для нее. Широкие крылья распростерлись и нависли над ней... Она как мышка, съежившаяся при приближении филина. Ее крохотное сердечко бьется так, что разорваться готово... Видишь, как она дрожит? Но поздно, слишком поздно... Она уже видит ее. И она знает меня! - Он закинул голову и оглушительно расхохотался. - Я был королем!.. - Его торжество не поддавалось никакому описанию. - Я был повелителем трех царств! А вы сделали из меня... это. Пустую оболочку, игрушку, раба!..
     И Малту как будто поразила молния, грянувшая непосредственно с ясного синего неба. Она провалилась в черную ревущую бездну. Она падала, не в силах издать ни звука, сквозь глубины, бесконечные и непроглядные. А потом, откуда ни возьмись, мелькнула золотая вспышка. Пронеслось нечто... слишком громадное, чтобы Малта могла обозреть "это" целиком. К тому же "оно" подоспело слишком близко, чтобы она успела присмотреться издали. Гигантские когти ухватили ее, обняв поперек тела так плотно, что сделалось невозможно дышать. Малта пыталась отбиться, ударить их, поцарапать, но лапы были одеты в чешую прочнее любого металла. Она не могла сдвинуть их ни на волос, а стало быть, и вздохнуть. Но еще страшнее было бы продолжить падение и умереть уже наверняка, если бы когти вдруг разжались.
     "Выбери себе смерть, - прошептал дракон. - Вот и все, что тебе нынче осталось, маленькая красотка. Выбери смерть - ту либо другую..."
     "Не смей! - вмешался другой голос. - Она моя, моя! Пусти ее!"
     "Добыча принадлежит тому, кто ее первым ухватит..."
     "Но ты мертв, а у меня еще есть шанс пожить! И я не позволю тебе отнять ее у меня!"
     Стремительно мелькнуло радужное серебро - и сшиблось с золотой тенью. Малте показалось, что за право обладания ею дрались две горы. Когти сжались сильнее, грозя рассечь ее надвое.
     "Ты ее не получишь! Прежде я с ней покончу!"
     Малта закричала бы, но дыхания не было. От нее и так почти ничего уже не осталось. Эти двое были так громадны. В их мире для нее просто не было места... Ее жизнь было крохотной искрой, готовой вот-вот погаснуть.
     Кто-то заговорил вместо нее:
     "Малта - реальна! Малта - существует! Вот она, Малта!"
     И ее смотали заново, словно клубок ниток, один за другим возвращая на место планы и уровни ее существа. Кто-то выхватил ее из водоворота гигантских сил, схлестнувшихся из-за нее и едва не разодравших свою добычу на части. Она чувствовала себя так, словно ее поддержали и укрыли две большие теплые ладони. Она свернулась клубочком, крепко ухватившись за них. А потом и сама подала голос:
     - Я - Малта!

***

     - Ну конечно, ты - Малта. А то кто же еще?
     Кефрия пыталась говорить рассудительно и спокойно, хотя на самом деле была близка к панике. И еще бы ей не быть! Ее дочь лежала смертельно бледная, а в щелках полураскрытых век виднелись только белки. Когда все они услышали на палубе какой-то тарарам и побежали наверх, кто мог подумать, что это все из-за Малты?.. Та, оказывается, упала в обморок и теперь лежала на коленях у резчицы, Янтарь одной рукой поддерживала ее голову. Корабль же так и ходил ходуном. Он сильно раскачивался, а причиной тому было носовое изваяние, Совершенный плакал, зарывшись в ладони лицом.
     - Я не хотел, я не хотел, простите меня... - повторял он снова и снова.
     - Тихо ты! - прикрикнула на него Янтарь, и Кефрия услышала в ее голосе раздражение. - Ничего ты ей не сделал. Просто успокойся и помолчи!
     И когда встревоженные родственники пробились сквозь кольцо сбежавшихся матросов, Кефрия увидела, как Янтарь подняла голову и обратилась к Альтии:
     - Помоги мне унести ее с корабля. Немедленно!
     И было нечто такое в голосе чужестранки, что в зародыше похоронило самую мысль о каких-либо спорах. Альтия шагнула вперед и подняла племянницу на руки, но тут подоспел Брэшен и взял у нее Малту. Кефрия успела на краткий миг увидеть изуродованные руки Янтарь - на краткий миг, ибо та сразу вновь торопливо натянула перчатки. Резчица подняла голову и встретилась глазами с Кефрией. От ее взгляда Кефрию до костей пробрало холодом.
     - Что случилось с моей дочерью? - как раз спрашивала Кефрия.
     - Я не знаю. Лучше бы тебе пойти да присмотреть за ней.
     Первое было очевидной ложью, зато второе содержало насущную правду. Кефрия поторопилась следом за Брэшеном и Альтией, Янтарь же снова повернулась к носовому изваянию и обратилась к нему - тихо, но весьма повелительно. Совершенный очень быстро затих, а корабль постепенно стал меньше качаться. Зато разревелся Сельден. Он последнее время принимался плакать по всякому пустяку. Скверно, что маленький мальчик был таким взвинченным. Да и некогда было Кефрии его урезонивать прямо теперь.
     - Тихо, Сельден! Идем со мной! - строго приказала она. Сынишка последовал за ней, заливаясь слезами.
     Добравшись по трапу до причала, Кефрия увидела, что Брэшен уже расстелил свой камзол и бережно укладывает на него Малту. Роника забрала Сельдена и стала гладить его по головке и утешать. Кефрия опустилась на причал подле дочери. "Какой ужас, - думалось ей. - Какое скверное предзнаменование при отплытии корабля. И как некрасиво, что Малта лежит здесь без сознания и каждый прохожий на нее смотрит..."
     Но тут Малта застонала и принялась бормотать.
     - Я - Малта... Я - Малта...
     - Да, да, да, ты - Малта, - заверила Кефрия дочь. - Ты здесь, и с тобой все в порядке, Малта.
     Эти слова сработали как заклинание. Девочка тотчас открыла глаза. Она ошарашенно огляделась кругом, потом вскрикнула.
     - Ой! Помоги мне встать! - обратилась она к матери.
     - Погоди, полежи еще немножко, отдохни, - посоветовал Брэшен, но Малта уже ухватилась за руку Кефрии и поднималась на ноги. Вот она потерла затылок и вздрогнула. Потом стала тереть глаза.
     - Что... что случилось? - спросила она.
     - Ты упала в обморок, - объяснила ей Янтарь. Она неожиданно появилась рядом со стоявшими возле Малты, пробралась вперед и посмотрела ей в глаза. - Вот и все. Наверное, это из-за воды и яркого солнца. Такое, знаешь ли, бывает, если слишком долго смотреть, как сверкают волны.
     - Да, я упала в обморок, - согласилась Малта. Подняла руку, нервно погладила шею и испустила неверный смешок:
     - Вот глупость какая!..
     И слова, и жесты были настолько притворными, что Кефрия никак не думала, будто им кто-то поверит. Но тут появился Давад, немедленно заявивший:
     - Конечно! Такой волнительный день! Девочка переволновалась! Мы-то знаем, что наша Малта ну прямо иссохла вся по своему папочке. Где же было бедной малютке вынести отправление спасательной экспедиции!
     Малта зло покосилась на него.
     - Конечно, где уж мне, - проговорила она тихо, но донельзя ядовито. Кажется, даже толстокожий Давад почувствовал укол. Во всяком случае, он отступил на шаг и странно посмотрел на нее.
     - Я упала в обморок! - повторила Малта. - Помилуйте, надеюсь, я не задержала отплытия?
     - Ни в коей мере, - отозвался Брэшен. - Но теперь, когда с тобой все в порядке, нам точно пора отчаливать!
     И Брэшен направился было прочь, но тут к нему подошел торговец Эши.
     - Незачем твоим людям трудиться на веслах, - сказал он. - Шлюпки с моего "Морского бродяги" выведут вас на буксире.
     - Пусть они оставят место и для шлюпки с "Обаятельного"! - громко расхохотался торговец Ларфа. В следующий миг с полдюжины владельцев живых кораблей принялись предлагать помощь. Кефрия стояла и слушала, пытаясь решить про себя, что это было - запоздалое выражение сочувствия или просто свидетельство того, как не терпелось им избавиться от "Совершенного" в гавани. Ходили же слухи, что некоторым другим живым кораблям было не по себе рядом с ним... хотя, впрочем, в открытую никто не оспаривал его права здесь швартоваться.
     - Господа, всем спасибо, - ответил Брэшен таким неестественным голосом, что Кефрия поняла: молодого капитана снедали те же самые подозрения.
     Они не пошли назад на корабль - распрощались с отбывавшими прямо на причале. Мать переживала гораздо больше, чем Кефрия от нее ожидала. Вновь и вновь Роника призывала Альтию быть осторожной, беречь себя и в целости возвращаться домой. Брэшен пообещал пожилой женщине елико возможно присматривать за ее дочерью, и Альтия немедленно ощетинилась. Потом сестры в последний раз обнялись, и Кефрия про себя пожалела, что их прошлые отношения были такими, какими они были, а не более сердечными. Она едва сумела выговорить какие-то прощальные слова, очень уж противоречивые чувства переполняли ее сердце.
     Но самое странное оторвавшись от сестры, Кефрия посмотрела в сторону и увидела, что Янтарь двумя руками в перчатках держит руку ее дочери, Малты.
     - И ты смотри береги себя, - говорила чужестранка. Ее взгляд показался Кефрии слишком пристальным.
     - Обязательно, - пообещала Малта. Разговаривали они так, словно это Малта отплывала навстречу непознанному, а не Янтарь. Кефрия смотрела, как Янтарь оставляет ее дочь и возвращается на корабль. Несколькими мгновениями позже резчица появилась на носовой палубе, рядом с изваянием. Вот она нагнулась и что-то сказала ему... Совершенный наконец оторвал руки от лица, поднял голову, сделал такой вздох, что раздулась грудь... и скрестил руки. И с видом мрачной решимости выставил челюсть.
     Вот упали в воду швартовы... Кто-то выкрикивал последние слова напутствий и пожеланий. Команды маленьких гребных шлюпок склонились к веслам и потащили "Совершенного" прочь от причала. Альтия и Брэшен присоединились к Янтарь, стоявшей на носу. Каждый из них по очереди что-то говорил Совершенному, но если он и слышал их речи, то виду не подавал, по крайней мере Кефрия не замечала.
     Отвлекшись от этого зрелища, она обнаружила, что Малта завороженно смотрит вслед уходящему кораблю. И что было на лице дочери - ужас или любовь, - Кефрия не взялась бы сразу сказать. А еще (тут Кефрия мысленно нахмурилась) не было ясно, куда именно она смотрит: то ли на носовое изваяние, то ли на Янтарь.
     Когда Малта ахнула, Кефрия сразу посмотрела вслед кораблю. На шлюпках подбирали сброшенные, не нужные более буксирные тросы. Брэшен благодарственно махал им рукой. А на мачтах корабля распускались белые соцветия парусов. Зрелище было вправду великолепное, особенно если не обращать внимания на лихорадочную возню моряков. Кефрия еще смотрела, когда носовое изваяние вдруг широко развело руки, ни дать ни взять пытаясь обнять горизонт. Совершенный что-то громко прокричал... И случайно дуновение ветра позволило стоявшим на берегу ясно расслышать его крик.
     - Я СНОВА ЛЕЧУ-У-У...
     Это прозвучало как торжествующий вызов целому миру. Паруса "Совершенного" уже надувал ветер. Теперь корабль шел сам.
     С его палубы долетел отдаленный хор ликующих голосов... Глаза Кефрии защипало от слез.
     - Да поможет вам Са... - прошептала Малта. Голос девочки сорвался.
     - Да поможет вам Са преуспеть в плавании, и да приведет он вас благополучно домой! - проговорила Кефрия вслух. Ветер подхватил слова молитвы и понес их вослед кораблю.

ГЛАВА 29
СВЕТ КЛИНОМ НА УДАЧНОМ

     Флот, сопровождавший их, заметно вырос. Серилла даже задумалась, и каким образом, интересно, они так подгадали, чтобы другие корабли безошибочно присоединились к ним в плавании? Сколь долго они вынашивали свои планы? И знал ли кто-нибудь в Джамелии, какая демонстрация силы должна была сопровождать прибытие сатрапа в Удачный?
     А еще она теперь была почти уверена, что сатрапа непременно принесут в жертву, дабы оправдать калсидийскую атаку на город. Серилла бережно хранила эту догадку, точно негаданно доставшийся золотой самородок. Предупредить торговцев из старинных семей о грозившей опасности значило быстро и надежно завоевать их доверие. Если Серилла еще хранила кому-либо верность, то только этому дивному городу и краю, который она изучала годами.
     Подняв глаза, она стала смотреть в ночь. На горизонте виднелось едва заметное зарево: огни ночных рынков Удачного отражались в звездных сферах небес. Утром они будут в порту.
     Подошедший моряк-калсидиец остановился у нее за плечом:
     - Твоя зовет сатрап. Его тоже желай наружу ходи. Она прислушалась к тому, как забавно он со своим иноземным выговором переиначивал слова.
     - Сатрап не может выходить, - сказала она. - Он еще толком не поправился. Лучше я сама схожу посмотрю, как он там.
     На самом деле она ни за что не пошла бы, если бы не опасалась, что об этом может прослышать калсидийский капитан. Как ни была она теперь уверена в себе и в своей новообретенной силе духа, перечить этому человеку она бы все-таки не отважилась. Она дважды встречала его с тех пор, как он вернул ее сатрапу. Оба раза она не решалась поднять на него глаз и сама этого стыдилась. Первый раз она просто налетела на него, завернув за угол коридора... и тут же едва не обмочилась от страха. Он вслух расхохотался, глядя, как она улепетывает. Да как вообще могло быть, чтобы она до такой степени боялась другого человеческого существа?.. Немыслимо! Иногда, будучи наедине со своими мыслями, она пробовала разъяриться на капитана, внушить себе ненависть к нему... Ничегошеньки не получалось. Капитан дал ей такой урок ужаса, что иного чувства к нему она питать просто не могла.
     Мысль о нем подгоняла ее, когда она возвращалась в каюту сатрапа.
     Не бросив лишнего взгляда на стража-калсидийца возле дверей, она вошла в каюту, которую теперь никто не назвал бы ни неряшливой, ни захламленной. Свежий океанский ветер врывался в открытый иллюминатор. Серилла удовлетворенно кивнула. Слуги оставили ее ужин на столике и придвинули к нему зажженный канделябр. Ужин включал блюдо с тонко нарезанным мясом, запеканку из распаренных фруктов и несколько кусков пресного хлеба. Ждали ее и бутылка красного вина и при ней единственный бокал. "Простая пища, - удовлетворенно подумалось ей, - приготовленная согласно моим указаниям..." Рисковать собой Серилла никоим образом не желала. Она помнила: то, что сгубило либо уложило по койкам всех спутников сатрапа, ни капитана, ни калсидийскую команду не затронуло. Яд?.. Серилла весьма сомневалась, в основном потому, что не видела, кому бы это могло быть выгодно. У нее под подозрением находилось, скорее, что-нибудь из тех изысканных деликатесов, которыми в изобилии запасся в дорогу молодой государь. Должно быть, что-то протухло: то ли маринованные яйца, то ли жирные свиные паштеты...
     Подносик поменьше содержал еду для сатрапа. Чашка хлеба, размоченного в горячей воде. Блюдечко печеного лука, растертого и смешанного с пареной репой... Пожалуй, в качестве лакомства и награды она даст ему немного разбавленного вина. А может, даже уступит чуточку мяса. Вот уже целых два дня она не приправляла его пищу рвотными средствами. Пусть ко времени прибытия в Удачный хотя бы на ногах держится... Надо же дать ему немножко жизни порадоваться, прежде чем он умрет!.. Серилла улыбнулась, весьма довольная собой, и уселась за столик ужинать.
     Но не успела она переложить себе на тарелку ломтик мяса, как сатрап завозился в постели.
     - Серилла... - прошептал он. - Серилла, ты здесь?
     Она загодя задернула занавеси кругом его постели. Некоторое время она молча прикидывала, стоит ли вообще отвечать. Касго был до того слаб, что сесть в постели и отдернуть занавеси было, пожалуй, свыше его сил.
     Наконец Серилла решила проявить доброту.
     - Я здесь, государь, - сказала она. - Готовлю тебе поесть.
     - О-о... как славно... - и он опять замолчал.
     Она ела со вкусом, не торопясь. Она уже приучила его к терпению. Слуги в каюту не допускались - они входили только раз в день, чтобы прибраться, да и то под ее неусыпным присмотром. Какие-либо другие посещения она также настрого запретила, всем объясняя, что никак нельзя подвергать опасности его пошатнувшееся здоровье. Что до самого сатрапа, то он очень боялся смерти, и ей ничего не стоило довести его страх до потребного ей накала. Тем более что немалое число его спутников так-таки умерло от того самого загадочного недуга. Даже Сериллу ужаснуло количество жертв. И она без труда задурила голову сатрапу россказнями о бродячей заразе, все еще свирепствовавшей на корабле.
     Это в самом деле оказалось легко. Она держала "страдальца" на голодном пайке и подпаивала маковым сиропом, делая его все более управляемым. Он быстро доходил до такого состояния, когда начинал бессмысленно озираться, и тогда все, что она ему говорила, немедленно становилось для него непререкаемой правдой. В день, когда она впервые начала за ним ухаживать, остальные были слишком больны, чтобы его посещать, и тем более для того, чтобы вмешиваться в ее действия. Теперь те, кто выжил, поправились, но она продолжала вполне успешно гонять их прочь от двери, всем говоря о строгом приказе сатрапа ни под каким видом не беспокоить его. Сама она, таким образом, завладела всей просторной каютой кроме кровати, на которой он возлежал. Завладела - и устроилась со всеми мыслимыми удобствами...
     Покончив с ужином и насладившись добрым стаканом вина, она отнесла к постели сатрапа подносик с его малоаппетитной едой. Откинула занавеси и оценивающе посмотрела на хворого. "Быть может, - подумала она, - мы с ним чуточку далековато зашли... Ну да ничего".
     Его кожа была болезненно-бледной, на лице отчетливо проступали все кости. Скелетоподобные руки, лежавшие поверх покрывала, время от времени подергивались. Однако Серилла с ее "лечением" была тут ни при чем: это давало о себе знать многолетнее невоздержанное пристрастие к зельям и дурману. А теперь еще добавилась слабость - вот его руки и выглядели, точно умирающие пауки.
     Она осторожно присела на край обширной постели и опустила поднос на низенький столик. Улыбнулась и убрала с его лба волосы.
     - Ты стал гораздо лучше выглядеть, - сказала она ему. И ободряюще похлопала его по руке:
     - Ну что? Проглотишь ложечку-другую еды?
     - Пожалуйста, - выговорил он. Он смотрел на нее с благодарностью и любовью. Он был совершенно уверен: вот единственная, что не бросила его в трудный час, вот один человек на свете, на которого он может целиком и полностью положиться. Серилла поднесла ложку к его губам, он открыл рот, и дурной запах едва не заставил ее отшатнуться. Видно, не зря он вчера жаловался, что у него зуб расшатался. Что ж, может, он теперь быстро пойдет на поправку. А может, и нет. Он всяко должен был продержаться только до тех пор, пока благодаря ему она не сможет оказаться в Удачном на берегу и снискать расположение торговцев. Совсем незачем ему было к тому времени приходить в себя настолько, чтобы схватить ее за руку... А впрочем, пусть болтает. Что бы он ни сказал - она с легкостью припишет его слова болезненному помутнению разума.
     Сатрап не удержал пищу во рту - часть стекла на подбородок. Серилла обхватила его за плечи и помогла приподняться в постели.
     - Ну как? Вкусно? - проворковала она, зачерпывая немного размокшего хлеба. - А завтра будем уже в Удачном... Правда, чудесно?

***

     Роника Вестрит даже не припоминала, когда в последний раз звонил большой колокол, призывая торговцев на экстренное собрание. Рассвет едва занимался: небо над Залом только-только серело. Роника и ее семья поспешили туда со своего холма пешим ходом; по счастью, на полпути их подобрала карета торговца Шайева. Люди уже толпились перед Залом, взволнованно перекликаясь. Кто позвонил в колокол?.. Почему всех собрали?.. Кое-кто из собравшихся прибежал прямо в "утренней" домашней одежде, торопливо бросив на плечи легкий летний плащ. Другие, невыспавшиеся, терли красные глаза и зевали: на них, в противоположность первым, были вечерние одеяния. Все сбежались как были и откуда были на голос колокола, прозвонившего всем беду. Иные - с оружием, с мечами, торопливо пристегнутыми к поясам. Дети испуганно хватались за взрослых, мальчишки-подростки изо всех сил старались казаться мужественными и неустрашимыми, но все равно на многих лицах были отчетливо заметны следы слез, порожденных страхом. Разношерстная толпа обеспокоенного народа странно выглядела сред