ть отживший древний обычай? Старые купеческие
семьи Удачного обыкновенно двумя руками были за нововведения, но по мере
того как они богатели, становилось все более модным "освобождать" женщин
от столь скучных занятий. Теперь их участие в  деловой  жизни  семейства
считалось и глупостью, и едва ли не признаком плебейства...
   Словом, Роника отлично понимала: муж вручил ей  не  только  фамильное
достояние, но и само свое доброе имя. И она  поклялась,  что  ничем  его
доверия не обманет. И более тридцати лет их обширное и богатое хозяйство
действительно  процветало.  Случалось  всякое:  и  неурожайные  годы,  и
заморозки, губительные для посевов, и вредные поветрия.., но всякий  раз
что-нибудь выручало. Если вымерзали поля, то  фруктовые  сады  с  лихвой
окупали  утраченное.  А  если,  в  свою  очередь,  с  ними  приключалось
несчастье -  овечьи  стада  приносили  замечательный  приплод  и  давали
чудесную шерсть... Так что если бы не висел над ними громадный  долг  за
постройку "Проказницы",  завещанный  старшими  поколениями,  -  быть  бы
Вестритам в родном городе первыми  богачами.  Но  и  при  всем  том  они
успешно сводили концы с концами, а несколько лет  оставались  даже  и  с
неплохой выгодой...
   Только последние пять  лет  все  шло  наперекосяк.  Раньше  они  жили
более-менее на широкую ногу, теперь же довольно стесненно,  а  последнее
время дела внушали - Ронике по крайней мере  -  настоящее  беспокойство.
Деньги  исчезали  едва  ли  не  быстрее,  чем  появлялись,  и  никак  не
получалось вовремя расплачиваться с долгами; Роника то  и  дело  просила
отсрочки - когда на день, а когда и на неделю. И все чаще ей приходилось
просить совета у мужа. А у него совет был  обыкновенно  один:  "Продавай
то, что стало невыгодным, тогда верней  спасешь  остальное".  Но  вот  с
этим-то и получалась загвоздка. Большая часть полей  и  садов  приносила
ничуть не худшие урожаи, чем во все прошлые годы. Беда была в  том,  что
рынок заполонило  дешевое  зерно  и  фрукты,  выращенные  в  Калсиде  на
дармовом рабском труде. Тогда как торговлю здорово подкосили войны  Алых
Кораблей, бушевавшие на севере, и бесчинства трижды проклятых пиратов  -
на юге. Товары, отгруженные для продажи,  не  прибывали  по  назначению.
Соответственно, не было и ожидаемой прибыли. Роника страшно  боялась  за
мужа и дочь, постоянно болтавшихся в море, но Ефрон,  кажется,  опасался
пиратов не больше, чем скверной погоды. "Морской  капитан,  -  говаривал
он, - на то и капитан, чтобы  любые  трудности  одолевать!"  Возвращаясь
домой, он всякий раз повергал ее в ужас  леденящими  кровь  историями  о
том, как они удирали от  разбойничьих  кораблей,  но  все  его  страшные
рассказы неизменно оканчивались благополучно. Ни одному пиратскому судну
не угнаться за  живым  кораблем!  Роника  пыталась  объяснить  ему,  как
скверно отражалась война и пиратский разбой на той части  их  хозяйства,
которая не имела отношения к морю. Он на это лишь смеялся и отвечал  ей,
что, мол, они с  "Проказницей"  будут  тем  усердней  трудиться  -  пока
положение не выправится. Он желал видеть только  то,  что  его  плавания
по-прежнему успешны, а урожаи хлеба и  фруктов  все  так  же  изобильны.
Ронику приводило в отчаяние это его  обыкновение  -  кратенько  объехать
какую-то часть фамильных имений.., заглянуть  одним  глазом  в  амбарные
книги, которые она так скрупулезно вела..,  и  снова  умотать  вместе  с
Альтией на  корабль.  А  ее  оставить  латать  дыры.  Лишь  однажды  она
набралась смелости и предложила ему - а не вернуться ли им к торговле  в
верховьях реки Дождевых Чащоб?.. У них ведь было для этого все: и  право
торговать там, и необходимые связи, и живой корабль. Тем более что дед и
отец Ефрона ровно таким образом всего чаще и  добывали  ценный  товар...
Увы, со времени Кровавого мора Ефрон  начисто  отказался  плавать  туда.
Спрашивается, почему? Не было неопровержимых свидетельств, чтобы ужасная
хворь явилась именно из Чащоб. Кто вообще  мог  сказать,  какими  путями
распространяются болезни?.. Так стоит ли себя обвинять, а  тем  более  -
отсекать проверенный источник дохода?..
   Ефрон отказался. Да еще  и  заставил  ее  пообещать,  что  она  более
никогда не упомянет о Дождевых Чащобах и плаваниях туда. Нет, он  ничего
не имел против торговцев,  приезжавших  оттуда.  И  товары  у  них  были
замечательные, невиданные, необыкновенные.  Ефрон  просто  вбил  себе  в
голову, что не может человек торговать магическими предметами, не  платя
за это тяжкую цену. И готов был лучше пойти  по  миру,  чем  поплатиться
опять.
   ...И Роника рассталась сперва с яблоневыми  садами,  и  с  ними  ушел
маленький винный заводик -  предмет  ее  гордости.  Потом  настал  черед
виноградников. Она тяжело перенесла эту  потерю.  Ведь  она  их  купила,
когда они с Ефроном еще были молодоженами, то  была  ее  первая  крупная
покупка, и она не уставала ей радоваться. И все же глупо было  цепляться
за них, и у нее хватило ума это понять. Вырученных денег хватило,  чтобы
продержаться почти целый год. Но затем последовала  новая  продажа...  И
опять, и опять...
   Война и пираты держали  Удачный  буквально  в  петле,  и  эта  удавка
затягивалась. Роника сгорала от  стыда:  родовое  достояние  кусочек  за
кусочком уплывало в чужие руки, а она ничего не могла поделать. Она была
урожденная  Керрок;   Керроки,   как   и   Вестриты,   были   из   числа
первопоселенцев Удачного, то есть одной из старейших купеческих фамилий.
Роника видела, как старинные семейства одно за другим шли ко  дну,  а  в
Удачном  появлялись  новые,  молодые,   энергичные   купцы-чужаки.   Они
перекупали у прежних владельцев наследные особняки и вековые владения  и
во всем заводили свои порядки, не такие,  как  прежде.  Они  принесли  в
Удачный  невиданную  прежде  работорговлю.  Сперва  невольничьи  корабли
просто останавливались здесь на пути к  державам  Калсиды.  Потом  рабов
начали покупать и продавать. А теперь эта разновидность торговли,  ранее
считавшаяся  незаконной  и  непристойной,  едва  ли  не  вытесняла   все
остальные. Да к тому  же  часть  купленных  рабов  так  и  оставалась  в
Удачном. Все большее число хозяев находило выгодным использовать в своих
угодьях невольничий труд. Ну, конечно, никто  пока  еще  в  открытую  не
называл рабов рабами, на слуху были только "наемные работники". Но  всем
было отлично известно, что таких "работников", не показывавших  должного
рвения и сноровки в труде, запросто отправляли в Калсиду, и уж там-то...
У многих из них и так красовались на лицах невольничьи татуировки -  еще
один калсидский обычай, широко  распространившийся  в  Джамелии  и  ныне
грозивший укорениться в Удачном. "Уж эти мне "новые купчики", - подумала
Роника неприязненно. - Хоть они и приезжают на кораблях из Джамелии,  но
Калсидой от них разит - хоть нос затыкай..."
   В Удачном еще действовал закон, запрещавший держать рабов, - ну разве
что как товар, предназначенный для продажи. Новых  купчиков  этот  закон
волновал всего менее. Взятка там, взятка тут - и  чиновники  сатрапа  на
все смотрели сквозь пальцы. Так и получалось, что они в упор  не  видели
самых настоящих рабов, предпочитая именовать татуированную, закованную в
цепи толпу  "наемными  работниками".  Совет  старых  купеческих  фамилий
пытался возмущаться, но без толку. Рабы  же  помалкивали  -  им-то  было
вовсе невыгодно вслух объявлять об истинном положении дел.  А  торговцы,
принадлежавшие  к  старинным  семействам,  вслед  за  новыми   купчиками
начинали поплевывать на не терпящий рабства закон. "Вот и  Давад  Рестар
туда же", - с горечью подумала Роника. Наверное, Давад  просто  крутился
как мог, чтобы удержаться на плаву в непростые нынешние времена. Он ведь
почти так и выразился в прошлом месяце, когда она вслух пожаловалась при
нем - беспокоюсь, мол, за судьбу своих пшеничных полей! И тогда Давад  -
не прямо, обиняками,  -  но  намекнул-таки  ей,  что  она  вполне  может
выкрутиться, поставив на эти поля работать невольников. Он даже  дал  ей
понять, что рад будет сам все устроить. За долю малую в прибылях...
   Ронике вспоминать не хотелось, как близка  была  она  к  тому,  чтобы
поддаться искушению и принять столь заманчивое предложение...
   Она привносила в амбарную книгу последнюю  навевающую  тоску  запись,
когда шорох юбок Рэйч заставил ее поднять голову от работы. Вид служанки
никакого удовольствия ей не доставил; смесь обиды  и  гнева,  коей  было
постоянно отмечено лицо Рэйч, успела до  смерти  надоесть  ей.  Кажется,
девица полагала, будто хозяйка обязана  так  или  иначе  устраивать  ее,
Рэйч, жизнь. Как будто мало было  Ронике  умирающего  мужа  на  руках  и
хозяйства, начинающего  трещать  по  всем  швам!..  То  есть  Роника  не
сомневалась, что Давад  руководствовался  самыми  лучшими  побуждениями,
посылая Рэйч ей в услужение.., и все же порою ей очень  хотелось,  чтобы
та взяла и просто исчезла. Увы, благовидного способа избавиться  от  нее
не было. А отослать назад к Даваду и,  следовательно,  в  Калсиду  -  не
хватало духу. И Ефрон никогда не  одобрял  рабства...  Про  себя  Роника
полагала, что большинство рабов сами были причиной собственной участи, а
значит, не стоило их особо жалеть. И все-таки обречь женщину, помогавшую
ухаживать за ним во время болезни, на уже  окончательную  неволю  -  это
было бы некрасиво по отношению к Ефрону с ее стороны. Хотя, если честно,
помощи-то от Рэйч не было почти никакой...
   Войдя, девица по своему обыкновению молча замерла посреди комнаты.
   - Ну? - спросила Роника раздраженно, зная, что иначе Рэйч так и будет
стоять статуей.
   Та промямлила:
   - Давад к тебе пришел, госпожа...
   - Господин торговец Рестар, ты хочешь сказать?
   Рэйч молча кивнула -  да,  дескать,  он  самый.  Роника  хотела  было
сделать ей строгое внушение, но одумалась. Все равно без толку.
   - Я приму его в гостиной, - сказала она  Рэйч.  Та  хмуро  посмотрела
мимо хозяйки. Роника оглянулась  и  увидела  Давада,  уже  стоявшего  на
пороге.
   Он, как обычно, выглядел безукоризненно ухоженным,  но,  как  всегда,
все в его облике было чуть-чуть не правильно,  чуть-чуть  не  на  месте.
Штаны самую капельку оттопыривались  на  коленях.  Расшитый  дублет  был
зашнурован чуть туговато - ровно настолько, чтобы  намечающийся  животик
превратился в выпирающее брюхо. Темные волосы  были  завиты  кольцами  и
напомажены, вот только завивка  успела  распрямиться,  а  обилие  помады
превратило кудри в сальные свисающие косицы. Да и сохранись его прическа
в целости, она  больше  подошла  бы  кому-нибудь  существенно  моложе...
Роника все же нашла в себе силы улыбнуться в ответ.  Отложив  перо,  она
закрыла учетную книгу, в которой делала записи, и про себя  понадеялась,
что чернила успели высохнуть. Она хотела было подняться навстречу гостю,
но Давад махнул рукой - сиди, сиди, мол. Еще один едва заметный жест,  и
Рэйч словно ветром вынесло из комнаты, а  Давад  проследовал  к  постели
больного, чтобы, смиряя обычно громкий голос, спросить:
   - Как он?
   - Как видишь, - тихо ответила Роника. Сделав усилие,  она  отрешилась
от раздражения (надо ж было  ему  являться  приветствовать  ее  в  самую
комнату Ефрона!) и неловкости (скверно, что он застал ее  за  очередными
горестными подсчетами,  с  рукой,  запачканной  чернилами,  и  морщинами
сосредоточения на лице). Роника была уверена - Давад хотел как лучше. Не
очень, правда, понятно, как он умудрился так и не  усвоить  элементарные
правила вежливости - а ведь был отпрыском одной из хороших старых семей.
Вот и сейчас он, не  спрашивая  позволения,  пододвинул  себе  кресло  и
уселся по ту сторону постели Ефрона. Скрип, произведенный ножками кресла
об пол, заставил Ронику вздрогнуть. Ефрон, впрочем,  не  пошевелился.  А
тучный  торговец,  усевшись,  кивнул  на  ее  конторские  книги  и  этак
по-свойски поинтересовался:
   - Ну и как идут дела?
   - Думаю, не хуже и  не  лучше,  чем  у  большей  части  купечества  в
последние годы. - Она не собиралась  удовлетворять  его  любопытства.  -
Война, мор и пиратские набеги  по  всем  нам  жестоко  прошлись...  -  И
добавила, пытаясь-таки воззвать к остаткам хороших манер:
   - Ты-то как поживаешь, Давад?
   Он со значением опустил пятерню на круглый животик:
   - Грех жаловаться. Я вот, знаешь ли, только что от Фуллерьона; ох,  и
объелся же! Беда только, тамошний повар сыплет пряности горстями во все,
что ни готовит, а Фуллерьон вечно забывает предупредить... - И  Давад  с
видом мученика откинулся в кресле. - Увы, долг вежливости требует  есть,
что дают!
   Роника подавила новый приступ раздражения и кивнула на дверь:
   - Пойдем лучше поговорим на террасе. А  пищеварению  твоему  как  раз
поможет стаканчик пахты... - И она сделала движение встать, но  Давад  и
не пошевелился.
   - Нет-нет, - сказал он, - спасибо, не  трудись.  Я  заглянул-то  ведь
ненадолго... Вот от чего не отказался бы, так это  от  стаканчика  вина.
Помнится, у вас с Ефроном всегда был лучший во всем городе погребок!
   Она ответила без обиняков:
   - Дело в том, что я не хотела бы беспокоить Ефрона.
   - Ладно, постараюсь говорить тихонько. Хотя, правду тебе  сказать,  я
лучше сделал бы это предложение самому Ефрону, а  не  его  супруге.  Как
по-твоему, он скоро проснется?
   - Нет. - Роника сама почувствовала, что ее тон сделался резковатым, и
слегка кашлянула,  притворившись,  будто  во  всем  виновато  пересохшее
горло. - Но если ты пожелаешь рассказать мне об этом твоем  предложении,
я все передам Ефрону.., как только он проснется.
   Она сделала вид, будто пропустила мимо ушей его более чем  прозрачный
намек насчет вина. Как говорится, пустячок - а приятно.  Она  давно  уже
привыкла находить удовлетворение в таких вот мелочах.
   - Конечно, конечно, - закивал Давад. - Тем  более  что  весь  Удачный
давно уже знает, что ты держишь в руках завязки  его  кошелька!  Он  так
тебе доверяет!
   - Так что там за предложение?
   - Легко догадаться, что оно исходит  от  Фуллерьона.  Подозреваю,  он
пригласил меня у него отобедать именно ради того, чтобы  я  стал  в  его
деле посредником. Эта едва оперившаяся мелюзга, понимаешь ли,  отчего-то
воображает будто мне делать больше нечего, кроме как болтаться между ней
и приличными семьями города. Я бы непременно  сказал  ему  это  прямо  в
лицо.., если бы мне не показалось,  что  вы  с  Ефроном  можете  здорово
выгадать. Дело, понимаешь ли такого рода, что вроде  как  и  не  хочется
восстанавливать Фуллерьона против вас и себя. Он,  конечно,  всего  лишь
жадный новый купчишка, но... - И Давад многозначительно пожал плечами. -
Без таких, как он, в Удачном нынче никакой каши не сваришь.
   - Ну и в чем состояло его предложение?
   - Ах да. Ваши нижние земли. Он хотел бы купить их.
   Говоря так, Давад обшарил  взглядом  блюдо  с  печеньем  и  фруктами,
которое Роника постоянно держала у постели Ефрона. Выбрал сладкую плюшку
и отправил ее в рот.
   - Но ведь... - пробормотала Роника потрясенно, - но ведь это же часть
коренных земель, изначально  пожалованных  семейству  Вестритов!  Сатрап
Эсклепис сам.., самолично...
   - Правильно,  правильно,  я  тоже  отлично  понимаю  особое  значение
подобных земель. Но ты объясни это новым купчикам вроде Фуллерьона...  -
умиротворяюще начал было Давад.
   - Ты сам кое-что пойми, - рассердилась Роника. -  Именно  пожалование
этих самых земель дало право Вестритам называться Семейством!  Они  были
неотъемлемой частью соглашения, которое сатрап  заключил  с  Торговцами!
Помнишь? "Двести мер земли каждому, кто отправится на север и  устроится
жить на  Проклятых  Берегах,  презрев  опасную  близость  реки  Дождевых
Чащоб"! В те времена небось не так много отыскалось желающих!  Все  были
наслышаны о том странном, что течет по реке вместе с водой! Так вот,  те
самые нижние земли, а с ними законный пай в торговле  на  реке  Дождевых
Чащоб и сделали Вестритов настоящим Торговым Семейством! И ты вообразил,
будто  мы  так  просто  возьмем  и  расстанемся  с  нашими  изначальными
землями?!
   - Не учи меня нашей истории, Роника  Вестрит,  -  мягко  упрекнул  ее
Давад. И взял с блюда еще одну плюшку. - А то я тебе  напомню,  что  мои
предки явились и осели здесь в те же самые дни. Семейство Рестаров ни  в
чем не ступит Вестритам. И я отлично знаю, что  означают  для  всех  нас
изначально пожалованные земли.
   - А коли так, - разгоряченно осведомилась она, - как тебе в голову-то
пришло явиться к нам с таким предложением?
   - Да вот так. Видишь ли, половина города  только  и  говорит,  что  о
вашем с Ефроном бедственном  положении.  Посуди  сама,  женщина!  У  вас
средств не хватает нанять работников и возделать эти земли как  следует.
А у Фуллерьона - с избытком. Да к тому же, купив эти участки, он  станет
достаточно крупным землевладельцем и  сможет  претендовать  на  место  в
городском  Собрании.  Между  нами,  я  полагаю,  он  именного  этого   и
добивается, так что ему, в общем, все равно, какие  земли  приобрести..,
хотя он и нацелился именно на нижние. Ну не хочешь с ними расставаться -
предложи ему другие какие-нибудь, может, он и их купит... - Вид у Давада
был недовольный. - Ваши пшеничные поля, например. Вам все равно самим  с
ними не справиться.
   - Чтобы он место в Собрании получил? И сразу проголосовал за  рабство
в Удачном? Навез рабов и отправил их на поля, которые у меня купит..,  и
продавал зерно по ценам, с которыми я не смогу состязаться... Я, и ты, и
другие честные торговцы из старых семейств. У  тебя  что,  ум  за  разум
зашел, Давад Рестар? Ты что,  не  понимаешь  -  если  я  приму  подобное
предложение, я предам не только Вестритов, но и нас всех! И  так  уже  в
нашем Собрании столько  развелось  жадных  новых  купчиков,  что  совету
старых семейств едва удается в узде  их  держать!  В  общем,  если  твой
выскочка Фуллерьон и получит там место, то не из моих рук!..
   Давад собрался было спорить, но сделал над собой видимое усилие  -  и
не стал. Лишь сложил руки на коленях.
   - Так или иначе это все равно  произойдет,  -  сказал  он,  и  Роника
услышала в его голосе неподдельное  сожаление.  -  Дни  старых  семейств
клонятся к закату. Война.., пираты.., иные несчастья.., все это  здорово
подорвало наше благополучие. Новые купчики налетели и жрут нас, как мухи
- подбитого кролика. И ведь сожрут. Всю кровь выпьют. Они понимают,  что
нам не выстоять без их денег, и вынуждают нас  распродавать  по  дешевке
все то, за что мы расплачивались так дорого..,  в  том  числе  кровью..,
жизнями наших детей...
   Его голос дрогнул, и Роника запоздало  припомнила:  в  год  Кровавого
мора он не только похоронил всех детей, но и остался вдовцом. И так и не
женился снова.
   - Это все равно произойдет, Роника, - повторил он. -  Хотим  мы  того
или нет. Устоят и  выживут  те  из  нас,  кто  сумеет  приспособиться  к
переменам. Мы ведь когда-то это умели. Наши пращуры, основавшие Удачный,
голодали,  были  бедны..,  что  с  ними  сталось  бы,   не   сумей   они
приспособиться! А мы утратили это свойство. Мы теперь воплощаем  в  себе
все то, от чего они бежали сюда. Мы  разжирели,  закостенели  и  мертвой
хваткой держимся за так называемые  традиции.  Ты  думала  когда-нибудь,
отчего  мы  с  таким  высокомерным  презрением  смотрим  на  этих  новых
купчиков, нахально влезших в наш город?  А  оттого,  что  уж  очень  они
похожи на нас самих - тех, прежних. На тех самых пращуров, о которых  мы
теперь рассказываем легенды...
   Был миг, когда Роника едва ли не приготовилась с ним согласиться.  Но
потом ее подхватила новая волна гнева:
   - На нас?.. Да чем же они похожи на купцов  славной  старины?  Тех  я
назвала бы  волками,  бесстрашными  и  благородными,  а  они  -  гнусные
падальщики! Когда родоначальник Керроков ступил  на  это  побережье,  он
ведь рисковал всем! Он отдал все что имел за место