у черту, кожа туго натянулась на скулах...
   - Итак, крепко прижмите  его  к  палубе  и  держите,  -  распорядился
Уинтроу. Его голос прозвучал так же хрипло, как и у Этты. Интересно, был
ли он так же бледен, как и она?..  Глубоко  внутри  разгорелась  искорка
гнева, вызванная ее презрением. Уинтроу не  стал  ее  гасить,  напротив,
постарался раздуть в себе - и перековать в решимость.
   Этта опустилась на колени возле головы Кеннита, но не стала  касаться
его. Двое мужчин наложили руки на его здоровую  ногу,  пригвождая  ее  к
палубе. Брик хотел было поддержать голову  своему  капитану,  но  Кеннит
высвободился из его слишком  осторожной  хватки  и,  оторвав  голову  от
палубы, вытаращил глаза на Уинтроу.
   - Ну что... Сейчас? - спросил он задиристо и сердито. - Сейчас?!
   - Да, сейчас, - ответил Уинтроу. - Наберись мужества. - И обратился к
Брику:
   - Держи  его  голову,  да  покрепче.  Положи  ладони  ему  на  лоб  и
наваливайся всем весом. Чем меньше он сможет биться, тем для него  же  и
лучше.
   И Кеннит сам, не противясь, откинул голову и зажмурил глаза.  Уинтроу
снял одеяло, прикрывавшее обрубок ноги... За несколько часов со  времени
предыдущего осмотра дело стало явно хуже. Опухоль туго натянула кожу,  и
она очень скверно блестела, отливая синевато-серым.
   "Надо начинать, пока я вконец мужества не лишился..." О том,  что  от
успеха зависела его собственная жизнь, Уинтроу старался  не  думать.  Он
осторожно приподнял обрубок ноги и подвел под  него  жгут,  стараясь  не
думать  о  боли,  которую  причиняет  Кенниту  каждое  движение.   "Надо
сосредоточиться на том, чтобы резать аккуратно и по возможности  быстро.
А о боли забыть. Боль значения не имеет!"
   Когда Уинтроу последний  раз  присутствовал  при  отнятии  пораженной
ноги, это происходило в славной, теплой комнате. Горели свечи,  курились
благовония,  а  Са'Парте  готовился  исполнять   свой   долг,   воспевая
молитвы... Уинтроу же довелось вознести всего одну, да  и  ту  -  молча.
Зато такую, которую можно  было  повторять  с  каждым  вздохом.  "О  Са,
милостив буди, силы подай..." Милостив буди - это на вдохе. Силы подай -
на выдохе. Бешено колотившееся сердце начало самым замечательным образом
успокаиваться.   Сознание   очистилось,   и   даже   зрение,    кажется,
обострилось... Тут Уинтроу понял, что в эти мгновения Проказница была  с
ним - и гораздо ближе, интимнее, чем когда-либо прежде. Он даже  Кеннита
смутно ощущал сквозь  ее  восприятие.  Поддавшись  любопытству,  Уинтроу
попробовал испытать эту новую и едва ощутимую  связь.  Впечатление  было
такое,  словно  Проказница  старалась  докричаться  до  Кеннита   сквозь
неизмеримое расстояние, призывая его явить силу и мужество и обещая, что
она будет  с  ним,  поможет  ему  и  поддержит...  Уинтроу  ощутил  укол
ревности, и его сосредоточение было нарушено.
   Милостив  буди  -  силы  подай,  -  неслышно  напомнил  ему  корабль.
"Милостив буди... силы подай!" - выдохнул он в ответ.  Продел  свободный
конец жгута в кольца и надежно затянул его на бедре Кеннита.
   Кеннит немедленно взревел сквозь зубы - боль, надобно полагать,  была
адская. Как ни  удерживали  его  матросы,  его  спина  выгнулась  дугой,
отрываясь от палубы. Он бился, точно сильная рыба, выброшенная на берег.
Сквозь потревоженные  струпья  на  конце  обрубка  брызнула  жидкость  и
загадила  палубу.  Разлился  омерзительный   запах.   Этта,   вскрикнув,
навалилась Кенниту на грудь, помогая удержать его. И был  момент  жуткой
тишины, когда его дыхание вдруг прервалось.
   - Будь  ты  проклят,  режь  же  его!  -  пронзительно  крикнула  она,
обращаясь к Уинтроу. - Не тяни!
   Ибо Уинтроу буквально застыл, стоя на коленях, -  мука,  испытываемая
Кеннитом, парализовала  его,  обдав  ледяной,  отнимающей  силы  волной.
Передавшись от Кеннита  кораблю,  невыносимое  страдание  перелилось  от
Проказницы Уинтроу. Да так, что на какое-то  время  он  собственное  имя
забыл. И лишь молча смотрел на говорившую с ним женщину, не в  состоянии
сообразить, кто она такая и за что она ЭТО причиняет ему.
   Тут  Кеннит  наконец  вобрал  в  себя  воздух,  и  у  него   вырвался
пронзительный вопль. Уинтроу же показалось, будто он сам  разлетелся  на
части, как кусок промороженного  стекла,  ошпаренный  кипятком.  Он  был
никем и ничем... потом превратился в  Проказницу...  и  как  бы  толчком
снова стал Уинтроу. Его  мотнуло  вперед,  он  почти  упал  ладонями  на
палубу, жадно вбирая собственную личность из диводрева.  "Я  Вестрит,  я
Вестрит... Я - Уинтроу Вестрит...  мальчик,  который  должен  был  стать
жрецом..."
   Кеннит   страшно   содрогнулся   и   потерял   сознание.    Страдание
прекратилось, и Уинтроу смог в полной мере  ощутить  себя  -  собой.  Он
отчаянно уцепился за это ощущение.  Милостив  буди  -  силы  подай...  -
где-то вовне продолжалась молитва. Это говорила Проказница,  подсказывая
ему правильный дыхательный ритм. Молитва помогла.  Уинтроу  окончательно
обрел себя и услышал, как ругается и плачет Этта. Она  так  и  лежала  у
Кеннита на груди, держа и в то же время обнимая его. Уинтроу отметил это
- и перестал обращать на нее внимание.
   - Держите крепче, - приказал он  сквозь  сжатые  зубы.  Взял  в  руки
первый попавшийся  нож...  И  вдруг  со  всей  очевидностью  понял,  что
единственный путь к спасению был - скорость. Резать надо по  возможности
быстро, вот в чем вся штука. Потому что  подобная  боль  может  запросто
человека прикончить. Итак, скорость. Хорошо бы еще закончить прежде, чем
Кеннит очнется...
   Он приложил блестящее лезвие  к  уродливо  распухшему  телу  и  повел
поперек ноги, вглубь. И сразу понял, что опыт всей его предыдущей  жизни
плохо подготовил его к тому, чем он теперь  занимался.  В  монастыре  он
помогал разделывать туши во  время  забоя  скота.  Занятие  было  не  из
приятных, просто он делал дело, которое должно быть сделано. Но тогда он
резал остывшую плоть, лишенную движения и жизни, плотную  и  окоченевшую
через сутки после забоя... Нынче все было по-другому.  Воспаленное  тело
Кеннита было живым. Оно мягко уступало острому лезвию - и  смыкалось  за
ним. Изливалась кровь, и он не  мог  рассмотреть,  что  делается  внутри
раны. Пришлось схватиться за ногу Кеннита ниже того места, где  проходил
разрез.  Там  тело  было  очень  горячим,  и  пальцы  Уинтроу  буквально
погружались в него. Он очень старался резать побыстрее. Под ножом что-то
двигалось, рассекаемые  мышцы  подергивались  и  сокращались.  И  кровь,
кровь,  бесконечно  лившаяся  ярко-алыми  струйками...   Рукоятка   ножа
мгновенно сделалась  липкой  и  скользкой.  Кровь  собралась  на  палубе
лужицей под ногой  Кеннита,  потом  лужица  растеклась,  и  кровь  стала
впитываться в одеяние Уинтроу. Несколько  раз  он  замечал  сухожилия  -
блестящие белые веревки, которые, будучи перерезаны, втягивались  внутрь
культи и пропадали из виду. Ему казалось, прошла вечность,  но  вот  нож
ударился в кость.
   Уинтроу бросил нож на палубу, торопливо вытер руки о передок  рубашки
и крикнул:
   - Пилу!
   Кто-то сунул ее ему в руку. Пилу пришлось запихивать прямо в кровавую
рану - Уинтроу взмок, но все-таки сделал это. И начал  пилить.  Раздался
жуткий звук - этакий влажный скрежет...
   Ему все-таки не повезло - Кеннит очнулся. Он издал какое-то  тявканье
и принялся биться затылком о палубу, его торс выгибался, преодолевая вес
и усилие державших людей. Уинтроу отчаянно напрягся, полагая,  что  боль
пирата сейчас снова затопит его сводящей с ума волной... Однако этого не
произошло - Проказница приняла боль на себя и удержала ее,  не  допустив
до Уинтроу. Он не позволил себе терять время, гадая, чего это ей стоило.
Ему некогда было даже ощутить благодарность... Он крепче нажал на  пилу,
работая изо всех сил. Кровь из-под зубьев разлеталась по палубе,  пятная
его руки и грудь. Он ощущал на своих губах ее вкус... Кость подалась так
неожиданно, что он не сумел вовремя удержать руку, и  пила  врезалась  в
плоть. Уинтроу с усилием вытащил ее  из  раны  и  отшвырнул  в  сторону.
Нашарил чистый нож...
   - А!.. А!.. А!.. - короткими лающими вскриками вырывалось у  Кеннита.
Это были даже не вопли, а нечто вообще запредельное...
   Потом раздалось бульканье, и  что-то,  шлепая,  полилось  на  палубу.
Уинтроу ощутил кислый запах блевотины.
   - Проследите, чтобы не задохнулся! - велел он, не  глядя.  Оказалось,
однако, что вывернуло не Кеннита, а одного из матросов. На это  тоже  не
было времени...
   - Держи его, мать твою! - обложил Уинтроу  провинившегося  моряка.  И
продолжал резать, пока не подобрался  к  самой  коже  с  нижней  стороны
культи. Тут он повернул нож под углом и  выкроил  кожный  лоскут,  чтобы
потом покрыть рану. Последнее движение лезвия - и гниющие остатки  ноги,
ничем более не удерживаемые, откатились по палубе прочь.
   Только тут Уинтроу смог как следует разглядеть плоды своей работы,  и
ему, как выражались в портовых кабаках,  поплохело.  Да...  Это  вам  не
запеченный по  случаю  праздника  окорок,  от  которого  умелая  хозяйка
аккуратно отрезает тоненькие ломтики. Это было живое  тело  -  и  мышцы,
помещавшиеся под кожей, будучи лишены привычного  прикрепления,  обмякли
либо сократились, каждая на  свой  лад.  Блестящий  спил  кости  казался
глазом, укоризненно глядевшим на неумелого лекаря...  И  кровь  -  всюду
кровь...
   Уинтроу с непоколебимой уверенностью ощутил, что зарезал пирата.
   Не думай так! - тотчас предостерегла его Проказница.  И  чуть  погодя
добавила почти умоляюще:
   - Не навязывай ему своих мыслей о неудаче! Мы же все связаны, и он не
может не верить в то, что мы ему вольно или невольно внушаем. Ему просто
деваться некуда...
   Окровавленными руками Уинтроу подхватил скляночку  с  кожурой  плодов
квези. Он немало  слыхал  о  могуществе  этого  снадобья,  но  могло  ли
содержимое крохотной бутылочки остановить такую беспредельную боль?.. Он
вытащил  пробку...  Он  пытался  расходовать  лекарство  по  возможности
бережливо, чтобы оставить  хоть  что-нибудь  против  завтрашней  боли...
Куски кожуры то и дело застревали  в  узком  горлышке  склянки,  Уинтроу
встряхивал ее, и бледно-зеленая жидкость расплескивалась где густо,  где
пусто. Но там, где она попадала на  обнаженную  плоть,  боль  немедленно
прекращалась.  Умолкала  -  именно   такое   ощущение   передавала   ему
Проказница. Уинтроу вернул пробку на место, когда в бутылочке оставалось
чуть менее половины изначального содержимого. Стиснул  зубы  и  заставил
себя прикоснуться к телу, которое только что резал, принялся  равномерно
размазывать  густое  зеленое  снадобье.  Отступление  боли  было   таким
внезапным и повсеместным, как будто отхлынула волна.
   Только теперь, когда все прекратилось, Уинтроу в полной мере осознал,
какой силы напор достигал его,  перехлестывая  воздвигнутую  Проказницей
плотину. Но вот  наводнение  прекратилось  -  и  он  разделил  безмерное
облегчение, которое испытал корабль.
   Оставалось по возможности подробно припомнить, что и в каком  порядке
делал Са'Парте после того, как с отрезанием ноги было  покончено...  Для
начала он перевязывал концы кровоточивших  артерий.  Уинтроу  попробовал
поступить так же, но сосредоточение опять стало  изменять  ему.  Сколько
хоть было этих артерий?.. Навалилась усталость, и все, чего  Уинтроу  на
самом деле хотелось, - это сбежать подальше от кровавого ужаса,  который
породили  его  собственные  руки.  Сбежать,   свернуться   калачиком   в
каком-нибудь тихом уголке и сказать: "Ничего этого не было!"  Он  сделал
усилие и принудил себя продолжать. Он завернул выкроенный кожный  лоскут
и приложил его к обнаженному концу  Кеннитовой  культи.  Потом  попросил
Этту выдернуть у капитана еще несколько волосков и продеть их  в  тонкие
иглы. Кеннит лежал совсем тихо, лишь чуть  заметно  двигались  губы:  он
дышал.  Матросы,  державшие  его,  начали  понемногу  ослаблять  хватку.
Уинтроу прикрикнул на них:
   - Держите, держите! Если он шевельнется, пока  я  буду  сшивать,  вся
работа может насмарку пойти!
   Кожный лоскут ложился на место не очень-то аккуратно...  Уинтроу  изо
всех сил старался пришить его по возможности ровно, натягивая кожу,  где
приходилось.  Обложив  культю  корпией  , он обмотал  ее  полосой  шелка.  Кровь
немедленно пропитала повязку и липко выступила на поверхности... Уинтроу
накладывал слой за слоем, теряя им  счет...  Когда  все  было  вроде  бы
завершено, он заново вытер руки о свое  одеяния  и  потянулся  к  жгуту.
Распустил  его  -  и  чистая  белая  повязка  вмиг  покраснела.  Уинтроу
захотелось громко завопить от ужаса и  отчаяния.  Сколько  вообще  крови
помещается в жилах человека? Как может он потерять  подобное  количество
ее - и продолжать цепляться за  жизнь?..  Сердце  снова  заколотилось  о
ребра... Уинтроу заново обмотал  ногу  пирата  и,  поддерживая  ладонями
культю, глухо выговорил:
   - Я кончил. Можно уносить его.
   Этта подняла голову, оторвавшись от груди Кеннита. Лицо  у  нее  было
совсем белое. Вот на глаза  ей  попался  откромсанный  кусок  его  ноги,
валявшийся на палубе, и черты женщины судорожно исказились. Она  сделала
видимое усилие, стирая с  лица  выражение  погибельного  отчаяния.  Лишь
глаза блестели от слез. Она хрипло приказала матросам:
   - Носилки сюда!
   Путешествие до капитанской каюты оказалось совсем не  простым...  Для
начала носилки пришлось спускать с бака на главную палубу. Пересекли  ее
- и начались узкие, извилистые  коридоры  кормовой  части,  где  обитали
начальствующие. Морякам пришлось проявить недюжинную  сноровку.  Да  еще
Этта рычала на них всякий раз, когда длинные ручки носилок  задевали  за
стены или углы. Когда же капитанская каюта была благополучно  достигнута
и Кеннита перекладывали  с  носилок  на  постель,  его  глаза  ненадолго
открылись.
   - Ну пожалуйста, пожалуйста!.. - пролепетал он  в  бреду.  -  Я  буду
хорошим, я обещаю... Я буду слушаться, я обязательно буду...
   Тут Этта так ощерилась на моряков,  что  все  немедля  потупились,  а
Уинтроу подумал, что вряд ли хоть одна  живая  душа  когда-либо  спросит
капитана об этих его словах.
   Оказавшись в постели, Кеннит опустил ресницы -  и  лежал  неподвижно,
как прежде. Матросы же мигом убрались вон из каюты.
   Уинтроу ненадолго задержался. Этта хмурилась, глядя, как  он  трогает
сперва запястье Кеннита, потом его горло. Пульс был скверный - частый  и
неглубокий. Уинтроу низко склонился над капитаном, силясь  передать  ему
уверенность в выздоровлении.  Коснулся  пальцами,  все  еще  липкими  от
крови, его лица и висков и тихо помолился Са,  испрашивая  для  больного
силу одолеть смерть. Этта не обращала на него внимания. Расправив чистую
тряпицу, она ловко подсунула ее Кенниту под забинтованную культю...
   - И что теперь?.. - глухо спросила она, когда Уинтроу выпрямился.
   - Теперь - ждать и молиться, - ответствовал мальчик. - Больше мы  все
равно ничего сделать не можем.
   Она тихо, презрительно хмыкнула. И указала ему на дверь.
   Уинтроу вышел...

***

   На ее палубе царила кровавая жуть. То место,  куда  впиталась  кровь,
было ощутимо тяжелым. Полуприкрыв веками глаза, Проказница  смотрела  на
клонившееся к западу солнце. Она чувствовала дыхание Кеннита,  лежавшего
в  капитанской  каюте,  она  осязала  медленное  истечение  его   крови.
Лекарство  похоронило  боль,  но  где-то  там,  за  порогом  восприятия,
чувствовалось ее угрожающее биение. И с  каждой  пульсацией  эта  угроза
делалась  ближе  и  ощутимей...   Проказница   чувствовала   приближение
неимоверного страдания и заранее содрогалась.
   Уинтроу возился на баке, прибираясь после операции. Вот  он  обмакнул
оставшийся кусок повязки в ведерко с водой, один за  другим  протер  все
ножи и отложил их в сторонку. Тщательно вычистил пилу и иголки... Уложил
все в лекарский сундучок, и там заново воцарился порядок. Он  уже  вымыл
руки по локоть  и  утер  кровь  с  лица,  но  весь  перед  его  одеяния,
постепенно высыхая, делался заскорузлым и жестким. Обтерев  бутылочку  с
заспиртованной кожурой плодов  квези,  Уинтроу  посмотрел  ее  на  свет,
оценивая, много ли осталось.
   -  Маловато,  -  негромко  сообщил  он  Проказнице.  -   А   впрочем,
разница-то...  Вряд  ли  Кеннит  проживет   столько,   чтобы   ему   это
потребовалось. Ты посмотри только на  всю  эту  кровищу...  -  Он  убрал
склянку в сундучок и посмотрел на отрезанный кусок ноги. Стиснул зубы  и
поднял с палубы жуткое нечто. Лохмотья по обоим концам,  а  посередке  -
колено.  Утратив  связь  с  остальным   телом,   кусок   показался   ему
неестественно легким. Уинтроу понес его к борту. - Как-то  не  правильно
это, - сказал он Проказнице. Но все-таки выкинул свою ношу в море.
   ...И отшатнулся, негромко вскрикнув от испуга,  ибо  из  воды  тотчас
высунулась голова белого змея и подхватила обрубок еще в воздухе, прежде
чем он успел даже коснуться воды. Высунулась и  тотчас  исчезла,  слопав
кусок человечины.
   Уинтроу кинулся обратно к поручням. Схватился за них и стал  смотреть
вниз, в зеленую глубину  -  не  мелькнет  ли  там  белая  тень  морского
чудовища.
   - Каким образом оно поняло? - хрипло вырвалось у него.  И  продолжал,
не дожидаясь ответа Проказницы:
   - Я думал, змей уплыл... Думал, мы его отогнали. Зачем он следует  за
нами? Чего он хочет?..
   - Он слышит нас. Тебя и меня. - Проказница говорила  тихо,  чтобы  не
разобрал никто, кроме Уинтроу. Ей было стыдно.  Трюмные  люки  понемногу
начали открываться, люди выбирались на палубу, правда, на бак  никто  не
совался. Змей же появился и исчез до того бесшумно и  быстро,  что  его,
похоже, никто и не заметил. - Я не знаю, как  и  в  какой  мере  он  нас
слышит, я не думаю, что он способен полностью уразуметь наши мысли... Но
понимает он вполне достаточно. А надо ему... примерно то, что он  сейчас
получил. Он хочет, чтобы его кормили. Вот и все.
   - Может, - сказал Уинтроу, - мне стоило бы броситься к нему в  пасть?
Чтобы Этте потом не пришлось возиться со мной...
   Он проговорил это вроде бы в  шутку,  но  за  шуткой  крылась  бездна
отчаяния.
   - Ты, - проговорила Проказница, - высказал сейчас не  свою  мысль,  а
его. Он дотянулся к тебе, требуя пищи. Он полагает, что мы  обязаны  его
кормить. И без зазрения совести внушает тебе вескую причину подарить ему
свою собственную плоть. Не слушай его!
   - А ты-то откуда знаешь, о чем он думает и чего хочет?..
   Уинтроу позабыл о том, чем только что занимался, и  перегнулся  через
поручни, беседуя с носовым  изваянием.  Проказница  оглянулась  на  него
через плечо... Уинтроу был до того измотан,  что  выглядел  постаревшим.
Проказница поразмыслила, стоит ли ему говорить,  но  потом  решила:  нет
смысла оберегать его - все равно рано или поздно он дознается сам.
   - Мы с ним родичи, - просто пояснила она. У мальчика буквально отпала
челюсть, и она дернула обнаженным плечиком:
   - Так он чувствует, по крайней мере. И я ощущаю... нечто сходное.  Не
такую сильную связь, как у нас с тобой сейчас... Но она есть, и отрицать
ее невозможно.
   - Бессмыслица какая-то, - пробормотал Уинтроу ошарашенно.
   Она вновь пожала плечами... и переменила тему разговора.
   - Ты должен искоренить в  себе  уверенность,  что  Кеннит  непременно
умрет.
   - Почему? Или ты хочешь мне сказать, что он - тоже "родич"  и  слышит
мои мысли?..
   В  его  голосе  определенно  слышалась  горечь.  "Э,  да   никак   он
ревнует?.." Проказница попыталась было  прогнать  удовольствие,  которое
принесло ей это открытие, но не удержалась и решила  еще  чуть-чуть  его
подколоть.
   - Твои мысли? - переспросила она. - Нет, твоих мыслей он  не  слышит.
Он чувствует только меня. Он соприкасается со мной, а  я  -  с  ним.  Мы
ощущаем друг друга. Конечно, это еще не связь, а только намек на  нее...
Я же совсем недавно с ним познакомилась. Но его кровь