дке грубого головореза, а мясистое лицо так и светилось гордостью, когда, стоя за плечом Кеннита, он выслушивал очередной перечень добытых богатств.
     И "Проказница", и "Мариетта" были тяжело нагружены драгоценным добром. Особенно порадовало Кеннита последнее приобретение. Молодой Рафо - если правдой было то, что о нем рассказывали, - гонял своего "Счастливчика" в хвост и в гриву, умудряясь взять едва ли не каждый корабль, за которым пускался в погоню. Пиратские удачи принесли Кривохожему и уйму денег, и массу спасенных рабов, увеличивших его население. Смекалистая женщина, возглавлявшая городок, помогала молодому капитану вести учет доходов и расходов. Они предъявили Кенниту свои счетные палочки с гордостью, которая сделала бы честь иному домоправителю. Он терпеливо выслушал полный, до гроша, отчет о затратах на строительную древесину, на фруктовые саженцы, на стадо коз. Они даже разыскали и наняли несколько художников, согласившихся жить в Кривохожем!.. Рафо, в свою очередь, отложил в долю Кеннита ту часть добычи, что показалась ему самой ценной, редкостной и удивительной. Они не просто выделили ему его долю - они всерьез позаботились, чтобы доставить ему удовольствие. Он понял это и всячески подчеркнул свой восторг, тем самым внушив им большое желание порадовать его снова. Кеннит пообещал им еще корабль - следующий, который ему достанется. А почему бы, собственно, и нет?.. Они вполне этого заслужили. Может, он предоставит им "Заплатку", если ее владельцы промедлят со сбором денег на выкуп...
     Но, оказывается, и от сплошных удовольствий можно устать. Да и с грузом, что был теперь у них на борту, обращаться следовало не как с селедочными бочками. Кеннит самолично и очень тщательно следил за тем, как все упаковывалось. Самые сливки сокровищ - маленькие, особо ценные предметы - по его приказу были отправлены непосредственно к нему в каюту. И вот теперь, открывая дверь, он не без трепета думал о восхитительной возне с расстановкой новых сокровищ, чтобы они не мешали работе. Может, сначала лечь поспать, а этим заняться с утра, когда оба корабля будут уже на пути в Делипай?
     Он шагнул внутрь... и оказался в золотом сиянии светильников. Его каюта благоухала ароматическими курениями. "О нет, только не это, - застонал он про себя. - Неужели ее страсть впрямь не имеет границ?.." Кеннит огляделся, уверенный, что увидит Этту как-нибудь особенно изысканно изготовившейся для любовной битвы в постели. Отнюдь, отнюдь... Она сидела в одном из двух кресел, приставленных близко друг к дружке. Круг яркого света заливал ее и раскрытую книгу у нее на коленях. Этта была облачена в ночную рубашку, но скорее очень скромную, нежели соблазнительную. Она даже походила, пожалуй, на девушку из приличной семьи.
     Быстрый взгляд показал раздраженному капитану, что она уже убрала все его сокровища. Первым его чувством по этому поводу была вспышка праведного негодования. Да как смела она вообще трогать его вещи?!.. Однако потом накатила волна отрешенного облегчения. Убрала - ну и хорошо. По крайней мере, ничто не мешало ему скорее добраться до постели. Он прохромал прямо туда и уселся на краешек. Обшитая кожей выемка деревянной ноги, куда он вставлял свой обрубок, немилосердно намяла культю. Подбивку снова пора было менять...
     - Я хочу показать тебе кое-что, чему я научилась, - тихо произнесла Этта.
     Он только вздохнул. Неужели эта женщина не способна была думать ни о чем ином, кроме своих собственных удовольствий?..
     - Этта, я очень устал сегодня, - ответил он ей. - Помоги лучше сапог снять.
     Она послушно отложила книгу и подошла. Стащила с него сапог и стала бережно растирать ногу. Он закрыл глаза:
     - Принеси ночную рубашку...
     Она проворно исполнила и это. Он стал раздеваться. Этта брала вещи у него из рук одну за другой, встряхивала, опрятно складывала и убирала в сундук для одежды. Отстегнув деревянную ногу, Кеннит показал ей натертое место:
     - Можешь ты выстлать эту штуковину помягче, чтобы было удобней?
     Она повертела деревяшку в руках:
     - Все что угодно протрется, если двигаться столько, сколько ты. Попробую на сей раз использовать шелк... Он хотя и мягкий, зато не скоро износится!
     - Вот и отлично. Управься к утру.
     Встав на здоровую ногу, он откинул с постели покрывало и сел на чистые простыни. Они были замечательно свежими и прохладными, а подушка тонко благоухала лавандой. Кеннит закрыл глаза.
     Ее негромкий ясный голос проник в его сознание, уже начинавшее уплывать:

     Наши души любили уже тысячу раз.
     Путями, которых нам теперь уже не припомнить,
     Вели нас прежние жизни.
     Я слишком хорошо знаю тебя
     И слишком сильно люблю -
     Годами одного века этого не объяснить.
     Как река протачивает себе русло в долине,
     Так твоя душа отметила мою своим прикосновением.
     Живя в иных телах, мы постигали завершенность,
     Которой никогда...

     - Мне никогда не нравилась сиренийская поэтическая школа, - устало перебил Кеннит. - Ее представители все говорят прямо в лоб. Поэзия должна быть поэзией, а не простым виршеплетством. Если собираешься заучить стишок наизусть, лучше выбери что-нибудь из Юпиля или Вергаха.
     И он глубже зарылся в одеяло, издал блаженный стон и приготовился окончательно отойти ко сну.
     - Я не заучивала наизусть, - сказала Этта. - Я прочитала по книге. Я теперь умею читать, Кеннит. Я умею читать!
     Она ждала, что он, по крайней мере, удивится, но он слишком устал.
     - Хорошо, - проговорил он. - Я рад, что Уинтроу сумел тебя научить. Теперь, может быть, ему удастся объяснить тебе, что следует читать, а что - нет...
     Она отложила книгу и задула светильник. Каюта погрузилась в темноту. Кеннит услышал шорох ног по полу - она подошла и забралась к нему под одеяло. Надо будет подыскать ей другое спальное место. К примеру, повесить гамак в уголке каюты...
     - Уинтроу говорит, - сказала она, - что мне больше не нужна его помощь. Он говорит, что теперь, когда я стала грамотной, мне следует просто изучать всякую книгу или свиток, что попадет ко мне в руки. Так я научусь быстро читать, да и писать стану лучше. И этим я вполне способна заниматься сама!
     Кеннит с усилием разлепил веки. Ну уж нет, так не пойдет!.. Как ни тошно было ему шевелиться и тем разгонять сон, он все-таки перекатился на бок, лицом к Этте.
     - Может, и способна, но зачем так сразу отказываться от его помощи? Я же знаю, как нравилось тебе проводить с ним время. Да и он, насколько мне известно, только рад был наставлять такую способную ученицу. Он со всей откровенностью сознавался мне, какое удовольствие он получал от твоего общества! - И он ухитрился даже испустить добродушный смешок. - Ты знаешь, бедный парнишка просто влюблен в тебя, да и только!
     К его изумлению, она даже не попыталась отнекиваться.
     - Я знаю, - просто сказала она. - Он очень славный мальчик. Учтивый такой... Теперь я понимаю, почему ты так привязался к нему. А мне он преподнес дар, который останется со мной до самого смертного часа!
     - И отлично. Надеюсь, ты должным образом отблагодарила его...
     Кеннит смертельно хотел спать. Только спать. И в то же время не желал прекращать завязавшийся разговор. Ибо, кажется, наклевывалась-таки вероятность, что его хитроумная интрига со временем принесет задуманные плоды. Она назвала Уинтроу "очень славным мальчиком", так, кажется? А он сам видел, как Уинтроу провожал ее глазами по палубе. Вот бы знать, случилось ли им уже плотским образом засвидетельствовать друг другу свою взаимную склонность?.. Вдруг Этта уже носит наследника для его живого корабля?.. Он провел ладонью по ее руке, как бы лаская, потом опустил ладонь ей на живот. Колечко с крохотным черепом все еще торчало у нее в пупке. "Нельзя торопиться! - подавил он всколыхнувшееся разочарование. - Подобные вещи требуют времени. Запереть их вдвоем на достаточно долгое время - и никуда не денутся, сойдутся как миленькие..." По крайней мере, так всегда происходило и с голубями, и с козами, и со свиньями. Когда он был маленьким и жил дома...
     - Честно говоря, - произнесла Этта задумчиво, - даже и не знаю, как бы его отблагодарить!
     У Кеннита очень чесался язык подсказать ей самый лучший ответ на этот вопрос, но он воздержался оглашать его напрямик. Он выразился иначе:
     - Мне кажется, парнишке одиноко. Так покажи ему, что ценишь его дружбу и дорожишь его обществом. Ему это понравится. Подумай о своих знаниях и умениях: может, что-то окажется полезно ему. Возьми и научи его... По-моему, это будет достойный отдарок!
     Более прозрачного намека, кажется, придумать было нельзя. Неужели не догадается?..
     - Но я так мало знаю... - пробормотала она погодя. - Чему может у такой, как я, научиться Уинтроу?
     Кеннит вздохнул и попробовал зайти с другой стороны. "Только осторожно, - напомнил он себе. - Осторожно!"
     - Ты всяко повидала в жизни гораздо больше, чем он. Не забывай: мальчик провел большую часть жизни в стенах монастыря. Он, может быть, искушен в словесности и искусстве, но по части более мирских познаний он, увы, сущий невежда. А твои жизненные обстоятельства можно назвать прямо противоположными. Так поделись же с ним тем, чему тебя научила жизнь. Научи мальчика быть мужчиной. Лучшей наставницы у него точно не будет!
     И он провел рукой по ее телу.
     Она помолчала. Он прямо-таки слышал, как трудился ее разум. Потом она проговорила:
     - Я хотела бы ему... Кеннит, ты не очень будешь возражать, если я дам ему кое-что из твоего имущества? В смысле, нечто из нашего груза?
     Он, собственно, совсем не это имел в виду, но и на том спасибо - по крайней мере, делался первый шаг в правильном направлении. Начнется с малого, с подарочков, а чем кончится? То-то и оно.
     - Конечно, выбирай что хочешь, - сказал он ей. - Я ведь тоже люблю мальчишку, сама знаешь. И с удовольствием поделюсь с ним тем, что принадлежит мне. Мне не жалко!

***

     Уинтроу проснулся оттого, что открылась дверь в его каюту. Кто-то молча вошел внутрь и тихо-тихо притворил за собой дверь. В первый миг, подростка парализовал страх. С тех пор как не стало Са'Адара, он стал спать гораздо спокойнее, но до сих пор побаивался, как бы иные из бывших рабов не придумали обвинять его в гибели своего вожака. Он затаил дыхание. Потом попробовал бесшумно переместиться в постели. Может, нападающий промахнется с первым ударом и тем самым даст ему возможность спастись?..
     Вошедший тем временем подошел к столику и что-то положил на него.
     - Не притворяйся, что спишь, - сказала Этта негромко. - Я же слышала, как ты перестал посапывать! Вставай и зажги свет!
     - До утра еще далеко, - возразил он, ничего толком не понимая. - Что ты тут делаешь?
     - Сама знаю, что не утро, - ответствовала она с легким смущением. - Я пришла кое-чему научить тебя. Такому, чем лучше заниматься подальше от посторонних глаз. То есть лучше всего - по ночам!
     Он зашарил в поисках свечки. Потом высунулся в коридор и зажег ее от горевшего там небольшого светильника. Вернулся в каюту, закрыл дверь и сунул свечу в подсвечник. Когда же он повернулся к Этте, то челюсть у него буквально упала. И было отчего. На ней были облегающие кожаные штаны и такой же короткий камзол, сидевший плотней собственной кожи. Никогда еще Уинтроу не видел женского тела в одежде, которая не скрадывала, а, наоборот, подчеркивала его формы!.. Этта не обратила никакого внимания на его взгляд. Наоборот, она весьма деловито обошла его кругом, разглядывая и явно оценивая его собственное тело. Ее взгляд был таким откровенным, что у него жарко вспыхнули щеки...
     Потом она недовольно хмыкнула:
     - Все ясно. Видно, что ты усердно трудился, но работа была не слишком тяжелой... Тем не менее ты гибкий и шустрый. Я и раньше это за тобой замечала. И это может оказаться полезнее для нашей игры, чем даже могучие мышцы...
     Уинтроу заморгал ресницами:
     - Я все-таки не возьму в толк, о чем ты...
     - Кеннит предложил, - ответила она. - Я сказала ему, что чувствую за собой должок: ты ведь как-никак читать меня выучил. Он и подсказал мне, что я могу в ответ научить тебя чему-то такому, что сама хорошо знаю. Кое-чему из моих "более мирских познаний" - так он выразился. Вот я и решила этим заняться. Снимай-ка рубаху!
     Он повиновался, точно во сне, всячески запрещая себе думать и о том, что делает он сам, и о ее возможных намерениях.
     Она хмуро улыбнулась при виде его обнаженного торса:
     - Ишь, весь гладенький, точно маленькая девочка... Даже на груди ни волоска еще не выросло. Надо бы, конечно, мышц побольше, но ничего, со временем нарастут... - Она вернулась к его столику и щелкнула замочком стоявшей там длинной плоской коробки. И повторила, открывая крышку:
     - Да, кое-чему лучше учиться без посторонних глаз... В том числе и умениям, необходимым мужчине. Если бы нас за этим увидели, команда бы тебя как есть засмеяла. А так - будешь притворяться, будто всегда это знал и умел...
     Она вновь повернулась к Уинтроу лицом, и он увидел в каждой ее руке по кинжалу.
     - Это для тебя. Кеннит сказал, я могу их тебе подарить. Начнешь носить какой-нибудь из них на поясе всякий раз, когда мы будем останавливаться в порту. Притом не только в порту, а вообще все время. Будешь ложиться спать - клади под подушку. Но перво-наперво научись как следует ими владеть...
     И без всякого предупреждения она бросила один из кинжалов ему. Ему, не в него, - кинжал полетел рукояткой вперед. Уинтроу успел поймать его, хотя и не очень ловко, слегка порезав большой палец. Он крякнул от неожиданности, а Этта рассмеялась:
     - Вот я и пустила тебе первую кровь!.. - Тут в ее глазах зажегся угрожающий огонек:
     - Ну-ка бери его как следует и будь наготове! Я научу тебя драться...
     - Да не хочу я учиться драться!.. - испугался Уинтроу и отступил прочь. - Еще порежу тебя... Она весело улыбалась:
     - А вот и не порежешь... Меньше всего думай об этом! - Она уже стояла в стойке опытного бойца на ножах, и лезвие ее кинжала смотрело прямо на Уинтроу. Этта грациозно раскачивалась, а кинжал летал из одной руки в другую так быстро, что глаз не успевал проследить. Потом она двинулась на Уинтроу, опасная, как тигрица: казалось, все тело просто следовало за порхающим клинком. - Лучше сосредоточься на том, как не дать мне порезать тебя! - сказала она. - Все с этого начинают!

ГЛАВА 28
ОТПЛЫТИЕ "СОВЕРШЕННОГО"

     - Вот бы нам побольше времени для ходовых испытаний...
     Янтарь устало посмотрела на Альтию:
     - Ни времени, ни денег у нас нет. Да притом после каждого выхода в море с корабля сбегает по два-три матроса. Еще несколько таких испытаний, Альтия, и команды у нас вообще не останется! - Она снова глянула на Альтию и склонила голову к плечу:
     - Который раз уже мы с тобой об этом говорим? Пятый? Или шестой?..
     - Согласно моим подсчетам, двадцать седьмой, - вмешался подошедший Брэшен. Женщины подались в стороны, освобождая ему место у кормовых поручней. Все трое смотрели в открытое море, видневшееся за выходом из удачнинской гавани. - Привыкай, Янтарь, - хмыкнул Брэшен. - Матросы без конца болтают об одном и том же. А любимые темы - скверная жратва, тупой капитан, зверюга-помощник...
     - Ты еще забыл гнусную погоду и сволочной корабль, - добавила Альтия.
     Янтарь пожала плечами:
     - Я уже поняла, что мне очень ко многому придется привыкнуть... Сколько лет прошло с тех пор, как я последний раз предпринимала длительное путешествие по морю! Причем даже в юности моряк из меня был никудышный... Одна надежда - может, жизнь на борту в условиях гавани хоть как-то приучит мой живот к качке...
     Альтия и Брэшен одновременно расплылись в ухмылках.
     - Не надейся попусту, - предупредил Брэшен. Ясное дело, в первые дни плавания я постараюсь не требовать от тебя слишком многого... Однако если необходимость возникнет, так уж возникнет, и тогда тебе ничего не останется, как ползать хоть на четвереньках, но делать свое дело... в перерывах между метанием харчей за борт...
     - Спасибо, утешил, - поблагодарила Янтарь.
     Они замолчали. Шутки шутками, а по поводу грядущего отплытия каждого одолевали сомнения, и очень серьезные. Корабль стоял полностью загруженный и снаряженный, почти вся команда была на борту. Вдобавок на нижних палубах таились - даже от наемных матросов - семеро невольников, решившихся на побег к лучшей доле. О них Альтия старалась даже не думать. Эти люди ведь рисковали не только собой. Если кто-нибудь обнаружит их до отплытия - как знать, чем кончится дело? А как отнесется к новым товарищам нанятая команда?.. Оставалось надеяться, что обрадуется: всё лишние руки в помощь. Уж конечно, не миновать ссор из-за порядка подчиненности и мест в кубрике, но такое приключается на любом корабле. Альтия упрямо твердила себе, что все будет хорошо. А еще она всей душой за тех семерых, притаившихся в тесном закоулке внизу. Им-то тягостное ожидание давалось тяжелей, чем кому бы то ни было.
     Они собирались отплыть с первыми лучами рассвета. Альтии, пожалуй, хотелось бы взять и отправиться в море прямо сейчас. Вот только этак потихоньку ускользнуть в темноту считалось скверным началом всякого плавания. Уж лучше подождать и должным образом вытерпеть все слова прощания и добрые пожелания от тех, кто придет проводить их. Не говоря уже о преимуществах солнечного света и свежего утреннего бриза...
     - Ну как он? - глядя вдаль, негромко спросил Брэшен.
     - Волнуется. Очень возбужден. Рвется в путь, а сам боится до смерти. Его слепота...
     - Знаю, - перебил Брэшен. - Он, однако, ослеп не вчера. И к тому же как-то добрался назад в Удачный из своего последнего плавания - не только ослепленный, но еще и кверху килем! Так что сейчас всяко не время для рискованных экспериментов с диводревом, Янтарь... Придется ему довериться нам. По крайней мере, я не рискну менять в нем что-либо прямо сейчас... Допустим, ты сделаешь попытку и ничего не получится... - Брэшен затряс головой. Короче, лучше отплыть как есть. Он давно привык к слепоте. Пусть и дальше справляется только с ней, а не с еще новым разочарованием!
     - Привык, но не примирился, - очень серьезно начала Янтарь. - Он...
     - Сорок два! - подняла палец Альтия. - Я тоже веду счет. Мы принимаемся обсуждать это уже в сорок второй раз!
     Янтарь покаянно кивнула. И сменила предмет разговора:
     - Лавой...
     Брэшен застонал, потом рассмеялся.
     - На эту последнюю ночь, - сказал он, - я отпустил его в город. Ручаюсь, к: назначенному часу он будет на палубе. Разумеется, с превеликого бодуна. И разумеется, примется срывать зло на матросах... Это, знаешь ли, вековая традиция, так что люди все примут как должное. Он примется гонять их в три шеи, а они будут на него злиться. И это тоже освящено традицией. К тому же лучшего старпома для наших орлов нам все равно не найти...
     Альтия решительно прикусила язык, ибо счет их с Брэшеном спорам об этом был потерян давным-давно. И к тому же, если заново поднять сейчас эту тему, кабы он не заставил ее признать, что Лавой оказался отнюдь не настолько плох, как она вначале считала. У мужика все же оказалась в душе справедливая струнка. Звучала она далеко не всегда, но если уж подавала голос, то тут Лавой вставал насмерть. Да, он будет сущим тираном. Альтия знала это. И Брэшен знал. Но, если Лавой не станет слишком уж перегибать палку, все будет путем. Такой команде, как у них, как раз и требовался тиран.
     Ходовые испытания уже обнаружили все слабые стороны их матросов. Теперь Альтия доподлинно знала, кто ленится при работе, а кто отстает просто по неспособности. Одни слишком привыкли все делать шаляй-валяй, другие были туповаты, а третьи, наоборот, изворачивались и хитрили, в любых обстоятельствах стараясь не перетрудиться. Альтия пришла к выводу, что ее отец подобную публику выгнал бы с корабля поганой метлой. Она пожаловалась Брэшену. "Пожалуйста, - сказал ей молодой капитан. - Выгоняй кого считаешь нужным и заменяй другими