ием воли  обуздать  желудок,  стремившийся  вывернуться
наизнанку. Стиснув зубы до боли, он смотрел на далекий горизонт, пока не
появилась уверенность, что  он  сумеет  не  уронить  своего  достоинства
постыдным  проявлением  слабости.  "Ну  и  подарочек   же   мне   Соркор
подсунул..." Корабль выглядел достаточно прочным,  но  ломаный  грош  за
него даст только тот, у кого начисто отшибло обоняние.
   "Хорошенькое приобретение!.." - прорычал он свирепо.  И  велел  везти
себя в гичке обратно на "Мариетту". Тогда-то он и решил сбагрить корабль
в Кривохожем. Денег за него не дадут, но хоть избавится поскорее. Других
дел полно!
   ...Солнце уже  клонилось  к  вечеру,  когда  Кеннит  наконец  надумал
съездить  на  берег.  Интересно  было  все-таки  взглянуть,  как  примет
новичков Кривохожий. И как им  самим  понравится  занюханный  городишко.
"Чего в жизни не бывает. А вдруг уже и Соркор успел убедиться - не делай
доброе дело, не будешь за него и наказан?.."
   Кеннит отдал соответствующее распоряжение юнге,  и  к  тому  времени,
когда  он,  пригладив  волосы  и  надев  шляпу,  вышел  вон  из   каюты,
корабельная гичка была уже приготовлена к спуску,  а  гребцы  напоминали
ретивых собак, предвкушающих прогулку. Первейшее развлечение для  моряка
- поездка на берег, будь то город или несчастная дыра вроде Кривохожего.
Кеннит обратил внимание, что все успели переодеться в чистое платье.
   От  места  корабельной  стоянки  до  городской  пристани  было  всего
несколько минут на  веслах.  Кеннит  не  обращал  внимания  на  ухмылки,
которыми  обменивались  его  моряки.  Когда  они  причалили,  он  первым
поднялся по разболтанной лесенке и, поджидая гребцов, обтер платком руки
от зеленой слизи, в которой успел испачкаться. Потом извлек  из  кармана
горсть мелочи и раздал морякам,  как  раздают  детям  конфетки.  Каждому
понемногу - разве только на пиво. И предупредил:
   - Чтобы все были здесь, когда я  вернусь.  Смотрите,  не  заставляйте
меня вас дожидаться.
   Моряки собрались кругом него, и Ганкис высказался за всех:
   - Ты, кэп, про такое даже не говори. Да после того, что ты сделал, мы
тебя тут будем ждать и не сойдем с места, хотя бы все демоны  глубин  на
нас набежали!
   Подобное изъявление преданности, прозвучавшее из уст старого  пирата,
без преувеличения застало Кеннита врасплох. "И что я такого за последнее
время  для  них  сделал,  что  они  вдруг   так   меня   возлюбили?   Не
припоминаю..." Однако слова Ганкиса  не  только  позабавили  его,  но  и
некоторым образом растрогали.
   - Ладно, ребята, - сказал он. - Я велел меня ждать, но не  приказывал
издохнуть  от  жажды.  Идите   веселитесь,   только   чтобы   не   смели
задерживаться.
   - Ни в коем случае, кэп!.. Ну-ка, парни, поклянемся все как один, что
к приходу капитана непременно здесь будем!
   Проговоривший это матрос расплывался в такой широченной  улыбке,  что
старая татуировка на его лице так и плясала.  Кеннит  повернулся  к  ним
спиной, прошагал по причалу и углубился в город. Он слышал,  как  моряки
возле гички яростно спорили,  как  им  лучше  и  до  пива  добраться,  и
капитана вовремя встретить. Кеннит любил озадачивать своих людей  такими
приказами. Может, когда-нибудь поумнеют... Сам он между делом задумался,
чем же все-таки сумел так потрафить команде. Неужели  на  "Счастливчике"
нашлась какая-то добыча, о которой Соркор не счел нужным ему доложить?..
Или освобожденные  красавицы  (ох!...)  хором  пообещали  матросне  свою
благосклонность?.. Кеннит преисполнился подозрений  -  которые,  следует
заметить, и без того редко его покидали. Надо,  пожалуй,  выяснить,  где
сейчас Соркор  и  чем  именно  занят.  Пускай  он  внушил  команде,  что
расточаемые им блага исходят от капитана, - это все  равно  не  извиняет
его самоуправства...
   Кеннит шел по главной улице маленького городка.  Во  всем  Кривохожем
имелось не более двух таверн. Наверняка Соркор если не в  одной,  так  в
другой - уж где-нибудь да найдется!
   Однако старпома ни там, ни там  не  обнаружилось.  Зато  обнаружилось
практически все  население  городка,  в  восторге  справлявшее  какой-то
праздник  прямо  на  улице  между  двумя  забегаловками.  Кеннит  увидел
вытащенные под открытое небо столы и скамейки. И бочки с пивом,  которые
выкатывали наружу и прямо здесь же раскупоривали. Подозрения,  снедавшие
капитана, начали превращаться уверенность. Ему  было  отлично  известно:
подобные празднества происходят там  и  тогда,  когда  кое-кто  начинает
щедро швыряться деньгами. И Кеннит  напустил  на  себя  всеведущий  вид,
присовокупив к нему обычную свою язвительную усмешку. Что  бы  здесь  ни
происходило - пусть думают что он обо всем знал наперед.  Иначе  недолго
опростоволоситься перед всем честным народом...
   - Ничего не  говори.  Положись  на  удачу,  -  предостерег  тоненький
голосок, раздавшийся из рукава. Талисман на  запястье  издал  мелодичный
смешок, выводящий из себя неуместной веселостью. - И, самое главное,  не
показывай страха! Госпожа Удача не терпит испуга...
   И вновь раздался смешок...
   Кеннит не осмелился ни поднять руку к  глазам,  ни  даже  скосить  их
вниз. Только не на людях!.. И не было времени  подыскать  тихий  уголок,
чтобы побеседовать с талисманом и выяснить, что все это значит.  Поздно!
- толпа уже заметила его. Кто-то сразу заорал во все горло:
   - Кеннит!..
   - Капитан Кеннит! Кеннит!!! - немедленно  завопили  десятки  голосов.
Рев нарастал, пока не зазвенело  в  ушах.  Толпа  сперва  повернулась  к
Кенниту всеми своими лицами.., а потом хлынула ему навстречу.
   - Храбрись! - не без издевки велел  голосок,  исходивший  из  кусочка
диводрева. - И улыбайся пошире!
   Увы. Кеннит сам чувствовал, что его ухмылочка словно бы  примерзла  к
лицу. Сердце бешено заколотилось в груди, а  по  спине  густо  покатился
пот: он стоял посреди улицы и смотрел, как на него несется  толпа.  Люди
размахивали кто кулаками, кто кружками. "Ну уж нет! Моего страха  вы  не
увидите. Вы запомните только мою улыбку и то, с каким бесстрашием я  вас
встретил..." Кенниту не впервой было блефовать, и он знал:  такого  рода
притворство срабатывает только до тех пор, пока сам  блефующий  верит  в
его силу. Он тщетно пытался высмотреть в живом море знакомую  физиономию
Соркора. "Да, я умру, но хорошо бы прежде успеть разделаться с тобой..."
   Кеннит ждал, что его разорвут, но люди просто  взяли  его  в  кольцо.
Кажется, ни один не решался прикоснуться к нему первым. Все держались на
почтительном расстоянии - и смотрели на него, смотрели, смотрели.
   Кеннит тоже оглядел  их.  Он  искал  в  живом  кольце  слабину.  Или,
напротив, того, кто отважится нанести первый удар...
   Но тут вперед протискалась здоровущая бабища.  И  встала  перед  ним,
упершись мясистыми кулаками в широченные бедра.
   - Я - Тайелла, - во всеуслышание объявила она. Голос у нее был  ясный
и звучный. - Я тут, в Кривохожем, за главную!
   И уставилась на него так, словно ждала, чтобы он оспорил эти слова. А
потом, к его полнейшему и искреннему изумлению.., у нее из глаз  потоком
хлынули слезы. Плача в три ручья, Тайелла добавила:
   - И вот что я тебе скажу, капитан: отныне все здесь  -  твое!  Все  и
всегда! Потому что ты возвернул нам тех, с кем мы уже и свидеться-то  не
чаяли!
   "Положись на удачу..." Кеннит улыбнулся в  ответ.  И  с  галантнейшим
поклоном одарил женщину собственным носовым платком (успев, правда,  при
этом от души пожалеть нарядное  кружево,  которому  суждено  было  втуне
пропасть). Тайелла приняла платочек, словно это была  вытканная  золотом
драгоценность.
   - Откуда ты знал? - срывающимся голосом выговорила она - Как ты сумел
догадаться?.. Мы тут все аж прям не знаем, что думать...
   - А я такой, - сообщил ей Кеннит. - Кое-что знаю.
   "Да о чем она вообще говорит?!!" Про себя он терялся в  догадках,  но
не показывал виду и подавно не спрашивал. И  даже  не  вздрогнул,  когда
могучая рука Тайеллы обрушилась на его плечо. Видимо, сей сокрушительный
удар должен был обозначать дружеское похлопывание.
   - Ну-ка тащите чистый  стол  и  все  самое  лучшее!  Дорогу  капитану
Кенниту! Благословляйте и приветствуйте человека, который избавил  наших
родичей и соседей от работорговцев! Который привез их  сюда  к  нам  для
новой жизни на свободе! Благословляйте его!..
   Ликующая людская волна  подхватила  Кеннита  и  понесла  вперед.  Его
усадили за  липкий  стол,  который  тут  же  завалили  печеной  рыбой  и
булочками, испеченными не из муки, а  из  растолченных  корней,  богатых
крахмалом. Венчала же праздничный обед большая миска супа из  моллюсков,
сдобренного морскими водорослями.  Тайелла  уселась  напротив  и  первым
делом налила Кенниту в деревянную чашу вина, добытого из кислющих  ягод.
Следовало предположить, что это была единственная в городе разновидность
вина, она же и лучшая. Он отхлебнул и как-то умудрился не  содрогнуться.
Тайелла, похоже, успела  уже  изрядно  приложиться  к  рюмашке.  Кеннит,
движимый  политическими  соображениями,  счел  за  лучшее   прихлебывать
потихоньку  из  чаши,  выслушивая   из   уст   градоначальницы   историю
Кривохожего. Когда подошел Соркор, капитан едва посмотрел на  него.  Ему
только показалось, что у старого морского волка вид был пристыженный.  А
также просветленный и изумленный. Кеннит испытал сложную смесь омерзения
и веселья, заметив на руках у свирепого пирата  спеленутого  младенца  -
того самого, со знаком "X" на личике. Молодая мать держалась неподалеку.
   Тайелла поднялась на ноги, а потом взобралась прямо  на  стол,  чтобы
обратиться к народу.
   - Двадцать долгих лет тому назад, -  начала  она  свою  речь,  -  нас
привезли  сюда  силой.  Кого  в  цепях,  кого  полумертвыми.  Но   океан
разразился благодетельным штормом! И  ураган  втащил  невольничье  судно
прямиком вот в этот пролив, и вышвырнул его на  берег,  по  которому  ни
прежде, ни потом ни разу не ступала нога работорговца. И таков был удар,
что внутри корабля рассыпалась в щепки переборка, а с нею рухнула  цепь,
державшая кандалы множества  рабов!  И,  хотя  у  нас  по-прежнему  были
скованы и руки и ноги,  мы  поубивали  этих  калсидийских  ублюдков.  Мы
освободили наших товарищей и назвали этот берег своим а потом  построили
на нем себе город! Ясное дело,  наш  Кривохожий  не  назовешь  роскошной
столицей, но для всякого, кому  довелось  гнить  в  невольничьем  трюме,
любое другое место за божий рай сойдет! И вот мы стали  здесь  жить,  мы
приспособили корабельные шлюпки, чтобы ловить рыбу. Мы  даже  выбирались
во внешний мир, чтобы передать своим весточку о том, что мы  живы  и  на
свободе. Но мы знали, что никогда не сможем вернуться домой. Наши  семьи
и наша  деревня  -  со  всем  этим  мы  навсегда  распрощались!..  -  И,
повернувшись к Кенниту, Тайелла наставила на него палец:
   - А сегодня появился ты! И привез их прямо сюда к нам!..
   Ему оставалось только следить, как она промокает его платочком  новую
порцию слез.
   - Двадцать лет назад, - кое-как выговорила она наконец,  -  когда  за
нами пришли.., когда нас забирали  за  неуплату  установленных  сатрапом
налогов.., я пыталась дать им отпор. Они убили моего мужа, а меня увели,
но  моей  маленькой  дочери  удалось  убежать.  Я  не  смела   надеяться
когда-либо увидеть ее.., а тем более - своего внучка...
   И   жестом   она   указала   на   Соркора,   державшего   на    руках
Соркора-младшего. От слез она больше не могла говорить.
   Тут вмешался возбужденный народ:  каждый  рассказывал  свою  историю,
столь же щемящую. С ума сойти! - благодаря  невероятному  совпадению  на
"Счастливчике", оказывается, плыли в неизвестность люди из той же  самой
деревни, что и основатели Кривохожего. И, естественно, мысль о банальном
совпадении никому даже и в голову не пришла.  Все  как  один  -  и  даже
суровый, несговорчивый Соркор! - дружно уверовали, что  великий  капитан
Кеннит все провидел заранее и  нарочно  доставил  вызволенных  пленников
туда,   где   они   счастливо   воссоединились   с   давно   утраченными
родственниками. Конечно, на самом деле все обстояло иначе. Но  и  Кеннит
понял: совпадение: было далеко не простым. Далеко, далеко не простым...
   Вот она во всей красе - его Госпожа Удача. Следует доверять ей. И  не
задавать лишних вопросов. Кеннит ненавязчивым жестом  запустил  палец  в
рукав и погладил шелковистое диводрево. Надо ли сердить  Госпожу  Удачу,
отказываясь от поистине божественного подарка? Да ни в коем случае. Надо
иметь дерзость с достоинством принять то, что само приплыло ему в  руки.
И Кеннит принял решение И этак робко, застенчиво обратился к Тайелле:
   - Наверное, мои люди уже разболтали насчет того, что мне  напророчили
Другие?..
   Тайелла вытаращила глаза. Она  почувствовала  и  поняла:  совершается
нечто  поистине  судьбоносное.  Она  умолкла  на  полуслове,  и   тишина
постепенно объяла все людское скопище, распространившись,  словно  круги
на воде. Все глаза обратились на Кеннита.
   - Я, - осторожно проговорила Тайелла, - кажется, в самом  деле  краем
уха кое-что слышала...
   Как бы не в  силах  справиться  с  охватившим  его  чувством,  Кеннит
опустил глаза долу. И, понизив голос, сказал:
   - Вот, значит, и началось. - Потом  набрал  полную  грудь  воздуха  и
повторил уже во всю силу легких:
   - Вот, значит, и началось!!!
   Прозвучало это так, словно он оказывал жителям Кривохожего величайшую
честь.
   И ведь сработало. Сработало! Повсюду вокруг людские глаза  заблестели
от слез. Тайелла качала головой, не в силах поверить.
   - Но что мы можем тебе предложить? - почти что в  отчаянии  повторяла
она. - Деревня у нас, сам видишь, почитай что нищая.  Ни  тебе  пахотных
полей, ни  роскошных  дворцов.  Возможно  ли,  чтобы  отсюда  разрослось
королевство?..
   Голос Кеннита сделался вкрадчив и мягок:
   - А мы начнем строить его вместе. Вот  корабль,  который  я  для  вас
захватил.  Вот  команда,  которую  я  для  вас  обучал.  Корабль  отныне
принадлежит вам. Займитесь же им. Я  оставлю  здесь  Рафо  -  пускай  он
научит вас, что значит плавать под стягом Ворона. Пусть вашим станет все
то, что везут в своих трюмах корабли, проходящие  мимо.  Вспомните,  как
обобрал вас сатрап! И не стыдясь восполняйте свои  утраты  имуществом  и
товарами джамелийских купцов, которых сатрап вскормил на вашей  крови!..
-  Тут  он  встретил  сияющий  взор  своего  старпома  и   преисполнился
вдохновения:
   - Но вот о чем  вам  всегда  следует  помнить.  Ни  один  невольничий
корабль не должен пройти мимо вас  невозбранно!  Пусть  будут  скормлены
морским змеям их команды, а корабли пускай встанут  бок  о  бок  в  этой
лагуне! А от любого добра, что найдется в их трюмах, жителям Кривохожего
пускай достанется полновесная половина!  Полновесная  половина!..  -  Он
повторил это как можно громче, чтобы все  прониклись  его  щедростью.  -
Остальное содержите у себя под надзором. Мы с Соркором еще до конца года
вернемся, чтобы все подсчитать и научить вас, как лучше продать добытое.
- И с улыбкой на устах Кеннит высоко поднял винную чашу:
   - Выпьем же этот кислый напиток с тем, чтобы в дальнейшем наша  жизнь
сделалась полнее и слаще!
   В ответ прозвучал слитный рев множества голосов. Кеннит  расслышал  в
нем не просто согласие - форменное низкопоклонничество. Что до Тайеллы -
она, похоже, и не заметила, что пиратский капитан только что отнял у нее
главенство над этой деревней. Ее глаза сияли тем же огнем, что и у  всех
остальных, и она поднимала свою чашу так же высоко, как и  все.  И  даже
Соркор что было мочи выкрикивал его  имя.  Это  был  сладостный  триумф,
равного которому Кеннит не знал еще  никогда.  Он  смотрел  в  обожающие
глаза своего старпома и знал, что больше нет повода  сомневаться  в  его
верности. Кеннит улыбнулся и ему,  и  даже  младенцу,  которого  Соркор,
похоже, успел уже до безумия полюбить... Последний кусочек мозаики встал
на свое место, капитан чуть не расхохотался: "Да ведь  Соркор,  бедняга,
уверен, что я оказал ему великую честь. Велел назвать маленького ублюдка
его именем не в насмешку, а вроде как в награду..." Он почувствовал, что
расплывается в улыбке, и не стал этому противиться. Он вновь поднял чашу
и с бьющимся сердцем ждал, чтобы шум  кругом  него  стих.  А  когда  это
произошло - заговорил обманчиво тихим голосом:
   - Поступайте так, как я вас научу. Следуйте за мной, и я приведу  вас
к миру и процветанию!
   На сей раз он едва не оглох  от  радостного  рева.  И  -  улучил-таки
момент, чтобы тайком опустить глаза и обменяться  понимающей  улыбкой  с
крохотным личиком у себя на запястье.
   Празднество длилось долго. Оно заняло весь вечер,  всю  ночь  и  даже
часть утра. Жители Кривохожего так насосались своего  ужасающего  пойла,
что едва стояли на ногах. Как они умудрялись глотать подобный напиток  -
оставалось их тайной; Кеннит,  едва  пригубив  его,  и  то  ощутил,  как
прокисает нутро. Во время какой-то передышки  в  буйном  веселье  Соркор
подобрался к своему капитану и умолял простить его за то, что имел  грех
в нем усомниться. Еще он сознался, что доселе считал  Кеннита  человеком
полностью бессердечным, наделенным холодной жестокостью  морского  змея.
Кеннит не стал спрашивать, что заставило его так резко  переменить  свое
мнение.  Он  уже  слышал,  причем  из  нескольких  разных   уст,   какое
неизгладимое впечатление умудрился на всех произвести, когда  -  а  ведь
его по праву называли одним из  самых  закаленных  капитанов  пиратского
архипелага! - так вот, когда этот капитан расплакался при виде страданий
невольников в загаженном трюме. Итак, он их спас. Он плакал над ними. Он
вернул им не только свободу, но и давно утраченную родню.
   Тут до него дошло (увы, слишком поздно) что при подобном раскладе  он
мог бы прибрать Кривохожий к рукам и не отдавая им задаром корабль... Но
что сделано - то сделано. Всяко-разно половина от всего, что они  сумеют
захватить, ему точно достанется. Причем безо всяких дальнейших усилий.
   Одним словом, начало было положено. И, кажется, неплохое начало...
   - Я просто хотела бы повидать его перед отплытием. И мама тоже хотела
бы...

***

   Сказав так, Кефрия торопливо поднесла ко рту чайную чашку  и  отпила.
Она  пыталась  сделать  вид,  будто  мимоходом  просит  мужа   о   самой
незначительной мелочи. А вовсе не о чем-то всепоглощающе важном.
   Кайл Хэвен утер рот салфеткой и положил салфетку на стол.
   - Я знаю, дорогая. Конечно, тебе тяжело: ты так долго не  виделась  с
ним, а когда он вернулся после долгой разлуки, его тут же снова  у  тебя
отобрали. Но ты помни вот о чем: из плавания я тебе привезу окрепшего  и
жизнерадостного паренька. Сына, которым ты сможешь гордиться. Пока же он
попросту не понимает, на каком свете  находится.  Ему  с  трудом  дается
учение, он готов пасть духом, и бьюсь об заклад, что под  вечер  у  него
все кости трещат... - Кайл поднял свою чашку, заглянул в нее, нахмурился
и вновь поставил на блюдце. - Подлей-ка мне еще чаю... То  есть  если  я
сейчас позволю ему вернуться домой, к маме и бабушке,  он  расценит  это
как возможность нажаловаться. Он примется ныть и скулить, расстроит  вас
обеих, а кончится тем, что пойдет прахом вся та наука, которую  я  успел
кое-как в него вбить. Нет, Кефрия. Вам лучше  не  видеться,  уж  ты  мне
поверь. Для вас обоих так будет лучше. И для твоей матери  тоже.  Она  и
без того достаточно напереживалась из-за утраты Ефрона. Давай  не  будем
причинять ей новую боль.
   Кефрия между тем проворно наливала  мужу  чаи.  Как  она  радовалась,
когда он сказал, что  позавтракает  с  нею.  Как  поверила,  что  сумеет
вымолить у него столь желанную милость...
   Он так давно не находил времени побыть с нею наедине. По  вечерам  он
являлся домой совершенно измученный, а утром вскакивал еще до  рассвета,
чтобы сразу умчаться обратно на свой корабль. Поэтому