победителя. Никто из торговцев всерьез не верит, что у нас хоть что-то получится. Вот почему ни один из них не предложил помощи. Они думают, что мы тут деньги и время попусту тратим. Спорю на что угодно - Грэйг тебе тысячу веских причин привел, уговаривая нас бросить. И в том числе - что мы никогда не вытащим эту развалину из песка.
     И Брэшен что было мочи грохнул кулаком по корпусу корабля. Внезапный и плохо объяснимый приступ гнева овладел им.
     - Не смей называть его развалиной! - прикрикнула Янтарь.
     - И прекрати ныть, - зловредно добавила Альтия. Брэшен свирепо уставился на нее. А потом заорал:
     - Развалина! Как есть развалина!.. Кусок мусора, валяющийся на берегу!.. Слышишь, Совершенный? Про тебя разговор!!!
     Его вопли эхом отдались в утесах, высившихся позади. Совершенный не ответил. Янтарь зло смотрела на Брэшена, молча пыхтя. Потом справилась с собой и выговорила:
     - Этим ты ничему не поможешь.
     - Чем со всеми и каждым ссоры затевать, может, пошел бы поклянчил у кого-нибудь жвачку циндинчика? - осведомилась Альтия ядовито. - Мы-то знаем, чего тебе на самом деле недостает.
     - Вот как? - Брэшен поставил кружку. - А я знаю, чего на самом деле не хватает тебе!
     Голос Альтии прозвучал тихо и зловеще:
     - Знаешь, стало быть? Ну валяй, выкладывай, чтобы все слышали!
     Он наклонился, нависая над ней:
     - Вот что с тобой произошло. Прошлой зимой ты наконец обнаружила, кто ты такая есть, и с тех пор каждодневно и ежечасно пытаешься это опровергнуть. Ты до такой степени перепугалась собственного открытия, что аж домой сбежала, чтобы попытаться забыть!
     Его слова настолько не имели ничего общего с тем, что она ожидала услышать, что Альтия на некоторое время попросту потеряла дар речи. Брэшена даже развеселило выражение ее лица. Он чуть не улыбнулся. Она смотрела на него, приоткрыв рот.
     - Хочу привнести полную ясность, - сказал он чуточку мягче. - Я тут говорю совсем не о том, что некогда между нами случилось. То, что произошло, имело место между тобой... и тобой же.
     - Брэшен Трелл! Я не знаю и знать не хочу, о чем ты тут толкуешь! - проговорила Альтия торопливо.
     - Да прямо! - Брэшен все-таки улыбнулся. - Вот Янтарь, она знает. Это так же верно, что у Са есть и яйца, и титьки. И я понял, что она знает, в тот самый миг, когда вернулся в Удачный и увидел ее. Да у нее на лице все было написано, когда она на меня посмотрела. Забавно, верно? С ней ты почему-то могла об "этом" рассуждать, а со мной не желаешь... Ну да не в том суть. Ты отправилась в самостоятельное плавание, и тут-то тебе открылось, что ты - вовсе не дочка торговца... Нет, нет, ты, конечно, урожденная дочь Ефрона Вестрита, тут нет никакого сомнения. Просто ты привязана к этому растреклятому городу и его замшелым традициям ничуть не в большей степени, чем твой отец. Вот как он действовал: не понравилось ему, какой ценой приходится платить за выгоды торговли с обитателями Чащоб, - он взял и прекратил эту торговлю. Во имя Са! Он отправился в другие места, установил новые связи, принялся иные товары возить. Вот в этом ты - плоть от плоти твой папа. И если кто-то хочет в тебе это искоренить, так он опоздал. Уплыл кораблик! И, если ты сама вдруг вздумаешь перемениться, у тебя тоже ничего не получится. Так что лучше прекрати притворяться! Я уж молчу о том, что ты ни под каким видом не сумеешь, как они говорят, остепениться и стать благоверной "половиной" Грэйга Тениры. Вы оба на этом себе только души сломаете. Чтобы ты сидела дома и рожала ему детей, пока он будет в море ходить? Ой, режьте меня, не поверю. Болтай сколько угодно про семью, про долг и традиции, но сказать тебе, чего ради ты стремишься за "Проказницей"? А просто хочешь заполучить назад свой несчастный корабль! И ты вправду намерена разыскать его и отобрать у кого угодно. Если, конечно, кишка не окажется тонка снова покинуть Удачный...
     ...Вот так. Вот он и выговорился. Ему понадобилось время, чтобы отдышаться после стремительной речи. Альтия по-прежнему молча смотрела на него снизу вверх. Как же хотелось ему сграбастать ее и заключить в объятия прямо здесь и сейчас!.. Как он целовал бы ее!.. Ну и что, если бы в итоге она ему челюсть на сторону свернула...
     Она наконец придумала, что ответить.
     - Вот уж сказанул так сказанул! В жизни большей чепухи не слыхала! - заявила она. Однако особенной убежденности в ее голосе не было. Янтарь склонилась над кружкой, пряча улыбку. Альтия уставилась на нее, как на предательницу, но она лишь пожала плечами. Брэшену вдруг стало ужасно неловко. Забыв про веревочный штормтрап, свисавший через фальшборт, он просто выпрыгнул на песок. И, не оглядываясь, молча направился к носу корабля.
     Клеф уже развел небольшой костерок: одной из его обязанностей было приготовление ужина. Это помимо возни на корабле - весь день на ногах. В частности, ему пришлось натаскать в ведерках пресной воды для работников, после того как Брэшен выплеснул их питье в физиономию Совершенному. Еще он точил инструменты, бегал туда-сюда с разными поручениями, а под вечер притаскивал из дома Вестритов съестные припасы и готовил ужин на четверых. Роника Вестрит всех приглашала к семейному столу, но Янтарь вежливо отклонила ее приглашение, сказав, что предпочитает не оставлять Совершенного в одиночестве. Брэшен с радостью воспользовался тем же предлогом. Он знал, что высиживать за чинным столом было бы превыше его духовных сил. Как бы не натворить дел!
     Ох, Са пресветлый, как же не хватало ему хоть маломальской крошечки циндина, чтобы сунуть на зуб!.. Чтобы хоть мурашки по коже бегать перестали от неутоленного вожделения!..
     - Ну? И что у нас сегодня на ужин? - спросил он мальчишку.
     Клеф посмотрел на него глазами мороженого судака и ничего не ответил.
     - Не доставай меня, парень! - предупредил Брэшен. Долготерпения у него вправду оставалось немного.
     - Рыбный суп, кэп! - Клеф хмуро помешивал в котелке потрескавшейся деревянной ложкой. А потом, не поднимая глаз, упрямо пробормотал:
     - Твоя как хочешь, а только он не развалина! Не мусор!
     "Так вот, значит, в чем дело".
     - Конечно, Совершенный не мусор, - проговорил он спокойно. - Вот и пускай прекращает вести себя, точно кусок дерьма. - И он покосился туда, где в сгущающейся темноте над ними молча высилось носовое изваяние. Брэшен продолжал, обращаясь больше к Совершенному, нежели к Клефу:
     - Вообще-то он преотличнейший парусный корабль, прах его побери. И уж я позабочусь, чтобы он вспомнил об этом. Как и все прочие в Удачном...
     Клеф почесал нос и опять взялся за ложку:
     - Его просто невезучий.
     - Он невезучий, - устало поправил Брэшен. - Хотя нет. Не то чтобы он сам был невезучий, просто ему крепко не повезло, причем с самого начала. Бывает, знаешь ли, так, что судьба подставит тебе подножку, потом еще сам ошибок наворотишь... и начинает казаться, что никогда уже и не выберешься из этой дыры. - Он невесело рассмеялся. - Я это по собственному опыту знаю.
     - Твоя тоже злополучие?..
     Брэшен нахмурился:
     - Учись правильно говорить, парень. Хочешь плавать со мной - выражайся так, чтобы сразу было понятно!
     Клеф фыркнул:
     - Твоя... Тебе тоже не повезло?
     Брэшен пожал плечами:
     - Иным приходилось и похуже, чем мне... Однако не многим.
     - А ты возьми своя рубашка и выверни наизнанку. Мой батя, он, бывало, мне говори: не везет - надо рубашку перемени...
     Брэшен невольно улыбнулся.
     - Да уж, - сказал он, - только и осталось, что наизнанку ее вывернуть. Благо она у меня единственная. Чем не свидетельство моей несравненной удачливости, а?

***

     Альтия резким движением поднялась на ноги и выплеснула остатки чая за борт, на прибрежный песок.
     - Я пошла домой, - сказала она.
     - Счастливо, - сдержанно отозвалась Янтарь. Альтия ударила ладонью по кормовым поручням:
     - Так я и знала, что однажды он вот так сунет мне это под нос!.. Так я и знала с самого начала! Этого-то я и боялась...
     Янтарь озадаченно смотрела на нее:
     - Сунет под нос... что?
     Альтия невольно понизила голос, хотя здесь, на корабле, просто некому было услышать:
     - Что я с ним однажды переспала. Он знает, что это позволит ему меня в грязь втоптать. Надо просто похвастать перед кем надо... или, наоборот, перед кем не надо...
     В глазах Янтарь зародился лукавый блеск:
     - Я не раз слышала, какую чушь несут люди от испуга или обиды... Но это, право же, глупость поистине выдающаяся! Альтия, неужели ты вправду полагаешь, будто этот человек станет использовать случившееся между вами как оружие против тебя? Разве он похож на никчемного хвастунишку? Да и в то, что он способен намеренно причинить тебе боль, - как хочешь, не верю!
     Воцарилось неловкое молчание.
     - Ты, должно быть, права, - созналась Альтия наконец. - Иногда я просто ищу причину, чтобы на него разозлиться. - И она сложила руки на груди. - Но скажи, зачем он мне сейчас глупостей наговорил? Зачем задавал такие вопросы?
     Янтарь не стала торопиться с ответом. А потом спросила сама:
     - Ну а что тебе до него? Почему каждое его слово тебя из душевного равновесия выбивает?
     Альтия тряхнула головой:
     - Да потому, что, как только мне начинает казаться, будто у нас вправду что-то получится, он приходит и... Ведь хорошо же потрудились сегодня, верно, Янтарь? Да ну его в самом деле! Работали что было сил, причем работали все вместе, точно в старые добрые времена. Я-то уж знаю, как он работает и что у него на уме... это все равно как танцевать с хорошим партнером. И вот, едва я успеваю решить, что мы снова сработались и у нас все в порядке, тут-то ему и приспичивает...
     Альтия замолчала.
     - Приспичивает - что? - спросила Янтарь.
     - Ну, задать какой-нибудь гадкий вопрос. Или что-нибудь ляпнуть...
     - То есть сказать что-нибудь кроме "Подержи-ка бревно!" или "Давай сюда колотушку!" Так ведь? - мило улыбнулась Янтарь.
     Альтия улыбнулась, но вид у нее был самый несчастный.
     - Вот именно, - сказала она. - Что-нибудь такое, что заставляет меня вспоминать, как мы разговаривали, когда были друзьями. И мне этого так не хватает. Вот бы все вернуть...
     - А что тебе мешает?
     - Как-то это будет не правильно, - нахмурилась Альтия. - И потом, теперь у меня есть Грэйг... И вообще...
     - И вообще?
     - И вообще, это могло бы нас слишком далеко завести. А и не завело бы - Грэйгу все равно не понравится...
     - Грэйгу не понравится, что у тебя есть друзья?
     - Да ну тебя! - рассердилась Альтия. - Отлично ты знаешь, о чем я говорю! Не друзья вообще, а моя дружба с Брэшеном ему не понравилась бы! Я ведь не о такой дружбе говорю, когда вежливо раскланиваются. Я о том, как у нас раньше с ним было. Когда просто и удобно друг с другом. Знаешь, по кружечке пивка - и ноги на стол...
     Янтарь тихо рассмеялась.
     - Альтия, - сказала она. - Очень скоро мы все вместе отправимся в плавание на этом корабле. Ты что, серьезно собираешься поддерживать светские отношения с человеком, с которым тебе каждый день придется бок о бок вкалывать?
     - Когда мы выйдем в море, он больше не будет просто Брэшеном. Он будет Его Величеством Капитаном. Я уже получила от него в этом смысле по носу. Сама знаешь - никто не бывает с капитаном запанибрата!
     Янтарь склонила голову набок и посмотрела на Альтию в сгущавшейся темноте.
     - Тогда о чем тебе вообще волноваться? - сказала она. - Время лечит... вот и весь сказ.
     - А может быть, я не хочу излечиваться, - ответила Альтия очень тихо. - Уж по крайней мере не так... - Она рассматривала в потемках свои ладони. - Может, мне дружба Брэшена дороже, чем одобрение Грэйга...
     Янтарь повела плечиком:
     - В таком случае, почему бы тебе не начать опять с ним разговаривать по-простому? В смысле, что-нибудь кроме как "Держи колотушку!", а?..

ГЛАВА 22
СМЯТЕНИЕ ЧУВСТВ

     Проказница так и кипела. В ее присутствии Уинтроу казалось, будто он приблизился к клокочущему котлу, который, того и гляди, хлынет через край и ошпарит всех, кто окажется поблизости. И самое скверное - он ничего не мог сделать, чтобы успокоить ее. Она не просто отказывалась утихомириться. Она яростно отвергала любые попытки утешения.
     И продолжалось это вот уже целый месяц. Уинтроу чувствовал в ней мстительность ребенка, которому заявили, будто он еще не дорос до чего-то очень для него важного. И Проказница была преисполнена решимости себя утвердить. Причем не только в глазах Кеннита. Дело касалось и Уинтроу. С того самого дня, когда на ее палубе умер Опал, ее отчаянная решимость только росла и крепла. Она была намерена стать настоящим пиратским кораблем, и все тут! Уинтроу пробовал отговорить ее, но тем самым только подогревал ее упрямство. В особенности же его беспокоило, что с каждым днем она духовно все более от него отдалялась. Зато к Кенниту тянулась с такой силой и страстью, что Уинтроу чувствовал себя заброшенным и забытым.
     Причем Кеннит прекрасно знал, какую бурю породил в ее сердце. Он отлично понимал, какие чувства ему удалось в ней расшевелить. О нет, он отнюдь не перестал с нею общаться. Он подолгу разговаривал с ней и вообще вел себя безукоризненно... Вот только больше не "ухаживал" за ней, как вначале. Вместо этого он обратил, так сказать, свой солнечный лик в сторону Этты, и согретая лучами его внимания женщина самым удивительным образом расцвела. Кеннит зажег ее, как искра зажигает сухой трут. Теперь она разгуливала по палубам, точно тигрица, вышедшая на охоту, и все головы неизменно поворачивались ей вслед. На борту корабля были еще другие женщины, потому что Кеннит позволил остаться некоторым из освобожденных рабынь. Однако в присутствии Этты их женственность попросту сходила на нет. Самым загадочным для Уинтроу было то, что он никак не мог понять, что же за перемены с нею произошли. Одевалась она так же, как и всегда. Кеннит предоставил ей полную свободу в выборе драгоценностей, но она редко надевала какие-либо украшения, кроме малюсенькой сережки с рубином. Нет... Дело, скорее, выглядело так, словно кто-то смел серую золу и под нею стали видны пылающие угли. При этом она вовсе не прекратила помогать в матросских работах. Когда было надо - мчалась вверх по снастям с быстротой и ловкостью пантеры. Она болтала и смеялась в кругу моряков, проворно орудуя блестящей парусной иглой. Она была по-прежнему остра на язык, ее шутки все так же разили наповал... Однако стоило ей взглянуть на Кеннита, хотя бы он и стоял на другом конце палубы, как жизни в ее глазах прибывало стократно. А капитан Кеннит, со своей стороны, похоже, с удовольствием купался в отраженных лучах собственного внимания. Он не мог пройти мимо Этты, чтобы не прикоснуться к ней. Прямодушный грубиян Соркор и тот чуть не краснел, глядя, как они обнимаются прямо на палубе. Уинтроу же следил за их нежностями с завистью и изумлением. И не мог понять, почему, ловя его взгляд, Кеннит этак значительно приподнимал бровь. Или подмигивал ему...
     Команда, естественно, взирала на происходившее очень неравнодушно. Уинтроу ждал, пожалуй, проявлений ревности и недовольства при виде капитана, милующегося со своей дамой. Однако происходило прямо противоположное! Люди прямо-таки раздувались от гордости, как будто зрелище его мужественности, его обладания желанной женщиной было также и их заслугой! Дисциплина и нравственность на корабле в одночасье достигли небывалых высот - во всяком случае, Уинтроу в жизни своей ничего похожего не видал. Новые члены команды безболезненно уживались со "стариками". Все недовольство и какое-либо брожение среди бывших рабов испарилось, как по волшебству. Зачем требовать себе корабль, если можно быть членами команды Кеннита? Если можно плавать на его корабле?..
     После смерти Опала Проказнице пришлось быть свидетельницей еще трех пиратских нападений. Все три судна были небольшими торговыми кораблями, не имевшими отношения к торговле рабами. Уинтроу успел разобраться в боевой тактике пиратов. Кеннит и Соркор облюбовали пролив, изумительно подходивший для засад. Соркор обычно держался южнее. Он намечал жертву и пускался в погоню. Проказница же таилась у выхода из пролива. Ее задачей было загонять преследуемое судно на скалы. Как только несчастный корабль напарывался на мель, с "Мариетты" высаживались пираты и обдирали побежденных как липку. Команды на небольших судах были немногочисленны, бойцы из моряков были аховые. Тут надо отдать Кенниту справедливость: истреблением пленных он не занимался. Да и захваты-то производились весьма малой кровью сидя на мели, очень трудно набраться мужества для решительного отпора. Кеннит даже не брал заложников ради выкупа. Он просто забирал себе из корабельных трюмов самое лучшее и ценное и отпускал пленных, напутствуя их суровым предупреждением: дескать, Кеннит с Пиратских Островов не намерен терпеть в своих водах невольничьих кораблей. Королем при этом он себя не именовал. Еще не время. Так что все три корабля после встречи с ним уползли прочь подобру-поздорову. Он знал: его послание разлетится широко. И очень быстро.
     Проказница, которую по-прежнему не допускали к драке, пыхтела и обижалась. С ней обращались как с ребенком, попытавшимся встревать во взрослые разговоры. Кеннит больше не обсуждал с ней ни политику, ни пиратские дела. И вообще большей частью проводил вечера на "Мариетте" с Эттой и Соркором. Именно там они обдумывали новые подвиги и праздновали победы. Когда же капитан со спутницей поздно ночью возвращались на борт, Этта неизменно бывала украшена обновками - подарками Кеннита. В приподнятом настроении от выпитого вина, они всякий раз немедленно удалялись к себе...
     Уинтроу крепко подозревал, что у него на глазах разворачивался целый спектакль, призванный разбудить у Проказницы любопытство и ревность. Однако ей он не мог этого сказать. Он знал: от него она подобных слов не потерпит.
     В промежутках между боевыми столкновениями пираты вели жизнь, можно сказать, почти праздную. То есть без дела сидеть Кеннит своей команде по-прежнему не давал, но богатая добыча, взятая на торговых кораблях, по крайней мере, позволяла всем есть досыта, и капитан следил, чтобы у людей было время для песен и развлечений.
     Что касается развлечений... Кеннит нередко вызывал Уинтроу к себе в каюту. Нет, конечно, такими простыми забавами, как кости или карточные сражения, Кеннит не увлекался. Он предпочитал вовлекать Уинтроу в игры, где дело зависело не от случайной удачи, а от стратегических способностей игрока. Уинтроу всякий раз делалось не по себе: он чувствовал, что пират его оценивал. Бывало и так, что фишки лежали позабытыми на столе между ними, в то время как капитан насмешливо экзаменовал его в философских тонкостях учения Са. Дело в том, что второй из ограбленных кораблей вез помимо прочего неплохой запас книг. Кеннит сам оказался заядлым книгочеем и рад был поделиться своими сокровищами с Уинтроу. Разговоры о прочитанном доставляли подростку немалое удовольствие, глупо было бы это отрицать. Иногда Этта не просто наблюдала за их игрой или философскими разговорами, но и сама принимала участие. Скоро Уинтроу стал отдавать должное ее живому уму: она была по меньшей мере не глупей Кеннита, хотя такого образования и не получила. Пока речь шла об общих вопросах, она не давала спуску ни тому, ни другому и потерянно замолкала, только когда они принимались разбирать конкретные взгляды того или иного мыслителя.
     Однажды вечером Уинтроу решил наконец разобраться, отчего так, и убедился в ее элементарной неосведомленности. Тогда он попытался подсунуть ей книгу, которую они как раз обсуждали. Но Этта не взяла ее.
     - Я все равно не умею читать, так что оставь, - сердито проговорила она. Она сидела на скамье за спиной Кеннита, ласковыми пальцами разминая ему плечи, но, сказав так, поднялась и направилась к выходу из каюты. Она уже протянула руку к двери, когда голос Кеннита остановил ее:
     - Вернись, Этта.
     Она оглянулась, и впервые за все время их знакомства Уинтроу ра