рить.
Поверь мне, все хорошо. А теперь отдыхай. Что ты сейчас чувствуешь?
     - Голод.
     Тут  снова  поднялась суматоха. Слуги принесли хлеб, и  мясной отвар, и
укрепляющие настойки, и сама графиня  Друзилла кормила меня, а  потом своими
руками уложила обратно на  подушки, и я с радостью погрузился в здоровый сон
без сновидений.
     * * *
     Снова утро,  и тот же яркий солнечный  свет,  что  и  при  первом  моем
пробуждении.  Я  еще  слаб,  но  во  всем отдаю  себе  ясный  отчет.  Король
распорядился,  чтобы за ним послали, как только  я очнусь, но я не велел его
беспокоить, прежде чем меня не умыли, не побрили и не накормили.
     Наконец он пришел, и вид у него был  уже совсем другой. Из взгляда ушло
напряжение,  на  щеках  под смуглой обветренной  кожей затеплился румянец. И
вернулось что-то, что было в нем  особенного, необыкновенного: молодая сила,
от которой, как из живительного источника, пили другие.
     Сначала понадобилось  убедить его, что я действительно поправляюсь,  но
потом  он устроился на табурете  у моего ложа и приготовился отвечать на мои
расспросы.
     - Последнее, что я  слышал  о тебе, - это что  ты направился в Элмет...
Только,  как  я понимаю,  это уже дело давнее.  Что  там было, они  нарушили
перемирие?  Я видел какое-то сражение, должно быть где-то в здешних краях, в
Каледонском лесу. Кто в нем участвовал?
     Он посмотрел на меня, как мне показалось, с недоумением, но ответил:
     - Меня призвал Урбген. Враги  прорвались  посуху в Стрэтклайд. и Кау не
смог  преградить им путь. Они стремились пробиться через лес на дорогу. Но я
двинулся им навстречу, разбил их и отогнал обратно. Те, кто остался в живых,
бежали.  Я  должен  был  их  преследовать, но  тут  нашли тебя,  и  пришлось
задержаться. Не  мог же я тебя оставить,  пока не  убедился, что  ты дома  и
окружен заботой.
     - Стало быть, я действительно  видел сражение? Я думал, может быть, это
тоже сон.
     -  Ты, должно  быть, наблюдал его  от  начала  и до  конца. Мы дрались,
продвигаясь в лесных зарослях  вдоль берега  реки. Ты ведь знаешь, какие там
места:  хорошая открытая равнина и перелески, березняки и ольшаники, где так
удобно устраивать конную засаду. У нас за  спиной был  склон холма, а их  мы
настигли  у брода. Река там полноводная, наша  кавалерия легко переправилась
на тот берег, а их  пешим ратникам  пришлось плохо. Мы их гнали до вечера, а
потом, когда  вернулись, ко  мне  прибежали и говорят,  что  видели тебя. Ты
бродил во  полю битвы  среди раненых и мертвых и давал  наставления лекарям.
Сначала никто тебя не узнал, но скоро пошли разговоры, что-де явился призрак
Мерлина.  -  Он  криво  усмехнулся.  -  Однако  наставления  призрака,  надо
полагать,  были  довольно дельные. Но понятно, разговоры породили  страх,  и
какие-то  глупцы вздумали отгонять  тебя камнями.  Потом  уж один санитар по
имени Павел призвал тебя и положил конец всей  этой болтовне  о призраке. Он
выследил, где ты жил, и послал сказать мне.
     -  Да,  да, Павел.  Помню. Толковый лекарь. Мне с ним не  раз случалось
работать бок о бок. А где же я жил?
     - В разрушенной башне, окруженной одичавшим плодовым  садом. Неужели ты
не помнишь?
     -  Нет.  Но  что-то  смутно  всплывает.  Бывшая  башня,  да,  да,  одни
развалины, плющ и совы. И, кажется, яблони?
     - Да. Можно сказать, просто груда камней. Постель из папоротника, груда
гнилых яблок, запасы орехов, какие-то тряпицы сушатся на яблоневых ветвях. -
Он замолчал, что-то  в  горле мешало ему говорить.  - Думали сначала, что ты
пустынник, знаешь,  из одичавших отшельников. И правду сказать, когда я тебя
увидел , -  губы  его  чуть  покривились,  -  ты гораздо  больше походил  на
настоящего  лесного  отшельника,  чем  в те времена,  когда  жил  в  Зеленой
часовне.
     - Представляю себе.
     И  действительно, борода моя, только сегодня  наконец сбритая,  отросла
длинная,  косматая и  седая,  руки, лежащие сейчас  поверх цветного  одеяла,
выглядели  старческими,  высохшими  -  одни тонкие  кости,  связанные  сетью
узловатых жил.
     -  Мы  привезли тебя  сюда. Мне  надо  было скорее опять отправляться в
поход. Мы настигли их под Каэр Гвиннионом и завязали кровавую битву. Все шло
хорошо, но потом прибыл гонец из Галавы с новыми известиями о тебе. Когда мы
тебя нашли и  доставили сюда, ты был еще достаточно силен, мог держаться  на
ногах, но  рассудок у тебя помутился: ты никого не узнавал и говорил невесть
что. Но, очутившись здесь,  на руках  у женщин, ты  погрузился в безмолвие и
сон. После битвы явился гонец и сообщил мне, что ты не просыпаешься. Сначала
ты метался в жару, бормотал все какую-то дичь,  но потом впал в беспамятство
и так  долго  лежал безмолвный и недвижимый,  что тебя  уже сочли  умершим и
послали за мной. Я прискакал, как только смог.
     Я смотрел на  него, прищурив веки. Свет  из окон был для  меня  слишком
резок. Он это заметил и сделал знак слуге - тот задернул занавесь.
     -  Погоди, дай  разобраться. Ты нашел  меня в лесу и доставил в Галаву,
после чего отправился  на юг. И там произошла еще  одна  битва?  Как давно я
нахожусь здесь, Артур?
     - Сюда тебя доставили три недели назад. Но с тех пор, как ты ушел в лес
и потерялся, прошло полных  семь месяцев.  Ты пропадал всю зиму. Удивительно
ли, что мы считали тебя погибшим?
     Семь месяцев. Как врачу  мне случалось давать  подобные ответы больным,
очнувшимся после долгой болезни, и всякий  раз я наблюдал такое же недоверие
и потрясение. Теперь я  ощущал это сам. Представить себе, что целые  полгода
выпали из  жизни, да еще такие  полгода... Какие только беды не могли за это
время обрушиться на мою раздираемую и осаждаемую родину! Что только не могло
случиться с  ее королем!  Какие-то  новые воспоминания, затерянные  в тумане
болезни, стали оживать у меня в голове.
     Я снова увидел - и сердце мое сжалось,  - как ввалились у  Артура щеки,
какими темными тенями  легли под глазами бессонные ночи.  Это Артур, который
всегда ел,  как  молодой  волк, и спал, как малое дитя, Артур -  воплощенная
сила и радость жизни. Он не понес поражения на поле  брани, его боевая слава
не затмилась.  И беспокойство за меня  тоже не могло произвести  в нем столь
разительной перемены. Значит, что-то не так в его доме.
     - Эмрис, что у тебя случилось?
     В  здешних  стенах  его детское имя  прозвучало  и на  этот  раз вполне
уместно. Я увидел,  как лицо его исказилось  болью, воспоминания. Он потупил
голову.
     - Моя мать королева. Она умерла.
     В памяти у меня что-то шевельнулось. Женщина на ложе, убранном богатыми
полотнищами. Значит, я знал?
     - Мне очень жаль, - сказал я.
     - Я узнал об этом перед самой битвой у  Каэр Гвинниона. Известие принес
Лукан,  и  заодно - знак, который  ты  ему оставил.  Ты  помнишь?  Пряжку  с
христианским символом. Ее смерть не была неожиданной. Мы  были подготовлены.
Но горе, должно быть, ускорило ее приход.
     - Горе? Значит, что-то произошло?
     Я не договорил. Все вдруг отчетливо  вспомнилось: ночь в лесу и фляга с
вином,  которую я  откупорил,  чтобы распить с двумя солдатами.  И  повод  к
этому. И снова возникло смутное видение  - комната, залитая лунным светом, и
женщина, спящая мертвым сном. Сдавило горло. Я с трудом выговорил:
     - Гвиневера?
     Он кивнул, не поднимая глаз.
     Я спросил, предугадывая ответ:
     - А дитя?
     Он вскинул на меня глаза.
     - Так ты знал? Ну да, конечно, ты должен был знать... Дитя не родилось.
Врачи  объявили, что она в  тягости,  но перед  самым Рождеством  она начала
истекать кровью и под Новый год в мучениях умерла. Вот если бы ты был там...
     Он замолчал и сглотнул комок в горле.
     - Мне очень жаль, - второй раз сказал я. А он  продолжил рассказ  таким
твердым голосом, как будто сердился:
     -  Тебя  мы тоже полагали умершим.  А потом, после битвы, ты объявился,
старый, грязный  и  безумный,  но  армейские лекари  сказали, что ты  можешь
поправиться.  Хоть это  одно удалось  вырвать  у  страшной минувшей зимы. Но
потом мне  пришлось оставить тебя и отправиться  под Каэр Гвиннион. Битву  я
выиграл, это  правда, но  потерял  немало хороших воинов. А тут  еще,  сразу
после боя, прибыл человек от  Эктора с известием, что ты тоже умер, так и не
проснувшись. Вчера  на заре,  когда я ехал сюда, я думал, что твое тело  уже
сожгли или зарыли.
     Он замолчал и резко опустил голову лбом на сжатый кулак. Слуга, стоящий
наготове у окна, послушался моего взгляда и тихо вышел. Немного погодя Артур
снова поднял голову и сказал уже своим обычным голосом:
     - Прости. Все  время,  пока я сюда  ехал, у  меня из головы не выходили
твои слова о бесславной смерти. Это трудно было вынести.
     - Однако вот он я, вымытый и невредимый и  в ясном  уме, и только  жду,
чтобы  ты  мне  рассказал  обо  всем,  что  произошло  за последние полгода.
Сделай-ка  милость, налей мне  вон того  вина,  и  давай, если ты не против,
вернемся к тому времени, когда ты отправился в Элмет.
     Он выполнил  мою просьбу,  и  вскоре беседа  наша  потекла веселее.  Он
рассказал, как проехал  через Пеннинский Проход в Оликану и  что там увидел,
рассказал о  своей встрече с королем Элмета, о том, как вернулся в Каэрлеон,
и о  болезни и смерти королевы. Теперь он  был в состоянии  отвечать  на мох
вопросы, и я хотя бы смог утешить его  уверением, что был бы бессилен помочь
молодой королеве, даже если бы находился подле нее. Придворные лекари хорошо
разбирались в сонных снадобьях и избавили ее от страданий, а дальше того  не
простиралось и мое искусство.  Дитя было обречено, ничто не могло спасти его
и его мать.
     Выслушав  мои  объяснения, он поверил мне  и сам переменил тему. Ему не
терпелось  узнать,  что происходило  со мной, и, когда оказалось, что  после
свадебного пира я почти ничего не помню, он с досадой воскликнул:
     - Неужели ты совсем не помнишь, каким  образом  попал  в ту башню,  где
тебя нашли?
     - Почти ничего. Но какие-то обрывки  воспоминаний возвращаются. До зимы
я бродил в лесу и каким-то образом поддерживал свое существование. Но потом,
сдается мне, меня взяли к себе  дикие жители горных лесов и  ходили за мной.
Иначе бы мне было не выжить среди снегов. Это могли быть люди Маба - древний
народ гор, - но они бы дали знать тебе.
     - Они и дали знать. Но  когда  весть дошла до меня, ты уже снова исчез.
Древние люди, как обычно,  просидели  всю  зиму  в пещерах  у  себя в горах,
отрезанные  снегами от мира, и ты  был у  них. Но потом снега  стаяли, и они
вышли на охоту, а когда возвратились,  тебя уже не было. Это  от них до меня
впервые дошло известие,  что ты потерял рассудок. Они рассказывали, что тебя
приходилось связывать, во потом,  после  припадков, ты бывал спокоен и очень
слаб.  В  таком состоянии  они тебя и оставили, когда  отправились на охоту.
Вернулись - а тебя нет.
     - Да, я помню, как лежал связанный. Значит, я спустился вниз  и в конце
концов  поселился в  старой башне у брода. Должно быть, я в беспамятстве все
время стремился  в Галаву. Была  весна, что-то такое мое словно  бы видится.
Потом я, верно,  попал  туда, где шло  сражение, и там вы  меня отыскали. Но
этого я ничего не помню.
     Он еще  раз, с подробностями, рассказал, как меня, отощалого, грязного,
с безумными речами, нашли в разрушенной башне, где у меня был сложен беличий
запас желудей и буковых орехов, лежала горка высушенной яблочной падалицы, и
поросенок со щепкой, привязанной к ножке, делил со мной одиночество.
     - Так это было в действительности! - улыбнулся я. - Помню только, как я
его нашел и вправил  ему ножку, а больше почти ничего. Если я так  оголодал,
как ты рассказываешь, с моей стороны  было очень любезно не съесть господина
поросенка. Что с ним сталось?
     - Бегает у  Эктора в свинарнике. - Он в первый раз весело усмехнулся. -
И,  по-моему,  на роду ему написана долгая и бесславная жизнь. Потому что ни
один скотник не отважится тронуть личную свинью волшебника. Вырастет из него
отличный боевой  боров,  король  свинарника, как ему и подобает. Мерлин,  ты
рассказал мне все, что помнишь с того  времени, как вы заночевали на Волчьей
тропе; а вот что было раньше, до этого? Чем  была вызвана твоя болезнь? Люди
Урбгена говорили, что она накатила на тебя внезапно. Они подозревали отраву,
и я того же мнения. Возможно ли, чтобы ведьма послала кого-то вслед за тобою
после пира  и  ее пособники уволокли тебя в лес,  как только  твой проводник
повернулся спиной? Хотя ведь тогда они  бы  тебя убили. Оба твоих проводника
вне подозрений, это довереннейшие из людей Урбгена.
     - Разумеется. Они добрые ребята, и я обязан им жизнью.
     -  По  их  рассказу  выходит,  что в  тот вечер ты  пил  вино из  своей
собственной фляги. А они его пить не стали. И еще они говорили, что будто бы
на свадебном  пиру ты был пьян. Это ты, который ни  разу в  жизни не испытал
пьянящего воздействия  вина.  А  рядом  с  тобой  сидела  Моргауза.  Как  ты
полагаешь, она не всыпала тебе отравы в вино?
     Я открыл  было рот, чтобы ответить, и по сей день готов поклясться, что
собирался сказать  "да". Ибо такова, по моим понятиям, была правда. Но,  как
видно,  тут вмешалось  некое  божество,  ибо  мои  губы,  ослушавшись  меня,
произнесли вместо этого: "Нет".
     Должно  быть,  я выговорил  это  слово  как-то  странно, потому  что он
взглянул на меня вопрошающе, прищурив глаза. Под его проницательным взглядом
я поторопился добавить:
     -  Конечно, точно  я  сказать  не  могу.  Но  думаю,  что  нет. Тебе  я
признался, что сила моя меня  покинула, однако откуда было ведьме это знать?
Она меня по-прежнему боится.  Дважды она уже пыталась  уловить меня  в  свои
женские сети. И  оба раза потерпела  неудачу. Не думаю, чтобы она отважилась
на третью попытку.
     Он помолчал. Потом хмуро сказал:
     - Когда умерла моя королева, были разговоры об отраве. Я не знаю...
     Тут я мог возразить, не кривя душой:
     - Разговоры всегда бывают, но,  прошу тебя, не прислушивайся к ним!  Из
твоего  рассказа я вижу,  что ничего такого не было. Да и каким  образом она
могла? - добавил я как мог убедительно. - Поверь мне, Артур. Разве я стал бы
выгораживать перед тобой Моргаузу?
     Он глядел с сомнением, но спорить дальше не стал.
     -  Ну  что  ж,  - только  сказал он.  -  Теперь  у  нее крылышки  будут
подрезаны. Она опять у себя на Оркнеях, и Лота нет больше в живых.
     Я промолчал,  не  выразив ни словом своего  изумления.  Всего несколько
месяцев - и столько перемен?
     - Как это случилось? - поинтересовался я. - И когда?
     - В лесном сражении. Не могу сказать, чтобы я оплакивал его, вот только
жаль, некому теперь будет держать за горло этого негодяя Агвизеля, так что я
жду теперь бед с той стороны.
     Я медленно произнес:
     - Я  сейчас вспоминаю . Во время сражения в лесу я  слышал, как ратники
кричали друг другу: "Король убит!" И я ощутил тогда бесконечное горе. Потому
что для меня король был только  один  ... Но, должно  быть, это говорилось о
Лоте. Во  всяком случае, Лот был известное  зло.  А теперь на северо-востоке
будет заправлять  Уриен и  с ним его  приспешник  Агвизель...  Впрочем,  это
потом. А пока - что Моргауза? На пиру в  Лугуваллиуме она  была  в тягости и
теперь должна была уже родить. Кто у нее, мальчик?
     - Двое. Близнецы, родились в Дунпелдире. Она приехала туда к Лоту после
свадьбы  Морганы. Ведьма или не ведьма, - с легкой горечью заключил он, - но
она безотказно производит на свет  сыновей. Когда  Лот присоединился к нам в
Регеде, он похвалялся, что оставил  свою  королеву  опять в ожидании.  -  Он
поглядел  себе на ладонь. - Ты беседовал  с нею на пиру. Удалось тебе узнать
что-нибудь о том ребенке?
     О каком ребенке он  говорит, не было нужды спрашивать. Он просто не мог
произнести слова "мой сын".
     - Только - что жив.
     Он сразу поднял голову и  взглянул мне  в глаза. В его взгляде зажглось
некое чувство, хотя  он  его тут  же подавил.  Но это была радость, я не мог
ошибиться. А ведь еще недавно  он искал ее ребенка только  для  того,  чтобы
убить.
     Я сказал, стараясь не выдать голосом досаду:
     - Она уверяла меня, что не знает его местонахождения. Может быть, лжет,
я не знаю. Но что  она спрятала его от Лотова гнева, я думаю, правда. Теперь
она может  и объявиться  с ним. Со смертью  Лота ей больше некого опасаться,
кроме разве что тебя?
     Он снова разглядывал свои ладони.
     - По этому поводу ей нет нужды меня  опасаться, - проговорил он глухо и
твердо.
     Вот  и  все,  что  я запомнил  из того разговора. Чей-то голос  шепотом
произнес, и слова отразились  эхом  от  округлых  стен  башни  -  или же они
прозвучали  только у меня в голове? - "Моргауза -  лживейшая  из  живущих на
земле женщин, но она должна  вырастить четырех сыновей короля Оркнейского, и
они будут твоими  преданнейшими слугами и  храбрейшими из твоего  рыцарского
братства".
     Тут  я,  должно быть, смежил веки, ибо усталость захлестнула меня,  как
волна. Когда я вновь очнулся, было темно, Артура рядом не оказалось, а перед
моим ложем стоял коленопреклоненный слуга, протягивая мне чашку супа.

     8
     У меня крепкое здоровье, на мне  все заживает  быстро. Вскоре я уже был
на ногах,  а  еще недели через три  счел  себя  достаточно  окрепшим,  чтобы
последовать  за Артуром на юг. Он назавтра  после нашего разговора ускакал в
Каэрлеон,  а после  его отъезда гонец сообщил, что в устье Северна появились
ладьи саксов, и теперь можно было со дня на день ожидать новой битвы.
     Мне  хотелось побыть  в Галаве  подольше, может  быть,  остаться в этих
знакомых местах на  все  лето,  посетить свое прежнее лесное  обиталище. Но,
получив такие известия, я, несмотря на уговоры Эктора  и Друзиллы, счел, что
приспело  время  мне  отправиться  в  путь. Предстоящее сражение должно было
произойти вблизи от Каэрлеона, из  донесений даже следовало,  что вторгшийся
враг попытается,  накопив силы,  разрушить  этот  главный  оплот  Верховного
короля. Я не сомневался, что Артур будет защищать Каэрлеон, и все-таки  пора
было побывать в Каэр Кэмеле, посмотреть, как преуспел  Дервен за время моего
отсутствия.
     Был уже разгар лета, когда я наконец увидел эту крепость на холме. Люди
Дервена  совершили чудеса. На крутых склонах древнего холма, как воплощенная
мечта,  вырос новый укрепленный город. Наружные постройки все были завершены
- могучие стены из тесаного камня с бревенчатым навершием тянулись над самым
обрывом,  венчая  холм, точно корона. В  двух противоположных  углах  стояли
готовые богатырские ворота, тяжелые дубовые,  окованные  железом  створы под
башнями  были распахнуты во всю ширь. Над  воротами, позади зубцов, тянулись
крытые проходы для стражи.
     И стража  уже была на месте. Дервен рассказал мне, что король еще зимой
поставил  здесь гарнизон, чтобы работы внутри крепости велись под прикрытием
защищенных стен. Эти  работы уже  тоже  подходили  к  концу.  Артур  прислал
предупредить, что  где-то в  июле  или  в августе он  думает прибыть сюда со
своими рыцарями и всей конной ратью.
     Дервен намерен был в первую голову отстроить королевские палаты,  но  я
лучше его знал, чего хочет Артур. Я дал указание  сначала возводить казармы,
и конюшни, и кухни,  и подсобные постройки, и все это  было выполнено. Но  и
главные здания тоже продолжали строить; королю, правда, придется пока, как в
походе, жить  в  шатре,  под натянутыми на шесты шкурами, но  стены главного
зала уже подвели  под крышу и  настелили  кровлю,  и внутри стучали топорами
плотники, сбивая длинные столы и скамьи.
     Местные жители  охотно  оказывали  Дервену помощь.  Они  были рады, что
рядом  с их угодьями возводится  крепость-укрытие,  и,  когда  только могли,
являлись подсобить и  поднести, а  то  и посостязаться  искусством с  нашими
мастерами. Среди этих доброхотов при