а сама себе выдумала.  Девушка  задумалась  о  том,  скоро  ли
домашние надумают открыть ее матросский сундучок. Интересно,  разберутся
ли они, кому  какой  подарок  предназначался?..  Чего  доброго,  мать  с
Кефрией даже прольют пару  слезинок  по  поводу  подарков  от  дочери  и
сестры, которую они позволили выжить из дому. Альтия улыбнулась  жесткой
улыбкой и положила гребешки назад на  прилавок.  "Не  время  предаваться
дурацким мечтаниям. Да пусть их там хоть вообще сундучок  не  открывают.
Какая разница? Мне прожить надо - вот что сейчас важнее всего..."
   Ибо, невзирая на презрительные советы Брэшена Трелла,  она  вовсе  не
собиралась "ползти" домой. Так, без  сомнения,  поступила  бы  капризная
избалованная девчонка, которой он ее, похоже, считал. "Ну  уж  нет.  Тем
самым только подтвердилось бы, будто все, чего наболтал обо мне Кайл,  -
сущая правда..."
   Выпрямившись, она решительно двинулась через торговые ряды.  По  пути
купила  себе  немудрящее  пропитание:  сливы,  кусок  сыру  и  несколько
булочек. Хватит, чтобы продержаться до вечера.  Еще  она  приобрела  две
дешевые свечки да трутницу с кремешком и кресалом. Вот и все покупки.
   Больше в городе ей было делать  определенно  нечего,  но  уходить  не
хотелось. Вместо этого она еще побродила по рынку,  кивая  тем,  кто  ее
узнавал и выражал свои соболезнования по  поводу  кончины  отца:  Альтия
больше не вздрагивала от боли, когда кто-либо произносил его имя. Просто
старалась поскорее перевести разговор на другое.
   Ей не хотелось думать о нем. Не хотелось  обсуждать  с  полузнакомыми
людьми свою потерю  и  свое  горе.  И  подавно  -  касаться  в  праздном
разговоре своего разрыва с семьей. "Знать бы,  много  ли  народу  вообще
успело прослышать? Уж конечно, Кайлу вовсе не хочется, чтобы  по  городу
поползли какие-то сплетни. Вот только болтливым слугам рот не  заткнешь.
Никому еще не удавалось. А значит,  рано  или  поздно  все  всё  узнают.
Хорошо бы меня к тому времени в городе уже не было..."
   Правду сказать, ее узнавало в лицо не так-то много народу. И сама она
узнавала немногих: все больше мореплавателей и торговцев, с которыми вел
дела ее отец. Она  только  теперь  с  удивлением  осознавала,  до  какой
степени годы, проведенные с ним на корабле, отдалили ее от того,  что  в
Удачном называли  "обществом",  -  а  она  даже  не  заметила,  как  это
произошло. Девушка ее возраста за последние шесть  месяцев  побывала  бы
самое меньшее на шести светских раутах.  Балы,  вечеринки,  приемы...  А
она? Дай Бог памяти... Последний раз ее  видели  в  свете  на  празднике
урожая.  Кажется.  Расписание  ее  плаваний  как-то  плохо  совпадало  с
расписанием званых обедов. Да и  не  считала  она  тогда,  будто  что-то
теряет. Не захочет - не будет в  светской  жизни  участвовать.  А  потом
захочет - и опять будет...
   Ан нет. Теперь все это  пошло  прахом.  Кончились  бальные  платья  и
туфельки,  которые   заказывали   непременно   им   в   тон,   кончилось
подкрашивание губ и  капельки  духов  за  ушами.  Все  утонуло  в  море,
поглотившем тело отца...
   ...И опять горло перехватил болезненный спазм, который,  как  она  по
глупости думала, больше не должен  был  повториться.  Повернувшись,  она
почти бегом бросилась прочь - прочь от себя самой, но разве тут убежишь?
Альтия отчаянно моргала глазами, сдерживая слезы...
   Более или менее взяв себя в руки, она замедлила шаг. И огляделась  по
сторонам.
   Она стояла прямо перед витриной магазинчика, принадлежавшего Янтарь.
   И опять по позвоночнику пробежал холодок  нехорошего  предчувствия...
Как и прежде, Альтия не смогла бы внятно сказать, какая такая  опасность
могла ей грозить со стороны скромной ремесленницы. Эта женщина  даже  не
принадлежала к старым семействам. Она просто резала  дерево.  Резала  во
имя Са. Просто дерево. И продавала сделанные украшения... Но  опасность,
тем не менее, имела место совершенно определенно.
   Альтия внезапно решила, что надо ей в конце концов зайти и взглянуть,
что за диковины продает эта Янтарь. Она схватилась за дверную ручку  так
решительно, словно та была сплетена из жгучей  крапивы.  И  стремительно
вошла в магазинчик.
   Внутри было прохладней, чем на улице. И после яркого солнца  казалось
почти совсем темно. Когда глаза попривыкли, Альтия увидела, что  лавочка
была обставлена с изысканной простотой. Пол - струганые сосновые  доски.
И полки - из самого простого дерева. Изделия, которыми торговала Янтарь,
были разложены по полкам  на  квадратиках  темной  материи.  Лишь  самые
замысловатые ожерелья висели на стене за прилавком.  А  еще  там  и  сям
стояли глиняные чаши с россыпью деревянных бусин всех мыслимых цветов  и
оттенков...
   Кстати,  Янтарь  продавала  не  только  украшения.   Альтия   увидела
деревянные чаши и большие плоские блюда, вырезанные с редким изяществом,
подчеркивавшим нарядный  узор  древесины.  Деревянные  кубки,  способные
украсить стол любого короля. Гребни для волос из ароматного дерева...  И
ни единая вещь не была  склеена  из  отдельных  кусочков.  Янтарь  умела
разглядеть внутри  древесины  законченную  форму  -  и  попросту  отсечь
лишнее, а потом довести до совершенства резьбой и полировкой. Вот  стул,
изваянный из цельного обрубка ствола Альтия  никогда  прежде  не  видела
ничего подобного. У  стула  отсутствовали  привычные  взгляду  ножки;  в
стволе зияло нечто вроде  дупла,  в  котором  мог  с  большим  удобством
расположиться человек. На этом-то стуле -  или,  лучше  сказать,  внутри
него - сидела сама  Янтарь.  Сидела,  изящно  подогнув  колени,  и  лишь
кончики обутых в сандалии ступней  выглядывали  из-под  кромки  длинного
одеяния.
   Альтия даже вздрогнула: кажется, она некоторое время в упор  смотрела
на Янтарь, не замечая ее. "Наверное, это из-за цвета  ее  кожи,  глаз  и
волос. Да и одежда... Все  медово-янтарное,  в  точности  как  древесина
ствола..."
   Золотая женщина посмотрела на Альтию и вопросительно  подняла  бровь.
Потом негромко спросила:
   - Ты хотела видеть меня?
   -  Нет,  -  ляпнула  Альтия,  ненароком  выболтнув  сущую  правду.  И
попыталась спасти положение, высокомерно добавив:
   - Я, собственно, заглянула посмотреть деревянные украшения, о которых
все говорят.
   Янтарь кивнула:
   - Тем более что ты такой знаток дерева.
   Она произнесла это очень ровным голосом. Ну и как следовало  понимать
ее слова? Как угрозу?  Как  насмешку?  Как  самое  обычное  замечание?..
Альтия так и не поняла. А не поняв - рассердилась.  Да  что  она  вообще
себе позволяет, эта ремесленница? Эта резчица, эта выскочка, эта  мелкая
торговка из тех, которых понаехало тут?.. Как она - во имя Са!  -  смеет
так разговаривать с дочерью старинной семьи? Ибо Альтия  сама  по  праву
рождения принадлежала к торговцам Удачного...
   И она излила всю ярость и разочарования, скопившиеся за эти несколько
дней, сказав:
   - Ты, должно быть, имеешь в виду мой живой корабль?
   Самые простые слова, но каков был тон! Только  распоследняя  дура  не
поняла бы, что именно Альтия желала сказать.
   Янтарь вконец огорошила ее, спросив:
   - Стало быть, в Удачном уже узаконили рабство?
   По тонкому лицу резчицы, как и прежде, ровно ничего  невозможно  было
понять. И вопрос свой она задала так, словно он закономерно  вытекал  из
сказанного Альтией.
   - Конечно, нет, - вспыхнула та.  -  Пусть  калсидийцы  придерживаются
своих  грязных  обычаев,  если  больно  охота.  Удачный  их  никогда  не
признает...
   - Естественно. Но тогда...  -  последовала  очень  краткая  пауза,  -
..тогда как же ты называешь живой корабль "твоим"? Как может быть у тебя
в собственности живое и разумное существо?
   - Проказница "моя"  в  том  же  смысле,  в  каком  я  называю  "моей"
собственную сестру. Мы - семья.
   Альтия не выговаривала слова, она их выплевывала Она сама  не  смогла
бы объяснять, откуда взялась охватившая ее внезапная ярость.
   - Понятно. Семья. - Плавное, льющееся движение, и  Янтарь  поднялась.
Она оказалась выше, чем Альтия ожидала. И она не была  ни  красивой,  ни
даже хорошенькой, просто нечто неуловимое приковывало к ней взгляд.  Что
же?.. Одевалась она скромно, вела себя со спокойным достоинством. Тонкие
складки платья прекрасно сочетались с прядями волос... Все в ней  дышало
той же изысканной  простотой,  которая  отличала  изделия  ее  рук.  Она
встретилась глазами с  Альтией  и  удержала  ее  взгляд.  -  Значит,  ты
называешь деревянную девушку своей сестрой. - Улыбка родилась в  уголках
ее губ, и стало видно, что губы у Янтарь выразительные  и  подвижные.  -
Быть может, - сказала она, - у нас с тобой даже  больше  общего,  чем  я
осмеливалась надеяться...
   Альтию насторожил даже столь робкий намек на дружеское расположение.
   - Ты? Надеялась? - проговорила она холодно.  -  С  какой  стати  тебе
надеяться, что у нас может быть что-нибудь общее?
   Улыбка Янтарь сделалась шире:
   - Потому, что так нам обеим было бы проще.
   Альтия не поддалась на подначку и  не  стала  ни  о  чем  спрашивать.
Прошло какое-то время, и Янтарь еле слышно вздохнула:
   - Ну до чего ж ты упрямая, девочка. А впрочем, меня в тебе даже и это
восхищает.
   - Так ты тогда нарочно за мной шла?.. В тот день, когда  я  встретила
тебя на причале, возле "Проказницы"?
   Это  прозвучало  почти  обвинением.  Янтарь,   впрочем,   ничуть   не
обиделась.
   - Я не могла за тобой идти, - заметила она, - хотя бы уже потому, что
явилась туда раньше, чем ты. Сознаюсь даже, при виде тебя  я  сперва  на
какой-то миг заподозрила, будто это ты за мной следом пришла...
   - Ты смотрела на меня, как... - Альтия замялась. - Нет, я не  говорю,
что ты лжешь. Но ты как будто высматривала меня... Наблюдала за мной.
   Янтарь неспешно кивнула - скорее про себя, нежели для Альтии.
   - Мне и самой так показалось. Но нет, искала я совсем не тебя. -  Она
поиграла пальцем со своими серьгами, заставив сперва дракончика, а потом
и змею размеренно закачаться. - Можешь вообразить, я отправилась в порт,
высматривая мальчишку-раба о девяти пальцах. - Она странно улыбнулась. -
А вместо него на меня наскочила ты. Совпадение? Думаю, скорее судьба.  С
совпадениями я не склонна считаться. Но несколько раз, когда я  пыталась
не посчитаться с судьбой, я  проигрывала.  И  очень  жестоко.  -  Янтарь
тряхнула головой, отчего ее разномастные серьги закачались еще  сильнее.
Потом посмотрела на Альтию, взиравшую на нее  с  немым  любопытством,  и
улыбка снова смягчила ее черты. - Правда, сказанное относится не ко всем
людям. Кое-кто создан для того, чтобы спорить с судьбой. И побеждать!
   Альтия не знала, что на это ответить, и поэтому промолчала. А золотая
женщина подошла к полкам и сняла корзиночку. По крайней мере то, что она
достала, на первый взгляд  походило  на  корзиночку.  Но  при  ближайшем
рассмотрении корзинка оказалась вырезанной из цельного  куска  дерева  -
настолько искусно, что ее можно было принять за настоящую, сплетенную из
лозы. Подойдя к Альтии,  Янтарь  встряхнула  корзинку.  Изнутри  долетел
приятный перестук.
   - Выбери бусину, -  Янтарь  протянула  корзинку  девушке.  -  Я  хочу
сделать тебе подарок.
   Альтия  бросила  внутрь   корзины   всего   один   взгляд...   И   ее
первоначальное  намерение  высокомерно  отвергнуть  щедрость   "какой-то
ремесленницы" испарилось бесследно. В разнообразии форм  и  цветов  было
нечто неуловимое.., нечто такое, что властно притягивало глаз и вызывало
желание прикоснуться. А как приятны бусины оказались на ощупь!..  Каждая
порода дерева имела свою фактуру, и каждая была по-своему  замечательна.
Бусины были крупные - каждая в окружности примерно как большой палец  на
руке Альтии. И двух одинаковых в корзиночке  не  было.  Кубики,  шарики,
пирамидки.., цветы, фигурки животных.., листья, птицы, коврига  хлеба..,
рыбка, черепашка... Альтия обнаружила, что корзинка  незаметным  образом
перекочевала к ней в руки  и  она  с  интересом  перебирает  содержимое,
Янтарь же пристально за ней наблюдает, и в глазах ее  светится  странная
алчность... Паучок, извивающийся червяк, кораблик, волк, ягодка, глаз..,
пухлолицый младенец... "Возьми меня!" - словно бы взывала каждая бусина,
и  Альтия  поняла,  в  чем  состоял  секрет  привлекательности  товаров,
продававшихся  в  лавочке  Янтарь.   Женщина   действительно   создавала
драгоценности. Драгоценности, порожденные естественной красотой дерева и
ее искусством резчицы. Конечно, в городе были и другие, ничуть не худшие
мастера. Имелись и возможности доставать ничуть не худшее  дерево...  Но
чтобы вот так воедино сошлись отменное качество материала, верный глаз и
художественное  чутье  -  Альтия  ни  разу  еще   не   видала.   Бусина,
представавшая прыгающим дельфином,  изначально  могла  оказаться  только
дельфином - и ничем иным. Ни кошкой,  ни  яблоком,  ни  ягодкой.  В  том
кусочке дерева таился только дельфин. И только Янтарь способна была  его
там разглядеть. И выпустить из заточения.
   Альтия все никак не могла сделать выбор и перебирала чудесные бусины,
отыскивая одну-единственную, которая покажется ей наиболее  совершенной.
Потом спросила:
   - А почему ты вдруг решила сделать мне подарок?
   Внезапный взгляд, брошенный ею на хозяйку лавочки,  застиг  Янтарь  в
миг  явного   любования   собственным   мастерством.   Она   определенно
торжествовала, видя, до какой степени Альтия увлеклась разглядыванием ее
бус. Желтоватые щеки женщины готовы были окраситься  румянцем,  а  глаза
прямо-таки светились, словно у кошки, греющейся возле огня.
   Когда она заговорила, ее голос тоже был наполнен теплом:
   - Я хотела бы, чтобы мы с тобой подружились.
   - Почему?
   - Потому что я вижу, как ты идешь против течения жизни. Ты  осознаешь
ход событий, ты вполне понимаешь, как следует вести себя, чтобы легко  и
приятно плыть по волнам... Однако у тебя хватает дерзости  противостоять
им. С какой стати? - а просто ты смотришь  на  происходящее  и  говоришь
себе: "Не-ет, такая участь  меня  не  устраивает.  И  я  ей  нипочем  не
поддамся!" - Янтарь покачала головой, но легкая улыбка не несла  в  себе
осуждения. - Сколько живу, подобные люди всегда  меня  восхищают.  Очень
немногие,  знаешь  ли,  отваживаются  спорить  с  судьбой.  Тьма  народу
ругательски ругает те рубашки, которые скроила им злая недоля.., а потом
все равно берут их и надевают, да так и носят до гробовой доски.  А  вот
ты.., ты скорее выйдешь  нагишом  в  зимнюю  бурю.  -  И  опять  легкая,
мимолетная полуулыбка. - Как-то мне не  хочется,  чтобы  такое  с  тобой
произошло. Поэтому я и дарю тебе бусину, чтобы ты хоть ее могла на  себя
надеть.
   - Ты говоришь прямо как ясновидящая, - протянула Альтия жалобно..,  и
тут ее палец натолкнулся на нечто, затаившееся на  самом  дне  корзинки.
Еще толком не обхватив бусину пальцами, еще не вынув ее на свет,  Альтия
откуда-то уже знала, что это ЕЕ бусина. И тем не  менее,  поднеся  ее  к
глазам, она затруднилась определить, почему ей захотелось выбрать именно
эту.  Она  держала  в  пальцах..,  яйцо.  Обычное  деревянное   яйцо   с
просверленной в нем дырочкой, чтобы можно было  носить  на  шее  или  на
запястье. Оно  было  теплого  коричневого  цвета,  а  из  какого  дерева
сработала его Янтарь - вовсе невозможно было сказать. Слои дерева шли не
от острого  конца  к  тупому,  а  поперек.  По  сравнению  с  остальными
сокровищами, лежавшими в  корзинке,  яйцо  выглядело  совсем  простым  и
незамысловатым. И все же оно как-то  по-особому  легло  Альтии  в  руку,
когда она укрыла его в кулаке. Его  было  удивительно  приятно  держать:
примерно то же испытываешь, когда гладишь котенка.
   - Можно мне взять.., вот это? - спросила Альтия тихо. И даже  затаила
дыхание.
   - Яйцо...  -  Янтарь  опять  улыбнулась,  и  на  сей  раз  улыбка  не
торопилась исчезать с ее лица. -  Яйцо  морской  змеи  Да,  возьми  его.
Конечно. Возьми.
   - Ты точно ничего не хочешь взамен? - спросил Альтия напрямую. Вполне
дурацкий вопрос, и она сама это понимала. Но было в Янтарь нечто  такое,
что остерегло Альтию и подсказало ей: уж лучше задать глупый и  неловкий
вопрос, чем сделать предположение - и ошибиться.
   - Взамен, - спокойно ответствовала Янтарь, - я тебя попрошу  лишь  об
одном. Позволь мне помочь тебе.
   - Помочь.., в чем?
   Янтарь улыбнулась:
   - В плавании против течений судьбы.

***

   Уинтроу набрал полные пригоршни тепловатой воды из ведерка, выплеснул
себе в лицо и потер ладонями щеки. Потом со вздохом опустил руки обратно
в ведро в поисках хотя бы временного облегчения. Отец  сказал  ему,  что
лопнувшие волдыри суть первый  шаг  к  настоящим  мозолям.  "Эти  нежные
жреческие ручки огрубеют не более  чем  за  неделю.  Сам  убедишься",  -
пообещал он жизнерадостно, когда последний  раз  ему  довелось  обратить
внимание на существование сына. Уинтроу ему ничего не  ответил.  У  него
язык не двигался от усталости.
   Он вправду не помнил, приходилось ли ему вообще когда-либо прежде так
уставать. В монастыре  его  успели  многому  научить:  он  умел  слушать
собственное тело и отчетливо понимал, что нарушены его самые что ни есть
глубинные  ритмы.  Он  привык  просыпаться  с  рассветом,  а  на  закате
отправляться в постель. А теперь отец и помощники капитана вынуждали его
к совершенно иному суточному распорядку, привязанному к вахтам: ложиться
и вставать надо было не по  солнцу,  а  тогда,  когда  отбивали  склянки
<Склянки - во времена парусного флота - судовые песочные часы из  стекла
в деревянной оправе, обычно подвешиваемые, чтобы качка меньше влияла  на
точность  отсчета  времени.  Самой  распространенной  была   получасовая
"склянка". Переворачивая такие часы, вахтенный ударял в колокол:  отсюда
выражение - "бить склянки".>. Форменная жестокость, причем не  вызванная
какой-либо необходимостью, ведь  корабль  все  еще  стоял  у  причала...
Науки, которые Уинтроу приходилось теперь постигать, были, по его мнению
не так уж трудны. Но "учителя" не могли понять, что он  полнее  и  легче
осваивал бы новое для себя дело,  если  бы  ему  позволяли  как  следует
отдыхать между уроками - как телом, так и  душой.  А  вместо  этого  его
будили в  какой-нибудь  несусветный  час  -  и  опять  гнали  на  мачты,
заставляли бесконечно вязать узлы, сшивать жесткую парусину.., не говоря
уж о том, чтобы драить, чистить и мыть. И все это  -  с  оскорбительными
кривыми улыбочками, с презрением  и  насмешкой  в  каждом  распоряжении.
Уинтроу был уверен в своей  способности  справиться  с  любым  заданием,
которое они ему давали. Но ведь можно было это задание именно давать,  а
не.., швырять. Швырять с презрением и злобой...
   Он вытащил из ведра неистово саднящие руки и осторожно  промокнул  их
более-менее чистой тряпицей.
   Он сидел в канатном рундуке, который с  некоторых  пор  сделался  его
домом. В углу теперь висел гамак, сплетенный из грубых  веревок.  Одежда
Уинтроу висела на деревянных гвоздях вперемежку с бухтами тросов. О, как
искусно и аккуратно были свернуты все эти бухты!.. Сорванные волдыри  на
ладонях Уинтроу свидетельствовали - он учился недаром...
   Взяв рубаху почище, он натянул ее через голову. Может,  переменить  и
штаны?.. Нет, не стоит. Другие штаны он выстирал накануне,  но  в  плохо
проветриваемом закутке они не столько сохли, сколько приобретали запашок
плесени. Уинтроу опустился  на  корточки  и  положил  ноющую  голову  на
скрещенные руки: в рундуке все равно не было ни скамеечки, ни табуретки.
Оставалось ждать только удара кулаком в дверь - вызова за стол капитана.
Вчера Уинтроу попытался сойти с корабля по трапу.  Попытку  пресекли,  и
Торк с тех пор стал запирать Уинтроу в рундуке на все  то  время,  когда
мальчику позволено было спать.
   Мудрено задремать, сидя на корточках, но измученного Уинтроу все-таки
сморил сон. Он вздрогнул и проснулся, когда дверь распахнулась.
   - Живо к кэпу! - рявкну