, что такой великий волшебник, как ты,  поднимет  его  одной
рукой, - рассмеялся ирландец.
     - Я не Фион. А теперь, если ты мудр, поэт,  возвращайся  домой,  бери
лиру и забудь о войнах. Напиши песню о камне, о том, как  Мерлин-волшебник
забрал камень из "Пляски Киллара" и легко перенес его  к  "Пляске  висячих
камней" в Эймсбери.
     Он махнул мне рукой в знак приветствия и, все еще смеясь,  ушел.  Он,
несомненно, в целости добрался домой, так как в последующие годы я  слышал
эту его песню.
     Но сейчас его уход даже не заметили. Все молчали, пока Утер хмурился,
глядя на камень, словно взвешивая его мысленно.
     - Ты сказал королю, что все в твоих силах. Это правда?
     - Я сказал королю,  что  принесенное  людьми  однажды  может  быть  и
унесено ими.
     Слегка раздраженно, он взглянул на меня.
     - Он говорил мне это. И я согласен. Для этого не требуется волшебства
и красивых слов. Лишь опытные мастера и подходящие машины. Треморинус?
     - Да, сэр!
     - Нам  хватит  одного  этого  королевского  камня.  Остальные  просто
опрокиньте, и все.
     - Хорошо, сэр. Если бы, Мерлин...
     - Мерлин займется укреплениями. Мерлин, начинай.  Даю  тебе  двадцать
четыре часа.


     У наших людей  имелся  опыт  подобной  работы.  Они  снесли  стены  и
забросали их остатками рвы. Частоколы и деревянные постройки были сожжены.
У всех было хорошее настроение, и работали люди бодро. Утер  всегда  щедро
одаривал войска. На этот раз было в изобилии награблено золота,  колец  из
меди, бронзы и золота, украшений и тонко сработанного оружия,  украшенного
медью  и  ирландской  эмалью.  К  наступлению  темноты  все  работы   были
закончены. Мы покинули холм и вернулись в свой временный лагерь,  разбитый
на равнине у подножия.
     После ужина ко мне зашел Треморинус. На верхушке  холма  до  сих  пор
горели факелы и костры, рельефно выделяя то, что осталось от "Пляски". Его
лицо было угрюмым и усталым.
     - За целый день мы подняли его  только  на  два  фута,  -  с  горечью
произнес он, - а полчаса назад подпорки сломались, и он рухнул  на  место.
Какого черта ты выбрал этот камень? Ирландский алтарь был бы легче.
     - Ирландский алтарь - это не то.
     - Клянусь богами, Мерлин, дело идет к тому, что ты и этот  камень  не
получишь. И мне все равно, что он там говорит. Я отвечаю за эту  работу  и
прошу тебя помочь. Пойдешь?
     Случившееся  потом   послужило   пищей   для   легенд.   Мне   скучно
пересказывать, что мы там делали, но это не  составило  для  нас  большого
труда. В моем распоряжении имелся целый  день,  чтобы  обдумать  действия.
Камень и местность я видел. Задумки новых приспособлений роились у меня  в
голове со времени отъезда из Британии.  Мы  старались  везти  его  большую
часть пути по воде. От Киллара до моря - по реке, оттуда морем до  Уэльса,
а там по двум великим рекам Эйвон, перетащив его из  одной  в  другую  две
мили по суше. Я, конечно, не Фион-Сильная  Рука,  но  я  Мерлин.  Огромный
монолит прибыл на место назначения, как легкая баржа по спокойной воде.  Я
же постоянно сопровождал его. По идее я должен был отдавать время  сну  во
время пути, но не помню, чтобы я  спал.  Я  проводил  время  в  постоянном
бдении,  как  у  смертного  одра.  Это  было  моим  единственным   морским
путешествием за всю жизнь, когда я не чувствовал качки,  а  сидел  тихо  и
спокойно (как мне рассказывали), словно у себя дома в кресле.  Однажды  ко
мне подошел Утер, сердитый, должно быть, из-за того, что мне легко удалось
сделать работу, над которой безрезультатно трудились его инженеры.  Но  он
вынужден был сразу же уйти и  больше  не  подходил.  Я  ничего  не  помню.
Наверное, я там не присутствовал.  Дни  и  ночи  я  мысленно  находился  в
огромной спальне в Винчестере.
     Мы узнали новости в Карлеоне. Пасентиус  напал  с  севера  вместе  со
своими немецкими и саксонскими союзниками. Король выступил  к  Карлейлю  и
нанес им поражение. Однако, вернувшись в Винчестер, он  заболел.  На  этот
счет ходят разные слухи. Одни говорят, что к Амброзиусу, когда тот слег от
простуды в Винчестере, проникли переодетые люди Пасентиуса и дали ему  яд.
Другие утверждают, что человека  прислал  Эоза.  Факт  то,  что  король  в
Винчестере был тяжело болен.
     В ту ночь, как  рассказывают,  вновь  появилась  королевская  звезда,
похожая на огнедышащего дракона. За ней дымовым шлейфом  следовали  звезды
поменьше. Но мне не требовалось предзнаменований, чтобы понять то, что мне
уже было известно в ту  ночь,  проведенную  на  гребне  Киллара,  когда  я
поклялся перенести огромный камень из Ирландии и возложить на его могилу.
     Вот так все и было. Мы привезли тот камень в  Эймсбери,  и  я  поднял
упавшие камни  "Пляски  гигантов",  поставив  Амброзиусу  памятник.  А  на
следующую Пасху в Лондоне состоялась коронация Утера Пендрагона,  он  стал
королем Британии.




                     КНИГА ПЯТАЯ. ПРИШЕСТВИЕ МЕДВЕДЯ


                                    1

     Впоследствии  люди  рассказывали,  что   огромная   звезда   в   виде
огнедышащего  дракона,  ознаменовавшая  смерть  Амброзиуса,  и   благодаря
которой   Утер    получил    прозвище    Пендрагон,    явилась    зловещим
предзнаменованием  для  нового  правителя.  И   действительно,   поначалу,
казалось, все было против Утера. Словно закат звезды  Амброзиуса  послужил
сигналом его  старым  врагам,  и  те  возникли  из  тьмы  изгнания,  чтобы
отомстить его преемнику. Сын Хенгиста Окта вместе со  своим  родственником
Эозой посчитали, что смерть Амброзиуса освободила их от  обязательства  не
переходить северную границу. Они собрали силы, призвав всех недовольных, и
приготовились к нападению. Из Германии к ним хлынуло воинство,  жадное  до
земель и грабежа, к ним присоединились остатки саксонской армии Пасентиуса
и беглецы из армии  Гилломана,  а  также  чувствовавшие  себя  обойденными
британцы. Через несколько недель после смерти Амброзиуса  Окта  с  большой
армией уже рыскал по северу страны, подобно волку, и до  того,  как  новый
король смог выйти ему навстречу, он взял приступом и разрушил ряд  городов
и крепостей от стены Гадриана до  Йорка.  В  Йорке,  крепости  Амброзиуса,
стены  оказались  крепки,  а  ворота  вовремя  запертыми.  Его   защитники
приготовились к обороне. Окта же подтянул имевшиеся у него осадные  машины
и приготовился ждать.
     Должно быть Окта  знал,  что  Утер  настигнет  его  под  Йорком,  но,
располагая такими силами, он не боялся британцев.  Позже  подсчитали,  что
Окта располагал тридцатью тысячами воинов. Если так и  было,  то  выходит,
что на каждого британца в армии  Утера  приходилось  два  сакса.  Бой  был
кровопролитным и с бедственными последствиями. Смерть  Амброзиуса  явилась
потерей для королевства. Несмотря на репутацию блестящего воина, Утер  был
неопытен в роли верховного командующего, и не являлось секретом, что перед
лицом испытаний ему не хватало спокойствия и рассудительности.  Недостаток
мудрости, конечно, компенсировался храбростью, но в тот день  Йорку  одной
храбрости было явно маловато. Бритты дрогнули и побежали. Их  спасла  лишь
ранняя в это время года темнота. Утеру, вместе с Горлуа из Корнуолла,  его
помощником, удалось собрать остатки войска на  вершине  небольшого  холма,
именовавшегося Дэймен. На этом крутом скалистом холме можно было укрыться,
его покрывали пещеры и  густой  орешник.  Но  он  представлял  собой  лишь
временное убежище. Саксонская орда победно окружила  подступы  к  холму  и
принялась ждать утра. Британцы попали в отчаянное положение, и требовалось
предпринять отчаянные действия. Утер, мрачно восседавший в пещере,  созвал
своих усталых  командиров  и,  пока  люди  урывками  отдыхали,  разработал
совместно с ними план,  как  обхитрить  ждавших  внизу  несметных  врагов.
Сначала никто не думал ни о чем,  кроме  бегства,  но  потом  кто-то  -  я
слышал, это был Горлуа - указал, что бегство не предотвратит  поражения  и
гибели нового королевства. Если возможно бегство, то возможно и нападение.
Вполне реальным казалось напасть в  темноте  с  холма,  используя  элемент
неожиданности. Простая задумка, и этого вполне можно было ждать от  людей,
попавших в столь безвыходное положение, но саксы  всегда  были  глупыми  и
недисциплинированными воинами. Представлялось почти несомненным, что саксы
не станут ожидать ночного нападения и, уверенные в своей победе,  спокойно
заснут до рассвета;  треть  из  них,  может  быть,  еще  и  перепьется  из
награбленных винных запасов.
     Отдавая саксам должное, надо признать, что  Окта  все-таки  расставил
посты, большей частью бодрствовавшие. Но план Горлуа сработал,  нам  помог
легкий туман, пеленой окутавший подножье  холма.  Возникнув  из  тумана  в
полной тишине, британцы бросились вниз, едва в брезжущем свете стало видно
путь между камней. Создалось впечатление, что они превосходят саксов в два
раза. Те посты, которые не были  сразу  уничтожены,  подняли  тревогу,  но
слишком поздно Саксы, ругаясь, возились в поисках оружия,  но  британцы  с
криками набросились на них и раздробили все их  воинство.  К  полудню  все
было закончено. Окту и Эозу взяли в плен. К зиме, когда север очистили  от
саксов, а на берегах тихо догорали  их  длинные  ладьи,  Утер  вернулся  в
Лондон, а с  ним  и  его  пленники  за  решеткой.  Он  готовился  к  своей
коронации, которая должна была состояться весной.
     Его битва с саксами, близкое поражение  и  последовавшая  неожиданная
блестящая победа стали тем, что требовалось  для  нового  правления.  Люди
забыли о зловещих обстоятельствах смерти Амброзиуса  и  возносили  короля,
как новое солнце. Его имя было у всех на устах. О нем говорили аристократы
и воины, ждавшие от него даров и почестей, включая строителей его дворцов.
Придворные леди щеголяли  в  платьях  красного  цвета,  колыхавшихся,  как
заросли мака. В моду вошел цвет под названием красный пендрагон.
     В те первые недели я видел его только один раз. Я все еще находился в
Эймсбери,  присматривая  за  работами  по  поднятию   каменных   гигантов.
Треморинус уехал на  север,  но  у  меня  осталась  хорошая  команда,  уже
оправдавшая себя в поднятии королевского камня из Киллара. Теперь людям не
терпелось взяться за колоссы "Пляски". После того, как мы выровняли камни,
поднять их было несложно, имея в распоряжении канаты,  треноги  и  отвесы.
Трудность заключалась в установке огромных перемычек. Но мастера  прошлого
создали свое чудо несметное количество лет назад, подогнав, как заправские
плотники, гигантские камни один  к  другому.  Нам  оставалось  лишь  найти
средства для их подъема. Мысли о них не выходили  у  меня  из  головы  все
предыдущие годы, с тех  пор,  как  я  увидел  перекрытия  колонн  в  Малой
Британии и тогда же начал расчеты. Не забывал я и о том, что почерпнул  из
песен. В итоге я спроектировал деревянный "сруб", который может показаться
современному строителю примитивным, но который -  беру  себе  в  свидетели
певца - отлично показал себя в деле и еще не раз пригодится  для  подобных
целей. Дело продвигалось медленно, но верно. Я думаю, со стороны это  было
восхитительным зрелищем - наблюдать, как постепенно поднимались эти  блоки
и в конце концов мягко, как по маслу, опускались на свое место. На  каждый
камень  потребовалось  по  двести  человек,   команды   обученных   людей,
работавших синхронно, поддерживая ритм работы под музыку, как гребцы. Ритм
движений определялся, конечно, работой, а мелодии принадлежали прошлому, я
помнил их с детства. Их пела мне еще моя няня, опуская некоторые  народные
вставки. Песенки были веселые, неприличные и  нередко  в  них  упоминались
высокопоставленные личности. В них не щадили ни меня,  ни  Утера,  хотя  в
моем присутствии их старались не петь. Более  того,  когда  присутствовали
посторонние, слова меняли  или  пели  неразборчиво.  Спустя  много  лет  я
слышал, как в них пелось,  что  я  передвинул  камни  "Пляски"  с  помощью
волшебства  и  музыки.  Я  бы  сказал,  что  это  так  и  есть.  Возможно,
аналогичным способом зародилось предание о том, как Феб  Аполлон  построил
под музыку стены Трои.  Но  волшебством  и  музыкой,  стронувшей  с  места
гигантские камни, помог мне слепой певец из Керрека.
     К середине ноября морозы начали  крепчать,  и  мы  закончили  работу.
Последний костер в лагере затушили, и последний караван повозок с людьми и
материалами укатил обратно в Сарум. Кадал поехал вперед меня в Эймсбери. Я
задержался, сдерживая пляшущую лошадь, пока повозки не скрылись из виду за
пределами поля, и остался в одиночестве.
     Солнце оловянным шаром висело над молчаливой равниной. Стояло  раннее
утро, и трава побелела от инея. В слабом свете  зимнего  солнца  сомкнутые
камни отбрасывали длинные тени. Я вспомнил  каменную  глыбу,  снег,  быка,
кровь и молодого улыбающегося светловолосого бога. Я поглядел  на  камень.
Его похоронили с мечом в руке.
     - Мы оба вернемся в день зимнего солнцестояния, - сказал я ему.
     Оставив его, я сел на лошадь и направился в Эймсбери.



                                    2

     Известия о Утере пришли в декабре. Он  покинул  Лондон  и  поехал  на
рождество в Винчестер. Я направил ему послание,  но,  не  получив  ответа,
снова выехал с  Кадалом  туда,  где  в  центре  равнины  стояли  одинокие,
окутанные морозом гиганты. Было двадцатое декабря.
     В небольшой впадине сразу за "Пляской" мы привязали наших  лошадей  и
разожгли костер. Я опасался, что ночь  будет  облачной,  но  она  выдалась
ясной и морозной. На небе гроздьями  висели  звезды,  подобно  пылинкам  в
лучах солнечного света.
     - Поспи немного, если сможешь на таком морозе, - сказал  Кадал.  -  Я
разбужу тебя на рассвете. И почему ты думаешь, что он приедет?
     Не получив ответа, он продолжил:
     - Ты волшебник, тебе виднее. Но если волшебство  не  спасет  тебя  от
мороза, возьми себе еще одну накидку. Я разбужу тебя вовремя, так  что  не
волнуйся.
     Я послушался его и улегся у костра, завернувшись в двойную накидку  и
положив под голову седло. Я скорее дремал,  нежели  спал,  слыша  малейшие
звуки ночи, нарушавшие незыблемую тишину равнины. Я  слышал  потрескивание
огня в костре,  стук  свежих  дров,  подбрасываемых  туда  Кадалом,  хруст
пасущихся неподалеку лошадей, крик совы, вылетевшей  на  охоту.  И  уже  к
рассвету по земле разнесся ровный конский топот, приближавшийся к нам.
     - В твоем распоряжении еще где-то час, - угрюмо сказал сонный Кадал.
     - Ничего, я выспался. Приложи ухо к земле и скажи, что ты слышишь.
     Он наклонился к земле, и не успело сердце ударить пять  раз,  он  был
уже на ногах и побежал к лошади. В  те  дни  люди  быстро  реагировали  на
конский топот в ночи.
     Я остановил его.
     - Все в порядке, это Утер. Сколько там лошадей, думаешь?
     - Двадцать-тридцать. Ты уверен?
     - Вполне. Седлай коней и оставайся с ними. Я пойду.
     В наступивший  предрассветный  час  воздух  оставался  недвижим.  Они
перешли на  галоп.  Казалось,  вся  долина  сотрясалась  от  топота.  Луна
исчезла. Я стоял и ждал у камня.
     Не доезжая немного, он отделился от отряда и в сопровождении человека
поскакал вперед. Не думаю, чтобы они заметили меня, но они могли увидеть в
ложбине мерцание костра, разведенного Кадалом. Звезды  светили  достаточно
ярко, и отряд скакал без факелов, хорошо видя в ночи. Быстрым галопом двое
приближались к внешнему кругу, и я подумал,  что  они  заедут  внутрь.  Но
захрустел снег под копытами остановившихся лошадей, и король  спрыгнул  на
землю. Послышался звон поводьев, которые он бросил своему спутнику.
     - Не давай ему стоять, - сказал  он  и  направился  ко  мне  быстрыми
шагами, пересекая гигантские тени.
     - Мерлин?
     - Милорд?
     - Необычное ты выбрал время, однако. Обязательно среди ночи? -  Слова
прозвучали вполне бодро и, как обычно, не отличались вежливостью. Но,  тем
не менее, он пришел.
     - Ты хотел видеть, что я здесь сделал, - сказал я. - Сегодня ночью  я
могу показать тебе. Благодарю тебя, что ты явился.
     - Что показать? Снова видение, или сон? Я предупреждаю тебя...
     - Нет, ничего подобного. Но я хотел бы показать тебе нечто, что можно
увидеть лишь сегодня ночью. Ради этого,  я  боюсь,  нам  придется  немного
подождать.
     - Долго? А то холодно.
     - Не очень долго, милорд. До рассвета.
     Он стоял по другую сторону  от  королевского  камня,  напротив  меня,
голова склонена, рука теребит подбородок.
     - Говорят, что в тот раз, когда ты впервые в ту ночь  стоял  у  этого
камня, у тебя было видение. Теперь же в Винчестере мне сказали, что  когда
он умирал, он разговаривал с тобой,  словно  ты  находился  рядом,  у  его
постели. Это правда?
     - Да.
     Он резко поднял голову.
     - Получается, что ты еще на Килларе знал, что  мой  брат  умирает,  и
ничего мне не сказал?
     - Это было бы бессмысленно. Узнав об этом, ты все равно  не  смог  бы
вернуться быстрее. А так ты возвращался со спокойной душой и узнал  о  его
смерти лишь в Карлеоне, когда я тебе сказал.
     - Клянусь богами, Мерлин, не тебе судить, что  говорить  мне,  а  что
нет! Ты не король. Ты должен был мне сказать об этом.
     - И ты тоже не являлся тогда королем, Утер Пендрагон. Я поступил так,
как велел мне он.
     Он дернулся, но потом взял себя в руки.
     - Легко сказать, - по голосу я понял, что Утер мне поверил, к тому же
он испытывал трепет передо мной и  этим  местом.  -  Пока  мы  здесь  ждем
рассвета и несмотря на то, что ты собираешься мне показать,  я  хотел  все
прояснить в отношениях между нами. Ты  не  сможешь  служить  мне,  как  ты
служил моему брату. Ты должен это понимать. Мне не нужны твои пророчества.
Мой брат, я думаю, заблуждался, сказав, что мы вместе будем  трудиться  на
благо Британии. Пути наших звезд не совпадают. Я признаю, что был  слишком
резок с тобой там, в Британии и у Киллара, и сожалею об  этом.  Но  теперь
поздно думать о таких вещах, наши пути разошлись.
     - Да, я знаю. - Я произнес это без всяких эмоций, просто соглашаясь с
ним, и несколько удивился, когда он рассмеялся  про  себя.  На  мое  плечо
почти дружески опустилась его рука.
     - Мы понимаем друг друга. Не думал, что это будет так легко. Если  бы
ты знал, как мне приятно это слышать после многочисленных просьб о помощи,
пощаде, милостях. А теперь единственный в королевстве человек, имеющий все
права обратиться ко мне, выбирает свой путь и ничего от меня не хочет!
     - Конечно. Хотя наши дороги еще пересекутся, но не  сейчас.  И  тогда
нам придется работать вместе, хотим мы того или нет.
     - Посмотрим. Ты обладаешь могуществом, я признаю это, но какая мне от
него польза? Мне не нужны жрецы. - Его голос был свеж и дружелюбен, словно
он хотел избавиться от ночного отчуждения. Утер был приземленный  человек.
Амброзиус понял бы меня, но Утер снова свел все к обыденному, словно  пес,
идущий по следу крови.
     - Ты хорошо послужил мне у Киллара и здесь, у Висячих камней.  Только
за это ты заслуживаешь какой-нибудь милости от меня.
     - Где бы я ни оказался, я всегда буду в твоем  распоряжении.  Если  я
тебе понадоблюсь, ты знаешь, где найти меня.
     - Не при моем дворе?
     - Нет, в Маридунуме. Там мой дом.
     - Ах, да. Знаменитая пещера. Я думаю, ты заслуживаешь большего.
     - Мне ничего не надо, - ответил я.
     Стало светлее. Я заметил, как он бросил на меня косой взгляд.
     - Я разговаривал с тобой сегодня ночью, как не разговаривал ни с  кем
до сих пор. Не в обиде ли ты на меня за прошлое, Мерлин - побочный сын?
     - Я не держу ничего против тебя, милорд.
     - Ничего?
     - Разве девчонку из Карлеона. Но ты можешь назвать ее ничем.
     Он вгляделся в меня, затем улыбнулся.
     - Которая? Когда?
     - Не имеет значения. Ты все равно забудешь.
     - Надо же, я тебя недооценил. - В его гол