На скалах над тобой я бы устроила сад, изобильный цветом и ароматом. Там
жили бы птицы и пестрые бабочки, оттуда до  самого  песка  спускался  бы
плющ... А кругом тебя я установила бы красивые камни и  устроила  пруды,
наполняющиеся во время прилива. Там я поселила бы актинии, морских звезд
и маленьких красных  крабов...  -  Чем  далее  она  рассуждала  о  своем
странном видении, тем большей страстью наполнялся ее голос. - Я бы  жила
и работала внутри твоего корпуса, а вечером ужинала бы на палубе,  и  мы
бы  с  тобой  рассуждали  о  событиях  дня.  А  если  я  позволю  своему
воображению совсем уже развернуться... Отчего не помечтать  о  том,  как
однажды  я  раздобыла  бы  диводрева..,  и  сумела  бы  должным  образом
обработать его - так, чтобы  восстановить  твои  глаза  и  вернуть  тебе
зрение. По утрам мы бы вместе смотрели,  как  солнце  поднимается  из-за
моря, а вечером - как оно садится за наш садик  на  скалах.  И  тогда  я
сказала бы всему остальному миру: живи как знаешь,  мне  больше  нет  до
тебя дела. И мы были бы счастливы - ты да я...
   Совершенный так растерялся, что некоторое время молчал, не зная,  что
и сказать. Ребяческая мечта, прозвучавшая так  неожиданно,  разбудила  в
нем маленького  мальчишку:  вот  кто  вволю  повеселился  бы  в  садике,
обрисованном Янтарь, вот кто носился бы туда и сюда с полными  карманами
ярких блестящих камушков, удивительных раковин, чаячьих перьев и...
   - Ты - не моя семья. И никогда не сможешь стать ею.
   Тяжелые слова прихлопнули дивный сон  наяву,  как  камень  -  хрупкую
бабочку.
   - Я знаю это, - ответила она тихо. - Я же с самого начала  сказала  -
это мечта. Это то, что было бы, если бы  по  моему  хотению  совершались
чудеса. Это то, к чему я стремлюсь.., хотя в  действительности  даже  не
знаю, долго ли смогу оставаться в Удачном.., с тобой.  Но,  Совершенный,
для меня это единственная надежда спасти  тебя.  Если  я  сама  пойду  к
Ладлакам и  заявлю  им,  что  ты  сказал,  что  удовольствуешься  такими
условиями.., возможно, они примут мое  скромное  предложение  -  во  имя
былой связи с тобой...
   Ее голос становился все тише и наконец  смолк.  Совершенный  скрестил
руки на широченной груди, отмеченной шрамом в виде звезды.
   - Спасти меня - от чего? - спросил  он  презрительно.  -  Спасибо  за
детскую сказочку, Янтарь. Картинка, прямо скажем, заманчивая... Но я  же
корабль! Я создан для того, чтобы по морю  ходить!  Валяться  здесь,  на
берегу, безо всякого дела - и постепенно с ума сходить от безделья?  Нет
уж! Если моя семья намерена продать меня в рабство - пусть уж это  будет
знакомое рабство. А превращаться  в  кукольный  домик  у  меня  никакого
желания нет!
   Его особенно достало это ее  последнее  замечание  насчет  того,  что
когда-нибудь она его оставит. Значит, их дружба длилась  только  потому,
что в Удачном ее удерживало нечто другое. Значит, рано  или  поздно  она
покинет его, как покинули все остальные. Все люди всегда бросали  его  -
один за другим...
   - Ступай лучше  к  Даваду  Рестару.  И  отзови  свое  предложение,  -
посоветовал он Янтарь, когда молчание слишком уж затянулось.
   - Нет.
   - Если ты меня купишь  и  оставишь  здесь  лежать,  я  тебя  навсегда
возненавижу. И накличу на тебя такое злосчастье, какого ты вообразить-то
не можешь...
   Ее голос остался спокойным:
   - Я не верю в счастье-злосчастье, Совершенный. Я верю в  судьбу..,  и
еще  в  то,  что  у  моей  личной  судьбы  такое  множество  жестоких  и
душераздирающих граней, что не вообразить даже тебе.  И,  похоже,  ты  -
одна из них. И  я  куплю  и  сберегу  тебя.  Во  имя  мальчика,  который
капризничает и грозится из деревянных костей этого  корабля...  Куплю  и
сберегу - насколько судьба мне это позволит...
   В ее голосе не было  страха.  Только  странная  нежность.  Она  снова
потянулась к нему и приложила свою ладонь к его обшивке плашмя...

***

   - Просто замотай, - велел он ей коротко.  -  Заживет.  Этта  покачала
головой и очень тихо ответила:
   - Кеннит, твоя рана не заживает. - Она осторожно  ощупала  ногу  чуть
выше. - Кожа воспаленная и горячая... Я же чувствую, как  ты  от  любого
прикосновения вздрагиваешь. И жидкость, которая истекает из раны, похожа
не на токи выздоровления, а скорее на...
   - Заткнись, - оборвал Кеннит. - Я здоровый мужик, а не хнычущая шлюха
из вашего притона. Нога заживет, я поправлюсь и снова буду в порядке. Не
хочешь - не завязывай, мне плевать. Я сам могу ее замотать. Или  Соркора
позову. Некогда мне тут рассиживать да еще слушать,  как  ты  стараешься
мне неудачу накаркать...
   Но тут из обрубка ноги вверх ударила такая острая и  внезапная  боль,
что Кеннит, застигнутый врасплох, не сдержался и ахнул. И что было  силы
стиснул пальцами края койки, чтобы не закричать.
   Этта проговорила умоляюще:
   - Кеннит... Ты сам знаешь, как следует поступить.
   Прежде чем говорить, ему потребовалось отдышаться.
   - Вот что  действительно  следует  сделать,  так  это  скормить  тебя
морскому змею. Тогда, может быть,  наступит  в  моей  жизни  покой.  Иди
отсюда и позови ко мне Соркора. Надо мне важные  дела  обсуждать,  а  не
сюсюканье твое слушать.
   Она  собрала  измаранные  повязки  в  корзинку   и   без   дальнейших
препирательств вышла вон из каюты. "Ну и отлично". Кеннит  потянулся  за
крепким костылем, прислоненным  к  койке.  Костыль  сделал  ему  Соркор.
Кеннит ненавидел его. А когда палуба хоть немного качалась, от него  еще
и проку не было никакого... Но в спокойный денек вроде сегодняшнего,  да
еще на якорной стоянке, с помощью костыля  он  хоть  мог  доковылять  от
койки до стола с морскими картами. Кеннит кое-как  поднялся  и  запрыгал
через каюту - короткими, страшно болезненными шажками. Каждое сотрясение
невыносимо отдавалось в обрубке ноги. Достигнув  стола,  он  уже  в  три
ручья обливался потом. Он нагнулся над  картами,  тяжело  навалившись  и
опираясь на стол.
   В дверь постучали.
   - Соркор? Входи...
   Старпом  осторожно  выглянул  из-за  двери.  В  глазах  у  него  было
беспокойство. Но, увидев, что капитан стоит у стола  с  картами,  Соркор
засиял, точно дитя, которому предложили конфетку.  Он  вошел,  и  Кеннит
обратил внимание, что Соркор  был  опять  облачен  в  новую  жилетку,  с
вышивкой еще гуще прежней.
   - А целитель-то тебе вправду помог, кэп, - приветствовал он  Кеннита.
- Я так и думал, что у него получится! Те двое первых  с  самого  начала
мне не понравились. Верно же: хочешь, чтобы тебя вправду лечили -  найди
старика, человека пожившего, опытного...
   - Заткнись, Соркор, - дружелюбно перебил Кеннит. - От твоего  старика
толку столько же, сколько было от тех. У них тут, в Бычьем устье, видно,
обычай такой: не можешь вылечить рану  -  причини  новую,  чтобы  жертва
твоего бессилия не поняла. Я его и спросил: с чего это  он  взял,  будто
сможет заживить новую дыру у меня в ноге, если с той, что  есть,  ничего
поделать не может? Он так и не придумал, что ответить... - Кеннит  пожал
плечами. - Надоели мне эти деревенские  врачеватели.  Так  называемые...
Если я выздоровею, так не благодаря их притиркам и бальзамам,  а  скорей
вопреки!
   Улыбка на лице Соркора погасла:
   - Если...
   - Последний целитель примерно так и сказал.
   - Да потому что ты его запугал насмерть, -  горестно  вставила  Этта,
заглянувшая в дверь. - Соркор, ну хоть ты ему объясни! Скажи,  что  ногу
надо отнять  выше  нынешнего,  там,  куда  не  добралось  заражение!  Он
послушает тебя, он тебя уважает...
   - Этта. Брысь!
   - Мне некуда идти...
   - Сходи купи себе что-нибудь в городе. Соркор, дай ей денег...
   - Не надо мне никаких денег. Все Бычье устье  знает,  что  я  -  твоя
женщина. Если я на что-нибудь начинаю смотреть, мне эту вещь суют в руки
и умоляют немедленно взять. Только мне ничего не надо  -  лишь  бы  тебе
лучше стало...
   Кеннит тяжко вздохнул.
   - Соркор, - сказал он. - Закрой, пожалуйста, дверь. И чтобы эта особа
осталась с той стороны...
   - Нет, Кеннит,  я  обещаю,  я  буду  сидеть  тише  мыши..,  можно,  я
останусь? А ты поговори с ним,  Соркор,  убеди  его,  я  знаю,  он  тебя
послушает...
   И она  скулила  вот  так  по-собачьи,  пока  Соркор  очень  осторожно
выпроваживал ее из каюты и запирал за ней дверь. Если бы  Кеннит  был  в
состоянии сам ее выставить, он бы так не миндальничал. "Вот то-то и оно.
Ей кажется, я совсем раскис, и она где только можно старается  поставить
на своем..." Еще когда  выяснилось,  что  Этта  пытала  пленных,  Кеннит
заподозрил: ей ужас как нравилось резать  беспомощных  мужчин.  "Вот  бы
выдумать благовидный предлог и оставить ее здесь, в Бычьем..."
   - Ну и что новенького слышно в городе? - поинтересовался Кеннит,  как
если бы Соркор только что вошел и не было никакого  разговора  о  ранах,
лекарях и выздоровлении.
   Соркор недоуменно моргнул..,  а  потом,  кажется,  решил  развеселить
увечного капитана.
   - Дела идут так, что лучше не  надо...  Ну,  разве  что  если  бы  ты
вздумал сойти на берег и сам перемолвиться словечком с купцами. Они чуть
на колени не становятся, лишь бы зазвать тебя в гости, ну, да я тебе уже
говорил. Как только у входа в гавань показался  флаг  Ворона,  городишко
прямо-таки раскрыл нам объятия. Мальчишки носились  по  причалам,  вопя:
"Капитан Кеннит! Капитан Кеннит!" И я слышал, как один  из  них  говорил
другому: мол, если уж говорить о пиратах, то с  тобой  вовсе  никому  не
равняться, даже Игроту Страхолюду...
   Кеннит вскинулся было, потом состроил кислую мину:
   -  Знавал  я  Игрота,  когда  был   юнцом.   Его   репутация   сильно
преувеличена...
   - Но, согласись, это кое-что - когда  тебя  сравнивают  с  человеком,
сжегшим двадцать городов и...
   - Хватит о моей славе, - перебил Кеннит. - Дела-то как продвигаются?
   - Нас отменно  снабдили,  да  и  "Сигерну"  уже  набок  выложили  для
починки... - Могучий пират недовольно тряхнул головой. - Ну и гнилая  же
оказалась калоша! Удивляюсь я, право, как это сатрап  на  таком  дырявом
корыте подарки кому-то взялся отправлять...
   - Думается, он ее корпус не осматривал, - заметил Кеннит  сухо.  -  А
как горожане приняли новое население, которое мы им привезли?
   - Опять же с распростертыми объятиями, кэп! У них  тут,  оказывается,
во время последнего налета охотники за рабами лучшего кузнеца  умыкнули.
А мы двоих новых доставили! А уж  музыканты  -  про  них  все  только  и
говорят. Они уже трижды ставили "Освобождение "Сигерны""  -  это  у  них
пьеса так называется. Тебя там раскрасавец-парень  играет,  а  змея  они
сделали из шелка, бумаги и обручей от бочки.  Он  прямо  так  вздымается
и..,  хм-м-м...  -  Соркор  закашлялся.  -   Отличная,   короче,   пьеса
получилась, кэп. Весь город видел, и все равно идут посмотреть.
   - Вот как? Что ж, если  потеря  моей  ноги  развлекла  столь  многих,
видать, дело того стоило.
   - Да не о том речь, кэп...  -  горячо  заговорил  Соркор,  но  Кеннит
только отмахнулся:
   - Теперь что касается моего живого корабля...
   - Ох, кэп... - простонал Соркор.
   - Разве мы с тобой не договорились кое о чем? - прищурился Кеннит.  -
И, сдается мне, мы только что взяли и освободили невольничье судно.  Так
что, насколько я припоминаю, теперь мой черед  попробовать  добыть  себе
живой корабль...
   Соркор яростно поскреб в бороде.
   - С твоего позволения, кэп, наш  уговор  не  совсем  такой  был.  Мы,
значит, ударили по рукам на том, что, коли видим рабский корабль, так  и
пускаемся за ним в погоню.  А  потом  пытаемся  словить  живой  корабль,
который покажется. Но ты собрался  устроить  форменную  охоту  за  живым
кораблем. Чуть ли не в засаду засесть...
   Кеннит взмахом руки отмел его возражения:
   - Все едино. Что в лоб, что по лбу.
   - Прости покорнейше, господин мой капитан, - не совсем. Я  тут,  кэп,
поразмыслил кое о чем... Может, нам на время отложить то  и  другое,  а?
Взять да вернуться к обычному пиратству, как раньше. Гонять  толстопузые
купеческие корабли, наживать денежки да веселиться себе. Ну их всех -  и
невольничьи  посудины,  и  морских  змей...  -  Толстые  пальцы  Соркора
теребили позолоченные пуговки жилета.  -  Ты  мне  показал:  можно  жить
совсем не такой жизнью, как я всегда себе представлял. И  у  тебя,  и  у
меня все переменилось. Ты вот славную  бабу  себе  завел...  До  чего  ж
здорово она все у нас изменила! И я  теперь  понимаю,  что  ты  когда-то
пытался мне втолковать. Если бы мы вернулись в Делипай с богатой добычей
и сделали, как  предлагал  в  тот  раз  синкур  Фалден..,  ну  там,  про
устроенность в жизни.., добропорядочность.., респектабельность...
   - Когда мы обзаведемся  живым  кораблем,  все  юные  девственницы  из
приличных семей будут твои - только поспевай выбирать,  -  пообещал  ему
Кеннит. - Хоть каждую неделю новая,  если  тебе  будет  угодно.  Но  для
начала - добудем живой корабль. Итак... Если верно  хоть  что-нибудь  из
того, что рассказывала команда "Сигерны", - к югу от  нас  находится  по
крайней мере один живой корабль.  Видишь  карту?  Думается  мне,  судьба
подарила нам тут неплохую позицию... Вот здесь, южнее,  пролив  Хаузера.
Плавание там всегда кляузное, но в особенности, когда меняется приливное
течение. Но, как бы то ни было, при плавании на север его  не  миновать.
Видишь?
   - Вижу, - неохотно согласился Соркор.
   Кеннит не стал обращать внимание на его недовольство.
   - А ко всему прочему, вот тут, в Хаузеровом  проливе,  торчит  Кривой
остров. Лучший фарватер от него к востоку. Там тоже в  некоторых  местах
мелковато, но банки хоть не особенно перемещаются... Западнее острова  -
совсем другая история. Там сильное течение, и,  как  я  уже  говорил,  в
особенности  когда  меняется  прилив-отлив.  А  под  берегом  острова  -
песчаные мели, которые знай елозят туда-сюда. То размоет  их,  то  снова
нанесет... А к западу стоят весьма метко названные  Проклятые  скалы.  -
Помолчал и добавил:
   - Припоминаешь?
   Соркор нахмурился:
   - Вот уж что-что, а их я навряд ли забуду! Ты нас туда  завел  в  тот
единственный раз, когда нас чуть не перехватила галера сатрапа. Мы тогда
поймали течение и проскочили сквозь них, как стрела... Я три  дня  потом
поверить не мог, что вправду жив оттуда ушел!
   - Именно, - кивнул Кеннит. - Если бы мы пошли восточнее Кривого,  так
быстро выскочить у нас бы не получилось.
   - Ну и? - спросил Соркор подозрительно. - Что у тебя на уме?
   - А вот что. Мы  встанем  на  якоре  вот  тут...  Отсюда  открывается
замечательный вид на подходы к Хаузеру.  Как  только  мы  завидим  живой
корабль, входящий в пролив, - двинемся западным фарватером. Они подойдут
- а мы вот они, тут  как  тут,  стоим  посредине  пролива  и  только  их
дожидаемся. В восточном  фарватере  будет  неплохое  течение,  а  посему
живому кораблю ничего другого не останется,  кроме  как  выброситься  на
мель во-от здесь... - И он  поднял  глаза  от  карты,  чтобы  с  улыбкой
встретить серьезный взгляд Соркора. - И тогда он наш с потрохами. Причем
неповрежденный. Ну там, может, едва-едва...
   - Если только он не вздумает нас протаранить, - хмуро заметил Соркор.
   - Ну, не вздумает, - заверил его Кеннит. - А если  вдруг  все-таки...
Все равно возьмем на абордаж и захватим.
   - И потеряем "Мариетту"? - ужаснулся старпом.
   - Зато приобретем живой корабль!
   - Не  нравится  мне  все  это.  Масса  всякого  разного  может  пойти
наперекосяк, - заартачился Соркор. - Начнем с того, что нас может в пыль
растереть о Проклятые скалы. Местечко там еще то - я бы  по  своей  воле
туда в жизни не сунулся!.. А  представь,  если  у  них  осадка  окажется
меньше нашей? Мы будем из шкуры вон лезть и свои головы подставлять -  а
он пролетит мимо нас по мелководью и был таков. Или еще...
   Кеннит понял: Соркор действительно уперся рогом, и уговорить  его  не
удастся. "Да как он посмел? Кто он такой был бы без меня, Кеннита? Никто
и звать никак..." Всего минуту назад он клялся, что всем на свете обязан
своему капитану. А теперь не желал помочь ему заполучить желанный  живой
корабль!
   Тут Кеннит решил зайти с  другого  боку.  Он  поднял  руку,  прерывая
доводы своего старпома.
   - Соркор, - сказал он с обезоруживающей прямотой.  -  Я  вообще  хоть
что-то для тебя значу?
   Соркор замолк на полуслове (Кеннит на то и рассчитывал). Еще немного,
и богатырь залился бы краской. Он открыл рот, снова закрыл... И  наконец
выдавил:
   - Ну, то есть, кэп... Мы с тобой уж сколько вместе по морю ходим... И
я что-то не припомню человека, который был бы со мной справедливее и...
   Кеннит покачал головой и отвернулся, изобразив растроганный вид.
   - Соркор, - сказал он. -  Кроме  тебя,  никто  в  этом  деле  мне  не
поможет. Я никому не доверяю так, как тебе. А о живом корабле  я  бредил
еще мальчишкой. Я верил, что однажды вступлю на палубу живого корабля..,
и  нареку  его  своим.  И...  -  тут  он  придал  своему  голосу  хорошо
рассчитанную хрипотцу, - иногда  с  тобой  кое-что  приключается,  и  ты
обнаруживаешь,  что  можешь  сыграть  в  ящик   гораздо   быстрее,   чем
предполагал. Моя нога.., если верно то, что говорят про мою рану... - Он
вновь повернулся  к  Соркору,  широко  раскрыл  бледно-голубые  глаза  и
докончил просто:
   - Может статься, это мой последний шанс.
   - Ох, кэп, ну пожалуйста, не надо так говорить! - У Соркора выступили
на глазах самые настоящие слезы. Кенниту пришлось закусить  губу,  чтобы
не расплыться в улыбке. Он ниже наклонился над столом, пряча  лицо.  Вот
тут он сделал ошибку - его костыль скользнул по  гладкому  полу.  Кеннит
устоял, схватившись за  край  стола..,  но  несчастный  гниющий  обрубок
все-таки ткнулся в пол. Кеннит взвыл от боли и наверняка рухнул  бы,  не
подхвати его Соркор.
   - Кэп, все хорошо, кэп.., я держу.
   - Соркор... - прошептал Кеннит еле слышно. Он вновь ухватился за стол
и тяжело оперся на руки, чтобы не завалиться  опять.  -  Можешь  ты  это
сделать ради меня?
   Он поднял голову. Его била крупная дрожь, он сам это чувствовал. Он с
большим трудом удерживался на единственной ноге. "Я не привык, -  сказал
он себе. - Не привык, вот и все!"  В  глубине  души  он  по-прежнему  не
верил,  что  рана  может  его  доконать.  Он   поправится.   Он   всегда
поправлялся, что бы с ним ни случалось... Но вот с  гримасой  страдания,
перекосившей лицо, он ничего поделать не мог. И унять пот, катившийся по
лицу, было не в его власти. "Коли так, надо это использовать!" И он тихо
повторил:
   - Можешь ты дать мне последнюю возможность осуществить мечту?
   - Могу, кэп!  Всенепременно  могу!  -  Во  взгляде  Соркора  боролись
отчаяние и надежда. - Я раздобуду тебе живой корабль, кэп. И ты пройдешь
по его палубам, и наречешь своим! Поверь мне, кэп!
   Голос его звучал почти умоляюще.
   Боль была мучительная, но Кеннит рассмеялся. Смех завершился  кашлем.
"Поверить тебе..."
   - А есть у меня выбор?
   Он не собирался произносить эти слова вслух, но они вырвались  помимо
его воли. Кеннит посмотрел на Соркора. Тот  взирал  на  него  с  большим
беспокойством. Кеннит заставил  себя  болезненно  улыбнуться,  в  голосе
прозвучала теплота:
   - Все эти годы, Соркор.., кому я  еще  доверял,  кроме  тебя?  Вот  и
сейчас нет у меня выбора, кроме как опять взвалить на тебя ношу...
   Он потянулся за костылем и взял его в руки, но вовремя понял, что как
следует  опереться  на  него  не  сумеет.  Все  силы,  похоже,  забирало
происходившее в  обрубке  ноги...  "Будем  надеяться  -  выздоровление".
Кеннит моргнул, веки внезапно отяжелели.
   - Соркор.., придется  мне  тебя  попросить  еще  и  до  постели  меня
довести. Сам не смогу...
   - Кэп!.. - только и сказал Соркор, вместив в одно-единственное  слово
всю бездну нерассуждающей собачьей преданности. Кеннит про  себя  решил,
что поразмыслит об этом после. Когда отдохнет и почувствует себя  лучше.