пыхавшиеся мамаши в последний раз поправляли дочкам прически и платья. Уже бросили жребий, кому в каком порядке быть представленной, и судьбе оказалось угодно, чтобы Малте выпало идти самой последней. И вот девушку за девушкой уводили наружу... Малта форменным образом задыхалась.
     - Рэйн еще не приехал, - устраивая на место несколько выбившихся волосков, шепнула дочери Кефрия. - Наверное, он задерживается из-за того, что "Кендри" прибыл так поздно. Может, мне сказать Даваду, чтобы он первый танец с тобой потанцевал?..
     Малта в ужасе вскинула глаза, но, к ее немалому удивлению, Кефрия проказливо подмигнула.
     - Я просто хотела напомнить тебе, что одиночество во время первого танца после твоего официального представления - не самое страшное, что с человеком может случиться...
     - Я лучше подожду и буду думать о папочке, - ответила Малта. В глазах матери внезапно заблестели слезы, но Кефрия тут же кинулась поправлять ей ворот, приговаривая:
     - Итак, спокойствие! Держи голову выше и о юбках не забывай... Ой, да тебя уже зовут!
     Эти последние слова вырвались у нее чуть ли не со всхлипом. Малта тоже неожиданно ощутила, как защипало глаза от слез. Мало что видя перед собой, она вышла из-за ширмы, чтобы оказаться наверху широких ступеней, в круге яркого факельного света.
     - Малта Вестрит, дочь Кайла Хэвена и Кефрии Вестрит, ныне представлена торговцам Удачного и торговцам из Дождевых Чащоб! - услышала она громкий и торжественный голос. - Малта Вестрит!..
     В самый первый миг она испытала гнев, оттого что они приписали ей фамилию ее родственников-торговцев. Можно подумать, ее папа был для них недостаточно хорош!.. Но потом гнев улегся: таков был обычай Удачного, и с ним приходилось считаться. А своего отца она всяко не посрамит... Пусть даже его нет здесь, чтобы подать ей руку и вместе с нею сойти по этим ступеням. Она и сама спустится так, как надлежит его дочери! Вскинув голову, но опустив глаза, она присела перед собравшимися в медленном реверансе. Вновь выпрямилась и подняла глаза... Ей вдруг показалось, что в Зале было слишком много народа, а ступени внезапно сделались ужасно высокими и крутыми. Сейчас она потеряет сознание и скатится вниз, как мешок... Малта набрала полную грудь воздуха и медленно зашагала вниз.
     Там внизу, на предназначенном для танцев полу, выстроившись полукругом, ожидали ее другие девушки и их папы. Стало быть, вот он, ее час!.. Как она хотела, чтобы он растянулся на целую вечность!.. Но все кончается, и, перешагнув последнюю ступеньку, она этому даже обрадовалась. И, присоединившись к другим представленным, впервые как следует огляделась.
     Торговцы Удачного и их родственники из Чащоб были разодеты в свои лучшие наряды. Многих в последние годы не очень-то баловала жизнь, и это чувствовалось. Тем не менее держались все гордо. И улыбались, созерцая последний, так сказать, урожай девиц на выданье. Рэйна Малта по-прежнему нигде не видела. Скоро заиграет музыка и девушек закружат и поведут в танце. Всех, кроме нее. Она будет стоять одна и смотреть, как они танцуют. Закономерное следствие всей ее неудавшейся жизни...
     Но потом произошло невозможное.
     Дело приняло еще более скверный оборот.
     По другую сторону Зала, на том самом возвышении, вклинившись между каким-то бледным юнцом и главой удачнинского Совета, восседал на стуле Давал Рестар. То есть уже не восседал (как о том истово молилась Малта). Приподнявшись, Давад тянулся через стол и вовсю махал ей рукой. Унижение было невероятным. Но делать нечего, Малта чуть-чуть приподняла руку и помахала в ответ. Однако Давад этим не удовольствовался. Скорее, напротив. Уверившись, что она его вправду увидела, он принялся бешено жестикулировать, призывая ее этак запросто пересечь пустоту посреди Зала и подойти к возвышению. Малта готова была умереть со стыда. Вот сейчас она с удовольствием хлопнулась бы в обморок, но по желанию такое ведь не случается. Предводитель оркестра, ожидавший с помоста знака начинать, смотрел озадаченно. И Малта наконец поняла, что выбора не было. Кошмар прекратится только тогда, когда она покинет безопасный кружок других девушек и их пап, пересечет огромное пустое пространство, подойдет к Даваду и выслушает его никому не нужные приторные поздравления.
     Ну что ж...
     Она набрала полную грудь воздуха, в последний раз оглянулась на бабушку (та стояла белая от потрясения) и медленно пошла на ту сторону. Нет уж, торопиться ее ничто не заставит. А то будет уже полное неприличие. Она по-прежнему держала голову высоко и чуть приподнимала юбки, чтобы они как бы плыли над полированным паркетом. Она пыталась улыбаться, как если бы происходило нечто, вполне соответствовавшее ее ожиданиям, нечто, являвшееся неотъемлемой деталью ритуала представления. Она смотрела только на Давада, живо воображая себе дохлую свинью у него в карете. Она даже не перестала улыбаться, хотя в ушах у нее так и стучало. Потом остановилась перед возвышением.
     И вот тут до нее дошло, что бледнолицый юнец, сидящий подле Давада, должно быть, не кто иной, как сатрап всея Джамелии.
     Это означало, что ее унижали на глазах у сатрапа и двух его Подруг. Элегантные придворные дамы снисходительно взирали на нее сверху вниз. Нет, сейчас она точно в обморок упадет!..
     Однако вместо обморока в ней сработал ни дать ни взять некий инстинкт. Она опустилась перед возвышением в самом низком, какой только могла изобразить, реверансе. Как ни шумела кровь у нее в ушах, она услышала полный воодушевления голос Давада:
     - Вот та юная женщина, о которой я тебе говорил. Малта Вестрит, дочь старинной семьи. Не правда ли, столь прекрасного цветка ты никогда еще не видал?
     Малта по-прежнему стояла склонившись. Если выпрямиться, придется смотреть на их лица. Она стояла в своем чуть ли не лоскутном платье, в переделанных туфельках, в...
     - Вижу, что ты нисколько не преувеличил, торговец Рестар, - проговорил томный голос с безошибочно узнаваемым джамелийским акцентом. - Однако почему сие прелестное создание никто не сопровождает?
     Сам сатрап о ней говорил...
     Глава удачнинского Совета наконец сжалился над ней и подал знак музыкантам. По залу разнеслись первые, словно бы нерешительные звуки мелодии. Позади Малты гордые отцы вывели дочерей танцевать... Она представила себе эту картину и вдруг ощутила не боль, не обиду, а гнев. Она поднялась из реверанса, вскинула глаза и встретила покровительственный взгляд сатрапа. И ответила сама, не дожидаясь, пока вместо нее ответят другие:
     - Я одна, государь сатрап, оттого, что мой отец томится в плену у пиратов. У тех самых пиратов, которых и не подумали останавливать твои сторожевики!
     Все сидевшие на возвышении ахнули - тихо, но дружно. Сатрап же улыбнулся.
     - Я вижу, прелестная малышка наделена еще и завидной твердостью духа, - заметил он. И добавил, глядя, как щеки Малты заливает жаркий румянец:
     - Наконец-то я встретил хоть одного торговца, который называет калсидийские галеры просто моими сторожевиками!
     Одна из Подруг, та, что в перьях, засмеялась его шутке. Однако члены Совета не очень развеселились.
     Нрав Малты взял верх над осторожностью.
     - Готова признать их твоими сторожевиками, государь, если ты в свою очередь признаешь, что толку от них никакого. Потому что они позволили пиратам лишить меня и корабля, и отца!
     Сатрап всея Джамелии вдруг поднялся на ноги. "Вот сейчас прикажет вытащить меня наружу, да тут же и убить", - успела твердо решить Малта. За ее спиной продолжала играть музыка, кружились счастливые пары. Она ждала, что сейчас позовут стражу. Но вместо этого сатрап объявил:
     - Что ж! Коли ты винишь меня в отсутствии на балу твоего отца, есть лишь один способ, которым я могу это исправить...
     Малта едва могла поверить собственным ушам. Что, вот так просто?.. Попроси - и получишь?.. Едва слышно она прошептала:
     - Ты пошлешь свои корабли его выручать?
     Он рассмеялся, на время заглушив музыку.
     - Конечно. За этим, знаешь ли, они сюда и пришли. Но не прямо сейчас. Покамест я постараюсь облегчить твое горе, заняв его место в танце рядом с тобой!
     И он покинул свое место на возвышении. Одна из Подруг выглядела потрясенной, другая явно пришла в ужас. Малта покосилась на Давада Рестара, но с его стороны помощи ждать не приходилось. Он смотрел на нее, прямо-таки лучась гордостью и любовью. Их глаза встретились, и он коротко кивнул, подбадривая ее. Лица членов Совета попросту ничего не выражали - на всякий случай. Что же делать?..
     Сатрап уже спускался по ступенькам. Он был выше нее и очень худ, с кожей до того аристократически-белой, что она казалась прозрачной. А наряд у него был такой, какого она никогда прежде не видела на мужчине. Нечто мягкое и развевающееся, выдержанное в пастельных тонах. Бледно-голубые штаны были туго стянуты у лодыжек, как раз над мягкими туфлями без каблуков. Свободные складки шафраново-желтой рубашки мягко окутывали шею и плечи. Вот он подошел к ней вплотную, и она ощутила его запах. Очень необычный. Странные духи, оттенок дыма в дыхании...
     А потом самый могущественный человек на свете поклонился ей и подал руку.
     Малта не могла пошевелиться.
     - Все в порядке, Малта, танцуй давай! - милостиво разрешил Давад. И рассмеялся, обращая к другим сидящим на возвышении:
     - Уж такая она у нас робкая да стеснительная, всю жизнь взаперти. Смотрите, аж прям за руку его взять не отваживается!
     Его слова придали ей сил двигаться. Ей стало холодно и по коже побежали мурашки, когда она вложила свою руку в его. Ладонь сатрапа была очень мягкой. Она сомкнулась вокруг руки Малты, а потом, к ее совершенному остолбенению, другая его рука оказалась чуть повыше ее ягодиц, и он плотно притянул ее всем телом к себе.
     - Так танцуют этот танец у нас в Джамелии, - сказал он ей. Она вынуждена была так задрать голову, что ощущала тепло его дыхания на своей коже. Их тела почти соприкасались, и она поневоле боялась, что он услышит, как колотится ее сердце. Сатрап закружил ее по залу...
     Шагов пять она отставала, никак не могла попасть в такт и чувствовала себя ужасно неуклюжей. Однако потом все встало на свои места ей и вдруг сделалось так просто и так легко, как будто она по-прежнему держала в своих руках руки Рэйч и кружилась по "утренней" комнате под ее размеренный счет. Прочее отдалилось и исчезло. Другие танцоры, ярко освещенная внутренность Зала, даже сама музыка... Осталась лишь она сама, и этот мужчина, и чувство движения - в таком согласии двигались он и она. Улучив момент, она подняла голову и посмотрела на него. Он улыбнулся ей сверху вниз.
     - Какая ты маленькая, - сказал он. - Ну просто ребенок. Или куколка. Хорошенькая куколка. И волосы у тебя цветами благоухают...
     Малта не могла придумать, что бы ответить на подобные комплименты. Даже не знала, как поблагодарить его. Все привычное кокетство вдруг подевалось неизвестно куда. Она попробовала заговорить, понимая, что молчать не должна, смогла произнести лишь одно-единственное:
     - Так ты правда пошлешь корабли выручать моего папу?
     Он поднял тонкую бровь:
     - Конечно. Почему бы мне и не послать их?
     Она опустила глаза. А потом и вовсе зажмурилась. Ей не надо было думать о танце: все, что требовалось, - это музыка и ощущение его тела, которое вело ее, выплетая кружева танцевального узора.
     - Все кажется слишком просто, - проговорила она и едва заметно покачала головой. - После всего, что нам пришлось перенести...
     Он негромко засмеялся. Смех был резким и похожим на женский.
     - А вот скажи мне, прелестный птенчик... Ты всю свою жизнь в Удачном живешь?
     - Да... Да, конечно.
     - Хорошо. Теперь скажи-ка еще... Откуда бы тебе на самом деле знать, что движет миром? - И он вдруг притянул ее совсем близко, так близко, что она едва не ткнулась грудью в его грудь. Она ахнула и отшатнулась, разом потеряв чувство ритма. Сатрап без усилия исправил ее ошибку и продолжал танец. - Что за удивительная застенчивость, мой птенчик? - спросил он весело. Однако пожатие его руки сделалось почти жестоким.
     Тут музыка смолкла, и он разомкнул пожатие. Малта впервые посмотрела вправо и влево и всей кожей ощутила, как начинает неостановимое движение целая лавина слухов и сплетен. Никто на них с сатрапом, конечно, не пялился, но смотрели - все. Касго поклонился ей. Низко, изысканно. Малта присела в ответном почтительном реверансе. И услышала, как он прошептал, вернее, выдохнул:
     - Не поговорить ли нам о спасении твоего отца немного попозже? Ты подробно рассказала бы мне, как, почему и насколько это для тебя важно...
     Малта так и замерла посередине поклона. Эти слова... Уж не было ли в них скрытой угрозы? Неужто оттого, что она отстранилась от его прикосновения, он отменит свое обещание послать корабли? Она чуть не закричала ему в спину: "Подожди, подожди!.." Поздно - сатрап уже отвернулся. Не только Малта претендовала на его внимание. К нему уже подоспела какая-то удачнинская матрона, сопровождаемая дочерью. А за спиной Малты вновь играла музыка. Пришлось ей довершать свой поклон и выпрямляться. Чувствовала она себя так, словно из легких одним ударом вышибли весь воздух. Ей было необходимо покинуть место для танцев. Просто необходимо...
     Она незряче двинулась между танцующими. На глаза ей мельком попался Сервин Трелл; кажется, он шел к ней, но с нее было достаточно - еще и его общества она бы уже не перенесла. Малта заторопилась вперед, разыскивая в толпе кого угодно - мать, бабушку... даже своего младшего братца. Все, что ей сейчас требовалось, - это ощущение спокойствия и безопасности, пусть даже на несколько коротких мгновений, чтобы за это время успеть прийти в себя. Неужели она только что пустила прахом возможность скорого папиного спасения?.. Неужели она выставила себя дурой перед лицом всего Удачного?..
     Почувствовав прикосновение к руке, она сперва ахнула и шарахнулась, а потом уже стала смотреть, кто к ней подошел. Человек был облачен в капюшон с вуалью и перчатки, как принято было у жителей Дождевых Чащоб, и тем не менее Малта немедленно поняла, что перед ней стоял Рэйн. Кто, кроме него, способен был носить скрывающую внешность одежду уроженца Чащоб, оставаясь при этом изысканно-элегантным?
     Его лицо окутывало черное кружево вуали, но кошачьи глаза, вышитые по кружеву золотом и серебром, указывали, где именно под вуалью находились человеческие глаза. Капюшон, скрывавший волосы и шею, удерживался шарфом из искристого шелка, завязанным очень сложным и красивым узлом. Мягкая белая рубашка и черные штаны подчеркивали крепкую фигуру столь же отчетливо, сколь полно скрывал его черты капюшон с вуалью. Широкие плечи, мощная грудь, тонкая талия, узкие бедра... Легкие танцевальные башмаки были сплошь расшиты золотой и серебряной ниткой, перекликаясь с вуалью.
     - Ты вся белая, - тихо проговорил он. - Прямо белей снега. Ты в самом деле этого хочешь?..
     - Я к маме хочу! - сморозила она очевидную глупость. И, как бы для того, чтобы все усугубить, еще повторила, уже с отчаянием:
     - Я к маме хочу!..
     Рэйн так и застыл на месте:
     - Чего он наговорил тебе? Он что, обидел тебя?
     - Нет, нет, я просто... я... я к маме хочу!
     - Ну конечно. Сейчас. - И Рэйн, тронув за плечо кого-то из торговцев, как раз проходившего мимо, вручил ему свой стакан с вином, как будто так оно само собой и разумелось. Потом снова повернулся к Малте:
     - Сюда.
     Он не предложил взять его под руку, даже не попытался как-либо к ней прикоснуться. Неужели почувствовал, что прямо сейчас она не смогла бы этого вынести?.. Как бы то ни было, он изящным жестом руки в перчатке указал ей путь, а потом пошел чуть впереди, раздвигая толпу. Люди с любопытством оборачивались им вслед...
     Кефрия уже спешила им навстречу: наверное, тоже уже разыскивала дочь.
     - Ох! Малта... - приглушенно воскликнула она, и Малта внутренне приготовилась отбиваться от незаслуженной выволочки, но вместо этого мать сказала:
     - Я так переволновалась, но до чего же ты была хороша!.. Вот только знать бы, и о чем вообще думал Давад?.. Я хотела увести тебя сразу, как только кончился танец, а он, подумай только, самым дерзостным образом ухватил меня за руку и принялся внушать, чтобы я насоветовала тебе скорее идти к нему, он-де устроит тебе еще танец с сатрапом!..
     Малту так и трясло.
     - Мама, - выговорила она, - он сказал, что пошлет корабли вызволять папочку. Но потом... - Тут она замялась и даже пожалела о сказанном. Собственно, чего ради докладывать матери? Надо самой принимать решение.
     Насколько важно было для нее спасение отца? Она ведь прекрасно поняла, на что намекал ей сатрап. Ошибиться при всем желании было трудно. И выбор оставался за ней. И в особенности оттого, что цену платить предстояло именно ей. Кто же тут мог принять решение вместо нее?
     - И ты поверила? - встрял Рэйн. Кажется, он своим ушам не верил. - Малта, да он с тобой просто играл! Неужели ты думаешь, что он мог с такой легкостью отвесить подобное обещание? Точно пустячный комплимент отпустить? Да он ни стыда ни совести не ведает, не говоря уже о нравственном чувстве! Ты же совсем девочка, а он тебе такую душевную пытку устраивает!.. Убить мало мерзавца...
     - Я, знаешь ли, не совсем девочка, - холодно заверила его Малта. Она-то знала, что маленьким девочкам подобных испытаний не предлагают. - Если, кстати, ты считаешь меня таким уж ребенком, то что говорит твое нравственное чувство об ухаживании за мной? - Она сама плоховато понимала, что говорит. Ей требовалось немедленно уединиться, чтобы хорошенько подумать о предложении сатрапа и о том, какая плата в действительности подразумевалась. Язык же тем временем продолжал болтать помимо разума:
     - Или ты таким образом от возможных соперников отделываешься? Только-только увидел, что другой мужчина ко мне хоть какой-то интерес проявил, и уже с ревностью налетаешь?
     Вот тут мать ахнула по-настоящему. Она не знала, на кого смотреть, на Рэйна или на Малту.
     - Простите, - пробормотала она наконец. И буквально бежала с поля битвы влюбленных. Малта почти и не заметила ее ухода. Мгновение назад она многим готова была пожертвовать, только чтобы скорее оказаться при матери. А теперь отлично понимала: здесь мать ей ни в коем случае не помощница.
     Рэйн не то что отшатнулся, а буквально подался на полшага прочь. Их взаимное молчание стало похоже на туго натянутую, трепещущую тетиву. Потом он резко и коротко поклонился, скорее произвел этакий намек на поклон.
     - Прошу прощения, Малта Вестрит, - сказал он, и она явственно услышала, как он сглотнул. - Ты действительно женщина, а не дитя. Но ты лишь недавно вступила во взрослое общество и еще не успела постичь уловки низких проходимцев. Я лишь пытался защитить тебя...
     И он отвернул лицо под вуалью, глядя на танцующих. Те вышагивали и кружились, постоянно меняясь партнерами. Он понизил голос и добавил:
     - Я знаю, что спасение отца для тебя важнее всего, и это делает тебя уязвимой. Жестоко было с его стороны сулить тебе помощь...
     - Как странно! - отозвалась Малта. - Мне-то казалось, что жестокостью скорее следовало бы назвать твой отказ, когда я молила о помощи. Теперь я вижу, что ты стараешься быть добрым... - Она расслышала в собственном голосе ледяную язвительность и... узнала ее. "Точно так же отец ссорился с мамой, - подумалось ей. - Выворачивал ее собственные слова наизнанку и обращал против нее..." Что-то в ней предостерегало, призывало остановиться... вот если бы она еще знала как! Ей требовалось подумать, ей нужно было время для того, чтобы обо всем поразмыслить... но вместо этого события неслись прямо-таки вихрем. Единственный и до гробовой доски неповторимый бал представления гремел и кружился, у нее появилась хоть призрачная, но возможность добиться от сатрапа помощи отцу... и в довершение всего - вместо того чтобы танцевать с элегантным ухажером под завистливыми взглядами подруг, она стояла и глупо препиралась с этим самым