в руки рубашку. На ней было полно дырочек, проеденных ядом, в других местах засохли жесткие кровяные пятна. Мысль о том, чтобы натягивать грубую робу на избитое и израненное тело, привела Альтию в содрогание. Охая, она нагнулась и вытянула свою сумку с вещами из-под койки Янтарь. Где-то там лежала легкая хлопковая рубашка, ее "городская"... Альтия выкопала ее и натянула на нещадно саднящую плоть.
     ...Совершенный перестал выкрикивать непонятное, некоторое время еще бормотал и наконец погрузился в молчание. В то самое жуткое, непроницаемое молчание, которым он отгораживался от всего мира. Альтии показалось, будто на лице у него было нечто вроде улыбки, но Янтарь попросту места себе не находила от беспокойства. Когда Альтия уходила к себе вниз, Янтарь сидела на бушприте, наигрывая на свирели. Сама она говорила, что это колыбельные. Но ни одну из песен, когда-либо слышанных Альтией, эти мелодии не напоминали... Альтия, помнится, прошла мимо матросов, уже отчищавших с изъеденной палубы "Совершенного" кровь и яд змея. Она даже приостановилась подивиться, какой ущерб оказался нанесен невероятно твердому диводреву... Вся палуба была в оспинах, рытвинках и бороздках, проплавленных жгучими брызгами. Потом Альтия ушла вниз и без сил заползла на свою койку...
     Сколько времени успело пройти?.. Уж верно, не особенно много. И вот теперь Брэшен прислал за ней Клефа. Наверное, собрался объяснить ей, как на самом деле следовало действовать... Что ж. Он капитан. Имеет право. Альтия только надеялась, что он не станет произносить слишком долгой речи. А то как бы она не заснула самым непочтительным образом прямо у него на глазах...
     Она застегнула ремень и отправилась навстречу своей участи.
     У двери его каюты она пригладила волосы и одернула рубашку. И пожалела про себя, что перед сном не удосужилась вымыться. В тот момент она была до того измотана, что просто не хотелось возиться. А теперь не было времени. Ладно... Она храбро постучала в капитанскую дверь.
     - Входи, - отозвался Брэшен.
     Она притворила дверь за собой... и уставилась на него. А потом, забывшись, воскликнула:
     - Ой, Брэшен!..
     Знакомые темные глаза смотрели на нее с багрово-красной воспаленной физиономии. На лбу и щеках надулись крупные пузыри ожогов, часть из них уже лопнула, уподобив молодого капитана покрытому бородавками уроженцу Чащоб. Клочья, когда-то бывшие рубашкой, висели на спинке стула, а та рубашка, что была сейчас на нем, болталась не заправленная в штаны - видно, ему с трудом давалось прикосновение ткани к телу. Брэшен показал зубы в кривой гримасе, вероятно, задуманной как улыбка.
     - На себя посмотрела бы, - сказал он ей. - Тоже смотришься будь здоров. - И жестом указал ей на тазик для мытья в углу комнаты:
     - Я тебе теплой водички в кувшине оставил...
     - Спасибо, - неуклюже выговорила она. И пошла воспользоваться его любезностью. Брэшен отвел глаза.
     Когда она сунула руки в воду, жжение заставило ее зашипеть. Когда же постепенно оно прекратилось, руки вытаскивать не захотелось - так им было хорошо в теплой воде.
     - С Хаффом тоже будет все в порядке, хотя ему досталось, как нам вместе взятым, - сказал Брэшен. - Я велел коку как следует вымыть его. Он весь в кровавых пузырях, бедолага. Про одежду я уж молчу - вся просто сгорела... Так что на смазливой роже, подозреваю, появится шрамчик-другой!.. - Брэшен помолчал и заметил:
     - Между прочим, паршивец нарушил приказ. Не только твой, но и мой.
     Альтия поднесла к лицу мокрую тряпочку. У Брэшена висело на стене зеркало, но заглянуть в него она пока не решилась. Она сказала:
     - Вот уж вряд ли он сейчас помнит об этом...
     - Сейчас - да. Но как только встанет с постели, я ему непременно напомню. Если бы он оставил проклятую тварь в покое, как ему было сказано, она бы, может, ушла себе с миром. А так он своими действиями подверг опасности и корабль, и всю команду. Он, кажется, вообразил, что во всем разбирается лучше капитана с помощниками. Он ни в грош не ставит ни твой, ни мой опыт. Пора уже сбить с него спесь...
     Альтия неохотно заметила:
     - Но матрос-то он, в общем, неплохой...
     Брэшен не смягчился:
     - Станет еще лучше, когда я чуток приглажу ему перышки. Немного послушания никого еще не испортило.
     Ей показалось, будто его слова содержали определенный упрек ей самой. За то, что так и не проучила Хаффа сама. Она прикусила язык и наконец посмотрела на свое отражение в зеркале. Лицо выглядело так, словно в него выплеснули миску кипятку. Она опасливо коснулась пальцами щек... Кожа на ощупь казалась чужой, под ней надувались сотни крохотных пузырьков. "Как чешуи у змея", - подумалось ей, и перед мысленным взором снова предстала та необыкновенная красота.
     - Я перемещаю Арту из твоей вахты к Лавою, - продолжал Брэшен.
     Альтия застыла на месте, а из зеркала на нее глянули глаза ее отца, черные от гнева. Она холодно выговорила, вернее, выдавила сквозь зубы:
     - Мне кажется, это несправедливо... господин капитан.
     - И мне тоже так кажется, - легко согласился Брэшен. - Но парень бухнулся на колени перед Лавоем и так умолял взять его, что в итоге тот согласился, лишь бы он от него отстал. Лавой пообещал ему, что приставит его к самой нудной и грязной работе, какая только сыщется на корабле, и Арту разрыдался от благодарности. Во имя преисподней, что ты такое с ним сделала?..
     Альтия склонилась над тазиком, зачерпнула ладонями воды и поднесла к лицу. Обратно в тазик потекли густорозовые капли. Она ощупала порез у границы волос: там отпечатались зубы Арту. Она стала промывать рану и поэтому снова ответила сквозь зубы, хотя и по другой причине:
     - Следует ли капитану вникать в каждую мелочь, происходящую между матросами...
     Брэшен фыркнул.
     - Смех да и только! - сказал он. - Ко мне врывается Клеф, и у меня чуть сердце из груди не выпрыгивает: мальчишка говорит, будто Совершенный криком кричит - тебя, дескать, в трюме убивают. И вот я выбегаю спасать, и что же в итоге вижу?.. Ты вылезаешь на палубу и волокешь Арту на крюке. Я только, помнится, и подумал: "Интересненько, что сказал бы мне капитан Вестрит, если бы сейчас свою дочку увидел?.."
     В зеркале Альтия видела только его затылок. И она нахмурилась, глядя в этот затылок. Когда наконец Брэшен уразумеет, что она вполне способна за себя постоять?.. Потом она вспомнила, как Арту прокусил ей руку. Закатала рукав и молча выматерилась при виде неровного ряда отпечатков зубов. Намылила руку мылом Брэшена и принялась тереть. Защипало. Уж лучше бы ее крыса куснула...
     А Брэшен продолжал тоном помягче:
     - И, знаешь, сразу точно наяву услышал голос Ефрона Вестрита: "Если помощник справляется, капитану не стоит и замечать". И он был прав... Он, помнится, никогда не вмешивался, когда на "Проказнице" я по своему усмотрению разгребал всякие мелкие безобразия. И даже Лавой это понимает... Так что мне ни слова говорить, право, не следовало.
     Это прозвучало почти как извинение.
     - А Лавой не так уж и плох, - сделала Альтия ответный дружеский жест.
     - Выправляется понемногу, - согласился Брэшен. И сложил руки на груди:
     - Если ты... хочешь полнее воспользоваться этой водой, я выйти могу...
     - Нет, спасибо. Вот выспаться как следует - это мне точно необходимо... Хотя спасибо за предложение. От меня вроде ведь пока не воняет?..
     И, только выговорив эти непрошеные слова, она задумалась о том, как он может их воспринять.
     В каюте вправду стеной встало молчание. Незримая граница оказалась нарушена.
     - И никогда не воняло, - проговорил он тихо. - Я тогда был просто рассержен... и очень обижен. - Он стоял по-прежнему отвернувшись, но она увидела в зеркале, как он передернул плечами. - Я, понимаешь, думал, будто между нами что-то есть... Что-то такое, что...
     - Пусть лучше будет так, как сейчас, - быстро вставила Альтия.
     - Несомненно, - отозвался он сухо.
     И опять воцарилось молчание. Альтия посмотрела на свои несчастные руки. Все костяшки распухли. Когда она попыталась сжать правую руку в кулак, ей показалось, что в суставах было полно песка. И тем не менее все двигалось. Она спросила, чтобы только не молчать:
     - Если можешь двигать пальцами, это значит, ничего не сломано, так ведь?
     - Это значит, что кости могли остаться целыми, - поправил Брэшен. - Дай я посмотрю.
     Отлично зная, что опять совершает ошибку, она повернулась и протянула ему руки. Он подошел и взял обе ее руки в свои. Стал двигать, сгибать ее пальцы и ощупывать каждую косточку внутри кистей. Он покачал головой, разглядев, в каком состоянии разбитые костяшки, и вздрогнул, увидев отметины зубов на запястье. Потом выпустил одну ее руку, взял под подбородок, заставил поднять голову и стал внимательно рассматривать лицо. Альтия в свой черед рассматривала Брэшена. У него были пузыри даже на веках, но глаза остались ясными - яд их не коснулся. Она, впрочем, понимала, что зрение он сохранил чудом. А в распахнутом вороте рубашки виднелись вздувшиеся рубцы на груди.
     - Жить будешь, - сказал он ей. Наклонил голову и кивнул:
     - Однако и крутая ты девка...
     Она вдруг припомнила:
     - А ведь ты мне, похоже, жизнь спас, когда отвлек змея веслом...
     - Ага. Уж до чего я страшный, когда веслом размахивать начинаю... - Он по-прежнему не выпускал ее руку. А потом без лишних слов потянул Альтию к себе. Наклонился поцеловать ее, и она не отстранилась, а, наоборот, запрокинула голову ему навстречу. Его губы очень нежно накрыли ее рот... Альтия закрыла глаза и послала к шутам собачьим всю житейскую мудрость. Ей вообще не хотелось думать сейчас...
     Прервав поцелуй, Брэшен притянул ее еще ближе, но обнимать не стал. Лишь опустил подбородок ей на макушку и чуть-чуть задержал.
     - Да, ты права... Я знаю, ты права... проговорил он хрипло. И тяжело вздохнул. - Вот только мне от этого почему-то не легче...
     И выпустил ее руку.
     Она так и не придумала, что ответить ему. Ей тоже было непросто, но сказать ему об этом - значило сделать все стократ трудней для них обоих. Как он назвал ее? Крутой девкой?.. Она доказала это, направившись к двери.
     - Спасибо, - сказала она негромко.
     Брэшен ничего не ответил. Альтия вышла.
     Клеф по-прежнему торчал в коридоре. Он стоял у стены, постукивая по ней босой пяткой и покусывая нижнюю губу. Юнга бездельничал, и Альтия нахмурилась.
     - Поглядывать нехорошо, - сурово сообщила она ему, проходя мимо.
     - А капитана целовать хорошо? - отвечал он нахально. Ухмыльнулся и - только сверкнули пятки грязные - стремительно испарился.

ГЛАВА 34
ПРОРОЧЕСТВО

     Не нравится мне это...
     Проказница говорила тихо, но он услышал ее не просто ушами - всем телом.
     Уинтроу лежал на носовой палубе, растянувшись на животе, и грелся на утреннем солнышке. Ночь простояла удушливая и сырая, так что он избавился от одеяла, но рубашку держал намотанной на голову. Теплые солнечные лучи облегчили боль в руке, но яркий свет причинил головную боль, от которой он и проснулся. Что ж... Все равно ему надо было вскоре вставать. Хотя он не отказался бы полежать еще, просто полежать неподвижно...
     Уинтроу чувствовал себя слабаком: все остальные, похоже, давно оправились от ран, полученных в Делипае, и только его все мучили последствия каких-то двух ударов дубинкой. Он старательно гнал от себя мысль, что его ушибы так болели из-за того, что он убил человека, их причинившего. "Суеверие, - говорил он себе. - Глупое суеверие..."
     Он перекатился на спину. Свет бил в глаза даже сквозь рубашку, не говоря уже о закрытых веках. Ему даже показалось, будто световые пятна складывались в узоры, в какие-то силуэты. Он плотнее сжал веки, и зеленые искры помчались сквозь красное, как стремительные морские змеи... Расслабил веки - и картина стала бледнее, приняв форму расходящихся лучей...
     Каждый новый день откраивал еще немножко от жаркого разгара лета - год неудержимо катился к осени. Прошли считанные месяцы, а сколько всего успело случиться!.. Когда они покидали Делипай, из пепла уже поднялось с полдюжины строений, сколоченных из старого и вновь добытого дерева. Встала деревянная башня высотой с корабельную мачту, и на ней дежурили часовые. Кругом нее медленно росли слои каменной кладки... А народ там называл Кеннита королем. И это был не просто титул, но еще и любовное прозвище. "Короля спросите!" - в случае чего советовали люди друг другу. И кивали на рослого мужчину на деревянной ноге, у которого вечно торчали из-под мышки свернутые чертежи. И последнее, что видели моряки с палубы уходившей "Проказницы", - это флаг Ворона, гордо реявший на установленном на верху башни флагштоке. На полотнище, чуть ниже распростертых крыльев и хищного клюва, была вышита надпись: ЗДЕСЬ ОСТАЕМСЯ!
     Теперь "Проказница" стояла на якорях - на обоих, носовом и кормовом, в Обманной бухте острова Других. Было время прилива. Кеннит говорил, другой сколько-нибудь безопасной стоянки на острове не было. Когда же прилив достигнет высшей точки, Кеннит и Уинтроу покинут корабль и отправятся в шлюпке на берег. Они пойдут искать оракула. Кеннит настоял на том, чтобы Уинтроу непременно прошелся по Берегу Сокровищ...
     Мористее в плывущих клочьях тумана едва виднелся силуэт "Мариетты". Там она будет находиться все время, наблюдая за происходящим, и приблизится, только если понадобится подмога.
     Погода стояла очень странная, что внушало людям беспокойство. Смотреть отсюда в морскую даль было все равно что из другого мира. "Мариетта" то показывалась из тумана, то снова скрывалась, а здесь, в бухте, стоял солнечный штиль. И царила такая тишина, что Уинтроу чуть заново не уснул.
     - Не нравится мне здесь, - настойчиво повторил корабль.
     Уинтроу вздохнул.
     - И мне тоже, - ответил он Проказнице. - Другие люди только и гоняются за всякими знамениями и предсказаниями, а я их, наоборот, всегда боялся. Помнится, в монастыре некоторые послушники развлекались с кристаллами и семенами - метали их, а потом истолковывали, что получалось... Жрецы это, так скажем, терпели. Одних забавляли гадания, и они говорили, что, мол, повзрослеют - сами поймут. Один как-то заметил, что, мол, лучше бы мы в ножички игрались... И мое внутреннее чувство заставило меня с ним согласиться. Мы все время стоим на краю будущего; чего ради пытаться заглядывать через порог?.. Я верю, что есть истинные предсказатели, умеющие заглядывать вперед и провидеть предначертанные нам пути. Но я думаю также, что есть и некая опасность в том, чтобы...
     - Я не о том, - перебила Проказница. Я в предсказаниях ничего не понимаю. Я просто помню это место... - И в ее голосе появилась нотка отчаяния:
     - Я помню это место, но я же отлично знаю, что ни разу тут не была!.. Уинтроу! Уж не твоя ли это память? Ты что, здесь раньше бывал?
     Он распростер руки по палубе, полностью открываясь Проказнице. И попытался утешить ее:
     - Я-то нет, но вот Кеннит бывал. Ты стала очень близка с ним... Может, и его память уже с твоей перемешивается?
     - Кровь есть память, - ответила она. - Его кровь впиталась в мою палубу, и я знаю, что он помнит о том, как сюда приезжал. Но, Уинтроу... как бы это сказать... это память о человеческом посещении. А когда я была здесь раньше, я плавала в этих водах, быстрая и свободная. Я была новенькая... то есть молодая... Я начиналась здесь, Уинтроу... И не один раз, а много-много...
     Она была в полной растерянности. Он потянулся к ней и уловил быстрые тени воспоминаний, столь давних, что она сама не могла их как следует удержать. Они ускользали прочь, расплывчатые и неуловимые, как те солнечные тени на веках. Но то немногое, что ему удалось понять, вселяло определенное беспокойство. Ибо он знал это столь же хорошо, как и она. Крылья на фоне солнца... Нечто скользящее в глубоководной зелени и синеве... Это были образы из недр его снов, лихорадочные образы, слишком яркие и четкие и от этого не способные выносить свет дня. Он постарался скрыть свое смятение, негромко спросив:
     - Ты говоришь, начиналась... да еще много раз... Как это?
     Она откинула с лица блестяще-черные волосы и стиснула ладонями виски, как будто это могло помочь.
     - Все идет по кругу, - сказала она. - Круг вращается... круговорот. Ничто не останавливается, ничто не теряется, все лишь возвышается по спирали. Как нити на катушке, Уинтроу. Круг за кругом, слой за слоем... И только нить все та же... - Она содрогнулась и обняла себя руками, как будто на жарком солнце ей вдруг стало холодно. - Не место нам здесь... Нехорошо...
     - Мы не задержимся здесь надолго, - сказал Уинтроу. - Только пока прилив. Все будет...
     - Уинтроу! Пора! - долетел голос Этты. Он торопливо погладил напоследок диводрево палубных досок.
     - Все будет хорошо, - заверил он Проказницу. Живо вскочил на ноги и побежал к остальным, на ходу разматывая с головы рубашку. Натянув, он заправил ее в штаны. Какие бы сомнения ни снедали его, а сердце все-таки быстрей билось в предвкушении высадки на остров Других. На остров Других!..

***

     Кеннит наблюдал за выражением лица Уинтроу, сидевшего на весле. Было явственно заметно, что паренек испытывал боль - побелевшие губы, блестящий от пота лоб, - однако не жаловался и не ныл. Ну и хорошо. Этта сидела на банке рядом с Уинтроу и тоже действовала веслом. Они работали наравне с двумя другими гребцами, во всяком случае, не отставали. Кеннит по обыкновению устроился на носу, спиной к берегу. Улучив момент, он бросил взгляд на "Проказницу". Он очень надеялся, что в случае чего она словом и делом поможет команде сохранить себя в целости. Нового старпома звали Иола. Этому старпому Кеннит дал четкое и недвусмысленное указание: если он вдруг разойдется во мнениях с кораблем - поступать так, как скажет корабль. Странно прозвучал этот приказ, но Кеннит никак не ответил на отчетливый вопрос, отразившийся на лице Иолы. Возможно, со временем, когда Иола покажет себя, Кеннит окажет ему большее доверие. Возможно. Ему жаль было расставаться с Бриком, но парень вполне заслужил право командовать собственным кораблем. Вот Кеннит и отдал ему судно, которое они умудрились вытащить из жидкой грязи в гавани Делипая. К кораблю он приложил изрядную сумму денег и повеление купить сколько-то строевого леса да нанять хороших каменщиков для башни. После чего Брик должен был поймать несколько работорговых кораблей и тем самым обеспечить в обновленном Делипае прирост населения. У него и так большинство моряков были делипайцы. Кеннит отобрал для команды мужчин и женщин с семьями в Делипае - как раз с тем, чтобы они верней выполнили приказ и не вздумали отвлечься на что-нибудь постороннее... Он был доволен, как ему все это удалось. Единственной неожиданностью явилась новая связь с этим городом, возникшая у Соркора. Ко времени их отбытия Алиссум оказалась уже беременна, и после посещения острова Других Соркор желал вернуться в Делипай. Непременно и как можно скорее. Пришлось Кенниту сурово вразумить его, напомнив, что ему как семейному человеку необходимо перво-наперво обеспечить жене и детям должный доход. Он что, собрался вернуться к Алиссум с пустыми карманами? Нет, так не пойдет. Особенно если вспомнить, что во время разрушительного налета самого синкура Фалдена с сыновьями не было дома. Он может вернуться в любой день. Значит, Соркор должен быть готов показать тестю, что вполне обеспечивает его дочь!.. Это внушение зажгло Соркора возобновленной тягой к пиратству, да столь свирепой и сильной, что Кеннит только руками развел. Такого он тоже никак от Соркора не ожидал. Были, видать, в этом человеке неизведанные глубины, воистину были...
     Форштевень лодки проскреб по черному береговому песку, и мысли Кеннита сразу вернулись к настоящему. Он обвел глазами маленькую, не очень-то приветливую бухту. Гребцы уже выпрыгнули через борта и тащили шлюпку на сушу. Кругом поднимались скальные стены, заросшие зеленью. В расщелинах камня, полускрытые растительностью, запутались кости какого-то громадного животного. К