ам
Удачного, как надо вести дела - и дома, и в плавании...
   Ночи, проводимые с ним, больше не приносили  Кефрии  ни  радости,  ни
отдохновения. Будучи на стоянке в порту, он продолжал жить не с  нею,  а
со своим кораблем. "А теперь, - созналась она сама  себе  с  горечью,  -
дошло до того, что я жду не дождусь, чтобы он вновь отправился плавание.
Может, тогда будет в доме хоть какое-то спокойствие..,  обычными  делами
займусь..."
   Услышав шаги, она вскинула голову, преисполняясь ужаса и надежды:  не
муж ли вернулся?.. Но это был не Кайл. В комнату вошла ее мать.
   Роника, казалось, едва заметила дочь и остатки завтрака на столе.  Ее
глаза рассеянно  обшаривали  комнату..,  так,  словно  она  рассчитывала
увидеть здесь еще что-то. Или кого-то.
   - Доброе утро, мама, - поздоровалась Кефрия.
   - Доброе утро, - отозвалась  мать  безразлично.  -  Я  слышала,  Кайл
ушел?
   - И тогда ты решила спуститься, -  горько  посетовала  Кефрия.  -  Ты
избегаешь его, мама, и меня это ранит. Нам надо многое обсудить, принять
кое-какие решения...
   Роника скупо улыбнулась.
   - А разве это возможно, покуда Кайл дома? Знаешь, Кефрия,  я  слишком
скверно  себя  чувствую,  так  что  буду  говорить   напрямую...   Какие
обсуждения, если твой муж все  равно  ничьим  мнением  не  интересуется?
Лично я уже поняла, что переговорами от него ничего не добьешься.  Мы  с
ним редко приходим к согласию.., да и как к нему прийти, если он никаких
доводов не слушает? - Она покачала головой. -  Я  последнее  время  либо
горюю о  твоем  отце,  либо  казню  себя  за  то,  как  по-дурацки  меня
угораздило распорядиться всем тем, что он мне доверял...
   Кажется, Кефрия только что и сама гневалась на  мужа,  но  эти  слова
матери очень задели ее.
   - Он хороший человек, мама, - тихо и с болью  выговорила  она.  -  Он
просто делает то, что, по его мнению, лучше для всех нас...
   - Может, оно и так, дочка, но что-то не особенно утешает, -  ответила
Роника. - Уж кто, как не мы с твоим отцом, верили в Кайла. Иначе  мы  бы
тебя за него замуж не выдали. Но могли  ли  мы  предугадать  хоть  малую
часть того, что с тех пор успело произойти?.. Теперь  вот  мне  кажется,
что лучше было бы тебе обвенчаться с кем-нибудь из купечества. С кем-то,
кто лучше разбирался бы в наших обычаях и делах... -  Роника  подошла  и
села за стол, двигаясь по-старушечьи - медленно и негибко. И отвернулась
от яркого утреннего солнца, щедро вливавшегося в окно, как если бы  свет
резал глаза. - Сама посуди, до чего мы докатились благодаря Кайлу и  его
настояниям на том, что он считает благом для всех. Альтия  как  пропала,
так и не показывается. Маленького Уинтроу уволокли на корабль  и  держат
там против его воли. Разве это хорошо? И по отношению к мальчику,  и  по
отношению к кораблю... Если бы Кайл  действительно  знал  толк  в  живых
кораблях, он нипочем не притащил бы на  только  что  оживленный  корабль
растерянного и несчастного мальчишку. Я и то знаю, как бесконечно  важны
первые  месяцы  после  пробуждения  корабля...   Проказнице   необходима
спокойная уверенность и  доверие  к  своим  владельцам,  а  не  ссоры  и
принуждение. А уж эти  его  поползновения  сделать  из  нее  невольничье
судно.., честное слово, я от этого заболею. Просто заболею...  -  Роника
подняла голову, и ее взгляд буквально  пригвоздил  Кефрию,  собиравшуюся
что-то сказать:
   - И мне будет стыдно, если ты в самом деле допустишь, чтобы твой  сын
увидел, что творится на невольничьем корабле. Как ты  можешь  позволить,
чтобы он с этим соприкоснулся? И тем более вынужден был участвовать?  Во
что он должен будет превратиться, чтобы пройти через это и выжить?
   От этих  слов  сердце  Кефрии  наполнилось  безотчетным  ужасом.  Она
сцепила под столом руки, пытаясь унять колотившую ее дрожь.
   - Кайл говорит, что не  будет  слишком  жесток  с  Уинтроу...  А  что
касается рабов.., он сказал, что причинение им излишних страданий только
приведет к порче ценного груза. Я говорила с ним..,  правда  говорила..,
про невольничьи корабли и ту молву, которая о них идет. И он мне обещал,
что  "Проказница"  ни  в  коем  случае  не   превратится   в   зловонную
душегубку...
   - Даже если Кайл будет носить Уинтроу  на  руках  и  гладить  его  по
головке, на невольничьем корабле мальчик все равно  насмотрится  такого,
что навеки искалечит его душу. Скученность.., неизбежные смерти.., лютый
присмотр за порядком, ведь "груз" надо еще и в  повиновении  удержать...
Это страшно. И мы с тобой обе знаем, что это несправедливо и страшно!
   Тон, которым говорила мать, не  должен  был  допускать  и  намека  на
возражения, но все-таки Кефрия сказала:
   - А как же рабыня, живущая у нас в доме? Рэйч, которую  прислал  тебе
Давад во время папиной болезни...
   - Это несправедливо, - повторила Роника  негромко.  -  Я  вполне  это
сознавала и хотела сразу отослать  Рэйч  обратно  к  Даваду.  И  что  ты
думаешь? Она бухнулась на колени и со слезами умоляла меня оставить  ее.
Она знает, что в Калсиде за нее дадут неплохую цену - ведь она  кое-чему
даже училась. Ее мужа уже продали туда, потому  что  он  не  мог  отдать
долги. Они оба из Джамелии, ну, ты знаешь. Когда они влезли в долги и не
сумели рассчитаться, их всех продали в рабство - и ее, и мужа,  и  сына.
Муж у нее был человек образованный и достался богатому покупателю. А  ее
с сыном по дешевке купил  один  из  людей  Давада.  -  В  голосе  Роники
появилась хрипотца. - Она рассказывала мне, как их сюда  привезли...  Ее
малыш не пережил путешествия. Это при том, что Давада  Рестара  жестоким
человеком не назовешь. По крайней мере - осознанно жестоким. И купец  он
не настолько уж скверный, чтобы,  как  выражается  наш  Кайл,  допускать
порчу ценного груза...
   Она рассказывала об этих ужасах невероятно ровным голосом.  У  Кефрии
побежали по коже мурашки, когда мать  передразнила  деловитую  интонацию
Кайла. А Роника продолжала:
   - Мне кажется, что смерть сделалась мне безразлична. Когда  мор  унес
твоих братьев, я стала относиться к смерти как к чему-то такому,  что  я
уже перенесла - и могу больше по этому поводу не беспокоиться. А  теперь
не стало и твоего отца, и это напомнило мне, как беспределен и  неожидан
миг умирания. Достаточно тяжело находиться рядом, когда человек  угасает
от смертельной болезни... Но маленький сын Рэйч умер от качки в  набитом
людьми, лишенном воздуха трюме. Его все время тошнило черствым хлебом  и
тухлой водой, которую им давала команда. А Рэйч смотрела, как умирает ее
сынок, и ничего не могла сделать. - Роника посмотрела на дочь,  и  в  ее
глазах была мука. - Ты знаешь, я спросила Рэйч, отчего же  она  не  дала
знать команде? Неужели ее не выпустили бы хоть ненадолго на  палубу,  на
свежий воздух? Неужели не дали бы немножко еды, пригодной для  малыша?..
Она  рассказала  мне,  как  умоляла  их  всякий   раз,   когда   матросы
притаскивали еду или забирали параши. Так вот - они вели себя  так,  как
будто попросту не слышали ее криков. И она была далеко  не  единственной
на борту, кто тщетно молил о милосердии. Рядом с ней закованные  в  цепи
мужчины и  женщины  умирали  так  же  бессмысленно  и  страшно,  как  ее
маленький сын. Когда матросы  пришли  забирать  умершего  малыша..,  они
уволокли его прочь, как мешок. И она знала, что трупик  швырнут  морским
змеям, увивающимся за кораблем. Она чуть с ума не сошла. Некоторое время
она была весьма не в себе, и, что удивительно, именно это ее  и  спасло.
Когда она начала звать морских змей, умоляя их проломить днище корабля и
сожрать и ее тоже, когда она воззвала к Са, призывая  течения  и  шторма
размазать корабль по утесам  -  моряки,  глухие  к  просьбам  о  пощаде,
прислушались к ее бреду.  Они  совсем  не  хотели,  чтобы  эта  женщина,
которой определенно надоело жить, навлекла смерть  на  всю  команду.  Ее
избили, но она так и не унялась. А потом корабль  ненадолго  причалил  в
Удачном, и ее быстренько сбагрили вон - моряки утверждали, что последний
шторм, потрепавший их в море, накрыл судно не иначе как ее молитвами,  и
посему, дескать, свихнувшуюся бабу  они  более  на  борту  не  потерпят.
Пришлось Даваду забрать ее, ведь она была частью груза,  принадлежавшего
ему. Он, впрочем, не мог открыто назвать  ее  рабыней,  вот  и  придумал
величать  ее  "подневольной  служанкой".  А  когда  ему  осточертели  ее
зловещие взгляды - ибо она винит именно  его  в  смерти  ребенка,  -  он
отправил ее прислуживать нам. Теперь  ты  понимаешь,  что  его  подарок,
сделанный во дни нужды, был им сделан не от доброты сердца, а скорее  из
страха. И мне очень не нравится, как за последнее время переменился  сам
Давад... Он стал человеком который  руководствуется  не  милосердием,  а
страхом. - Роника помолчала, размышляя. Потом добавила:
   - Страхом и жадностью. Очень  большой  жадностью.  Я  бы  никогда  не
поверила, что человек вроде Давада оказался способен  выслушать  историю
Рэйч - и не прекратить немедленно промысел, породивший такое  несчастье.
Но вот он выслушал - а прекращать торговлю рабами и не подумал. Да еще и
дергает, причем очень настойчиво, за все доступные ему ниточки, чтобы  в
Удачном узаконили работорговлю... - И вновь Роника  обратила  на  Кефрию
пронизывающий взгляд. -  И  вот  теперь  вместе  с  владениями  отца  ты
унаследовала и его голос в Совете. Нисколько не  сомневаюсь,  что  очень
скоро Давад примется тебя всячески  обрабатывать,  добиваясь,  чтобы  ты
голосовала по его наущению. А коли тут  будут  замешаны  еще  и  ваши  с
супругом  денежные  интересы..,  как  по-твоему,  что  Кайл  велит  тебе
сделать?
   У Кефрии отнялся язык, и она ничего не ответила. Ей очень хотелось бы
заявить, что ее муж  ни  в  коем  случае  не  выскажется  за  рабство  в
Удачном.., но где-то  глубоко  внутри  уже  подавала  голос  расчетливая
хозяйка. Все правильно: если узаконят рабский труд - некоторые  владения
Вестритов очень скоро начнут снова  приносить  прибыль.  Зерновые  поля,
например. Или оловянные прииски. Да и самому Кайлу  больше  не  придется
совершать далекий путь с грузом  невольников,  перевозя  их  в  Калсиду:
зачем, если  он  сможет  куда  выгоднее  продавать  их  прямо  здесь,  в
Удачном?.. Понятно же, чем короче плавание, тем больше рабов прибудут на
место живыми и в относительном здравии...
   Кефрия содрогнулась, осознав всю чудовищность этой мысли: ТЕМ  БОЛЬШЕ
РАБОВ ПРИБУДУТ НА МЕСТО  ЖИВЫМИ.  Стало  быть,  с  самого  начала,  едва
представив себе Кайла в роли работорговца, она внутренне  примирилась  с
тем, что часть его груза будет, скажем так, портиться при перевозке.  То
бишь люди будут умирать в трюмах Проказницы. От чего?  От  старости?  От
слабости здоровья?.. Ни в коем случае.  Кайл  слишком  прижимист,  чтобы
покупать заведомых смертников. Она  заранее  знала,  что  они  умрут  от
обстоятельств  плавания.  Знала..,  и  принимала  это.  Но  почему?   Ей
доводилось путешествовать на корабле, и ни разу она  не  беспокоилась  о
своем здоровье и жизни. Значит, причиной смерти подневольных  пассажиров
послужит скверное  обращение.  А  ведь  обслуживание  перевозимых  рабов
вполне может выпасть на долю Уинтроу. Стало быть,  и  ее  сыну  придется
выучиться  пропускать  мимо  ушей  отчаянные  крики   молодой   женщины,
умоляющей пожалеть ее малыша?.. А потом он будет бросать  морским  змеям
тела, в которых угасла жизнь?..
   Не иначе, мать подслушала ее мысли, ибо она тихо проговорила:
   - Помни: это твой голос. Ты можешь, если захочешь, уступить его мужу.
Многие купеческие жены на твоем месте именно так бы  и  поступили,  хотя
законы Удачного этого и не требуют. Но помни: семья  Вестритов  обладает
одним и только одним голосом в Совете Торговцев. И, передав  свой  голос
мужу, обратно ты его уже не получишь. Ибо уже Кайл станет решать, кому в
свое отсутствие перепоручать этот голос.
   Кефрии вдруг стало очень холодно. И одиноко.  Она  поняла:  какое  бы
решение она ни приняла - все равно  придется  за  него  пострадать.  Она
нимало не сомневалась, что Кайл, будь его воля, непременно  проголосовал
бы за рабство. И ее постарается уговорить. Мысленно  она  даже  услышала
его голос, представила неопровержимые доводы,  которые  он  выдвинет.  В
частности, он наверняка объяснит ей, что участь рабов в Удачном будет не
в пример легче, нежели в Калсиде... Он наверняка заставит  ее  поступить
по своему хотению. А когда  это  произойдет  -  она  тотчас  же  лишится
уважения матери.
   -  Всего  лишь  один  голос  в  Совете...   -   прошептала   она.   -
Один-единственный. Из пятидесяти шести...
   - Из пятидесяти шести уцелевших старых семейств, - поправила  Роника.
- А известно  тебе,  сколько  новоприбывших  купчиков  успело  нахватать
достаточно земель, чтобы тоже претендовать на голос в  Совете?  Двадцать
семь. Удивляешься? Я тоже ахнула, когда узнала.  Видишь  ли,  к  югу  от
Удачного вовсю селятся люди. Просто приезжают и  берут  земли,  которыми
наделил их новый сатрап. Потом они  являются  в  Удачный  и  предъявляют
права на место в нашем Совете. В том втором Совете, который мы  когда-то
учредили из соображений справедливости по отношению к поселенцам с  Трех
Кораблей. Тогда мы считали - пускай держат  собственный  Совет,  да  там
между собой и решают о наболевшем. А теперь его хотят против  нас  же  и
использовать. И давление исходит не только  изнутри  Удачного.  На  наши
богатства вовсю зарится еще и  Калсида.  Они  все  время  тревожат  наши
северные границы, а сатрап, глупый мальчишка, похоже, готов сдаться  без
боя. Он променял нас на подарки, которые ему шлет  Калсида,  -  красивых
женщин, драгоценности и травы, дарующие наслаждение. Так что за  Удачный
он заступаться не будет. Он даже клятву Эсклеписа, данную нам  когда-то,
не намерен держать. Ходят слухи, что своим  расточительством  он  совсем
опустошил казну Джамелии и теперь добывает себе деньги  на  развлечения,
раздавая земельные наделы всякому, кто поднесет или пообещает достаточно
щедрый подарок. Так что  наши  земли  достаются  не  только  благородным
вельможам из Джамелии, но  и  сатраповым  прихлебателям  из  Калсиды.  А
значит, Кефрия, не исключено, что ты сказала сущую правду.  Быть  может,
один голос и вправду не сможет остановить грозящие Удачному перемены.
   Мать медленно поднялась из-за стола. Она так ничего и не съела,  даже
не выпила ни глотка чаю. Она медленно направилась к двери, вздохнув:
   - Все идет к тому, что со временем даже все пятьдесят  шесть  голосов
старинных семейств окажутся недостаточными против  массы  новоприбывших,
готовой нас захлестнуть. И если  Касго,  наш  новый  сатрап,  так  легко
преступил одну клятву Эсклеписа, кто поручится, что он столь же легко не
нарушит и все остальные? Того гляди, наши наследные торговые  привилегии
начнут раздавать всем, кто пожелает. Думать  не  хочется,  что  тогда  с
городом произойдет... Это ведь будет означать не просто конец  всему,  к
чему мы привыкли. Что получится, если эти люди, которых жадность  лишила
осторожности и брезгливости, ринутся вверх по реке Дождевых  Чащоб?  Что
они могут там пробудить?..
   На одно жуткое мгновение перед Кефрией  встала  картина  рождения  ее
третьего ребенка... Вернее сказать, ее третьих  родов  -  ибо  существо,
увенчавшее собой долгую беременность и  тяжкие  родовые  муки,  ребенком
вовсе и не было. Это нечто ворчало, рычало и дико билось, когда мать его
выносила из комнаты, не позволив Кефрии ни подержать его, ни даже толком
увидеть. Кайл был тогда в море, но отец находился дома, и  ему  пришлось
исполнять тягостный долг - проклятие всех старинных семейств. И после  о
случившемся никогда даже не  заговаривали.  Даже  Кайл,  вернувшийся  из
плавания, заглянул в оставшуюся пустой  колыбель  и  ничего  не  сказал.
Только был вдвое нежнее с женой. И лишь однажды за все эти годы упомянул
о родившемся у нее "мертвом ребенке". Она так и не знала,  верил  ли  он
сам в то, что сказал. Он-то родился  не  в  купеческом  семействе.  Быть
может, он и не знал о той цене, которую за  это  приходилось  платить...
Быть  может,  не  подозревал,  что  это  в  действительности  значило  -
породниться  с  подобным  семейством.  Что  они  не  только  обогащались
благодаря  реке  Дождевых  Чащоб..,  и  всему,  что  эта  река  с  собой
приносила...
   На краткий миг Кефрия мысленно увидела своего мужа как чужака. Чужака
и угрозу. Нет, не  злую,  умышленную  угрозу:  просто  как  бы  частичку
шторма, капельку сокрушительного прилива. Стихии без  сердца  и  разума,
которая, тем не менее, разносит и уничтожает все на своем пути...
   - Кайл - хороший человек, - сказала она матери. Но та  уже  вышла  из
комнаты. И сказанное повисло в воздухе мертвым грузом. Воздуху, впрочем,
никакой разницы не было.

ГЛАВА 15
ПЕРЕГОВОРЫ

   - Завтра мы отчаливаем!
   Торк даже не пытался скрыть  удовольствие,  с  которым  объявлял  эту
новость команде.
   Уинтроу не стал поднимать глаза  от  работы.  Имел  право.  Сказанное
Торком не было ни вопросом, ни распоряжением. А значит, и  обязательного
ответа не требовалось.
   - Да, парни. Мы отчаливаем. Так что Удачного вам некоторое  время  не
видать. Отсюда до Джамелии еще семь портов, в которые надобно заглянуть.
И три первые - в Калсиде. Избавимся наконец от этих орехов. Кабы он меня
спросил, я бы сразу сказал ему, что в Удачном ему их не продать. Да рази
ж он меня спрашивал? - Торк повел плечами, расплываясь  в  самодовольной
улыбке. По его  мнению,  неверное  решение  капитана  подчеркивало  его,
Торка, несравненную  мудрость.  Уинтроу,  со  своей  стороны,  этого  не
находил.
   - Как я понял, наш кэп вознамерился подкопить деньжат, чтобы потом  в
Джамелии прикупить побольше рабов. Да, парни, немалую ораву нам придется
перевозить! - И Торк облизнул губы. - Честно вам скажу, аж  слюни  текут
от предвкушения. Особенно если кэп  таки  послушает  моего  совета,  как
доберемся до невольничьих базаров Джамелии. Уж я-то знаю эти  базары!  И
могу распознать добрый товар, когда он попадается мне на глаза. Так что,
буде кэп мне скажет, я ему что ни  есть  самолучших  рабов  высмотрю.  А
ежели повезет,  даже  прихвачу  пару-тройку  смазливых  девчат  вам  для
забавы, парни. Ну? И что ты по этому поводу думаешь, юнга?
   Вот это был прямой  вопрос,  и  на  него  следовало  отвечать.  Иначе
запросто можно было дождаться и сапогом пониже спины.
   - Я думаю, - сказал Уинтроу,  -  что  рабовладение  безнравственно  и
беззаконно. А еще  мне  кажется,  что  не  дело  нам  обсуждать  замыслы
капитана.
   Говоря так, он по-прежнему не поднимал  глаз  от  работы.  Перед  ним
лежал спутанный ком разномастных старых концов.  Уинтроу  было  поручено
распутать его, отложить шкертики <Шкертик - короткий отрезок  нетолстого
тросика, пригодный, например, для завязывания  мешка  с  имуществом  или
других не очень ответственных дел.>, еще пригодные для использования  по
назначению, а все остальное растрепать на отдельные пряди: что-то пойдет
на  ветошь,  что-то  пригодится,  например,   для   плетения   ковриков.
Загрубевшие руки Уинтроу уже  не  уступали  жесткостью  никаким  тросам.
Глядя на них, трудно  было  представить,  что  когда-то  это  были  руки
художника, умевшего обращаться с цветным стеклом. Но по  другую  сторону
кучи обрывков трудился Майлд, и Уинтроу оставалось только завидовать его
ловкости и сноровке. Казалось, молодой матрос просто брал приглянувшийся
конец, слегка его встряхивал - и шкертик сам собой выпутывался из плотно
сбитого кома, да еще и от узлов освобождался словно  бы  по  собственной
воле. И бухты тросов у Майлда никогда  не  перекручивались  так,  как  у
Уинтроу...
   - Так-так! Никак огрызаемся?
   Тяжелый башмак Торка болезненно уперся в поясницу  Уинтроу.  Как  раз
туда, где еще саднил след предыдущего пинка.
   - Никак нет, господин помощник! - на одном дыхании выговорил Уинтроу.
Он успел усвоить, что