преки,
девушка продолжала надеяться, что та несчастная лебедка  свалилась  сама
по себе. И отчаянно молилась Са: "Только не  попусти,  чтобы  Проказница
начала своими силами бороться за правду..."
   А еще, шагая стремительно (насколько позволяли  юбки)  прочь,  Альтия
размышляла о том, что пробудившийся корабль был похож и одновременно  не
похож на тот будущий образ, который она, Альтия, себе представляла.  Она
ведь мечтала о судне, воплотившем в себе черты благородной и  прекрасной
женщины. И, мечтая, ухитрилась упустить из виду, что Проказнице достался
в наследство не только жизненный  опыт  ее  отца,  но  и  все  пережитое
дедушкой и прабабушкой.., не говоря уж о  том,  что  она  сама,  Альтия,
сподобилась добавить. И вот теперь следовало опасаться, как  бы  корабль
не оказался таким же упертым, как это водилось в роду у Вестритов. Таким
же своенравным и очень мало склонным прощать... "Будь я на борту,  я  бы
направляла ее. Так, как отец меня  саму  направлял  во  дни  обузданного
упрямства, когда кончилось детство. Бедный Уинтроу ведь даже отдаленного
понятия не имеет, как с ней управляться... - И  черной  тенью  пробежала
совсем уже нехорошая мысль:
   - Если  она  в  конце  концов  убьет  Кайла,  он  сам  будет  в  этом
виноват..."
   Альтия содрогнулась  от  отвращения:  и  как  ей  в  голову-то  могло
подобное взбрести?.. Она поспешно нагнулась, чтобы  стукнуть  костяшками
пальцев по доскам причала: Са, сделай так, чтобы Проказница  ни  в  коем
случае   ничего   подобного   не   сотворила!..   Выпрямляясь,    Альтия
почувствовала на себе чей-то взгляд. Она подняла глаза и увидела, что на
нее смотрит стоящая поблизости Янтарь.  Золотая  женщина  была  одета  в
простое длинное платье цвета спелого желудя, а волосы падали  на  спину,
заплетенные  в  длинную  блестящую  косу.   Платье   ниспадало   мягкими
складками, надежно  скрывая  все  линии  тела.  На  руках  Янтарь,  были
перчатки: благородный наряд, не дававший рассмотреть мозоли и  шрамы  ее
ремесла. Женщина  стояла  среди  шумного  столпотворения,  царившего  на
причале,  так  спокойно  и  неподвижно,  словно  ее  окутывал   незримый
стеклянный пузырь. Вот глаза Альтии  встретились  с  темным  золотом  ее
взгляда.., и у девушки внезапно пересохло во рту.  Было  в  этой  Янтарь
нечто.., нечто не вполне от здешнего мира. Всюду вокруг  царила  кипучая
суета, но там, где стояла она, был ни дать ни взять островок спокойствия
и  сосредоточения.  А  на  шее  у  нее  были  простые  деревянные  бусы,
отливавшие  всеми  мыслимыми   оттенками   коричневого.   Эти   бусы   с
удивительной силой притянули взгляд Альтии. Она невольно спросила  себя,
- может ли вообще кто-нибудь  при  виде  их  удержаться  и  не  пожелать
завладеть ими?..
   Альтия оставила бусы и вновь  посмотрела  в  лицо  Янтарь,  опять  их
взгляды скрестились. Янтарь не  улыбнулась.  Просто  медленно  повернула
голову сперва в одну сторону, потом в другую, как  бы  предлагая  Альтии
полюбоваться своим профилем. Та, однако, обратила больше внимания на  ее
разные и плохо сочетавшиеся серьги.  Она  носила  их  в  каждом  ухе  по
несколько штук, но внимание Альтии в основном привлекли две. В левом ухе
извивалась сияющая змея. В правом искрился маленький деревянный  дракон.
Та и другая фигурки были с человеческий палец длиной, а вырезаны с таким
искусством, что поневоле казалось - вот-вот оживут!
   Альтия вдруг осознала, что непристойно  долго  рассматривает  Янтарь.
И..,  вновь,  сама  того  не  желая,  посмотрела  ей  в  глаза.   Янтарь
вопросительно улыбнулась ей. Альтия не ответила на  улыбку,  и  по  лицу
золотой женщины разлилось презрение. Она поднесла тонкую руку туда, где,
укрытая складками платья, должна была  располагаться  ее  талия.  Альтии
показалось, будто затянутые в перчатку пальцы коснулись ее  собственного
живота: глубоко  внутри  начал  расползаться  ледяной  ужас.  Вновь  она
посмотрела   в   лицо   Янтарь..,   та   выглядела   сосредоточенной   и
целеустремленной. И глядела на  Альтию,  точно  стрелок  из  лука  -  на
выбранную мишень. Они были наедине в этой толпе, людской  поток  обтекал
их, не замечая... Собрав все силы - не только духовные, но и телесные, -
Альтия вырвалась, как вырываются из чьих-то сомкнувшихся рук.., или лап.
   Повернулась и бегом бросилась наутек -  наверх,  в  сторону  Большого
Рынка.
   Она неуклюже спешила сквозь запруженные народом  торговые  ряды.  Она
наталкивалась на людей, а когда попыталась глянуть назад через плечо, то
едва не свернула чей-то  лоток,  заваленный  нарядными  шарфиками.  Нет,
Янтарь и не думала гнаться за ней... Альтия умерила шаг и  пошла  дальше
уже спокойней. Постепенно улегся бешеный стук сердца, зато Альтия начала
чувствовать, что обливается потом на летней жаре. Две встречи - сперва с
кораблем, потом с Янтарь - вычерпали ее до дна. Во рту было  сухо,  ноги
почти подкашивались. "Какая же я дура. Навоображала себе  неведомо  что.
Чего я так испугалась? Что, спрашивается,  сделала  мне  Янтарь?  Просто
стояла и смотрела, и все. Не кричала, не  угрожала..."  Правду  сказать,
ничего подобного прежде с Альтией не случалось. Так что неожиданный срыв
следовало скорее всего приписать  страшному  напряжению  последних  двух
дней. И Альтия не могла припомнить, когда в последний раз ей  доводилось
как следует отобедать. Уж если на то пошло, с позавчеашнего  дня  у  нее
почти ничего не было в животе.., кроме  определенного  количества  пива.
"Наверное, - решила она, - с голоду и мерещится".
   Она облюбовала неприметный столик в небольшой уличной чайной и  села.
Как же славно было по крайней мере оказаться в  тени,  вне  досягаемости
жаркого  послеполуденного  солнца!..  Когда   к   ее   столику   подошел
мальчик-слуга, она заказала вино, копченую рыбу и  большой  кусок  дыни.
Мальчик с поклоном удалился, Альтия же запоздало  принялась  соображать,
хватит ли у нее денег расплатиться. Нынче утром она  тщательно  выбирала
одежду, но о подобных мелочах не подумала.  Ее  комната  в  родительском
доме была безукоризненно прибрана - как всегда, когда  она  возвращалась
из плавания. В ящике комода, в уголке, лежали какие-то записи и  немного
монет; она, помнится, рассовала их по карманам - больше в силу привычки.
Может, этих монеток и хватит заплатить за более  чем  скромную  трапезу.
Но, к примеру, комнатку в гостинице снять она  уж  точно  не  сможет.  В
общем, надо  срочно  думать  о  том,  что  предпринимать  и  как  вообще
продержаться. А не то придется самым унизительным образом  идти  обратно
домой. Что называется, с поджатым хвостом.
   Пока она таким образом размышляла, прибыл ее обед. Альтия исполнилась
бесшабашности, велела принести воску и, накапав им на  счетную  палочку,
оттиснула свое кольцо-печатку. Похоже, это будет  последний  раз,  когда
она посылает счет домой.., в свой прежний, то есть,  дом.  Больше  такой
номер вряд ли пройдет. "Раньше  надо  было  подумать,  заставить  Кефрию
расплатиться за какой следует обед..."
   Однако дыня оказалась хрустящей и сладкой, как мед, а рыба - душистой
и нежной. Что касается  вина..,  скажем  так:  ей  и  прежде  доводилось
пробовать гораздо худшее пойло, и, без сомнения, доведется в дальнейшем.
"Ладно  будем  проявлять  стойкость.  Перетерпим  -   и   однажды   дела
выправятся. Обязательно выправятся. А как же иначе?"
   Она допивала вино, когда до нее с внезапной  силой  дошло:  "Но  ведь
папы больше нет. И больше не будет. До конца  моих  дней.  И  эта  часть
жизни  не  выправится  уже  никогда..."  Ей-то  казалось,   она   успела
притерпеться к горечи утраты. Ничего подобного  -  новое  ощущение  горя
было столь велико и глубоко, что вконец обмякли колени. Самые  мысли  об
этом причиняли невыносимую боль. Что бы ни случилось в дальнейшем, сколь
бы долго она ни продержалась в своем намерении "перетерпеть" -  а  Ефрон
Вестрит никогда не вернется домой, чтобы помочь, чтобы все наладить  как
надо. Ей - да и всему семейству - вообще никто теперь не  поможет.  Если
кто что и сделает, так только она сама.  Она,  Альтия.  Ей,  кстати,  не
очень-то верилось, чтобы Кефрия сумела как надо распорядиться  фамильным
достоянием. Вместе с матерью они, может, и управились бы..,  но  ведь  и
Кайл теперь в стороне не останется. Так вот.  Спрашивается,  что  вообще
будет с семьей Вестритов, если  она,  Альтия,  полностью,  так  сказать,
отойдет в сторону?
   Ответ напрашивался только один: Вестриты вполне могут потерять все.
   Совсем все.
   И даже Проказницу.
   Правду молвить, в Удачном до подобного пока  еще  не  доходило..,  но
вот, например, семейство Дивушет вплотную приблизилось к роковой  черте.
Дивушеты до того погрязли в долгах, что Совет Торговцев передал их живой
корабль в распоряжение их основных заимодавцев  -  семей  Конри  и  Риш.
Старший сын Дивушетов должен был остаться на борту корабля.., в качестве
едва ли не подневольного слуги. И  предстояло  ему  таковым  оставаться,
пока долги его семьи  не  окажутся  выплачены...  Выручил  случай.  Пока
готовились необходимые бумаги, этот самый  сын  привел  свой  (пока  еще
свой) корабль в порт Удачного - да  с  таким  грузом,  что  обрадованные
заимодавцы  тут  же  отстали.  Помнится,  весь  город  радовался   удаче
толкового парня и некоторое время тот ходил прямо-таки в героях.  Альтия
пробовала представить Кайла в подобной роли.., ничего не получалось. Ох,
и не получится. Скорее  уж  этот  век  сдаст  кредиторам  и  корабль,  и
собственного сына. Да еще и  заявит  Уинтроу,  что  это-де  он  во  всем
виноват. Альтия тяжело вздохнула и заставила себя думать о том, о чем ей
было тяжелее всего размышлять. Что происходит с  Проказницей?..  Корабль
только что пробудился; и если правда то, что говорят о  живых  кораблях,
становление ее личности произойдет в последующие несколько  недель.  Все
знатоки сходились на том, что в точности предугадать нрав  корабля  было
практически невозможно. Некоторые бывали  удивительно  похожи  на  своих
владельцев. Некоторые  столь  же  удивительным  образом  оказывались  им
полной противоположностью. Альтия успела углядеть в характере Проказницы
некую нотку беспощадности, от которой ей  заранее  делалось  жутко.  Что
покажут несколько ближайших недель?  Разовьется  ли  эта  черта  -  или,
может,  окажется,  что  корабль  унаследовал  несокрушимое  нравственное
чувство, присущее ее отцу, Ефрону Вестриту?..
   Альтия невольно подумала о Кендри - самом норовистом из известных  ей
живых кораблей. Кендри не терпел в  своих  трюмах  никакой  живности.  И
ненавидел лед. На юг, в сторону  Джамелии,  он  направлялся  с  душевным
удовольствием. Но моряки говорили, что в плавании  куда-нибудь  в  Шесть
Герцогств или, не приведи Са, еще дальше на север Кендри  превращался  в
корыто, налитое свинцом. Зато предложи ему  благоуханный  груз,  проложи
курс в южные моря - и он весело летел, обгоняя  ветер.  И,  в  общем-то,
упрямый норов живого корабля оказывался еще далеко  не  самым  страшным,
что может случиться...
   В отличие от безумия.
   Альтия отправила в рот  с  тарелки  последний  ломтик  восхитительной
рыбы. День был по-прежнему жарким, но внутри  разливался  отвратительный
холод. "Нет, - сказала она себе. - Проказница ни в коем случае не должна
уподобиться Совершенному! Она просто не сможет!"  В  самом  деле,  не  в
пример Совершенному, Проказница  ожила  самым  что  ни  есть  подобающим
образом. Она была желанной,  ее  приветствовали,  в  ее  честь  устроили
должную церемонию. Не говоря уже о том,  что  в  нее  были  вложены  три
полные жизни, посвященные плаваниям... Все  знали,  что  именно  сгубило
Совершенного. Жадность владельцев, вот что. Именно она породила безумный
корабль. А семью привела к разорению и ничтожеству.
   Корабль под названием "Совершенный" успел впитать в себя  всего  одну
жизнь, когда командование принял Уто Ладлак. Все говорили  -  отец  Уто,
Пелвик, был славным торговцем и отменным морским капитаном. Что касается
самого Уто... "продувной хитрован" - вот самое ласковое,  что  про  него
можно было сказать. А уж как охоч  был  до  рисковой  игры!..  Он  вечно
нагружал "Совершенного" сверх всякого предела,  так  ему  не  терпелось,
чтобы корабль уже при нем наконец  окупился  и  начал  приносить  чистый
доход. Редкий моряк повторно  нанимался  к  Уто  Ладлаку:  этот  человек
спускал по семь шкур со всякого, кто волей недоброй судьбы оказывался  у
него под началом. И не только с наемных матросов, но  и  с  собственного
сына  Керра,  корабельного  юнги.  По  слухам,  еще  до  пробуждения   с
"Совершенным" было не  так-то  легко  совладать...  Что  ни  плавание  -
слишком много ставилось парусов  для  скорости,  слишком  много  бралось
груза, слишком мало свободного места оставлялось на палубе...
   Жадность  Уто  поистине  не  знала  пределов,  и   однажды   наступил
неизбежный конец. В один зимний день, в  самый  разгар  сезона  штормов,
начали поговаривать, что "Совершенный"  что-то  подозрительно  долго  не
возвращается в порт. Сетри Ладлак  прямо-таки  поселилась  на  причалах.
Несчастная  женщина  жадно  расспрашивала  моряков  с  каждого  корабля,
швартовавшегося в Удачном... Но нет, никто не  встречал  "Совершенного",
никто ничего не слышал о ее муже и сыне...
   "Совершенный" вернулся через шесть месяцев. Его  обнаружили  в  самом
устье гавани; он плавал вверх килем. Его сперва даже и не признали. Лишь
серебристое диводрево не оставляло сомнений -  это  был  один  из  живых
кораблей. Отчаянные добровольцы на рыбачьих лодочках отбуксировали его к
берегу, поставили на якорь... Ближайший отлив положил корабль на  грунт,
и  тогда-то  люди  узнали  жуткую  правду.  На  береговой  отмели  лежал
"Совершенный".  Лишенный  мачт  -   их   растерзала   ярость   какого-то
невероятного шторма. Но самое страшное обнаружилось на палубе.  Там  все
еще сохранялись остатки его последнего груза, принайтовленные  так,  что
свирепые волны  ничего  не  смогли  унести.  А  в  ячеях  прочной  сети,
покрывавшей добро,  отыскались  поеденные  рыбами  бренные  останки  Уто
Ладлака. И его сына  Керра.  "Совершенный"  доставил-таки  их  в  родной
порт...
   Но  хуже  всего,  наверное,  было  то,  что   несчастный   корабль..,
пробудился. Смерти Уто и Керра завершили счет трех поколений, чьи  жизни
должны были окончиться на его палубе. И, когда схлынувшая вода  обнажила
носовое изваяние, свирепое лицо могучего бородатого воина..,  сморщилось
в детском плаче, и раздался тонкий мальчишеский  крик:  "Мама!  Мама,  я
вернулся домой!.."
   Сетри Ладлак страшно закричала и лишилась чувств. Ее отнесли домой на
руках... Она более ни единого разу не вышла к морю, не посетила  гавань,
где чинили жестоко покалеченное судно. Между тем несчастный корабль  был
безутешен. Целыми днями он плакал и тщетно призывал маму. Люди  поначалу
сочувствовали ему, пробовали успокоить. Рядом  с  ним  почти  на  неделю
поставили Кендри, надеясь, что многоопытный старый корабль сумеет как-то
помочь. Вышло наоборот.  Кендри  сам  до  того  разволновался,  что  его
пришлось срочно убрать подальше - а то, чего доброго, вовсе  бы  отбился
от рук. А Совершенный все плакал. Жутко было наблюдать, как чернобородый
богатырь  -  мощные  руки,  волосатая  грудь,  -   всхлипывает   подобно
напуганному ребенку и зовет мать. Жители Удачного, настроенные  поначалу
жалеючи, постепенно начали бояться его, а потом невзлюбили. Вот тогда-то
молва дала "Совершенному" новое имя,  превратив  его  в  "Отверженного".
Рядом с ним отказывались швартоваться  команды  других  кораблей:  пошел
слух, будто он приносит  злосчастье.  Даже  швартовы,  державшие  его  у
причала, то гнили, то размокали, то их объедали моллюски.  Шло  время  и
постепенно  Совершенный  замолк,  лишь  изредка   взрываясь   приступами
несусветной ругани и рыданий...
   Сетри Ладлак - еще совсем не старая женщина -  вскоре  скончалась,  и
корабль перешел в собственность заимодавцев семьи. Для них  он  оказался
чем-то вроде камня на шее. Ходить в море на нем - а значит, зарабатывать
деньги - было нельзя. Он только место в гавани занимал, за каковое место
приходилось еще и платить. Кредиторы в конце концов  разыскали  каких-то
двоюродных родственников Ладлаков и скрепя сердце предложили им долю  во
владении кораблем - лишь бы только те заставили  его  плавать.  Тогда  с
притязаниями выступили два брата, Кабли и Седж,  и  схватка  между  ними
разгорелась нешуточная. Кабли был на несколько минут старше брата, и это
оказалось решающим преимуществом. Доля во владении досталась ему,  и  он
пообещал вернуть корабль "в лоно семьи".  Кабли  провел  долгие  месяцы,
сидя на берегу и разговаривая с Совершенным.., и наконец вроде бы достиг
с ним какого-то понимания. По крайней мере, всем  остальным  он  сказал,
что  корабль  ведет  себя  как  перепуганный  мальчишка  и  лучше  всего
отзывается на ласковые уговоры. Под это дело  кредиторы  отвалили  Кабли
еще сколько-то денег взаймы. Про себя они ворчали, что, мол,  отправляют
доброе золото вдогон ломаному  грошу  -  но  искушение  вернуть  некогда
потраченное оказалось слишком  большим.  Кабли  набрал  матросов,  нанял
мастеровых... Людям приходилось платить втридорога просто за  то,  чтобы
они согласились приблизиться к злополучному  кораблю.  Чуть  ли  не  год
Совершенного заново оснащали и готовили к плаванию. Однако  похоже  было
на то, что овчинка стоила выделки. Кабли в открытую поздравляли  с  тем,
что он не дал пропасть отменному судну. В  самом  деле,  непосредственно
перед выходом в море Совершенный приобрел репутацию хоть и застенчивого,
но вежливого корабля. Он очень мало говорил, но  если  уж  улыбался,  то
так, что таяло даже самое черствое сердце. И вот наступил  замечательный
весенний день, когда Совершенный вышел из  гавани  Удачного  в  открытое
море.
   Кабли и его команду никто и никогда больше не видел.
   ...Когда Совершенный вновь обнаружили  в  море,  он  являл  собой  не
корабль, а его  останки:  разорванные  паруса,  перепутанный  такелаж...
Весть о нем  достигла  Удачного,  на  месяцы  обогнав  сам  корабль.  Он
болтался в море, почти до палубы уйдя в воду, и  человеческий  голос  не
отзывался на оклики с приближавшихся кораблей. Лишь носовое  изваяние  -
черный взгляд, каменное лицо  -  молча  глядело  на  тех,  кто  подходил
достаточно близко, чтобы воочию убедиться - на палубе не было ни души. И
снова Совершенный явился в гавань Удачного, чтобы  остановиться  у  того
самого причала, где ему довелось провести предыдущие  несколько  лет.  И
его первыми и единственными словами были: "Скажите моей  матери,  что  я
вернулся домой".
   Так, по крайней мере, гласила легенда. Какая доля в ней была правды -
Альтия не имела никакого понятия.
   Когда Седж,  младший  брат,  наконец  набрался  смелости  завести  на
корабль швартовы и подняться на палубу, он не обнаружил  никаких  следов
ни старшего брата, ни кого-либо из его моряков - ни живых,  ни  мертвых.
Последняя запись в  судовом  журнале  ничего  тревожного  не  содержала:
"Погода стоит прекрасная, груз обещает быть выгодным..."  И  ни  единого
намека на то,  что  заставило  команду  покинуть  судно.  В  трюмах  еще
сохранялся подмоченный груз - шелк и бренди. Заимодавцы забрали все  то,
что еще можно было  худо-бедно  продать,  а  корабль-несчастье  оставили
Седжу. И когда тот не отказался от Совершенного, да еще и заложил  земли
и дом ради его починки, - в  Удачном  на  него  стали  смотреть  как  на
сумасшедшего.
   Седж на "Совершенном" проделал  семнадцать  очень  удачных  плаваний.
Когда его спрашивали, каким образом ему это удается, - он  отвечал,  что
попросту не обращает никакого внимания на носовую фигуру и водит корабль
так, как если бы это было простое деревянное судно. В эти  годы  носовое
изваяния в самом деле производило впечатление  безгласного,  -  но  тот,
кому случалось  на  него  посмотреть,