ежде ничего подобного не было!  Я-то  удивлялся  -  а
теперь ясно, как же иначе, с бабой-то на борту! Хорошо еще, вообще  живы
вернулись.., несмотря на тебя. Живо убери ее отсюда!  -  рявкнул  он  на
старпома, который,  судя  по  выражению  лица,  вполне  разделял  мнение
капитана.
   - Дай мне рекомендацию, - взмолилась  Альтия  в  полном  отчаянии.  И
попыталась схватить, но капитан первым сгреб кожаный ярлычок,  не  силой
же у него отбирать. - Пожалуйста! - повторила она, но старпом уже сцапал
ее за руку.
   - Вон отсюда и прочь с  моего  корабля!  -  прорычал  капитан.  -  Да
спасибо скажи, что еще время даю тебе собрать  барахло!  А  не  соберешь
живо -  велю  просто  так  выкинуть  на  причал!  Ах  ты  сучка  лживая,
потаскушка! Со сколькими матросами ты перетрахалась,  чтобы  они  секрет
твой хранили? - бросил он уже ей в спину. Старпом тащил ее к двери.
   "Ни с одним! - хотела выкрикнуть она гневно. - Ни с одним!"
   ...Но ведь она переспала-таки с  Брэшеном,  и,  хотя  никого  это  не
касалось, это превратило бы в ложь ее возмущенный протест. И она  смогла
только выдавить:
   - Это несправедливо!
   - Справедливее, чем твое вранье! - проревел капитан.
   Старпом вышвырнул Альтию за порог.
   - Собирай шмотки - и выкатывайся! - прохрипел он сдавленным от ярости
голосом. - И если хоть  полсплетни  поползет  по  Свечному  -  сам  тебя
разыщу, тогда и узнаешь, как мы поступаем с лживыми потаскушками!
   И пихнул ее вперед так, что Альтия едва не растянулась на палубе. Она
кое-как  удержала  равновесие  и  услышала  за  спиной   резкий   хлопок
закрывшейся двери. Альтия обернулась и какое-то  мгновение  смотрела  на
эту дверь, качаясь от ярости, унижения и несправедливости. Ей  казалось,
это происходило не на самом деле. И не с нею. Месяцы страшнейшей  работы
- и ради чего? Ради пригоршни монет  (жалованье  у  юнги  было  не  ахти
какое)? Альтия с радостью отдала бы и этот так называемый  заработок,  и
вообще все, чем располагала, - за тот самый кусочек кожи,  который,  вне
всякого сомнения, капитан уже резал на мелкие части.
   Медленно повернувшись, Альтия заметила смотревшего  на  нее  Риллера.
Старый моряк вопросительно поднял бровь.
   - Выкинули с корабля, - пояснила она коротко. Это была  правда,  и  к
тому же не вынуждавшая пускаться в долгие объяснения.
   - За что? - спросил матрос, идя следом за  нею  в  форпик,  куда  она
направлялась  за  своими  убогими  вещичками.  Альтия  лишь  передернула
плечами и мотнула головой:
   - Не хочу об этом говорить, - буркнула она грубо.  Оставалось  только
надеяться, что прозвучало это как неучтивость рассерженного юнца.., а не
как слезное негодование женщины, воистину близкой к истерике.  "Держись,
держись, держись!" - повторяла она себе, в  последний  раз  спускаясь  в
душное и неуютное помещение, которое всю зиму было ей домом.
   Собрать пожитки и побросать их в морскую кису было делом  минутным...
Альтия закинула кису на плечо и ушла с корабля. Ступив же на причал, она
новыми глазами огляделась вокруг... Свечной. Весьма  пакостное  местечко
для того, кто оказался здесь с горсткой денег и кисой на плече...

***

   Прохожий повернул голову  и  несколько  странно  на  него  покосился.
Брэшен тоже глянул на него, потом отвел взгляд. Он,  оказывается,  топал
по улице с самой что ни  есть  дурацкой  улыбкой  на  физиономии.  Ну  и
плевать. Он имел право улыбаться. Он гордился ею. Она стояла  на  палубе
"Жнеца" как самый настоящий  юнга,  битый  морем  и  жизнью  и  обретший
определенную  крутость.  Этак  небрежно  приняла  его  приглашение...  И
шапочка у нее на голове сидела с должной  лихостью.  Плавание,  которое,
как он ожидал, должно было прикончить ее, на самом  деле  помогло  ей..,
выздороветь. Заново обрести нечто, вышибленное, как он полагал,  Кайлом,
когда он  заделался  капитаном  "Проказницы".  Недостаток  именно  этого
качества и делал ее в последних двух  плаваниях  такой  невыносимой.  Ее
привычное нахальство тогда сменилось стервозностью, ее  чувство  честной
игры - мстительностью. А в день, когда умер ее отец, он уж  было  решил,
что  прежняя  Альтия  умерла  навсегда.  И  надежда  на  ее  воскрешение
затеплилась у него только в тот день на Тощих островах, когда она начала
свежевать  котиков.  Что-то  в  ней  переменилось  тогда.  И  начавшаяся
перемена потом только становилась заметнее - точно так же, как сама  она
становилась сильней  и  выносливей.  А  в  ту  ночь  в  недоброй  памяти
Закоулке, когда она пришла к нему, - вот тогда он полностью осознал, что
перед ним во всей красе была прежняя Альтия.
   И еще он понял, до какой степени ему ее не хватало все это время...
   Брэшен полной грудью дышал воздухом свободы и суши. Жалованье  лежало
в карманах, он был свободен, как птичка. И имел основания рассчитывать к
вечеру на очень приятное общество. Чего еще желать?..
   Он принялся высматривать вывеску "Красного карниза". Старпом -  когда
он намекнул, что вознамерился провести ночку на  берегу  -  с  улыбочкой
рекомендовал ему эту гостиницу как "чистенькое местечко для  бережливого
моряка". Улыбочка ясно  означала:  знаем-знаем,  мол,  не  один  ты  там
ночлежничать собрался. Что ж, не будем его разочаровывать...
   Красные карнизы заведения бросились ему в глаза гораздо  раньше,  чем
он  сумел  разглядеть  скромную  вывеску.  Внутри  гостиница   оказалась
действительно чистой, но уж больно аскетически обставленной.  Всего  два
стола и четыре скамейки, все - надраенное, что твоя корабельная  палуба.
Пол усыпан  просеянным  белым  песочком.  Огонь  в  очаге  поддерживался
плавником;  языки  пламени  переливались  разными  красками.  Ни  одного
посетителя не было видно. Брэшену пришлось довольно долго стоять в общей
комнате, дожидаясь, пока к нему выйдут.
   Появившийся мужчина вытирал руки о  фартук.  Он  почти  подозрительно
оглядел Брэшена с головы до ног, прежде чем поздороваться:
   - Добрый день.
   - Мне рекомендовали вашу гостиницу, - сказал  Брэшен.  -  Сколько  за
комнату и за ванну?
   Человек вновь окинул  его  таким  взглядом,  будто  решал  про  себя,
сколько Брэшен способен позволить себе. Сам он был пожилой, с  повадками
бывшего моряка - и жестоко покалеченный морем. Одна нога у него когда-то
была сломана и  очень  скверно  срослась,  что,  по  всей  видимости,  и
положило конец его плаваниям.
   - Три, - заявил он решительно. - И добавил:
   - Надеюсь, ты не из таких, кто заявляется вдрызг пьяным и принимается
все крушить? Если так, то здесь для тебя комнатки не найдется...
   - Пьяным-то я приду, но обстановку  крушить  не  буду.  Просто  спать
завалюсь.
   - Хм-м-м... Ты, кажется, честен. Это хорошо, - Он  протянул  руку  за
деньгами и, получив монетки,  сразу  спрятал  их  в  карман.  -  Занимай
комнату наверху слева.  Если  хочешь  вымыться,  на  заднем  дворе  есть
водяной насос, очаг и лохань. Огонь прикрыт, но  его  нетрудно  разжечь.
Мойся, пожалуйста, и можешь не торопиться, только обязательно оставь все
в том же аккуратном виде, в каком оно сейчас. Я,  знаешь  ли,  стараюсь,
чтобы все было чисто. Кое-кому такое не нравится, есть, знаешь, любители
жрать, напиваться, орать и драться всю ночь. Если ты из таких, иди лучше
в другое какое-нибудь место. А здесь честный человек платит за  опрятную
постель - и получает ее. И еда у нас такая же: не какой-то тебе изыск  с
выкрутасами, все простое, зато добротное, только сегодня сготовленное. И
к тому же добрая кружка хорошего пива. Но  только  тут  не  таверна,  не
веселый дом с девками и не игорный притон. Нет, господин мой. Это чистое
заведение. Это чистое заведение!
   Брэшен обнаружил, что  кивает,  точно  деревянная  кукла,  поддакивая
болтливому деду. Про себя он начал подозревать, что старпом решил  чуток
позабавиться, направляя его сюда. Ну и ладно.  Тут  в  самом  деле  было
опрятно и тихо. Лучше им с Альтией побыть здесь,  а  не  в  какой-нибудь
набитой людьми, шумной таверне.
   - Стало быть, пойду для начала ванну приму, - сказал он, когда хозяин
гостиницы прервался перевести дух. - Да, и еще вот что:  тут,  наверное,
подойдет еще один парень с нашего корабля. Он будет спрашивать  Брэшена.
Это я. А паренька зовут Эттель. Скажешь ему, чтобы меня обождал?
   -  Добро,  скажу  ему,  что  ты  туточки.  -  Дед   помедлил,   вновь
исполнившись подозрений:
   - А он не гуляка, надеюсь? Не явится пьяным, не заблюет мне  пол,  не
начнет скамейки переворачивать?
   - Эттель?.. Нет, ни в коем случае. Ни  в  коем  случае!  -  И  Брэшен
спасся бегством в заднюю дверь.
   В небольшом сарае, стоявшем посреди мощеного  дворика,  действительно
обнаружилось все обещанное хозяином: и насос, и лохань, и очаг с  огнем.
Как и в главном здании, чистота  здесь  царила  ну  просто  невероятная.
Несколько грубых полотенец, свисавших с деревянных крючков,  производили
впечатление хотя и потертых, но чистых, а в лохани по  стенкам  не  было
заметно следов чужого мытья. "Как славно для разнообразия остановиться в
опрятном местечке", - подумал Брэшен. Накачав несколько ведер  воды,  он
поставил их греться. Его береговая одежда хранилась на дне кисы  и  была
чистой, хотя и попахивала плесенью. Он развесил полосатую рубаху,  носки
и хорошие шерстяные штаны сушиться и проветриваться у огня. Еще в  сарае
нашелся горшочек мягкого мыла, и Брэшен не преминул им  воспользоваться.
Забравшись в лохань, он слой за слоем сдирал с себя соль и  жир,  а  под
конец, надо думать, снял и верхний слой кожи. В первый раз за  несколько
недель расплел моряцкую косичку, чисто вымыл волосы и снова  заплел.  Он
бы еще долго  блаженствовал,  просто  отмокая  в  лохани,  но  не  хотел
заставлять Альтию ждать. Вытеревшись,  он  подстриг  бороду,  вернув  ей
первоначальную форму, и облачился в чистую береговую одежду.  Какая  все
же благодать -  натягивать  чистую,  теплую,  сухую  одежду  на  чистую,
теплую, сухую кожу!..
   Ванна расслабила его почти до сонного состояния, но он  знал:  добрая
еда и кружечка холодного пива быстренько приведут  его  в  должный  вид.
Брэшен запихнул грязную  одежду  обратно  в  кису  и  поспешно  навел  в
помывочной порядок. Завтра он найдет прачечную и отдаст одежду стирать -
кроме тех вещей, что уже безнадежно пропитались смолой...
   Чувствуя себя заново родившимся,  он  направился  обратно  в  главное
здание, чтобы перекусить - и ждать Альтию.

***

   Она еще никогда не ходила одна по  чужеземному  порту.  Всегда  рядом
были сотоварищи-моряки.., и корабль, чтобы возвратиться туда, когда  час
станет вовсе уж поздним. А вот теперь едва миновал  полдень,  но  Альтии
казалось,  будто  уже  наступил  свинцово-сумрачный  вечер.  Она  заново
огляделась...
   Мир был пуст. Бесформенное и  беспредельное  место.  Ни  корабля,  ни
привычных обязанностей..,  ни  родственных  уз.  Лишь  немного  денег  в
кармане да киса за спиной - и ничего более.
   Альтия задумалась об этом и поняла, что испытывает странноватую смесь
чувств, вроде бы несовместимых. Она чувствовала себя всеми  брошенной  и
одинокой, была в полном отчаянии из-за их отказа выдать  рекомендацию...
Но в то же время чувствовала себя сильной и ни от кого  не  зависимой...
Бесшабашность - вот как следовало описать  ее  нынешнее  состояние.  Да,
именно так. Кажется, она при всем желании уже не могла натворить ничего,
от чего ее положение могло бы ухудшиться. Ей  нечего  было  терять.  Она
могла прямо сейчас учинить все, что ни взбрело бы ей в голову, и никто с
нее не спросит, потому что никому нет до нее дела. Она могла, к примеру,
бессовестно напиться. Или просадить весь свой  заработок  до  последнего
гроша, устроив себе шикарный вечер с роскошной едой,  вином,  музыкой  и
экзотическим окружением. Конечно, наступит и день завтрашний, и  с  этим
приходилось считаться.  Но  с  днем  наступающим  приходилось  считаться
всегда. Просто, вздумай она очертя  голову  устремиться  ему  навстречу,
никто ей того не запретит. И стыдить не будет.
   Что-то тщательное обдумывание  каждого  шага  в  последнее  время  не
очень-то доводило ее до добра...
   Альтия поудобнее устроила кису на плече - и  заломила  свою  шапчонку
под  еще  более  дерзким   углом.   И   зашагала   вперед,   внимательно
приглядываясь ко всему, что мог предложить  ей  город.  Здесь,  у  самых
причалов, располагались корабельные конторки, мелкие лавочки  и  дешевые
гостиницы для  моряков,  перемежавшиеся  тавернами,  публичными  домами,
игорными притонами... Совсем не парадная часть  города,  предназначенная
для грубых и суровых людей...
   К которым и она теперь принадлежала.
   Альтия выбрала первую попавшуюся  таверну  и  вошла  внутрь.  Никакой
разницы с тем, что она видывала дома, в Удачном. Пол, застланный камышом
(притом не особенно свежим). Столы, воздвигнутые  на  козлах,  выглядели
рябыми от кольцеобразных отметин множества  кружек.  Чиненые-перечиненые
скамьи при них... Стены и потолок заросли жирной копотью от светильников
и кухонного очага.
   В одном конце помещения имелся большой  очаг,  и  там  плотнее  всего
сгрудилась матросня - поближе к теплу и запаху  готовящегося  съестного.
Альтия нашла глазами содержателя таверны,  тощего  мужичка,  казавшегося
воплощением скорби. По залу сновали  служанки,  одни  смешливые,  другие
насупленные.  Лестница  напротив  входа  вела  наверх,  в  коридорчик  с
комнатами... Гул голосов показался Альтии ощутимо плотным,  точно  порыв
ветра в лицо.
   Она нашла свободное местечко за столом. Не так  близко  к  огню,  как
того бы хотелось, но все же здесь было гораздо теплей, чем на  улице,  -
или в форпике "Жнеца". Альтия села и прислонилась к стене.  Скоро  перед
ней оказалась кружка пива (на удивление хорошего), и миска тушеного мяса
(повар  напортачил  с  пряностями,  но  все  же  какая  благодать  после
корабельной еды!). Особое же удовольствие доставил Альтии  кусок  хлеба,
прилагавшийся к мясу. Давненько она не едала такого, явно  сегодняшнего.
Толстый кусок был темен, в нем  попадались  цельные  зерна.  Альтия  ела
медленно, наслаждаясь теплом, пищей, пивом, - и запрещала себе думать  о
чем-либо еще. В какой-то момент  она  даже  прикинула,  а  не  снять  ли
комнатку наверху. Но топот, визг, глухие шлепки  и  хохот,  доносившиеся
оттуда, вскорости сообщили ей, что комнаты были предназначены  вовсе  не
для ночлега. Одна  из  служанок  скоро  начала  строить  Альтии  глазки,
довольно вяло, впрочем. Альтия сделала вид, будто  не  заметила.  Девица
сразу отчалила - и, кажется, с облегчением.
   Альтия в задумчивости спросила себя: интересно, сколько надо  пробыть
шлюхой, чтобы от этого  окончательно  затошнило?  Или,  наоборот,  чтобы
окончательно притерпеться?.. Ее рука между тем опустилась вниз и  сквозь
рубашку  машинально  ощупывала  колечко  в  пупке.  Капитан  назвал   ее
потаскушкой. Да еще и  заявил,  будто  она  привлекла  змей  к  "Жнецу".
Глупость какая... И, тем не менее, - именно так все  и  выглядело  в  их
глазах. Альтия откусила еще кусочек  хлеба,  обвела  глазами  комнату  и
попробовала представить, как это -  ходить  туда-сюда  между  столами  и
предлагать  себя  мужчинам  в  надежде  на  заработок...  "А   противный
народ-то", - сделала она для  себя  неожиданный  вывод.  Может  статься,
морская жизнь и придавала мужикам определенную крутость.., но она же  их
и уродовала. У одних недоставало зубов, у других - руки или  ноги.  Лица
были темными не столько от солнца и ветра, сколько от  жира  и  смолы...
Словом, в большом помещении привлекательных мужчин было -  раз,  два,  и
обчелся. Да и то... Молодые, крепкие и смазливые отнюдь не  блистали  ни
чистотой, ни хорошими манерами. "Наверное, тоже с промыслового флота,  -
подумала Альтия. - Охота, убийство, расчленение туш.., соль, кровь и жир
- вот из чего состоит вся их жизнь, день за днем". Матросы  на  торговых
судах были не в пример чище... Или это относилось только к "Проказнице"?
Ее отец очень следил за тем, чтобы люди содержали в чистоте  и  себя,  и
корабль, не допуская появления на борту вшей и клопов...
   Мысли об отце и "Проказнице" уже не причиняли такой острой боли,  как
когда-то.  Место  боли  заняла  безнадежность.  "Хватит  увиливать!"   -
мысленно сказала себе Альтия  и  вплотную  занялась  той  самой  мыслью,
которую все время упорно  гнала  от  себя.  Итак,  получить  корабельную
рекомендацию, должным  образом  оформленную  на  свое  имя,  оказывалось
затеей практически  безнадежной.  И  все  потому,  что  она  -  женщина.
Осознание разразившегося поражения было  таково,  что  Альтию  замутило.
Только что проглоченная пища слиплась в  кислый  ком  в  животе.  Альтию
затрясло, точно  в  ознобе.  Она  покрепче  уперлась  пятками  в  пол  и
схватилась за край столешницы,  чтобы  унять  дрожь.  "Хочу  домой...  -
подумала она, чувствуя себя  абсолютно  несчастной.  -  Хочу  туда,  где
безопасно и тепло, где люди знают меня..."
   Но нет. Дом под определение "теплого и безопасного места" с некоторых
пор больше не подпадал. И вообще было очень похоже, что  лично  для  нее
безопасность и тепло отошли  в  прошлое.  Туда,  где  жив  был  отец,  а
"Проказница"  была  ее  домом...  Альтия  мысленно  потянулась  к   этим
воспоминаниям.., и  обнаружила,  что  их  стало  очень  трудно  вызвать.
Слишком далеко они отодвинулись.  Слишком  сильно  она  отъединилась  от
них... Начать их будить значило почувствовать себя еще более  несчастной
и одинокой.
   "Брэшен", - неожиданно мелькнуло у нее в голове.  В  этом  занюханном
городишке он был  какой-никакой,  но  частицей  ее  дома.  Нет,  она  не
собиралась идти разыскивать его.., просто ей вдруг подумалось - а почему
бы и нет? В самом деле.  Если  ей  вдруг  захочется,  если  она  вправду
надумает явить бесшабашность и творить  что  пожелает,  не  загадывая  о
завтрашнем дне, - почему бы и нет?..  Разыскать  Брэшена..,  и  подарить
себе несколько часов безопасности и тепла.
   Однажды  всплыв,  эта  мысль  сразу   стала   неотвязной,   как   для
изголодавшегося - запах свежего хлеба.
   Но нет, нет, нет, она нипочем не станет этого делать.  И  вообще  это
очень плохая идея.  Ведь  если  она  встретится  с  Брэшеном,  он  сразу
вообразит, будто ей снова хочется с ним в постель. Тогда как  ей  совсем
не... "Хм". Альтия так и этак покрутила  перспективу  новой  близости  с
Брэшеном.., и нашла, что в  действительности  это  было  небезынтересно.
Отнюдь, отнюдь... Она возмущенно фыркнула и  заставила  себя  трезво  во
всем разобраться. Визг, хохот и  мужской  рык,  доносившиеся  из  комнат
наверху, показались ей свидетельством чего-то  глупого  и  недостойного.
Нет уж. Такого она ни с кем проделывать не намерена, а уж с  Брэшеном  и
подавно. Это будет поистине верх глупости. По той простой  причине,  что
рано или поздно либо он, либо  она,  либо  оба  они  вместе  окажутся  в
Удачном. И так уже достаточно скверно, что она улеглась  с  Брэшеном  на
корабле. Да, тогда они были усталые  и  полупьяные,  да  еще  нализались
циндина... Поэтому, и только поэтому, а не по какой иной причине тогда у
них все и случилось. Но если сегодня она к нему придет и все  повторится
- он, чего доброго, вообразит, будто это имеет некое  значение.  А  если
потом они встретятся в Удачном... Вот именно. Случившееся на  корабле  -
это одно. А в Удачном - совсем другое. Удачный - это  дом.  Вот  так-то.
Короче, никуда она не пойдет, никого искать не будет и  спать  с  ним  -
тоже не будет. Решено. Окончательно и бесповоротно.
   Итак, единственный вопрос,  который  оставалось  решить,  -  это  где
перекантоваться остаток вечера и ночь. Альтия подняла  кружку,  подзывая
служанку. Пока девушка наливала ей пиво, Альтия кое-как выдавила  улыбку
(ей самой показавшуюся тошнотворной) и сказала:
   - Что-то я совсем притомился сегодня. Не порекомендуешь, милая, тихую
гостиничку неподалеку? Да хорошо бы такую, чтобы  еще  и  вымыться  было
можно?
   Девушка