ожко. - И, спрятав
в ножны шпагу, указал на тело возле двери:
   - Передай кинжал, будь любезен.
   Соркор опустился на корточки и высвободил лезвие.
   - А ты был кругом прав, - пояснил  он,  чтобы  что-то  сказать.  -  В
городе против нас в самом деле кое-кто сговорился. Не нравится им,  вишь
ты, то, что мы делаем. А это кто тут? Часом, не Рей с "Морской лисички"?
   - Не знаю, - сказал Кеннит. - Он не представился.
   И стащил перину со второго убитого.
   - Это был Рей! - отозвалась Этта. Разбитые губы плохо слушались ее. -
Я узнала его. И других. Все - с "Морской лисички". - И  она  указала  на
того, которого недавно колошматила головой об пол. - А этот был  капитан
ихний. Скелт... - И, понизив голос, обратилась к Кенниту:
   - Они все говорили, мол, сейчас покажут тебе, что всякий пират -  сам
себе король. Что и не нужен ты им, и править ими не сможешь...
   - Вместе с теми, что внизу, будет  шестеро,  -  подсчитал  кто-то  из
моряков. И уставился на Кеннита с благоговейным восторгом:
   - Это что ж получается? Наш кэп в одиночку замочил шестерых?..
   - А снаружи сколько было? - спросил Кеннит с  любопытством,  пряча  в
ножны переданный Соркором кинжал.
   - Четверо, - с тяжелым медленным гневом проговорил Соркор. - Выходит,
десять на одного, а? Ну до чего храбрые говнюки...
   Кеннит передернул плечами:
   - Если  бы  мне  непременно  надо  было  кого-то  убить,  я  бы  тоже
перестраховался. - И улыбнулся Соркору углом рта:
   - А все-таки они проиграли! Десять на одного - и проиграли!  Вот  как
они, стало быть, боялись меня! - Его улыбка сделалась  шире.  -  Власть,
Соркор. Власть! Далеко не всем нравится, что мы приобретаем  ее.  И  это
покушение - только свидетельство, что мы верно движемся к цели! - Тут он
заметил, что пираты смотрели на него, не отводя глаз. - И с нами -  наши
верные люди! - добавил  он,  улыбаясь  всем  сразу.  Пятеро  головорезов
расплылись в ответ.
   Соркор  убрал  абордажную  саблю,  которую  до  сего  момента  держал
обнаженной.
   - И что теперь? - спросил он капитана.
   Кеннит на мгновение задумался... Потом кивнул двоим:
   - Ты и ты. Живо обегите бардаки и таверны. Только смотрите, держитесь
вместе. Разыщите всех наших и  предупредите  их,  но  обязательно  тихо.
Полагаю, надо нам провести эту ночь на борту да выставить какое  следует
охранение. Мы с Соркором тоже скоро  придем,  только  сперва  хорошенько
засветимся  в  городе  -  пускай  вся  здешняя  сволочь  видит,  что  мы
живехоньки и целехоньки... А вас хочу предостеречь: никакой болтовни про
то, что случилось. Как будто ничего и не было, ясно? Как будто  для  нас
это пустяк, о котором и упоминать-то не стоит!  -  Пираты  закивали,  по
достоинству оценив его замысел. - Теперь ты и ты, - продолжал Кеннит.  -
Пойдете за Соркором и за мной, пока мы  будем  гулять.  Глаз  с  нас  не
спускайте, но  сами  держитесь  поодаль.  Спину  нам  на  всякий  случай
прикроете, ясно? Да заодно и  разговоры  послушаете.  Будете  слушать  и
запоминать, кто что о нас говорит. Потом все как есть мне расскажете!
   Они понятливо  закивали.  Кеннит  оглядел  комнату...  Ему  следовало
сделать здесь что-то еще. Что-то такое, о чем  он...  "Хм".  Этта  молча
смотрела на него. Крохотный рубинчик поблескивал у нее в ухе.
   - Так, - сказал Кеннит. И мотнул головой пятому моряку:
   - Позаботься о моей женщине.
   Дубленая рожа головореза расцвела красными и белыми пятнами:
   - Да, кэп.., есть, кэп... То есть как, кэп?..
   Кеннит начал сердиться. У него было столько дел, а  этим  бестолковым
приходилось объяснять каждый пустяк.
   - Отведи ее на корабль. И пусть посидит пока у меня в каюте.
   "Коли в городе вправду считают Этту моей женщиной, надо сделать  так,
чтобы им было до нее не добраться. Пусть не думают, будто нашли  у  меня
уязвимое место... -  Кеннит  нахмурился,  напряженно  размышляя.  -  Ну,
теперь-то я вроде все сделал? Все!"
   Этта  подняла  запятнанную  кровью  простыню  и  царственным   жестом
накинула ее на плечи. Кеннит еще раз, последний,  оглядел  комнату.  Его
люди, и в том числе Соркор, улыбались восхищенно и так, словно не верили
своим глазам. "Почему?.. Ах да. Женщина..." Они-то полагали,  что  после
сражения с шестерыми их капитану сделается не до баб. А он, оказывается,
и не думал менять свои планы на вечер!.. Вот это мужик!..
   На самом деле Кеннит руководствовался вовсе не похотью, да и женщина,
щедро разукрашенная синяками, отнюдь не возбуждала желаний.  Но  уж  это
никого не касалось. Восхищаются - и хорошо.
   Он кивнул засмущавшемуся пирату, которому поручил Этту:
   - Пусть на корабле ей дадут теплой воды для  мытья.  И  покормят.  Да
подыщите одежду, какая получше.
   "Если уж придется держать ее у себя в каюте, так хоть чистую..."
   Кеннит посмотрел на Соркора, и тот рявкнул на моряков:
   - Все слышали, что кэп приказал? Живо! Бегом!
   - Есть, - хором ответствовали пираты, и  двое,  которых  он  назначил
гонцами, с грохотом умчались по  лестнице  вниз.  Приставленный  к  Этте
пересек комнату, стыдливо помедлил.., а потом подхватил шлюху Кеннита на
руки, словно ребенка. К некоторому удивлению  Кеннита,  Этта  благодарно
прижалась к широченной матросской груди.
   Капитан, старпом и двое охранников стали  спускаться,  сопровождаемые
моряком с Эттой на руках. На площадке  навстречу  им  попалась  Беттель.
Бандерша заломила руки:
   - Живой!..
   - Ага, - сказал Кеннит.
   Она оценила ситуацию и сердито осведомилась:
   - Ты что, воображаешь, будто вот так просто заберешь у меня Этту?..
   - Ага, - повторил Кеннит, проходя мимо.
   - А мертвецы?!! - завизжала бандерша вслед морякам.
   - Их, - ответил Кеннит, - можешь оставить себе.
   Когда они выходили на улицу, Этта дотянулась до входной двери -  и  с
силой захлопнула ее за собой.

ГЛАВА 18
МАЛТА

   ...И все прошло бы прекрасно, если бы не вмешался этот жирный дурень,
Давад Рестар...
   Малта нашла деньги у себя под подушкой в то самое утро, когда папочка
отправился в море.  Она  сразу  узнала  его  не  слишком-то  разборчивый
почерк: зря ли ей доводилось заглядывать в письма, которые мама  изредка
получала во время его плаваний. "Это тебе,  моя  подросшая  доченька,  -
написал  папа.  -  Зеленый  шелк  тебе  очень  пойдет".  Внутри  мягкого
кошелечка отыскались четыре золотые  монеты.  Малта  плохо  представляла
себе, какую сумму они составляли, - монеты были чужеземные, из  какой-то
державы, которую он посетил, путешествуя. Но вот то,  что  у  нее  будет
роскошнейший бальный наряд, всем платьям  платье,  от  которого  Удачный
попросту рухнет, - это никакому сомнению не подлежало.
   В последующие дни на нее иногда нападали сомнения, но в таких случаях
она сразу вытаскивала папочкино письмо, перечитывала  его  и  уверялась,
что папочка вправду ЭТО ей разрешил.  И  не  просто  разрешил,  но  даже
помогал: деньги служили тому доказательством. ("Попустительствовал..." -
мрачно скажет впоследствии мама.)
   Ах, ее мама  была  так  предсказуема!  И  бабушка  тоже.  Бабушка  не
захотела пойти на бал Осеннего Подношения. У  нее  дедушка,  видите  ли,
умер. И мама воспользовалась этим предлогом, чтобы  заявить  ей,  Малте:
"Никто из семейства Вестритов на бал не пойдет!" А значит,  и  вопрос  о
том, в чем идти - в детском платье или во взрослом, - отпадал сам собой.
Пусть, мол, Рэйч пока продолжает учить ее танцам. Еще  они  ей  подберут
преподавателя хороших манер, а до тех пор Рэйч и этим займется. И это-де
все, о чем девочке в ее возрасте следует мечтать.
   Малту неприятно  поразила  суровость  маминого  тона.  Когда  же  она
набралась дерзости возразить: "Но ведь папа сказал...", мама  прямо-таки
с яростью на нее напустилась. "Твоего отца здесь нет, - холодно  заявила
она дочери. - А я - есть. И я знаю, что  приличествует  юной  жительнице
Удачного, а что нет. И тебе следовало бы понимать это.  У  тебя  впереди
еще очень много лет, которые ты проведешь в  звании  женщины.  Я  вполне
понимаю твое нетерпение и любопытство. Я  нахожу  естественным,  что  ты
мечтаешь о  великолепных  нарядах  и  о  том,  чтобы  вечерами  напролет
танцевать с молодыми мужчинами. Но слишком  жгучее  нетерпение,  слишком
жадное любопытство.., как бы помягче выразиться.., может завести тебя на
ту же кривую дорожку, что и  твою  тетушку  Альтию.  Так  что  лучше  уж
доверься мне. Я подскажу тебе, когда придет время для  исполнения  твоей
мечты. Ибо я знаю, что бал Осеннего Подношения -  это  не  только  и  не
столько замечательные платья и блестящие глаза молодых людей. Я  сама  -
женщина из старинной семьи торговцев Удачного, кому знать, как не мне! В
отличие, между прочим, от  твоего  отца.  Так  что,  Малта,  лучше  тебе
успокоиться на сей счет. Иначе потеряешь и то, чего сумела добиться".
   И мать вышла из комнаты, где они завтракали, не дав  Малте  даже  рот
открыть  для  возражения.  Малта,  впрочем,  в  споры  вступать   и   не
собиралась. Она уже решила для себя, - это ни к чему. Только  вызовет  у
матери подозрения. Чего доброго, следить за  ней  примется.  Зачем  себе
лишние препятствия создавать?
   Папа посоветовал ей зеленый шелк, и, по счастью, хороший кусок именно
такой ткани сыскался у тети Альтии в морском сундучке. Малте страсть как
не терпелось заглянуть в этот сундучок - с того самого  дня,  когда  его
привезли в дом. Мама на ее вопрос устало отмахнулась: "Он не твой, и что
в нем - тебя не касается". Однако  сундучок  оказался  не  заперт  (тетя
Альтия вечно забывала закрывать замки).  И  Малта  рассудила:  "С  какой
стати чудесной ткани валяться здесь и выцветать, ведь Альтия уже никогда
ею не воспользуется?" Ко всему прочему, если взять теткин  шелк,  больше
денег останется на портного. Далеко не худшего можно будет нанять!  "Вот
какая я бережливая. Папа говорил, это очень важно для женщины!"
   Насчет хорошего портного удалось разузнать  с  помощью  Дейлы  Трелл.
Малте было стыдно спрашивать у подружки, но что ей оставалось, если мать
с бабушкой даже в таком важном деле были безнадежно старомодны? Подумать
только, почти все их платья до сих пор шились дома. Нана снимала  мерку,
кроила и шила. Мама и бабушка даже сами  иногда  помогали  ей  -  что-то
подрезали, наметывали... Ничего удивительного, если  им  было  никак  не
уследить за последними веяниями  джамелийской  моды.  Увидят  что-нибудь
интересное на балу Представления - и  переносят  подсмотренное  на  свое
следующее платье. Кто  же  так  делает,  если  вправду  желает  поразить
общество? Подобие, оно подобие и есть. То-то наряды женщин из  семейства
Вестритов никогда никого  не  потрясали.  Про  них  не  сплетничали,  не
обменивались  завистливыми  шепотками  за  раскрытыми  веерами...  Какая
скука!
   Что ж, Малта  для  себя  сделала  выбор.  Она  не  будет  ни  слишком
степенной, как ее мать, ни подавно мужеподобной, как сумасшедшая  тетка.
Она будет таинственной и волшебной. Застенчивой и загадочной.., и  в  то
же время - дерзкой и вызывающей. Как же трудно оказалось втолковать  все
это портнихе, женщине старой  (какое  разочарование!),  пока  та  цокала
языком над принесенным Малтой отрезом зеленого шелка.
   - Не твой цвет, - наконец проговорила старуха. - В зеленом ты  будешь
выглядеть изжелта-бледной. Возьми розовый,  оранжевый,  красный.  Больше
пойдет.
   У нее был сильный дарийский акцент, отчего все  сказанное  прозвучало
слишком нравоучительно. Малта поджала губы и  промолчала.  Ее  отец  был
мореплавателем и купцом. Уж он-то повидал мир. И, конечно, он лучше всех
знал, каким женщинам подходят какие цвета.
   Как бы то ни было,  Файла  (так  звали  портниху)  принялась  снимать
мерку. Она возилась бесконечно долго, все время что-то бормоча - и держа
во  рту  десяток  булавок.  Потом  стригла  бумагу.  Потом  прикладывала
выкройки к Малте, не обращая никакого внимания на возражения  заказчицы,
что, мол, вырез слишком маленький, а  юбки  -  слишком  короткие.  Когда
Малта в третий раз взялась ей перечить,  Файла  Карт  выплюнула  себе  в
ладонь все булавки и свирепо уставилась на девочку.
   - Хочешь выглядеть неряхой? - поинтересовалась она. - Мало  того  что
бледной, так еще и неряхой?
   Малта, слегка оробев, замотала  головой.  Потом  вспомнила,  что  был
цветок, называвшийся "неряхой", и тщетно попыталась вызвать в памяти его
облик.
   - Тогда слушай меня. Я сошью тебе очень хорошее платьице. Такое,  что
твои мама с папой рады будут мне заплатить. Договорились?
   - Но.., у меня у самой деньги  есть.  Мои  собственные.  -  С  каждым
произносимым словом Малта смелела.  -  И  мне  нужно  не  "платьице",  а
настоящее взрослое бальное платье!
   Файла Карт медленно выпрямилась и потерла ноющую поясницу.
   - Взрослое платье? А кто собирается его надевать? Ты?..
   - Я! - Малта очень постаралась, чтобы голос не дрогнул.
   Файла почесала подбородок. Там у нее была довольно противная выпуклая
родинка, и из нее росла волосина. Портниха медленно покачала головой:
   - Ну нет. Ты еще мала  для  взрослого  платья.  Будешь  глупо  в  нем
выглядеть. Послушай-ка меня. Я  сошью  тебе  отличное  платьице.  Такое,
какого ни у одной другой девочки не будет. Все они  будут  оборачиваться
тебе вслед и дергать своих мам за юбки, выпрашивая такое же!
   Не пускаясь в  дальнейшие  препирательства,  Малта  ободрала  с  себя
бумажные выкройки:
   -  Мне  не  нужно,  чтобы  мне  вслед  девочки  оборачивались.  Всего
хорошего.
   И она покинула мастерскую, унося с  собой  отрез  зеленого  шелка,  и
отправилась дальше по улице - искать своего  портного,  такого,  который
прислушается. Она старалась не думать, уж  не  нарочно  ли  Дейла  Трелл
отправила ее к этой жуткой старухе. Неужели Дейла вправду  считает,  что
она, Малта, еще не выросла из накрахмаленных  детских  юбчонок?..  То-то
последнее время она начала напускать на себя ужасно важный вид, упоминая
этак вскользь, но с неизменным высокомерием, -  дескать,  в  ее,  Дейлы,
жизни появилось очень много такого, чего Малте,  маленькой  Малте,  пока
еще не понять. Как будто они с ней не играли вместе с тех самых пор, как
выучились ходить!..
   Молодая швея, которую в конце концов выбрала Малта, свои  собственные
юбки носила точно невесомые шелковые  платки:  они  больше  подчеркивали
стройность ее ног, чем скрывали. Она не стала  ни  придираться  к  цвету
материала, ни завертывать Малту в дурацкие бумажки. Быстро сняла мерку и
стала говорить о понятных и приятных вещах. О рукавах-фонариках и о том,
как пышное кружево подчеркивает расцветающий бюст юной женщины, создавая
иллюзию пышности. Тут Малта поняла,  что  сделала  правильный  выбор.  И
бегом помчалась домой, а дома соврала, что  не  могла  найти  свободного
возчика и потому задержалась.
   Выбор портнихи повлек за собой целую вереницу сплошных удач. У швеи -
звали ее Территель - обнаружился двоюродный брат,  который  изготавливал
туфельки. Она и направила к нему Малту, явившуюся на вторую примерку. "А
еще, - напомнила Территель,  -  тебе  нужны  будут  драгоценности!"  Она
объяснила Малте, что доподлинность украшений была далеко не  так  важна,
как впечатление, производимое их  блеском  и  игрой.  А  посему  хорошие
стразы  <Страз  -  искусственный  "драгоценный"  камень  из  хрусталя  с
примесью свинца, по блеску и игре похожий на настоящие.  Назван  так  по
имени изобретателя - Ж. Страсса, стекловара и ювелира  конца  XVIII  в.>
вполне способны были заменить  настоящие  камни;  Малта  могла  на  свои
деньги купить даже более крупные и "блескучие", чем  если  бы  они  были
настоящими. Стразами занималась двоюродная сестра Территель. Когда Малта
явилась для третьей примерки, она уже  ждала  ее,  разложив  для  показа
лучшее, что у нее было. Так что в  день  заключительной  примерки  стало
возможным забрать и  туфельки,  и  украшения.  А  еще  Территель  весьма
любезно объяснила Малте, как самым новомодным образом подкрашивать  губы
и глаза. И даже продала ей некоторую  часть  своих  собственных  запасов
помады и пудры. Как это любезно было с ее стороны!..
   - Стоило заплатить деньги, чтобы получить именно то, о чем я мечтала,
- поделилась с ней Малта.  И  передала  кошелечек  с  деньгами,  которые
оставил отец.
   До осеннего бала оставалось всего два дня.
   Малта совершила поистине подвиг  изобретательности  и  самообладания,
сумев протащить домой завернутый в бумагу наряд и утаить его  не  только
от матери, но и от Наны. Этой последней нынче  определенно  нечего  было
делать! Подросший Сельден нуждался в  учителях,  а  не  в  няньке  с  ее
поминутным присмотром, а  посему  Нана,  кажется,  взялась  шпионить  за
Малтой. Все эти бесконечные "приборки" в ее  комнате,  -  что  это  было
такое, как не предлог рыться в ее вещах? И к тому  же  Нана  то  и  дело
задавала вопросы, ну никак не входившие в компетенцию  старой  служанки.
"А откуда у тебя эти духи?" "А  знает  ли  мама,  что  ты  надевала  эти
серьги, когда ходила гулять?" Противно!
   В конце концов Малта  придумала  гениально  простой  выход.  Взяла  и
велела Рэйч спрятать сверток с платьем, туфельками и  стразами  у  себя.
Благо бабушка не так давно отвела Рэйч целый домик над  садовым  прудом.
Малта не знала и знать не хотела, за что именно Рэйч  удостоилась  такой
милости, но коли уж так случилось -  грех  не  использовать.  Все  равно
никто не подумает ничего лишнего из-за того, что она  проведет  немножко
времени с Рэйч. Разве не было рабыне поручено обучать ее бальным танцам,
правильной осанке и  этикету?..  Занятно,  конечно,  что  именно  рабыня
сподобилась оказаться в этом знатоком. Дейла с Малтой вволю хихикали над
этим обстоятельством, когда оставались одни. Дейла, правда, с  некоторых
пор воображала себя слишком взрослой, чтобы проводить время с "маленькой
девочкой" вроде Малты... Ничего! То-то все переменится после  того,  как
Малта предстанет перед всеми на балу Осеннего Подношения!..
   А еще в самый вечер бала Рэйч  помогала  ей  одеваться.  Малта  и  не
подумала предупредить невольницу  заблаговременно.  Нечего  той  слишком
много обо всем этом думать. Потом, того гляди,  все  выболтает  бабке  и
матери. Малта просто явилась в домик Рэйч и спросила, где сверток. Потом
велела помочь ей одеться. Рэйч повиновалась, хоть и  улыбалась  по  ходу
дела несколько странно. Малта же вполне  оценила  все  выгоды  обладания
послушной рабыней. Когда та застегнула  на  платье  последнюю  застежку,
Малта уселась перед скромным зеркальцем Рэйч и принялась одну за  другой
надевать свои так называемые драгоценности.  Потом  тщательно  накрасила
губы и глаза. Прошлась по внешней стороне ушных раковин и мочек теми  же
тенями, которые использовала для век, - так научила  ее  Территель.  То,
что  получилось,  самой  Малте  показалось  пленительным  и  заманчивым.
Невольница, кажется, была просто потрясена. Видимо, никак не ждала,  что
хозяйская дочка умеет наводить красоту ничуть не хуже  взрослых  опытных
дам!  Когда  перед  воротами   остановилась   коляска,   заблаговременно
заказанная Малтой, Рэйч встревожилась лишь отчасти.
   - Куда собралась ехать юная госпожа? - спросила она.
   - На вечеринку в доме Киттен Шайев, - сообщила ей  Малта.  -  Мама  с
папой Киттен идут на бал Подношения, а чтобы дочка и  маленький  сын  не
соскучились - пригласили кукольника.
   Все знали, что Киттен недавно сбросил верховой пони, и у нее  до  сих
пор болела нога. Вот Малта и собралась  к  ней  в  гости  -  развеселить
больную подружку. Коли уж обеим не пришлось идти на бал, почему бы  хоть
вместе не посидеть?
   Малта давно выучилась врать - этак походя и  весьма  убедительно.  Во
всяком случае Рэйч поверила  безоговорочно.  Знай  кивала,  улыбалась  и
выражала уверенность, что Киттен приободрится.
   Единственным, что в самом деле мешало,  был  темный  зимний  плащ,  в
который Малте поневоле  пришлось  кутаться  всю  дорогу  до  места,  где
проходил бал. Плащ