ще мы могли для них сделать, а?
     Это было великолепное завершение дня. Кенниту следовало бы предвидеть, что его хоть что-нибудь, а подпортит. И точно. Как только они с Уинтроу выбрались обратно на палубу, к ним со всех ног кинулись три женщины-рабыни. Но не добежали: на пути у них выросла Этта, и ее рука лежала на рукояти кинжала. Под ее взглядом женщины испуганно отступили, прижимаясь друг к дружке.
     - С этими какие-то непонятки, - сказала Кенниту Этта. - Ни под каким видом не хотят, видишь ли, на свободу. Требуют, чтобы их отпустили за выкуп вместе с капитаном и старпомом!
     - Ну и почему бы это? - спокойно и вежливо осведомился Кеннит, а сам обежал глазами всех троих. Молодые, пригожие женщины. И рабские татуировки у них были крохотные, бледные - при солнечном свете не вдруг разглядишь.
     - Глупые сучки думают, что рабынями оставаться проще, чем самим пробиваться по жизни где-нибудь в Делипае. Говорят - привыкли быть любимицами богатых людей...
     - Я не шлюха, а поэтесса, - сердито перебила одна из женщин. - Капитан Эвери нарочно приехал в Джамелию, чтобы купить меня для Сепа Кордора. Это состоятельный вельможа, и все знают, что он справедливый хозяин. Если я попаду к нему, он позаботится обо мне и даст мне возможность заниматься искусством. А если я отправлюсь с тобой, как знать, каким образом мне придется добывать пропитание? И даже если я не брошу писать стихи, кому я стану их читать в каком-нибудь зачуханном городишке? Ворам и головорезам?
     - Может, ты предпочтешь петь для морских змеев? - ласково осведомилась Этта. Вытащила кинжал и легонько кольнула женщину в живот, чуть повыше пупка. Поэтесса не вздрогнула, не отшатнулась. Лишь покачала головой. Она смотрела не на Этту - на Кеннита.
     - А вы две? Тоже поэтессы? - спросил тот лениво. Они замотали головами.
     - Я тку шпалеры... - хрипло выдавила одна.
     - А я - личная служанка, искусная в массаже и небольших исцелениях, - сказала вторая, когда Кеннит остановил на ней взгляд.
     - Ага... - протянул Кеннит. - Дайте-ка угадаю... Вы все куплены для этого Сепа, как бишь его там... богатея с множеством слуг?
     Жизнерадостный тон капитана породил в глазах Этты ответную искорку. Она слегка нажала клинок, загоняя строптивую поэтессу в ряд к тем двум. Ткачиха и массажистка уже согласно кивали.
     - Ну вот. Видишь? - И Кеннит отвернулся от невольниц, отпуская их небрежным жестом руки. - Видишь, Уинтроу, что с человеком делает рабство? У мужика есть деньги, и он покупает их вместе с их талантами. Они идут на продажу, даже не догадываясь, что давно уже превратились в настоящих шлюх. Ты заметил - ни у одной не хватило гордости назвать свое имя? Они уже утратили себя, став всего лишь частью своего господина!
     - Что мне с ними делать? - спросила Этта Кеннита, уже хромавшего прочь.
     Он только вздохнул:
     - Они хотят остаться рабынями? Ну и пусть сидят с теми, кого будут выкупать. Сеп Кордор их уже однажды купил, так пускай купит еще раз, не обеднеет небось... - И тут Кеннита посетило вдохновение:
     - Выкуп, который будет заплачен за них, мы разделим между теми, кто выбрал свободу. Это поможет им начать новую жизнь.
     Этта кивнула, в хмурой задумчивости переваривая его слова. Потом повела своих подопечных прочь.
     Кеннит снова повернулся к Уинтроу, шедшему с ним рядом:
     - Вот видишь, я никому не навязываю своего образа мыслей. Я не намерен принуждать ни тебя, ни Проказницу. Но мне кажется, вы оба уже начинаете понимать, что я не тот "злобный пират", каким вам представлялся вначале!
     Позже, идя к веревочному сиденью, которое должно было перенести его на шлюпку с "Проказницы", капитан спросил Уинтроу:
     - Представлял ты когда-нибудь, каково это - быть капитаном своего собственного корабля? Замечательного суденышка вроде этого, например?
     Уинтроу оглянулся на "Заплатку", потом ответил:
     - Кораблик правда замечательный... Вот только сердце у меня к морским странствиям не лежит. Будь я свободен, я бы все-таки в монастырь возвратился!
     Кеннит умело разыграл изумление:
     - Уинтроу! Какая свобода? Татуировка на твоем лице для меня ничего не значит. Ты что, до сих пор считаешь себя рабом?
     - Нет, татуировка не делает меня рабом, - согласился Уинтроу. И даже крепко зажмурился на мгновение:
     - Это моя кровь привязывает меня к Проказнице покрепче всяких цепей. И связь между нами с каждым днем становится все крепче. Думается, я все же смог бы оставить ее и вновь обрести полноценную жизнь в служении Са... Но это было бы слишком себялюбивым деянием, оно оставило бы в ней вечную незаживающую пустоту. Как я обрел бы душевный покой, зная, что бросил ее?
     Кеннит склонил голову набок:
     - А как по-твоему, не смогла бы она со временем принять меня вместо тебя?.. Я в любом случае хотел бы устроить так, чтобы оба вы были счастливы. В частности, вернуть тебя в монастырь, если возможно будет это сделать, не изломав душу кораблю.
     Уинтроу медленно покачал головой:
     - Не получится. Заменить меня может только кто-то одной крови со мной. Кто-то, кто разделяет семейные узы, связывающие нас с кораблем... Только так, а иначе она в разлуке с ума сойдет.
     Ясненько... задумчиво протянул Кеннит. - Что ж... Жизнь вообще сложная штука! - И он ободряюще похлопал мальчика по плечу:
     - А все же, может, я и придумаю способ, как сделать, чтобы и волки были сыты, и овцы целы!

***

     Морская вода приятно журчала по корпусу двигавшегося корабля. "Проказница" снова была в пути, вместе с "Мариеттой" сопровождая "Заплатку". Кеннит пожелал елико возможно удалить все три корабля от места засады и нападения. Он даже объяснил Этте, что, мол, выкуп уплачивают быстрее, если соответствующему предложению предшествует период тревожной неопределенности. Стало быть, "Заплатка" на время просто исчезнет. Для начала он отведет ее в Делипай, дабы похвастаться пленниками и добычей. А через месяцок-два устроит так, чтобы в Калсиде узнали: пленников и корабль можно выкупить. При этом о грузе он собирался "позаботиться" сам. Этта успела уже запустить руку в добычу. Она любовно разглаживала ткань, лежавшую у нее на коленях, восхищаясь про себя искусством ткачей. И заново вставляла нитку в иголку.
     Корабли шли вперед сквозь темноту ночи. Кеннит сам стоял у штурвала. Этта пыталась заставить себя не волноваться по этому поводу. Хоть и считала, что после длительного общения с кораблем ему не помешало бы отдохнуть. День сегодня выдался, что называется, длинный, причем для всех. Она сама зашивала плечо Соркору. Пока она управлялась с длинным порезом, украсившим его руку, здоровяк сидел смирно, сцепив зубы и щерясь в болезненной улыбке. Эта работа не доставила Этте удовольствия, но Соркор хотя бы не кричал и не визжал подобно бедняге Опалу...
     Его принесли на "Проказницу" для исцеления. Когда его уложили на палубу и прижали, он принялся рваться с такой силой, словно с него собирались живьем кожу сдирать. Сабельный удар до кости развалил ему щеку и нос, и рану следовало немедля зашить, если со временем он собирался снова есть, как все люди. Уже вечерело; над ним повесили фонарь, бросавший круг желтого света. На "Заплатке" среди рабов отыскался хирург, и Уинтроу настоял, чтобы его прислали ему в помощь. Кеннит исполнил его пожелание, но Опал никому не позволял притрагиваться к ране. Когда Уинтроу хотел свести вместе ее края, чтобы хирургу удобнее было зашивать, мальчишка разразился ужасным криком и стал так мотать головой, что в конце концов они отказались от этой затеи. Раб-лекарь предложил пустить ему кровь, чтобы хоть так избавить от боли, и это было сделано. Опал постепенно успокоился, а Кеннит, стоя рядом, объяснял Проказнице, что происходит. "Страдание необходимо, - внушал он носовому изваянию, - ибо без него не сможет наступить исцеление". Он даже сравнил его со смертоубийством, которое сам по необходимости совершал, стремясь избавить местные воды от работорговцев. Уинтроу хмурился, слушая его речи, но не возражал - был слишком занят, собирая кровь Опала. Он занимался этим с величайшей заботой, не жалея холстины, лишь бы на палубу "Проказницы" не попало ни капли. Потом хриплые крики Опала сменились невнятными вздохами, и они взялись за иголки, заново составляя лицо юноши воедино. Красавчиком, как прежде, ему никогда уже не бывать, но хоть есть без посторонней помощи сможет... Вот чем кончилась для Опала первая же вылазка в составе абордажной команды. Злосчастье, иначе не скажешь!
     Этта завязала последний узелок, кончая подрубать край. Обкусила нитку, встала и развязала юбку. Юбка упала к ее ногам этаким озерком ярко-алой материи. Этта продела ноги в свое новое творение, подтянула юбку и увязала на талии. Как называлась облюбованная ею ткань, она просто не знала. Материал был в меру жестковат и упоительно похрустывал под руками. Был он цвета зеленых кедровых веток, но при движении слегка переливался в свете лампы. А всего приятнее оказалось его прикосновение к коже. Этта заново разгладила новую юбку, поправляя ее на бедрах. Ткань еле слышно потрескивала. Наверное, Кенниту понравится. Он знал толк в чувственных ощущениях... когда позволял себе на них сосредоточиться.
     К сожалению, последнее время такие моменты наступали далеко не так часто, как ей того хотелось бы. Этта заглянула в зеркало на стене каюты и неодобрительно покачала головой своему отражению. Неблагодарная женщина! Давно ли он вообще лежал пластом да притом еще горел в лихорадке? Твое счастье, что в нем пробудились мужские желания! Этте приходилось слышать, что некоторые вовсе утрачивали их после увечья... Она взяла щетку и прошлась ею по своим густым волосам. С некоторых пор она взялась их отращивать, так что скоро они должны были достигнуть плеч. Этта подумала о том, как Кеннит запустит руки в ее волосы, как прижмет ее к постели - и кровь быстрее побежала по жилам. В бытность свою потаскухой она никогда даже не думала, что дойдет до такого. Что будет тосковать по мужскому прикосновению, а не желать, чтобы он поскорее справился с делом и отстал от нее...
     А еще она никогда не думала, что однажды станет ревновать к кораблю.
     Вот это уже была полнейшая глупость. Этта подняла голову и размазала по своему горлу капельку духов. Потом настороженно принюхалась. Это был новый аромат, опять же почерпнутый непосредственно сегодня на "Заплатке". Пряный, сладкий, очень приятный. "То, что надо", - подумала Этта. И сказала себе, что надо больше доверять Кенниту. У него ведь и без ее глупой ревности забот полон рот. И вообще, нашла соперницу. Это ведь не женщина, это корабль!
     Она прошлась по каюте, прибираясь за Кеннитом. Сидя здесь, он только и делал, что рисовал или писал что-то. Иногда - если он позволял - она наблюдала за ним, когда он работал. Его искусство завораживало ее. Быстрое перо так и летало, оставляя на бумаге точные замечания и наброски... Этта рассматривала некоторые свитки, прежде чем аккуратно свернуть их и переложить на стол для карт. И как только он запоминал, что значила та или иная пометка, к чему она относилась?.. "Это искусство, доступное только мужчинам", - подумалось ей.
     Она услышала, как снаружи, на палубе, громко командовал Брик. А вскорости за борт пошел якорь. Ну и хорошо. Значит, ночью будет стоянка.
     Этта выбралась из каюты и отправилась разыскивать Кеннита. Для начала она поднялась на бак. Там лежал Опал, а рядом с ним, скрестив ноги, сидел Уинтроу и наблюдал за больным. Этта тоже посмотрела на покалеченного юнгу. Швы, сообща наложенные лекарями, должным образом стянули края раны, но больше о результате их работы ничего пока сказать было нельзя. Этта присела и пощупала лоб раненого, не забыв про себя отметить, как славно похрустывает новая юбка.
     - Кожа, по-моему, холодная, - сообщила она Уинтроу. Тот поднял глаза. Выглядел он еще бледнее Опала.
     - Знаю, - сказал он и плотнее подоткнул одеяло, в которое был закутан юнга. И добавил, разговаривая скорее не с нею, а сам с собой:
     - Он очень ослаб. Хирург, я уверен, сделал все наилучшим образом... Но лучше бы ночь была потеплей!
     - Почему бы, - сказала она, - не отнести его вниз, где не так холодно?
     - Я полагаю, здесь ему все-таки лучше, чем было бы внизу.
     Этта наклонила голову:
     - Ты так веришь в целительные силы своего корабля?
     - Она не может вылечить тело, но зато придает сил его духу, а тот уже даст исцеление телу.
     Этта медленно выпрямилась, продолжая смотреть на лежащего:
     - А я-то думала, этим занимается твой Са.
     Уинтроу согласился:
     - Так оно и есть.
     Она могла бы посмеяться над ним, спросив, зачем ему Бог, если рядом такой корабль. Но вместо этого сказала:
     - Ступай поспи. Ты совсем выдохся.
     - Верно, - ответил Уинтроу, - выдохся. Но все-таки я с ним посижу до утра. Не одного же его тут оставлять.
     - А хирург где?
     - Отправился на "Мариетту". Там другие раненые есть. Здесь он сделал что мог. Теперь все от самого Опала зависит,..
     - И от твоего корабля, - не удержалась она. Потом обежала палубу глазами:
     - Кеннита не видал?
     Уинтроу покосился на носовое изваяние. Этте понадобилось лишнее мгновение, прежде чем она высмотрела там своего капитана: они с Проказницей пребывали в одной тени.
     - А-а, - протянула Этта негромко. Они никогда не отрывала его от разговоров с кораблем. Но теперь, когда она вслух назвала его имя, просто взять и уйти было бы несколько неловко. И Этта попробовала этак ненавязчиво присоединиться к нему возле фальшборта. Встав рядом, она некоторое время молчала.
     Кеннит облюбовал для стоянки небольшую бухту у берега островка. "Заплатка" покачивалась невдалеке, а за нею видна была "Мариетта". Немногочисленные фонари бросали по воде змеистые блики. Ветер сменился легким бризом, негромко певшим в снастях. С близкого берега пахло молодой зеленью травы и деревьев. Выждав время, Этта заметила:
     - Удачное нападение было сегодня.
     Кеннит ядовито осведомился:
     - Сообщаешь мне на тот случай, если я сам чего-то не понял?
     - Ты еще повторишь это? Ну, там, в проливе?
     - Возможно.
     Краткость ответа отбила у нее охоту к продолжению разговора.
     Корабль, по счастью, молчал, но Этта ощущала присутствие Проказницы как третьей лишней, вторгшейся между нею и Кеннитом. Вот бы снова вернуться на "Мариетту"! Там они с Кеннитом были гораздо ближе друг к другу. Там он обращал на нее больше внимания. А здесь было положительно некуда деться от всевидящего ока, всеслышащего уха. Даже в каюте, за закрытой дверью, Этта не чувствовала себя с Кеннитом наедине.
     Она провела ладонью по юбке, утешаясь приятным шуршанием ткани.
     - Когда нас прервали, мы как раз обсуждали планы на завтра, - вдруг подала голос Проказница.
     - Обсуждали, - немедленно смягчился Кеннит. - Как только рассветет, мы идем в Делипай. Мне необходимо укромное место, где бы подержать "Заплатку", пока ее не выкупят. Да и рабов с нее я хочу как можно скорее выпустить на сушу... Так что возвращаемся в Делипай!
     Этту они словно бы не замечали. Ревность с новой силой закипела в ее душе, однако она не пожелала уйти и оставить их.
     - А если, - спросила Проказница, - мы встретим еще корабли?
     Кеннит тихо ответил:
     - Значит, настанет твой черед себя показать.
     - Но я не уверена, что я уже... уже готова. Я не знаю... вся эта кровь... Страдание... Люди так остро чувствуют боль!
     Кеннит вздохнул:
     - Видимо, не надо мне было переправлять сюда Опала. Я просто волновался за мальчишку и хотел, чтобы он был поближе ко мне. Я как-то не подумал, что это может побеспокоить тебя.
     - Нисколько не беспокоит! - поспешно отозвалась Проказница.
     Кеннит продолжал, словно и не услышав ее:
     - Мне тоже не по душе наблюдать, как он мучается. Но отворачиваться от страданий - это, знаешь ли, не по-мужски. Особенно если учесть, что пострадал-то он, сражаясь за меня! Полных четыре года мой корабль был его единственным домом. Он так хотел нынче драться в абордажной команде... до ужаса жалко, что Соркор не остановил его. Мальчику так хотелось произвести на меня впечатление... - У Кеннита перехватило горло. - Бедный малыш! Такой юный - и с такой готовностью рискнул жизнью во имя того, во что уверовал... - И он продолжал, с трудом выговаривая сквозь зубы:
     - Боюсь, именно я и стал причиной его несчастья. Не затей я этой войны против рабства...
     Этта ничего не могла с собою поделать. Никогда прежде она не слышала, чтобы он так говорил. Она и предположить не могла, что он таил в себе такую бездну страдания! Она придвинулась ближе и взяла его руку.
     - Ох, Кеннит, - выговорила она тихо. - Милый, ты не можешь винить себя прямо-таки во всем! Не надо!
     На какое-то мгновение он замер, словно собираясь оскорбиться. Носовое изваяние оглянулось и зло посмотрело на нее. Но потом... Потом Кеннит повернулся навстречу Этте и, к ее изумлению, склонил голову ей на плечо.
     - Но если не я, то кто? - произнес он еле слышно. - Кто возьмет все на себя, если не я?..
     У нее сердце чуть не разорвалось от нежности к этому сильному мужчине, так внезапно решившему на нее опереться. Ее рука легла ему на затылок. Его волосы под ее ладонью были такими шелковистыми!
     - Все будет хорошо, вот увидишь, - прошептала она. - Многие любят тебя и охотно идут за тобой. Незачем тебе взваливать всю ношу на свои плечи.
     - Чтобы я только делал без этих людей! - Его плечи вздрогнули, как если бы он пытался подавить рыдание. Но прозвучал только кашель.
     - Капитан Кеннит! - обескуражено проговорила Проказница. - Я совсем не хотела сказать, будто не разделяю твоих идеалов! Я только сказала, я не вполне уверена, что уже полностью готова к...
     - Да ладно тебе. Все в порядке, - перебил Кеннит. - В конце концов, мы совсем недавно с тобой познакомились. Наверное, еще рано мне просить тебя связать свою судьбу с моей. Доброй ночи, Проказница! - И Кеннит испустил долгий, медленный вздох. - Этта, радость моя... Что-то у меня нога совсем разболелась. Не поможешь улечься?
     - Конечно! - Его просьба беспредельно растрогала Этту. - Конечно, ложись, отдохнешь хоть. Знаешь, на "Заплатке" было благовонное масло, и я немного припасла. Я же знаю, как у тебя плечо и спина от костыля болят... Давай я нагрею масла и разотру тебя?
     Он оперся на нее и отошел от фальшборта.
     - Твоя вера в меня придает сил, Этта, - сказал он ей. Потом вдруг замер, и она в замешательстве замерла тоже. Кеннит несколько странным, задумчиво-медлительным движением взял Этту за подбородок и повернул ее лицо к своему. Наклонился и не спеша поцеловал девушку. Жаркая волна разбежалась по ее телу - не только от теплого прикосновения его губ, объятия его рук, но еще и оттого, что он пожелал так открыто выказать свою приязнь. Вот он притянул ее ближе, и ткань юбки хрустко зашуршала под его ладонью. Этта почувствовала, что его поцелуи у всех на глазах вознесли ее на невозможную высоту. О какой славе можно было еще мечтать?..
     Наконец он выпустил ее губы, но рук не разжал. Этта дрожала в его объятиях, словно юная девственница.
     - Уинтроу, - тихо позвал Кеннит. Этта повернула голову и увидела подростка, таращившего на них глаза. А Кеннит продолжал:
     - Если ночью что-нибудь случится с Опалом... придешь сразу ко мне, хорошо?
     - Слушаюсь, кэп, - так же шепотом ответил Уинтроу. Он не отрывал от них глаз, в которых было настоящее благоговение... и что-то еще. Желание?..
     - Пойдем, Этта. Ляжем в постель. Утешь меня. Дай мне увериться, что ты вправду на моей стороне...
     У нее голова пошла кругом. Такие слова! От него! Вслух!..
     - Я всегда рядом с тобой, - заверила она Кеннита. И взяла костыль капитана, чтобы ему удобней было спускаться по трапу на главную палубу.
     - Кеннит, - окликнула Проказница. - Я тоже верю в тебя. И со временем... Со временем я буду готова.
     - Конечно. Никто тебя не торопит, - ответил Кеннит вежливо. - Спокойной ночи, кораблик.
     Этте показалось - прошел целый год, пок