должен
был назавтра объявить его наследником, но Колгрим напал неожиданно, и король
принял бой, не успев осуществить свое намерение. Артур рубился, не отдаляясь
от королевского паланкина,  и когда король увидел, что у него  сломался меч,
то перебросил ему свой. В  пылу битвы Артур едва ли понял все значение этого
жеста,   но  все   остальные,  кто  находился  поблизости,  оценили  его  по
достоинству. То был великий жест великого мужа.
     Она  промолчала, но ее взгляд  вознаградил меня. Уж кто-кто, а  Игрейна
знала, что мы с Утером  не питали  друг к  другу  взаимной любви. И хвала из
моих уст стоила много больше, чем придворная лесть.
     - После  этого король откинулся на спинку паланкина и полулежа смотрел,
как его  сын продолжает бой,  как он, совсем еще неопытный воин, врубился  в
гущу врагов и внес немалую долю  в  дело победы над саксами. Позже, на пиру,
когда король все же объявил Артура наследником, ему не пришлось представлять
его   военачальникам  и  лордам:  они  видели,  как  юноша  получил  в  руки
королевский  меч  и  сражался  им   доблестно  и  достойно.  Однако  кое-кто
воспротивился воле короля и...
     Я не договорил. Ведь именно это противодействие убило  короля, всего на
несколько часов прежде  срока, но оборвало  его  жизнь как  ударом топора. А
между тем король Лот, первый среди тех, кто воспротивился  воле  Утера,  был
женихом королевиной дочери Морганы.
     Но Игрейна спокойно проговорила:
     - Да, да. Король Лотиана. Я слышала об этом. Рассказывай.
     Опять  я недооценил ее.  Я  подробно рассказал ей,  как  было дело,  не
опустив  ничего:  про крики несогласия, про измену  и  про внезапную  смерть
короля,  заставившую  всех  умолкнуть. Рассказал,  как лорды в конце  концов
признали  права  Артура, не  останавливаясь, впрочем, на своей роли  во всей
этой истории:
     "Если он вправду владеет мечом  Максена, то, значит, получил  его в дар
от бога,  и если  еще  и  Мерлин с  ним, то  клянусь,  каким  бы богам он ни
поклонялся, я  пойду  за  ним".  Не  стал я  останавливаться и  на  том, что
произошло в лесной часовне, описал только, как все дали клятву верности, как
смирился  Лот   и  как  Артур  провозгласил  Кадора,  сына  Горлойса,  своим
наследником.
     В этом месте прекрасные глаза королевы в первый раз посветлели и улыбка
озарила ее  лицо. Как видно, про Кадора она еще не  знала, ее это обрадовало
как частичное искупление ее  собственной вины за смерть Горлойса. Сам Кадор,
то  ли из деликатности,  то ли так и  не преодолев разделявшие их с Игрейной
преграды, ничего ей не сказал. Она протянула руку за кубком и выслушала меня
до конца, попивая вино мелкими глотками и не переставая улыбаться.
     Но была еще одна подробность, еще одно очень важное обстоятельство, про
которое она тоже не  могла знать.  Я о нем пока промолчал, но мысли мои были
полностью заняты им, и, когда Игрейна заговорила,  я  так и подскочил, будто
пес под арапником.
     - А Моргауза? - спросила королева.
     - Что - Моргауза?
     -  Ты  о  ней не упомянул. Должно быть,  она  очень убивалась по  отцу.
Хорошо, что она была рядом с ним. И король, и я - мы  оба всегда благодарили
бога за ее искусство.
     Я ответил сдержанно:
     - Да, она неусыпно  ухаживала за  ним. И, несомненно, горько оплакивает
его кончину.
     - Она тоже приедет с Артуром?
     - Нет. Она отправилась в Йорк к сестре своей Моргане.
     К  счастью, королева  больше  не стала  расспрашивать  про  Моргаузу, а
обратилась к другим темам и поинтересовалась, где я остановился.
     -  В таверне, - ответил я,  - которая знакома мне  по прошлым временам,
когда я здесь работал. Это скромное заведение, но хозяева приложили старания
к тому, чтобы устроить меня с  удобством.  Я ведь здесь ненадолго. - Я обвел
глазами окружающую  нас ослепительную  роскошь. - А  ты, госпожа,  долго  ли
предполагаешь здесь пробыть?
     - Всего несколько дней.
     Если она и заметила мой взгляд, то не показала виду. И я, чьей мудрости
обычно не хватало для понимания женщин, вдруг догадался, что блеск и роскошь
вокруг нас  предназначены не  для  удовольствия  самой  Игрейны,  они должны
создать подобающую  обстановку  для предстоящей встречи  королевы  с  сыном.
Багрец и  золото,  благовония и восковые свечи - это  ее  доспехи, это щит и
волшебный меч стареющей женщины.
     - Скажи, - вдруг  заговорила она о  том,  что более всего неотступно ее
занимало, - он осуждает меня?
     Я слишком уважал Игрейну  и потому ответил  ей прямо, без обиняков,  не
прикидываясь, будто сам не придаю этому особого значения.
     - Я полагаю, что ты  можешь  без страха ожидать вашей встречи. Конечно,
узнав тайну своего рождения  и наследственного права, он недоумевал,  почему
вы  с  королем  сочли нужным лишить его  всего  этого.  И  мудрено ли,  если
поначалу он и чувствовал себя обиженным.  Дело в том, что он уже догадывался
о своем высоком происхождении, только думал, что  принадлежит к королевскому
роду, как я, по побочной линии... А когда узнал правду, то вместе с радостью
пришло и недоумение. Но клянусь, ни горечи, ни злобы, он только хотел знать:
почему? Когда же я поведал ему  историю его рождения и воспитания, он сказал
мне - я  приведу тебе его доподлинные слова:  "Я понимаю все так же, как, по
твоим словам, понимала и она: что быть принцем  -  значит всегда подчиняться
необходимости. Она не просто так отдала меня".
     Воцарилась  тишина.  И сквозь нее я  услышал прозвучавшие только в моей
памяти слова, которыми он тогда заключил свою речь: "Мне  гораздо лучше было
жить в Диком лесу,  считая себя внебрачным  сыном  умершей матери  и  твоим,
Мерлин, чем если бы я рос  при дворе отца с мыслью, что королева  раньше или
позже родит другого сына, который займет мое место".
     Королева  разжала стиснутые губы и перевела дух. Ее нежные веки  слегка
трепетали,  но  теперь трепет  их пресекся,  словно  палец  придавил  поющую
струну, щеки снова порозовели, и  она взглянула  на меня так же,  как тогда,
много лет назад, когда просила увезти младенца и спрятать от Утерова гнева.
     - Скажи мне... каков он из себя?
     Я улыбнулся.
     - Разве тебе не рассказывали, когда сообщили вести о битве?
     - О да, рассказывали, конечно. Он высок, как дуб, и могуч, как Фионн, и
собственными руками  поразил девятьсот врагов. Он - Амброзий,  явившийся  из
мертвых, или же сам Максим, в руке у него меч, молнии подобный,  а в бою его
окружало колдовское сияние, как  на изображениях богов при осаде  Трои. Он -
тень Мерлина,  и, куда он ни пойдет, за ним всюду следует огромная собака, с
которой он разговаривает, как с человеком. - Глаза ее смеялись. - Из чего ты
можешь  понять, что  рассказчиками  были темные жители Корнуолла из Кадорова
войска. Они всегда охотнее  пропоют вам  возвышенную  песнь, чем расскажут о
виденном своими глазами. А я хочу знать, как было на самом деле.
     Это  предпочтение  действительности,  какая  она  на  самом  деле, было
свойственно королеве всегда. И  Артур тоже, подобно ей,  интересовался  тем,
что было и есть, а поэзию предоставлял Бедуиру. Я ответил на ее вопрос:
     -  Последнее  в  их  рассказе  -  почти  что  правда.  Только  они  все
перевернули наоборот. Это Мерлин - тень Артура и следует за ним повсюду, как
огромная собака, которая, кстати сказать, тоже существует на самом деле. Это
его пес Кабаль, подарок друга,  Бедуира.  А в  остальном; что тебе  сказать?
Завтра сама увидишь. Он высок ростом и походит более на  Утера, чем на тебя,
хотя мастью в моего отца, цвет волос и глаз у него такой же темный, как мой.
Он  силен,  храбр  и  вынослив  -   все   так,  как   описывали   тебе  твои
земляки-корнуэльцы, только если убрать преувеличения. Нрава  горячего, может
по  молодости лет  вспылить,  бывает заносчив  и  резок;  но  при  всем  том
отличается  здравым  смыслом и  успешно  учится владеть  собой,  как  ему  и
подобает  по его возрасту. И еще у  него есть одно, на  мой взгляд,  большое
достоинство: он прислушивается к моим словам.
     Этим я снова вызвал у нее улыбку, теперь уже совсем теплую.
     - Ты шутишь, а я тоже считаю это большим достоинством. Его счастье, что
у него есть ты. Как христианке, мне нельзя верить в твою волшебную силу,  да
я и не  верю - так, как в  нее верит простой народ. Но откуда  бы ни взялась
твоя сила, я видела ее  в действии. И  знаю, что это сила добрая  и  что  ты
мудр. Тобою, я верю, движет и владеет  то, что на  моем языке  я зову "Бог".
Будь и впредь с моим сыном.
     - Я останусь с ним до тех пор, пока буду ему нужен.
     И  снова  между  нами  воцарилось  молчание.  Прекрасные  глаза Игрейны
задумчиво глядели из-под темных век на огонь, черты ее выражали спокойствие,
умиротворенность. Но мне почудилось в этом спокойствии чуткое ожидание,  как
под густыми сводами леса, когда вверху гудит и воет буря, а внизу  ее порывы
угадываются лишь по дрожи, пробегающей по стволам деревьев до самых корней.
     Беззвучно ступая, приблизился  паж, опустился на колени  перед очагом и
подбросил в огонь поленьев. Пламя занялось, затрещало и взметнулось светлыми
языками. Я молча  любовался ими. Для меня тоже в безмолвии таилось ожидание,
и огонь был просто огонь, не более того.
     Мальчик-паж так же неслышно отошел. Юная дама приняла из руки  королевы
пустой кубок и робко протянула руку  за моим. Она была прелестна, тонка, как
тростинка, сероглазая  и русоволосая. На меня она глядела  боязливо  и, беря
мой кубок, постаралась,  чтобы наши  пальцы  не  соприкоснулись. Взяв пустые
сосуды, она поспешно удалилась. Я тихо спросил:
     - Игрейна, с тобою ли твой придворный врач?
     Веки ее дрогнули, но она не посмотрела на меня и ответила так же тихо:
     - Да, он всюду ездит со мной.
     - Кто он?
     - Его имя - Мельхиор. Он говорит, что знает тебя.
     - Мельхиор? Тот юноша, который был со мной в  Пергаме, когда я обучался
там медицине?
     - Он самый.  Хотя уже  не  юноша. Он находился при мне, когда  родилась
Моргана.
     - Это надежный человек, - удовлетворенно кивнул я.
     Игрейна  взглянула на меня  искоса.  Юная  фрейлина  еще не  вернулась,
остальные дамы сгрудились в дальнем конце зала.
     - Мне бы следовало знать, что от тебя ничего не скроешь. Ты  не скажешь
моему сыну?
     Я с готовностью обещал. Что она смертельно больна, я знал с той минуты,
как  ее увидел,  но  Артур, не видавший  ее  прежде и не обученный медицине,
пожалуй, ничего и не заметит. Успеется. Сейчас - время для  начала, а не для
концов.
     Вернулась маленькая фрейлина и что-то шепнула королеве,  та  кивнула  и
встала  с  кресла.  Встал и  я.  К  нам  церемонными шагами,  совсем  как  в
королевском   замке,   приблизился   распорядитель   двора.   Королева   уже
полуобернулась  ко  мне,  жестом  приглашая  к  столу,  как  вдруг  возникло
замешательство. Снаружи донесся звук трубы, повторился еще раз, ближе, и вот
уже где-то рядом, за монастырскими стенами, послышался оживленный шум и лязг
прискакавшей кавалькады.
     Игрейна  остановилась  и  вскинула  голову,  совсем  как  в  молодости,
движением, исполненным отваги и изящества.
     - Король?
     Голос ее взволнованно зазвенел. И по всей притихшей комнате, будто эхо,
пробежал шелест и говор  придворных  дам. Юная  фрейлина подле королевы тоже
замерла,  как натянутая тетива, жаркий восторженный  румянец залил ей лицо и
шею.
     - Он скоро добрался, - заметил я как ни в чем не  бывало, на самом деле
стараясь унять биение своей крови, которое усиливалось и учащалось вместе со
стуком приближающихся копыт. Глупец, говорил я  себе, глупец. У  него теперь
свои дела. Ты  выпустил его на  волю  и потерял. Этот сокол не  вернется под
колпак. Отныне держись  в  тени,  королевский прорицатель,  один на  один со
своими  грезами и  видениями. А ему предоставь  свободу  и жди, пока будет в
тебе нужда.
     Застучали у  дверей,  отозвался  торопливый  голос слуги. Распорядитель
сорвался  с  места, но  тут  в  комнату влетел паж  и,  задыхаясь,  произнес
повеление короля, переданное в спешке и без придворных обиняков:
     - С  изволения королевы... Король  прибыл, и  ему  нужен  принц Мерлин.
Безотлагательно, он сказал.
     Выходя,  я слышал,  как  у  меня  за  спиной  ожил  замерший  зал, пажи
бросились  со  всех ног -  накрывать  новые  столы, нести вина,  благовония,
свечи; а дамы, суетясь и квохча, как целый птичий двор, засеменили  вслед за
своей госпожой в королевскую опочивальню.

     3
     - Она уже здесь, мне сказали?
     Артур больше  мешал, чем  помогал,  слуге  стаскивать  с  него  грязные
сапоги. Оказывается, и Ульфин все же  пришел  из часовни: в соседней комнате
слышался его голос, он распоряжался  слугами, вносившими и  распаковывавшими
королевские одежды.  А  снаружи  тихий город  словно вдруг раскололся - шум,
факелы, конский топот, громкие команды. И время от времени сквозь  общий гул
отчетливо раздавался визгливый женский смех: не все в Эймсбери блюли траур.
     Сам король  тоже  не  очень-то о  нем помнил.  Он избавился  наконец от
сапог, сбросил с плеч тяжелый дорожный плащ. И посмотрел на меня точь-в-точь
как Игрейна, искоса и выжидательно.
     - Ты разговаривал с ней?
     - Да. Я сейчас от нее. Она собиралась угощать меня ужином, но теперь, я
думаю, готовится накормить тебя.  Она  прибыла только сегодня, ты найдешь ее
уставшей, но она успела немного отдохнуть и отдохнет еще лучше  после  того,
как повидается с тобой. Мы не ждали тебя раньше утра.
     -  "Доблесть цезаря  -  в скорости",  - улыбнулся он, произнеся любимое
выражение моего отца; по-видимому,  я  как наставник несколько злоупотреблял
им. -  Разумеется,  только  я  сам  и  маленький  отряд.  Вырвались  вперед.
Остальные прибудут позже. К похоронам, надеюсь, поспеют.
     - Кто же эти остальные?
     - Маэлгон Гвинеддский с сыном, тоже Маэлгоном. Брат Урбгена Регедского,
третий  сын старого Коэля, его зовут  Мориен, я не  ошибся?  Кау сам тоже не
может приехать, послал вместо себя Ридерха, а не Хевиля, заметь, чему я рад,
терпеть не  могу этого ругателя  и хвастуна.  Затем, постой, постой, Инир  и
Гвилим, Борс... И еще, мне сказали, Серетик Элметский уже в пути.
     Он назвал  еще  кое-кого.  Большинство  северных королей послали вместо
себя сыновей или приближенных,  и это понятно, ведь остатки саксонских армий
все еще угрожали их владениям и им надо было охранять свои  границы. Все это
Артур рассказал мне, плеща водой, которую слуга налил ему для умывания.
     - И отец Бедуира тоже уехал домой. Сослался на какие-то дела, но, между
нами говоря, я думаю, он хочет присмотреть за действиями короля Лота.
     - А Лот?
     -  Отправился  в  Йорк. Я на  всякий случай распорядился,  чтобы за ним
следили. Так что он в  пути, это  мне  известно точно. Но там ли Моргана? Не
поехала ли навстречу королеве?
     - Моргана  в Йорке.  Но есть  еще один король,  о  котором ты ничего не
сказал.
     Слуга  протянул  полотенце,  и  Артур спрятал голову,  растирая  мокрые
волосы.
     - Кто же это? - глухо прозвучал его вопрос.
     - Колгрим, - ответил я вкрадчиво.
     Он  выглянул  из-под   полотенца.  Лицо  его  пылало,  глаза  сверкали.
Десятилетний мальчик, да и только, подумалось мне.
     - И ты еще спрашиваешь? - Это был голос не  мальчика, а взрослого мужа,
и в нем звучало самодовольство, словно бы шуточное, но на  самом деле вполне
искреннее. О боги, подумал я, вы  же сами  вознесли его, так не  усмотрите в
его  ответе предосудительной  гордыни! И поймал себя на  том, что  на всякий
случай делаю пальцами оберегающий знак.
     - Спрашиваю, хотя мог бы догадаться.
     Он вдруг стал совершенно серьезен.
     -  Это  оказалось  потруднее,  чем  мы думали.  Можно сказать, что  под
Лугуваллиумом мы сделали полдела, только сломили их силу, и Бадульф умер  от
ран, но Колгрим остался невредим,  отошел к востоку  и собрал остатки своего
войска. Мы не беглецов преследовали - у них накопились большие силы, и битва
велась  не  на жизнь,  а  на смерть.  Окажись  мы  там меньшим  числом, они,
глядишь, еще взяли бы над нами верх. Сами они,  по-моему, больше нападать не
думали, они  продвигались  к восточному  побережью - верно, хотели  убраться
восвояси. Но  мы  настигли их на  полдороге, и они встали против нас на реке
Глейн. Тебе знакома та местность?
     - Не слишком.
     -  Она  дикая и гористая, с  густыми лесами и  узкими речными долинами,
которые змеятся, спускаясь с гор. Неудобные для боя места,  но  им тоже  там
было  не развернуться,  как и  нам. Колгрим опять спасся, но  теперь уже нет
угрозы,  что он задержится  и соберет  на севере  новую рать. Он поскакал  к
морю.  Не только из-за Лота,  но и из-за Колгрима  тоже король Бан не поехал
сюда, хотя и был  так любезен,  что отпустил  со  мной  Бедуира. -  Он стоял
теперь смирно, послушный рукам одевавшего  его слуги. Но вот на него накинут
новый  плащ и  пряжка застегнута на плече. - Я  рад, - коротко сказал  он  в
заключение.
     - Что Бедуир здесь? Понимаю.
     - Нет. Что Колгрим опять спасся.
     - Вот как?
     - Он - храбрый воин.
     - Но все равно тебе придется его убить.
     - Знаю. Ну а теперь...
     Слуга  отступил  в  сторону.  Король  стоял,  облаченный в  темно-серые
одежды, плащ его был подбит роскошными мехами, меховой ворот обнимал шею. Из
внутреннего покоя  вышел  Ульфин, в  руках у него был резной  ларец, где  на
вышитой  подушке, переливаясь рубинами,  покоился Утеров королевский  венец.
Такие же  рубины искрились  красным огнем на плече и  груди Артура. Но когда
Ульфин протянул ему ларец, Артур покачал головой. -
     -  Сейчас не надо, мне кажется, -  сказал он.  Ульфин  захлопнул крышку
ларца   и  вышел  из  комнаты  вместе  с  облачавшим  Артура  слугой.  Дверь
затворилась.  Артур еще раз  нерешительно покосился на меня, опять  напомнив
мне Игрейну.
     - Должен ли я так понимать, что она ожидает меня прямо вот сейчас?
     - Да.
     Он потрогал фибулу у себя на плече, уколол палец, чертыхнулся. И сказал
с полуулыбкой:
     - В таких делах ритуал, я думаю, еще не разработан? Как полагается себя
вести,  когда  встречаешься  с  матерью,  которая  отказалась  от  тебя  при
рождении?
     - А как ты встретился с отцом?
     - Это другое дело, согласись.
     - Да. Хочешь я тебя ей представлю?
     - Я как раз собирался об  этом просить. Ну что ж, не будем откладывать,
В некоторых случаях промедление ничего хорошего не сулит. А ты уверен насчет
ужина? Я с рассвета ничего не ел.
     - Уверен. Когда я выходил, как раз послали за новыми кушаньями.
     Он набрал полную грудь воздуха, словно пловец перед тем, как прыгнуть в
воду.
     - Тогда пошли?
     Она ожидала  его,  стоя  у  кресла  в кругу света,  падавшего от очага.
Румянец  прихлынул  к  ее  щекам, и  отблески  пламени перебегали  по  липу,
окрашивая розовым даже белые складки покрывала. Сейчас,  когда не видно было
теней под сияющими глазами, она снова казалась молодой и прекрасной.
     Артур  остановился у  порога.  На  груди  у  Игрейны  голубыми  искрами
затрепетал сапфировый крест. Она приоткрыла губы, но так и  не произнесла ни
звука.  Артур медленными  шагами  двинулся к  ней,  храня  по-детски важный,
напыщенный  вид. Я  шел рядом, мысленно  повторяя слова, которые, должен был
сказать королеве, но в конце концов обошлось вообще без моего вмешательства.
Королева  Игрейна, не раз выходившая с  честью и из более трудных положений,
все  взяла в свои руки .  Она  устремила ему навстречу пронзительный взгляд,
словно  заглядывая в самую его душу, а  затем присела до полу  в реверансе и
кротко произнесла:
     - Милорд.
     Он  поспешно  протянул  руку, потом  обе, поднял королеву на  ноги.  И,
запечатлев  на  ее  щеке  короткий вежливый  приветственный поцелуй,  только
задержал на мгновенье в своих ее руки.
     - Матушка,  -  произнес он как бы на  пробу. Так  называл