то  есть высадилась на  берег. И
теперь  направляется  в  Камелот.  Кое-кто  говорил, что  она  не  послушает
призыва...
     - А что, разве Верховный король посылал за ней?
     - Да, господин. Это все знают, я не нарушаю тайны. По правде сказать, я
даже побился об заклад  и  выиграл. Со  мной спорили, что она  все  равно не
приедет,  даже  с охранной грамотой на  мальчиков. А я говорил, что приедет.
Когда во  втором  замке  Лота  сидит  Тидваль,  человек Артура,  куда  ж  ей
деваться, где искать прибежища, если Верховный король  пожелает выкурить  ее
вон?
     - И вправду, где?  - рассеянно, даже растерянно повторил я.  Этого я не
предвидел  и не знал, как  объяснить. - Прости, что  я задерживаю тебя, но я
так давно не слышал никаких  новостей.  Ты не можешь ли мне объяснить, из-за
чего королю вызывать ее к себе, да еще, как я вижу, под угрозой?
     Он открыл было рот, потом опять закрыл, но наконец все-таки, решив, как
видно,  что поделиться  сведениями с кузеном и  недавним  первым  советником
короля не будет преступлением, кивнул и ответил:
     - Из-за мальчиков,  как я понимаю, милорд. В  особенности из-за одного,
старшего среди пятерых. Королеве было приказано доставить их в Камелот.
     Старшего среди пятерых.  Значит,  Вивиана преуспела там, где я потерпел
неудачу, - разыскала  Мордреда. Вот  по какому "делу короля" она отправилась
на север!
     Я поблагодарил гонца и отступил со своею лошадью, освободив ему дорогу.
     - А теперь  в  путь, Беллерофонт,  скачи во всю прыть и смотри берегись
драконов.
     -  Драконов  с   меня  довольно.   -  Он  подобрал   поводья  и  поднял
приветственно руку. - Но только меня зовут не так, как ты сейчас сказал.
     - Как же тебя зовут?
     - Персей, - ответил он и удивленно поднял брови, когда я рассмеялся. Но
потом он и сам рассмеялся вслед за мной, взмахнул хлыстом и  пустил чалого в
галоп.

     6
     Можно было больше не торопиться. Даже если Моргауза  все-таки доберется
до Артура  раньше,  чем гонец, я  все равно уже не мог  тут ничего поделать.
Меня по-прежнему  беспокоило  сознание,  что  она  присвоила  себе священные
предметы, однако главная забота с моих плеч свалилась.  Моргауза не застанет
Артура врасплох,  она явилась сюда  по  его  вызову,  и с нею заложники - ее
сыновья. А может быть,  я смогу поговорить с ним прежде, чем он распорядится
судьбой Моргаузы и Мордреда. Я не сомневался, что Артур, лишь только  увидит
мой знак и  выслушает  послание, поспешит  мне навстречу. Кстати мне попался
королевский  гонец -  я  и в расцвете сил не потягался бы скоростью с  этими
лихими всадниками.
     И  Вивиану теперь тоже разыскивать  было не  к спеху. Этому я в глубине
души тоже радовался. Человеку страшно бывает испытывать судьбу  и убеждаться
в иных бесспорных  истинах.  Если бы я мог скрыть  от нее, что  я жив, я бы,
наверное,  так  и сделал. Мне хотелось хранить в памяти  ее  слова любви, ее
горе  о  моей кончине,  зачем  мне наблюдать  при  ясном свете дня,  как она
отшатнется от меня живого.
     Дальше  я ехал не спеша и к  исходу тихого  холодного дня  добрался  до
придорожной  корчмы, где и остановился. Других постояльцев там не оказалось,
чему я от души обрадовался.  Удостоверившись, что лошадь мою завели в стойло
и засыпали  ей корму,  я съел добрый ужин, приготовленный женой  хозяина, и,
рано улегшись в постель, без сновидений проспал ночь.
     Весь  следующий  день  я  не  выходил из  корчмы,  радуясь  возможности
отдохнуть. Заглядывали подкрепиться два или три мимоезжих путника,  скотогон
со  своим  стадом,  крестьянин  с  женой, возвращающиеся  с  ярмарки, гонец,
скачущий   на  северо-запад.  Но  вечером  я  опять   оказался  единственным
постояльцем и мог в одиночестве свободно греться у очага. После ужина хозяин
с женой ушли  спать, а я  остался один в  небольшой комнате под закопченными
стропилами.  Мое соломенное ложе придвинули для тепла  к самому очагу, рядом
сложили поленья, чтобы я мог поддерживать огонь.
     Но  я в ту  ночь даже  не  пытался  заснуть. Когда корчма погрузилась в
безмолвие, я  придвинул  к  огню скамейку,  подложив дров. Сбоку  над  огнем
кипела  вода  в чугуне, оставленная доброй хозяйкой, я развел кипятком вино,
не допитое  за  ужином, и принялся  отхлебывать понемногу,  прислушиваясь  к
голосам  ночи: шуршали, обгорая, дрова, трещало пламя, в тростниковой кровле
копошились крысы, из морозной ночной дали доносился крик совы, вылетевшей на
охоту. Немного погодя я отставил вино и закрыл глаза. Не знаю, сколько я так
просидел и  какие точно  молитвы воссылал  богу, но только  на  лбу  у  меня
выступил  пот  и  ночные  звуки,  завихрившись,  отодвинулись, затерялись  в
бескрайней,  щемящей тишине. Но вот наконец  сквозь опущенные веки заполыхал
свет, за светом - тьма, за тьмой - снова свет.
     * * *
     Много  времени прошло  с тех  пор,  как я  последний раз  видел большой
пиршественный зал в Камелоте. Теперь его обильно освещали восковые свечи - а
за  окнами  стояла  осенняя  тьма.  Пестрели при огнях  яркие наряды женщин,
искрились  драгоценные  доспехи  мужчин. Только что кончился ужин. Во  главе
стола, установленного  на  возвышении,  в кресле с  золотой  спинкой  сидела
прекрасная  Гвиневера. По  левую  руку  от  нее -  Бедуир.  Вид  у них,  мне
показалось, был уже не такой несчастный, как  прежде. Оба  весело улыбались.
Место короля по правую руку от королевы пустовало.
     Но  в тот самый миг, как сердце мое похолодело, оттого что  я не увидел
того, кого  так хотел видеть, он мне показался. Я увидел, как  он идет через
зал к дверям,  останавливаясь по пути, чтобы перекинуться словом с  гостями,
идет спокойный, улыбается, шутит, раз или два в ответ ему раздается смех. Он
идет, предшествуемый пажом, - значит, поступило какое-то важное  известие, и
король, призванный  делами,  ушел из-за  стола.  Вот  он у  парадного входа,
сказал что-то стражникам и, отослав  пажа, ступил  за  порог. У  крыльца его
дожидались два  солдата из  привратной охраны.  Между ними стоял человек. Он
был мне как будто знаком - я узнал в нем дворецкого Моргаузы.
     Человек сделал было шаг навстречу, но тут же растерянно  остановился  -
как видно, он не  ожидал увидеть Артура собственной персоной. Потом, победив
растерянность,  он  опустился  на  одно  колено  и   обратился  к  Артуру  с
приветствием, странно, на северный лад, выговаривая слова. Но король прервал
его:
     - Где они?
     -  У ворот, милорд. Госпожа  твоя сестра послала меня  испросить у тебя
аудиенцию прямо теперь же, в пиршественном зале.
     -  Я  повелел ей явиться  завтра  в Круглый зал. Разве она  не получила
моего повеления?
     - Получила, милорд.  Но она прибыла издалека и утомлена путешествием, а
также  обеспокоена, поскольку не ведает причины  твоего  вызова.  Ни она, ни
дети не смогут отдыхать, покуда не узнают твою  волю. Она привезла их сейчас
- всех пятерых - с собой и  молит, если будет на то твоя милость, чтобы ты и
королева приняли их...
     -  Хорошо,  я  приму  их,  но  не во дворце.  А  в караульне.  Ступай и
предупреди, чтобы ждала меня там.
     - Но, милорд...
     Однако возражения дворецкого  разбились о твердое молчание короля. Он с
достоинством поднялся  с колена,  поклонился Артуру  и в  сопровождении двух
стражников ушел во мрак. Немного помедлив, Артур последовал за ними.
     Ночь была безветренна и суха, подстриженные  деревца на террасах стояли
пушистыми от инея и  осыпались, когда  их задевала королевская мантия. Артур
шагал  медленно,  глядя себе под  ноги и  сумрачно  хмуря брови, чего он  не
позволял себе на  людях во дворце. Теперь  вокруг, кроме  охраны, никого  не
было.  Начальник  охраны приветствовал  его,  задал  вопрос.  Артур в  ответ
покачал  головой. И  пошел  дальше  один,  не  сопровождаемый  никем,  через
просторный дворцовый сад мимо часовни, вниз  по ступеням замолкшего фонтана.
Миновал  еще  одни  ворота,  кивнул страже  и  вышел  на  дорогу,  ведущую к
юго-западным воротам крепости.
     А я,  сидя у очага в отдаленной корчме, страдая от боли  в  глазах, ибо
видение,  словно  гвоздями,  пронзало мне  веки,  пытался,  как мог  внятно,
предостеречь его:
     - Артур, Артур, вот твой рок, семя которого ты  сам заронил в ту ночь в
Лугуваллиуме.  Эта  женщина  приняла твое семя,  чтобы породить тебе  врага.
Уничтожь  же их.  Уничтожь их  прямо сейчас.  Они  -  твой рок.  В  ее руках
священные  магические  предметы,  и  я  боюсь   за  тебя.  Уничтожь  их,  не
откладывая. Сейчас они в твоих руках.
     И он вдруг остановился на полпути. Вскинул голову, будто что-то услышал
в ночи.  От висящего  на  шесте  фонаря на лицо ему упал луч света. Оно было
неузнаваемо: мрачное, твердое, холодное. Лицо творящего суд и несущего кару.
Постояв так несколько мгновений, он рванулся с места, словно почуявший шпоры
конь, и решительно зашагал к главным воротам крепости.
     Они его  ждали, все шестеро.  Прибранные, в богатых одеяниях, на свежих
лошадях  под  богатыми  попонами. В свете факелов,  мерцали  золотые  кисти,
пестрели алые  и зеленые украшения на сбруе. Моргауза была в белом одеянии с
широкой полосой из серебра и мелкого жемчуга  по подолу, а поверх спускалась
длинная алая мантия, подбитая белым мехом. Четверо младших сыновей держались
сзади вместе  с  двумя слугами,  но Мордред  сидел  подле матери на стройной
вороной  лошади, побрякивая  серебряной  уздечкой, и  любопытством  озирался
вокруг . Он  не знает, подумал я, она ему не сказала. Черные бархатные брови
вразлет, неподвижно поджатые  губы, губы Морганы, твердо  хранящие  тайну. А
глаза - Артуровы и мои.
     Моргауза сидела в седле прямо и неподвижно. Капюшон  откинут на  плечи,
факел  освещает лицо,  застывшее, бледное,  но зеленые  глаза, полуприкрытые
длинными  ресницами,   лихорадочно   поблескивают,   мелкие   кошачьи  зубки
покусывают нижнюю  губу. Было  ясно, что под маской равнодушия  она скрывает
смятение и страх. Пренебрегши распоряжением Артурa, она, несмотря на поздний
час,  явилась со своей  свитой  в Камелот, когда  все находились  в парадной
зале,  -  должно  быть,  рассчитывала произвести впечатление, представ  пред
ступенями трона  со всем  своим монаршим  выводком, и,  может быть даже, при
всем честном народе, в присутствии королевы, в собрании вельмож  с супругами
объявить Мордреда сыном Артура. Как тогда поступит король? Лорды и  особенно
их  супруги,  уж конечно, примут  сторону вдовствующей  королевы с невинными
детьми. Но ее не пропустили дальше ворот, король вопреки придворным правилам
вышел к ней навстречу  один, и единственными свидетелями их разговора  будут
солдаты охраны.
     Артур приблизился и вошел в круг света, падающего от факела.  Не доходя
нескольких шагов, он распорядился:
     - Пусть подойдут.
     Мордред слез с лошади,  помог сойти  матери.  Слуги  взяли лошадей  под
уздцы  и  отошли.   Держа  двоих  сыновей  за   руки,  сопровождаемая  тремя
остальными, Моргауза приблизилась к королю.
     Это была их первая встреча после ночи в Лугуваллиуме, когда она послала
за ним  служанку  и та  привела его к ее ложу.  Тогда  он  был юным принцем,
пылким,  радостным,  опьяневшим  от первого боя,  а она -  хитрой  и опытной
женщиной двадцати  лет,  уловившей мальчика в двойные  тенета магии и ласки.
Теперь, несмотря на годы и пятерых сыновей, она еще не утратила окончательно
той красоты, что привлекала  к ней взоры мужчин и сводила их с ума. Но перед
ней стоял уже не желторотый простодушный мальчик, а мужчина в расцвете силы,
обладающий королевским даром безошибочно судить  и властью осуществлять свои
решения; и при всем том в его облике было нечто грозное, разрушительное, как
бы пригашенное пламя, готовое при легком дуновении вспыхнуть и все сокрушить
на своем пути.
     Остановившись перед ним, Моргауза, вместо глубокого реверанса, которого
можно  было  ожидать от просительницы,  взывающей  к милости и снисхождению,
опустилась  на  колени  и,  протянув  правую  руку,  заставила  и   Мордреда
преклонить колени  рядом с  матерью. Гавейн, по  другую сторону от Моргаузы,
остался  стоять, как и остальные мальчики,  с недоумением  переводя  взор  с
матери на короля  и обратно.  Их она не потянула за собой на  мерзлую землю;
они были заведомо дети Лота, широкие в кости,  румяные лицом, с нежной кожей
и рыжими волосами  матери. В чем бы ни  был виноват перед королем Лот, Артур
не взыщет его вины с детей. А вот старший, подменыш, с узким лицом и черными
глазами, которые передавались в королевском роде, начиная от Максена... этот
оказался на коленях, но, высоко вскинув голову, стрелял взглядом,  казалось,
одновременно во все стороны. Моргауза заговорила - высокий нежный  ее  голос
ничуть не изменился.  Что она говорила, я разобрать не  мог. Артур стоял как
каменный.  Похоже, что он не слышал  ни  единого слова.  На нее он почти  не
смотрел,  глаза  его  были  неотступно  устремлены на  сына.  Она заговорила
настойчивее,  я уловил  слова "брат" и "сын". Артур стал прислушиваться, все
так  же с каменным  лицом. Я чувствовал,  как слова летят  в  него,  подобно
копьям. Вот Артур  сделал шаг вперед,  протянул руку. Она вложила в нее свою
ладонь,  и  он  за руку  поднял ее  с земли.  Я заметил облегчение на  лицах
мальчиков  и сопровождавших ее  людей.  Руки  слуг не выпустили  мечей,  они
нарочито не прикасались к  оружию, но  общее настроение  было  такое,  будто
опасный миг миновал. Двое старших мальчиков, Гавейн и Мордред, переглянулись
за спиной матери, и я увидел, что Мордред улыбается. Теперь они ждали, чтобы
король наградил их мать поцелуем мира и дружбы.
     Но этого не  произошло. Он  поднял ее,  сказал что-то и отошел с  нею в
сторону.  Мордред повел вслед за  ними головой,  точно охотничий пес. Король
сказал, обращаясь к мальчикам:
     -  Добро  вам  пожаловать  ко двору.  А теперь  отойдите к  караульне и
подождите там.
     Они подчинились. Мордред, отходя,  еще раз оглянулся на мать. И я опять
увидел на ее  лице страх  под маской  равнодушия. Она, должно  быть, сделала
какое-то  распоряжение,  потому  что  со  стороны  караульни к  ним  подошел
дворецкий,  держа  в  руках  ларец,  привезенный  из  Сегонтиума. Магические
атрибуты могущества - невероятно, но  она, оказывается, предназначала их для
короля,   надеялась  сокровищами  Максена  купить  себе   милость  Артура?..
Дворецкий опустился на колени у ног короля.  Откинул крышку ларца. Свет упал
на его содержимое.
     Я видел все, видел так  ясно,  словно стоял рядом с  Артуром.  Серебро,
изделия  из  серебра  -  кубки,  браслеты,  гривна  из  серебряных  пластин,
украшенных  плавными прихотливыми узорами, какими  ювелиры севера  заклинают
магические силы.  Но священных  предметов, завещанных Максеном, там не было:
ни  чаши-Грааля,  изукрашенной  изумрудами,  ни  копейного  наконечника,  ни
выложенного сапфирами и аметистами блюда. Артур едва взглянул на драгоценный
дар.  Дворецкий,  пятясь,  удалился,  а король обернулся к Моргаузе, оставив
открытый ларец на мерзлой земле.  И как  он пренебрег ее даром, точно так же
он словно пропустил мимо ушей все, что она ему раньше наговорила. Теперь его
голос зазвучал для меня вполне внятно:
     -  Тебе,  наверно, не ясны  причины, по  которым  я призвал тебя. Но ты
поступила  разумно,  что не ослушалась. Главная причина  - твои  сыновья, об
этом  ты, я  думаю,  догадалась,  Однако за них тебе нет нужды опасаться.  Я
обещал,  что ни одному не будет причинен вред, и  свое  слово не  нарушу. Но
тебе я охранной грамоты не давал. Так  что тебе лучше бы повиниться и молить
о милости. Но какой милости можешь ожидать ты, убившая Мерлина?  Ведь это ты
дала ему яду и этим привела его в конце концов к смерти.
     Этого  она  не  ожидала. Она  в  голос ахнула,  вскинула белые  ладони,
поднесла к горлу. Но совладала с собой, опустила руки. И спросила:
     - Кто сказал тебе эту ложь?
     - Это не ложь. Умирая, он сам обвинил тебя.
     - Он всегда был мне врагом!
     -  И  кто  возьмется  утверждать,  что  он был  не прав? Ты знаешь свои
преступления. Или ты их отрицаешь?
     -  Разумеется, отрицаю! Он всю  жизнь меня  ненавидел. И тебе известно,
почему. Он не желал ни с кем делить свою власть над тобой. Мы согрешили - ты
и я, но согрешили в неведении...
     -  Тебе,  как  женщине умной, об этом  лучше бы не  поминать, -  сухо и
холодно произнес он. - Ты не  хуже меня знаешь, какой грех  содеян и почему.
Так что  об  этом, если ты рассчитываешь на милость и снисхождение, лучше не
заговаривай.
     Она покорно понурилась,  сплела украдкой пальцы. И проговорила  ровным,
тихим голосом:
     - Ты прав,  господин мой. Мне не следовало этого говорить.  Впредь я не
буду  донимать тебя  воспоминаниями. Я исполнила твою волю  и привезла  тебе
твоего сына. И полагаюсь на твою совесть и на твое сердце - поступи с ним по
справедливости. Уж он-то ни в чем не повинен, этого ты не станешь отрицать
     Он ничего  не  ответил.  Она приступила снова, почти по-старому, поводя
блестящими глазами:
     -  Что же  до меня самой, признаю, что повинна в неразумии. Обращаюсь к
тебе, Артур, как сестра, которая...
     - У меня две сестры, - прервал  он ее жестко. - Недавно и другая сестра
сделала попытку предать меня. Так что не говори мне о сестрах.
     Она вскинула голову. От  заискивающей кротости  не  осталось и  следа -
теперь с ним опять говорила королева:
     - В таком случае, я могу обращаться к тебе лишь как мать твоего сына.
     -  Ты  находишься  здесь  только  как убийца человека, который  был мне
больше чем отец. Помимо этого, ты для меня - никто. По этой причине я тебя и
призвал и за это буду тебя судить.
     - Но он искал моей погибели. И хотел, чтобы ты убил родного сына.
     - Это ложь, - произнес король. - Он не дал мне убить вас обоих. Я вижу,
ты поражена. Когда я узнал о рождении этого ребенка, моей первой мыслью было
послать кого-нибудь,  чтобы убил его. Но, как помнишь,  тогда  меня опередил
Лот... И именно  Мерлин заступился тогда передо мной за младенца,  поскольку
он - мой родной сын. - Неожиданно голос его дрогнул. -  Но теперь его с нами
нет,  Моргауза. Теперь он  за тебя  не  заступится.  Ты  думаешь,  почему  я
отказался принять тебя во дворце, в присутствии  королевы и рыцарей? Ты ведь
именно этого хотела, верно? Ты, с твоим сладким голосом  и умильным видом, в
окружении  четырех румяных  сыновей  Лота  и этого, старшего,  черноглазого,
поражающего фамильным сходством...
     - Он не сделал тебе ничего плохого!
     -  Верно,  не сделал.  Теперь слушай, что я  тебе  скажу. Твоих четырех
сыновей, рожденных от Лота, я у тебя отниму, они  будут жить и воспитываться
в  Камелоте.  Я  не  могу  оставить  их на воспитание  тебе,  чтобы  выросли
предатели и ненавистники своего короля. Что же до Мордреда,  то он-то передо
мной ничем не провинился, но я перед ним виноват жестоко, и ты -  тоже. Я не
желаю прибавлять к  моей прежней вине новую. Меня предостерегли против него,
но человек должен поступать по справедливости, даже и во вред себе. Да и кто
может верно разгадать знамения богов? Мордреда ты тоже оставишь у меня.
     - Чтобы ты убил его, как только я уеду?
     - Даже если бы и так, разве ты можешь не подчиниться?
     - Ты сильно изменился, мой брат, - ядовито прошипела она.
     Губы его, впервые за весь разговор, тронуло подобие улыбки.
     - Говори что  хочешь. Не знаю,  послужит ли это тебе утешением, но могу
тебя уверить:  его  я не убью. А вот тебя,  Моргауза,  за  то,  что ты убила
Мерлина, лучшего из мужей в этом королевстве...
     Но тут его  прервали. Со стороны караульного  помещения послышался стук
копыт, оклик охраны, задыхающийся голос произнес ответное слово, и ворота со
скрипом  и  грохотом отворились.  Всадник  на  взмыленном коне  подскакал  и
остановился  возле короля.  Конь опустил  голову, весь дрожа мелкой  дрожью.
Гонец соск