом песке...
   Дремал?
   Да, именно это слово обычно употреблялось людьми, но ему  никогда  не
казалось, что оно верно описывало то времяпрепровождение,  которому  они
предавались. И уж всяко не относилось к нему самому. Нет. Живые  корабли
не спят. Ему не было дано даже и этого избавления. Все, что  он  мог,  -
это отвлекаться, что-нибудь  вспоминать  и  столь  полно  погружаться  в
минувшие переживания, что смертельная скука настоящего  некоторое  время
для него как бы не существовала. У него  даже  была  в  прошлом  любимая
отдушина, к которой он чаще всего прибегал. Он,  впрочем,  даже  не  был
уверен, что это его доподлинные воспоминания.  С  тех  пор  как  у  него
отняли все тома бортовых журналов, память начала его подводить. Теперь в
ней зияли форменные провалы, и все, что  было  "до",  он  никак  не  мог
привести в соответствие со случившимся "после". Может, и к лучшему?
   Итак, он дремал (или как там это называлось) на солнышке  и  выуживал
из дырявых глубин памяти ощущения удовлетворения и тепла.  И  вот  тихое
поскребывание песка, облепившего корпус, мало-помалу сменилось для  него
иным, неуловимо похожим осязательным воспоминанием, название которому он
никак не мог подобрать. Он, впрочем, не слишком-то и пытался. Спасибо  и
на том, что вновь  переживаемый  миг  прошлого  позволил  ему  на  время
почувствовать  себя  ухоженным,  нежащимся  в  довольстве,  и  ему  было
тепло...
   ...Людские  голоса,  неожиданно  зазвучавшие  рядом,  заставили   его
пробудиться.
   - Так это он самый и есть? Прямо вот так  тут  и  валялся?  Не  может
быть! Все тридцать лет?..
   Человек говорил с  акцентом.  Джамелиец,  сонно  подумал  Совершенный
<Когда речь идет о живых кораблях,  автор  книги  берет  их  названия  в
кавычки, если имеется в виду корабль до его "пробуждения";  после  этого
события название превращается в имя  живого  существа,  и  в  дальнейшем
кавычки употребляются либо нет в зависимости от  конкретной  ситуации  в
повествовании. При переводе эта политика автора тщательно сохранялась.>.
И не откуда-нибудь, а из самой столицы - города Джамелии. Люди из  южных
провинций вечно глотают согласные на концах слов...
   Откуда у него такие познания, теперь было и не вспомнить.
   - Он самый, - отозвался второй голос. - Точно тебе говорю.
   Этот человек был постарше.
   - Не может быть, чтобы  это  тут  тридцать  лет  пролежало,  -  снова
заговорил  молодой.  -  Корабль,  вытащенный  на  берег  и  просто   так
брошенный,  черви  давным-давно  в  решето  превратили  бы.  А   остатки
ракушками бы обросли!
   - Твоя правда, Мингслей, - усмехнулся второй. - Только  диводрево  не
гниет. И ракушками не обрастает. И никакой червяк  его  не  берет.  Это,
кстати, одна из  причин,  по  которой  живые  корабли  так  желанны  для
мореплавателей и стоят так дорого. Они служат поколениям и поколениям, а
починки, в отличие от обычных, не требуют почти никакой.  Да  и  в  море
умеют о себе позаботиться. Увидит такой кораблик, что на пути  мель  или
скала, - и сам покричит рулевому. Некоторые даже с парусами  управляться
умеют... А какое другое судно?  Разве  предупредит  тебя,  что  в  трюме
что-то сдвинулось или что его просто перегрузили и может дойти до  беды?
Не-ет, корабль, сработанный из диводрева, - это сущее  чудо.  Какой  еще
способен...
   - Ясно. Я понял. Может, теперь объяснишь мне, с  какой  стати  этакое
чудо выволокли на берег и бросили?
   В  молодом  голосе  звучало  явственное  недоверие.  Слушать   своего
старшего спутника развесив уши Мингслей определенно не собирался.
   Совершенный очень хорошо представил себе, как этот  старший  пожимает
плечами...
   - Да ты же сам знаешь, до чего суеверный  народ  моряки.  А  у  этого
корабля  была  худая  слава,   уж   так   оно   получилось.   Худая   до
невозможности... Ладно, расскажу все без утайки, ведь  если  не  я,  так
другие люди передадут. Его хоть и зовут "Совершенным", а угробил он кучу
народу. В том числе и владельца своего, и хозяйского сына...
   - Вот, значит, как, - призадумался Мингслей. - Ну,  в  любом  случае,
если даже я и куплю эту развалину, то в море на ней не пойду. И платить,
как за настоящий корабль, не собираюсь... Честно признаться, я его  хочу
купить  ради  дерева.  Уж  больно  много  всякого  разного  болтают  про
диводрево. И не только про то,  что-де  корабли,  сработанные  из  него,
через некоторое время  оживают  и  принимаются  шевелиться  и  говорить.
Это-то я и сам видел - в гавани. Ну, не то  чтобы  новоприбывшему  вроде
меня так уж обрадовались у Северной стены, где швартуются живые корабли,
но как они разговаривают и двигаются - я видел. И сдается мне, что,  раз
уж здоровенное носовое изваяние на это способно, почему бы не  проделать
то же самое с маленьким резным изображением, а? Как  по-твоему,  сколько
отвалили бы в  Джамелии  за  такую  диковину?  Шевелящееся  изображение,
наделенное речью?..
   - Понятия не имею, - замялся тот, что постарше.
   - Конечно, не имеешь, - насмешливо фыркнул молодой. - Тебе такое и  в
голову-то не приходило, ведь так? Короче,  давай  выкладывай  начистоту:
почему этого до сих пор никто не сделал?
   - Не знаю.
   Ответ  был   слишком   поспешным   для   правдивого   или   хотя   бы
правдоподобного.
   - Так-так, - Мингслей был по-прежнему полон сомнений и подозрений.  -
Сколько времени на Проклятых Берегах существует  Удачный  -  и  ни  одна
живая душа  не  додумалась  продавать  диводрево  кому-либо,  кроме  его
обитателей. Причем токмо и единственно в виде живых  кораблей...  Так  в
чем же тут подвох? Что, кусок диводрева должен быть непременно  большим,
чтобы благополучно ожить - размером с корабль? Или его  в  соленой  воде
непременно надо вымачивать? Ну?..
   - Ну.., это.., просто.., просто никогда такого не делали, и все  тут.
Удачный, чтобы ты знал, - вообще довольно странное  место,  Мингслей.  У
нас тут свои традиции,  свои  всякие  сказки-побасенки,  ну  и  суеверий
разных хватает. Когда пращуры наши ушли из Джамелии и попробовали осесть
на  Проклятых  Берегах,  многие  из  них..,  как  бы  это  выразиться..,
пустились в такое рискованное предприятие единственно потому, что у  них
выбора-то особого не имелось. Одни с законом в неладах оказались, другие
покрыли тяжким позором  фамильные  имена,  а  третьи  самому  сатрапу  в
немилость попали. Такие вот дела. Что-то вроде ссылки, понимай. Им  ведь
при отбытии так и сказали: кто выживет - получит по двести мер земли  на
семью и полную амнистию относительно прошлых делишек. А еще  нам  сатрап
тогдашний клятвенно обещал, что в дела новых поселенцев  вмешиваться  не
будет. И что сможем мы единолично торговать всякой всячиной, которую тут
обнаружим. Ну а уж в благодарность  за  подобные  милости  пращуры  сами
выделили сатрапу во всех своих доходах половинную  долю.  И  много-много
лет все так честь честью и шло...
   - А теперь - амба, - издевательски хохотнул Мингслей. - Да разве  мог
такой договор хоть сколько-нибудь продержаться? Сатрапы, они  тоже  ведь
люди. А нынешний, Касго, видать, заглянул в свои сундуки  и  нашел,  что
деньжат там маловато для того  веселого  образа  жизни,  к  которому  он
попривык,  дожидаясь,  пока  батюшка  приберется.  Калсидийские   травы,
дарующие наслаждение, - они ведь не дешевенькие. К тому же  привыкают  к
ним быстро, а раз привыкнув, на более слабые снадобья уже и смотреть  не
хотят. Вот он и решил продать право на торговлю в Удачном  и  вообще  на
Проклятых Берегах. Кому? А мне. И моим друзьям.  Что  ж,  мы  купили.  И
прибыли сюда. А здесь, я смотрю, нас не очень-то ласково  принимают.  Вы
тут себя так ведете, словно  мы  последнюю  корку  хлеба  у  вас  решили
отнять. Хотя всем  давно  пора  бы  понять  -  чем  оживленней  делается
торговля, тем она прибыльней! Да что далеко ходить? Вот  валяется  здесь
этот корабль. Никому совершенно не  нужный.  По  крайней  мере,  ты  так
утверждаешь. И вот я его  желаю  купить.  Хочу  живые  деньги  заплатить
владельцу, кто бы он ни  был.  Да  и  ты  внакладе  не  останешься,  как
посредник. А я получу здоровый кусок диводрева. Всем выгодно? Так в  чем
же загвоздка?
   Мингслей умолк. Совершенный прислушивался к затянувшейся тишине.
   - Хотя  на  самом  деле  я  начинаю  разочаровываться,  -  недовольно
проговорил Мингслей. - Ты же хвастался, что корабль  вроде  давным-давно
оживший. Я-то надеялся, что он с нами поговорит... Ты забыл предупредить
меня, как славно над ним поиздевались. Может, это его и вовсе убило?
   - "Совершенный" говорит только тогда, когда сам захочет, - был ответ.
- А что он слышал - и сейчас слышит - каждое наше слово, я нисколько  не
сомневаюсь.
   - Вот как?.. Эй, корабль! Ты что, в самом  деле  слышал  каждое  наше
слово?
   На это Совершенный промолчал, ибо не видел смысла что-либо  говорить.
Спустя  некоторое  время  раздалось  досадливое   восклицание   молодого
человека. Судя по звуку шагов,  он  решил  обойти  корабль  кругом.  Его
спутник последовал за ним. Он шагал неповоротливее и тяжелее.
   Потом Мингслей заговорил снова.
   -  Увы,  друг  мой,  должен  тебе  сказать,  что  это  обстоятельство
вынуждает меня существенно понизить цену, которую я собирался было  дать
за этот  корабль.  Я  же,  как  ты  помнишь,  первоначально  намеревался
отделить носовую фигуру и увезти ее в Джамелию, а  ожившее  диводрево  с
выгодой распродать... Либо же, что даже более вероятно, преподнести его,
ха-ха, в дар нашему сатрапу, чтобы он милостиво  наделил  меня  кусочком
земли, желательно  попросторней.  Но  в  том  виде,  в  каком  пребывает
изваяние.., уж из диводрева оно сделано или нет,  но  худшей  уродины  я
давно не видал. Какая муха укусила того,  кто  так  изувечил  ему  лицо?
Топором, что ли, рубили? Интересно,  возьмется  ли  теперь  какой-нибудь
резчик хоть в относительный порядок его привести?..
   - Все может быть, - ответствовал уроженец этих мест. Ему явно было не
по себе. - Не знаю,  впрочем,  насколько  это  было  бы  разумно.  Я-то,
кстати, полагал, что тебя интересует "Совершенный" как  он  есть,  а  не
только в качестве большого куска диводрева... И,  если  припоминаешь,  я
тебя предупреждал:  я  еще  не  закидывал  Ладлакам  удочку  насчет  его
продажи. Не хотелось,  знаешь  ли,  переходить  к  делу,  не  убедившись
сперва, что ты настроен серьезно.
   - Да ладно тебе, Давад, не думал  же  ты  в  самом  деле,  что  я  уж
настолько наивен? И хватит уже говорить об этой развалине, как  о  живом
существе. Это просто старый корабль, валяющийся на суше. И его  нынешние
владельцы,  очень  возможно,  только  обрадуются  шансу  избавиться   от
ненужного хлама. Был бы он еще способен к плаванию  по  морю  -  ой,  не
торчал бы он здесь, да еще на цепи!
   - Да как тебе сказать... - Последовала долгая пауза, но все же  Давад
заговорил снова. - Я вообще-то  полагаю,  что  даже  Ладлаки  навряд  ли
пожелают продать его, если узнают, что его предполагается  распилить  на
кусочки. - Тут Давад набрал полную грудь воздуха. - Вот  что,  Мингслей,
послушай доброго совета: не делай ты этого. Купить корабль и  переделать
его по себе - это одно, и ничего тут скверного нет,  но  то,  о  чем  ты
говоришь, - совсем другое. После такого ни  одна  из  старых  купеческих
семей не пожелает с тобой дела иметь. А что до меня - я и вовсе по  миру
пойду...
   - Значит, получше держи язык за зубами  и  поменьше  болтай  лишнего,
когда пойдешь к ним с моим предложением, бери пример с меня: я  тоже  не
болтаю направо и налево о том, что вознамерился приобрести это корыто. -
Голос Мингслея звучал снисходительно. -  Знаю  я,  знаю,  что  купцы  из
Удачного под завязку набиты весьма странными суевериями. И у  меня  нету
ни малейшего намерения над ними глумиться. Если мое предложение  примут,
я спущу корабль на воду и отбуксирую подальше, прежде чем  разбирать.  С
глаз долой, как у нас говорят... Ну что? Удовлетворен?
   - Да вроде, - буркнул Давад. Душа  у  него  определенно  была  не  на
месте. - Да вроде бы...
   - Ну и полно хмуриться, дружище. Вернемся же в город, и я угощу  тебя
обедом. У Зуски... Какой я щедрый, а? Я же знаю тамошние цены. И я видел
тебя за едой! - Мингслей весело рассмеялся собственной шутке,  но  Давад
не присоединился к нему. - А вечером, - продолжал молодой торговец, - ты
отправишься в гости к семейству Ладлаков и самым что ни есть  осторожным
и осмотрительным образом изложишь им мое предложение. И  все  совершится
ко всеобщему благу. Ладлаки получат свои деньги, ты - за посредничество,
а  мои  поручители  -  изрядный  запас  очень  ценного   дерева.   Кому,
спрашивается, может быть плохо от такой сделки?
   - Не знаю, - тихо ответил Давад. - Боюсь, однако, что тебе  предстоит
выяснить это самому. Веришь ты или нет, а только это  полностью  оживший
корабль, и он, как у нас говорят, себе  на  уме.  Начни  рубить  его  на
кусочки - тут-то он, я полагаю, так или иначе и выскажется...
   Мингслей беззаботно расхохотался.
   - Ты, видно, хочешь подогреть мой интерес, Давад. Я-то тебя  насквозь
вижу, старый плут! Ладно, что тут торчать, поспешим лучше в город. Зуска
нас уже ждет. Кое-кто из моих поручителей,  кстати,  хотел  бы  с  тобой
встретиться...
   - Ты же сам только что настаивал на осмотрительности! -
   - Правильно, настаивал. И настаиваю. Но ты ведь не воображаешь, будто
кто-то ссудит мне денег,  полагаясь  только  на  мое  слово?  Они  хотят
доподлинно знать, что именно мы покупаем.  И  у  кого.  Но  им-то  самим
осторожности не занимать, я тебя уверяю.
   ...Совершенный долго прислушивался к их шагам, постепенно  затихавшим
вдали...  Пока  наконец  последние  отзвуки  не  растворились   в   шуме
набегающих волн и криках чаек...
   - Разрубить на кусочки.  -  Совершенный  произнес  это  вслух,  точно
смакуя. - Звучит не особенно привлекательно. Но, с другой стороны, - все
лучше, чем валяться здесь до бесконечности. Может, хоть это  убьет  меня
наконец. Может быть...
   Избавление. Долгожданное  избавление...  Совершенный  вновь  отпустил
свои  мысли  на  волю,  в  неторопливое  плавание,   с   разных   сторон
обмозговывая возможность конца. Ему все равно было больше нечего делать.
ГЛАВА 3 ЕФРОН ВЕСТРИТ

   Ефрон Вестрит умирает...
   Роника вглядывалась в изможденное лицо мужа и пыталась  свыкнуться  с
этой мыслью: Ефрон