чили такому?
   - "Такому" - это ты вообще о чем?..
   Теперь она смотрела на него с явственным подозрением.
   - О науке принимать жизнь, какая  она  есть,  и  стараться  наилучшим
образом использовать всякую возможность приближения к добру.
   ...Странное дело! Стоило облечь эту мысль в слова да  еще  произнести
вслух - и она показалась Уинтроу такой простой в своей  очевидности.  Ну
прямо нечто само собой разумеющееся. А ведь только что эти  самые  слова
прозвенели для него, словно величественные колокола истины. Вот уж верно
подмечено: "Озарение - это всего лишь правда,  осознанная  в  подходящий
момент..."
   - В публичном доме, - ответила между тем Этта.
   Но для него даже и это высказывание было  еще  одним  лучом  света  в
духовных потемках.
   - Стало быть, - сказал он, -  Са  во  всей  Своей  славе  и  мудрости
пребывает и там.
   Этта улыбнулась, и на сей раз участвовать в улыбке готовы  были  даже
глаза.
   - Если  судить  по  тому,  сколько  мужчин  выдыхают  Ее  имя,  когда
кончают... да, пожалуй, Са и вправду присутствует там.
   Уинтроу  отвел  глаза:  картина,  которую   тотчас   нарисовало   ему
воображение, оказалась слишком уж отчетливой и яркой. И в итоге он опять
высказался, не подумав:
   - Наверное, это не самый легкий способ  зарабатывать  себе  на  кусок
хлеба.
   - Ты так думаешь?  -  Этта  негромко  рассмеялась,  но  смешок  вышел
безжизненным и сухим. - Странно мне слышать подобное мнение  от  тебя...
Но, в конце концов, ты еще мальчик. От мужчин мы чаще слышим иное:  они,
дескать, вовсе не отказались бы зарабатывать себе  на  жизнь  постельным
трудом.   Они   думают,   мы   день-деньской   только   и   купаемся   в
удовольствиях...
   Уинтроу призадумался, потом сказал:
   - Я полагаю, это очень нелегко - отдаваться мужчине,  к  которому  не
питаешь истинных чувств.
   На несколько мгновений взгляд Этты тоже стал задумчивым и далеким.
   - Проходит некоторое время, и все чувства отходят, - проговорила  она
несвойственным  ей,  почти  девчоночьим  голосом.  -  Когда   перестаешь
что-либо  чувствовать,  становится  легче...   проще.   Просто   грязная
работенка, ничуть не хуже многих  других...  Если  только  не  попадется
жестокий, грубый или неуклюжий клиент. Но ведь на  всякой  работе  можно
покалечиться или  получить  синяки,  так?  Крестьянина,  того  и  гляди,
вскинет на рога его же  собственный  бык,  садовник,  бывает,  падает  с
дерева, рыбаки тонут или, к примеру, пальцев лишаются...
   Она замолчала и опять уткнулась в шитье. Уинтроу не говорил ничего. И
спустя время в уголках ее рта затеплилась бледная улыбка.
   - Кеннит заново научил меня чувствовать... - сказала она. - Как же  я
его за это ненавидела!  И  это  было,  пожалуй,  самое  первое  чувство,
которое он мне вернул: ненависть. Притом что я понимала, как это опасно.
Опасно, когда шлюха начинает что-нибудь  чувствовать.  Но  что  я  могла
поделать? Чувства возвращались ко мне, и я ненавидела его все больше...
   "Почему?" - недоумевал про себя Уинтроу. Вслух он, впрочем, этого  не
спросил. Да ему и не понадобилось.
   - В один прекрасный день он  просто  вошел  в  наш  бордель  и  начал
оглядываться... - Этта погрузилась в воспоминания, голос стал далеким. -
Он был так элегантно одет... и он был таким чистым!  Как  сейчас  помню:
темно-зеленый камзол из тонкого сукна, пуговицы из слоновой кости, а  на
груди и рукавах  -  каскады  белого  кружева...  Раньше  он  никогда  не
появлялся у Беттель, но я знала, кто он такой. Кеннита уже  тогда  знал,
почитай, весь Делипай. И  он  не  ходил  по  борделям,  как  большинство
мужиков,  с  парой-тройкой  приятелей,  а  то  и  во  главе  всей  своей
команды...  Не  вваливался  пьяный,  не  начинал  хвастаться  пиратскими
подвигами... Вот и к нам тогда он пришел  трезвый  и  очень  по-деловому
настроенный. Он  оглядел  нас  всех  -  не  просто  окинул  взглядом,  а
действительно на каждую посмотрел! - и выбрал меня. "Вот эта  подойдет",
- сказал он Беттель. Потом заказал комнату по своему вкусу. И еду. Потом
подошел ко  мне,  как  если  бы  мы  уже  остались  наедине...  и  низко
наклонился ко мне. Я уж было решила, что он хочет поцеловать меня.  Иные
наши клиенты именно с этого начинают...  Но  нет  -  он  просто  понюхал
воздух рядом с моим лицом. И сказал: "Поди вымойся!" О, я  почувствовала
себя оплеванной!.. Ты думаешь, наверное,  что  нам,  шлюхам,  не  ведомо
чувство унижения... Ведомо, да еще как! Тем не менее я сделала,  как  он
мне велел. А потом я поднялась по лестнице в комнату... и  стала  делать
то, что он мне приказывал, - но не более. Я была в ярости и оттого  вела
себя с ним как ледышка. Я думала, он  залепит  мне  пощечину  или  вовсе
прогонит. Но вышло, что именно этой холодностью я как раз ему угодила...
   Она умолкла, и  тишина,  воцарившаяся  в  каюте,  показалась  Уинтроу
звенящей. Он определенно не желал ничего больше об этом знать. И тем  не
менее он жадно надеялся, что она сейчас продолжит рассказ. Это было  все
равно что подглядывать в замочную скважину. Да, вот так  просто.  Жгучее
любопытство,  требующее  выяснить  в  мельчайших  деталях,  что  же  там
происходило между мужчиной и женщиной. Собственно, Уинтроу хорошо  знал,
как работает живой механизм плоти; такого рода познаний от него  никогда
никто не скрывал. Но вычитанное в книгах - это одно, а  вот  как  то  же
самое происходит в настоящей живой жизни  -  это  совершенно  другое!  И
Уинтроу ждал, глядя в пол у себя под ногами. Поднять глаза  на  Этту  он
просто не смел.
   И Этта стала рассказывать дальше:
   - Кеннит стал появляться у нас... Опять и опять.  И  каждый  раз  все
повторялось. Он приходил, выбирал меня, приказывал мне вымыться, а потом
пользовался  мной.  Так  холодно,  так  по-деловому.   Другие   мужчины,
посещавшие  заведение  Беттель,  притворялись  хотя  бы  немножко.   Они
заигрывали с  девушками,  шутили  с  ними,  смеялись.  Они  рассказывали
истории о своих приключениях и, бывало, выбирали  тех,  кто  пристальней
слушал... В общем, вели себя так, как будто наше мнение что-то  для  них
значило. Заставляли нас состязаться, оспаривая их внимание... Иногда они
танцевали со шлюхами, а то и приносили гостинчики тем, кто им  нравился,
- сладости там, духи... Но не Кеннит, нет,  только  не  Кеннит!  И  даже
когда он узнал и запомнил мое имя, стал так и говорить:  "Этту  мне!"  -
для нас наши встречи оставались чистой воды сделками. Куплей-продажей  -
и все.
   Она вновь расправила  темно-синие  штаны,  вывернула  их  на  лицевую
сторону и принялась что-то доделывать. Потом приоткрыла рот, как бы  для
того, чтобы продолжать говорить...  но  лишь  чуть  покачала  головой  и
уткнулась в шитье.  Уинтроу  хотел  что-нибудь  сказать  ей,  но  ничего
придумать не мог. И, как ни завораживала его история Этты, он все  более
чувствовал невыносимую усталость. Он бы все отдал  за  то,  чтобы  снова
уснуть, но знал, что, даже вытянись он на полу и закутайся в одеяло, сон
к нему не придет.
   Между тем снаружи мало-помалу рассеивался ночной мрак. Скоро наступит
рассвет... Уинтроу даже ощутил нечто подозрительно похожее на торжество.
Все-таки ногу Кенниту он отрезал вчера. И вот уже наступило  сегодня,  а
пират еще жил. "Я справился. Я спас ему жизнь..."
   Немедленно устыдившись, он резко и жестко отогнал подобные  мысли.  В
самом деле: если Кеннит до сих пор не умер, это всего лишь значило,  что
действия Уинтроу счастливо совпали с замыслом Са. Думать  иначе  значило
впадать в грех ложной  гордыни...  Уинтроу  снова  посмотрел  на  своего
подопечного.  Грудь  пирата   по-прежнему   размеренно   поднималась   и
опускалась... В действительности Уинтроу и не глядя на  него  знал,  что
тот жив. Это знала Проказница, а через нее и он сам. Уинтроу не хотелось
размышлять о ее связи с Кеннитом и подавно о том, насколько  сильна  эта
связь. Она существовала, и это было достаточно скверно уже само по себе.
Мысль о том, что в их с Проказницей общность затесался некто третий,  да
еще и пират, никакого удовольствия Уинтроу не доставляла...
   Этта издала тихий звук, словно набирала в грудь воздуха, чтобы что-то
сказать, и Уинтроу тотчас весь обратился  в  слух.  Она  по-прежнему  не
смотрела на  него,  только  на  свою  работу.  Однако  от  нее  исходила
несуетная  аура  гордости.  Она  явно  что-то  хорошенько   обдумала   и
вознамерилась поделиться с ним. И вот она заговорила, и  Уинтроу  затаил
дыхание.
   - Знаешь, когда я перестала ненавидеть его? Когда поняла, что  именно
он дает мне всякий раз, когда приходит. Честность, вот что! Он  оказывал
мне предпочтение и ничуть этого не стеснялся. Кто бы там ни сидел - он у
всех на глазах выбирал меня и только меня. Он  не  тратил  время  ни  на
какие уловки, не делал вид, будто заигрывает. Ему нужна была я - я  была
выставлена на продажу - он меня покупал. Вот так, и никак иначе. Он ясно
давал мне понять: доколе я состою шлюхой,  нас  с  ним  может  связывать
только одно: честная торговая сделка... - Странная улыбка  пробежала  по
ее губам. - Иногда Беттель предлагала ему других женщин.  О,  их  у  нее
было в достатке, иные - настоящие красавицы, не мне чета, были и  такие,
кто умел доставить наслаждение мужчине всякими  необычными  способами...
Это она старалась привязать его таким образом к  своему  заведению.  Она
всегда так вела себя  с  постоянными  клиентами.  Предлагала  им  выбор,
подталкивала обзавестись новыми избранницами... Ну а я видела, как ей не
нравится, что  Кеннит  всегда  приходит  только  ко  мне.  Наверное,  ее
самомнение от этого страдало. Однажды она при всем  честном  народе  так
прямо  и  спросила  его:  "И  что  тебе  сдалась  именно  Этта?   Тощая,
долговязая, не больно-то красивая... и такая  обыкновенная,  что  дальше
ехать некуда! Послушай, ведь у меня есть опытные куртизанки, натасканные
в лучших заведениях Калсиды! Или, если тебе больше по вкусу  неопытность
и невинность - пожалуйста, хоть сейчас раздобуду свеженьких  девственниц
прямиком из деревни. Ты же можешь себе позволить  самое  лучшее,  что  я
могу предложить! Так с какой  стати  тебе  выбирать  мою  самую  дешевую
девку?.." И ты знаешь,  что  Кеннит  ей  ответил?  -  Улыбка  наконец-то
достигла глаз Этты. - Она-то думала его осрамить перед всеми  остальными
клиентами, собравшимися в гостиной... Как будто ему было  какое-то  дело
до того, что они там себе думают! Ну а вышло так, что она  сама  села  в
лужу. Он сказал: "Я, знаешь ли, давно уже не путаю цену  -  и  ценность.
Ступай вымойся, Этта. Я буду наверху..." Вот после этого наши девушки  и
прозвали меня "шлюхой Кеннита". Они хотели меня  подразнить,  только  не
получилось...
   Уинтроу слушал  ее  и  думал  о  том,  что  капитан  Кеннит,  похоже,
оказывался человеком  гораздо  более  глубоким,  чем  поначалу  казался.
Уинтроу  знал:  выбирая  себе  подружку  на  вечер,  моряки  обыкновенно
интересовались только лицом да фигурой. А вот Кеннит  -  поинтересовался
большим.  Хотя,  с  другой  стороны...  нельзя  исключать,  что  женщина
обманывала себя и находила в том утешение. Уинтроу бросил взгляд на лицо
Этты и поспешно отвел глаза, чувствуя себя не в своей  тарелке.  "Откуда
пришла эта мысль? Про самообман?.." Да еще и тень ревности, которую он с
удивлением обнаружил глубоко в себе. Опять вмешательство корабля?
   Ему  захотелось  безотлагательно  переговорить  с   Проказницей.   Он
поднялся,  и  в  коленках  хрустнуло  по-стариковски.  У  него   затекла
поясница, плечи болели, как после тяжелой работы. Когда он последний раз
спал в  настоящей  постели  -  и  притом  вдосталь?  Надо  хоть  немного
позаботиться о своем теле, или оно  предъявит  свои  претензии  в  самый
неподходящий момент. "Скоро, - пообещал он себе самому. - Вот как только
все утрясется..."
   - Светает, - выговорил он косноязычно. - Пойду посмотрю, как  дела  у
корабля... Отца навещу. Да и мне  самому  поспать  не  мешало  бы...  Ты
пришлешь за мной, если Кеннит проснется?
   - Если он будет нуждаться в тебе, -  ответила  Этта  спокойно,  и  он
подумал, что, может быть, ее  рассказ  имел  вполне  конкретную  цель  -
показать ему, что она была с Кеннитом раньше и оттого имеет больше  прав
на него, чем всякие выскочки?.. Неужели она видела в нем какую-то угрозу
своему положению?.. "Ничего-то я про женщин не знаю",  -  решил  наконец
Уинтроу. Этта тем временем  поднесла  свою  работу  ко  рту,  перекусила
нитку. И тоже поднялась на ноги - шитье было завершено.
   - Это тебе, - коротко проговорила она и махнула в его сторону  только
что сшитыми штанами. Уинтроу шагнул было к ней, чтобы взять у нее из рук
неожиданный подарок, но Этта бросила его ему, вынудив  неуклюже  ловить.
Одна штанина легонько шлепнула его по лицу.
   - Спасибо тебе большое... - проговорил он неуверенно.
   Она даже  не  посмотрела  на  него  и  никак  не  ответила  на  слова
благодарности. Она уже  откинула  крышку  сундука  с  одеждой  и  рылась
внутри. Потом выпрямилась, держа в руках рубашку.
   - Вот. Пожалуй, должна тебе подойти. Это из его старых... - Этта чуть
помедлила, гладя пальцами материал. -  Отличная  ткань,  -  сказала  она
затем. - Вот уж кто воистину разбирается в качестве!
   - Вне всякого сомнения, - ответил Уинтроу. - Ведь  он,  как  ты  сама
говорила, выбрал тебя.
   Впервые в жизни он попытался изречь нечто  галантное...  и,  кажется,
сморозил нечто не вполне удачное.  Воцарилось  неловкое  молчание.  Этта
воззрилась на него, явственно взвешивая  каждое  его  слово  на  предмет
возможно  таившегося  там   оскорбления.   Уинтроу   почувствовал,   что
неудержимо краснеет. И какая  нелегкая  дернула  его  за  язык,  понудив
ляпнуть подобное?..
   Этта бросила ему рубашку, и та развернулась в воздухе,  словно  белая
птица, а потом обвисла у  него  на  руке  -  плотная,  тяжелая  материя,
прочная и в то же время  приятная  на  ощупь.  Замечательная  рубашка...
Такие просто так не выкидывают. Может, Этта ею намекала ему  на  что-то,
причем сама не сознавая того?..
   Он расправил рубашку на руке.
   - Спасибо тебе большое, - повторил он, решив быть вежливым до конца.
   Она прямо посмотрела ему в глаза:
   - Я уверена, Кеннит рад, что эти вещи попали к тебе, -  сказала  она.
Но едва он успел ощутить новую благодарность, как она словно окатила его
холодной водой:
   - Ты ведь будешь за ним ухаживать, а он очень строго  смотрит,  чтобы
подле него не водилось грязнуль. Так что ты  сегодня  непременно  выбери
время и вымойся. В том числе голову!
   - Я не... - начал было Уинтроу. И осекся. Он в самом деле был грязен.
И от него, если уж быть  совсем  откровенным,  скверно  попахивало.  Да,
после отнятия ноги Кеннита он тщательно вычистил руки, но мыть все  тело
ему не доводилось уже... он толком не  мог  припомнить,  сколько  именно
дней. - Обязательно  вымоюсь,  -  пообещал  он,  стесняясь.  И  ушел  из
капитанской каюты, неся под мышкой штаны и рубаху.
   Беспорядок и скученность на занятом пиратами корабле  уже  не  резали
глаз,  успев  сделаться  если  не  нормальными,  то  по   крайней   мере
привычными. Расколотые двери кают больше не бросались в  глаза,  и  даже
кровяные пятна на палубах и переборках не так ранили душу...
   Выбравшись на палубу, Уинтроу едва не налетел на двоих бывших  рабов,
двоих  "расписных".  Мужчина,  насколько  помнил   Уинтроу,   производил
впечатление простоватого малого. Звали его Деджи, и он  был  среди  тех,
кого Этта избрала держать Кеннита. Последнее время он, похоже, ни на миг
не расставался с подругой - молодой, шустрой Сейлах. Они едва  не  сбили
Уинтроу с ног, но, кажется, и не заметили этого, слишком  увлечены  были
друг дружкой. Вот такие вещи  нынче  творились  на  корабле...  впрочем,
чего-то подобного только следовало ожидать. Ибо что есть первый  признак
воскрешения надежды после какого-нибудь погибельного несчастья?  Любовь.
Мужчины и женщины с удивительной легкостью образуют пары и  самозабвенно
любят друг друга. Уинтроу  с  любопытством  проводил  парочку  взглядом,
спрашивая себя, где же им удастся уединиться. Он даже  подумал:  а  что,
если они уже очень долго пробыли в рабстве и оно отучило их от  нужды  в
уединении? Уинтроу поймал себя на том, что слишком пристально смотрит им
вслед, и рассердился на себя самого. У него,  между  прочим,  неотложных
дел было полно. Посоветоваться с Проказницей.  Проведать  отца.  Поесть.
Вымыться. Поспать. Снова навестить Кеннита...
   Жизнь на глазах приобретала определенность, каждый час  был  расписан
наперед, всякое деяние имело свою цель. Уинтроу зашагал вперед.
   "Проказница" по-прежнему стояла на якоре в маленькой бухте. Неужто  с
тех пор, как они спрятались здесь, успела пройти всего одна ночь?..  Под
лучами  утреннего  солнца  понемногу  рассеивался  туман.  Скоро  станет
тепло... Носовое изваяние  смотрело  вдаль,  на  широкие  воды  пролива,
словно неся стражу. А может, и в самом деле неся...
   - Боюсь, тот, другой корабль нас никогда не найдет, - вслух  ответила
она на его невысказанный вопрос. - Почем им там знать, где искать нас?
   - Мне кажется, - сказал  Уинтроу,  -  Кеннит  и  Соркор  очень  долго
плавали вместе. Должно же это как-то сказаться? А кроме того,  ведь  еще
жив Кеннит. Как знать, может, он скоро в достаточной степени окрепнет  и
сам сможет отвести нас в Бычье Устье!
   Уинтроу старался говорить ободряющим тоном, утешая корабль.
   - Может, и так, - неохотно согласилась Проказница. - Но я чувствовала
бы себя лучше, если бы мы уже шли туда потихоньку. Верно, Кеннит пережил
ночь... Однако он еще весьма далек от выздоровления, да и  какие-никакие
силы у него появятся очень не скоро! Вчера он умер, как только  перестал
бороться за жизнь. Сегодня он что есть  мочи  борется  за  нее,  но  мне
совсем не нравятся его сны... Они так дергаются и судорожно пляшут... Уж
скорей бы он попал в руки настоящего лекаря!
   Ее слова совсем не порадовали Уинтроу. Да, он знал, что  не  является
настоящим, хорошо обученным целителем. Но Проказница поистине  могла  бы
хоть для виду повосхищаться тем, как он  справлялся  до  сих  пор!..  Он
покосился  на  палубу,  на  то  место,  где  недавно  совершал  свою,  с
позволения сказать,  операцию.  Растекшаяся  кровь  навечно  запечатлела
контуры распростертого тела. Там, где  помещалась  больная  нога,  жутко
темнело особенно густое пятно. Совсем рядом виднелся кровавый  отпечаток
ладони самого Уинтроу. Его с палубы так и не стерли...  "Наверное,  тень
Кеннита тоже пребудет здесь до скончания века?" Уинтроу потер  отпечаток
босой ногой...
   ...И ему показалось, будто он провел  пальцами  ступни  по  натянутым
струнам какого-то музыкального инструмента, вот только аккорд  прозвучал
совершенно  беззвучно  и  был  слышен  только  ему.   Уинтроу   внезапно
услышал... всю жизнь Кеннита. Неосязаемый удар оказался настолько силен,
что Уинтроу пошатнулся, а потом тяжело сел на палубу. Чуть позже, слегка
отдышавшись, он попытался дать имя воспринятому. Нет,  это  не  были  ни
воспоминания Кеннита, ни нынешнее его мысли. Он просто ощутил  пирата  с
удивительной силой и остротой. И самым близким сравнением;  которое  ему
удалось подобрать, было такое: ты  вдыхаешь  некий  аромат  или  простой
запах - и вдруг в тебе  пробуждаются  необыкновенно  яркие  и  подробные
воспоминания... вот только ощущение Кеннита было в сто раз  сильнее.  До
такой степени, что Уинтроу едва не забыл, кто такой он сам.
   - Вот ты и  получил  некоторое  представление  о  том,  как  все  это
выглядит для  меня,  -  тихо  проговорил  корабль.  Подумав,  Проказница
добавила:
   - Я, правда, не ждала, что на тебя так подействует...
   - Что хоть это было такое?..
   - Власть крови. Кровь помнит все... Только она  хранит  не  отдельные
дни, ночи или события. Она помнит естество. Личность...
   Уинтроу сидел молча, стараясь постичь  смысл  ее  слов  во  всей  его
полноте.