евреев,  которые  держались
особняком. У Алисы не было компаньонки ее возраста, к тому  же  все  дни
она проводила, посещая  места  паломничества  и  отправляя  требы,  и  в
постель ее отправляли вскоре после ужина. И потому Ансерусу и  в  голову
не приходило, что ей может понадобиться что-то еще, чтобы заполнять свои
часы, если он даже и задумывался об этом  (чего,  разумеется,  поскольку
Алиса была девочкой, не делал). Когда он думал о ней - а он был  любящим
отцом, - он предполагал, что его дитя получает  наилучшую  из  возможных
подготовку к жизни, которую ей предстоит прожить. Перед  девушкой  вроде
Алисы лежало два пути: она  выйдет  замуж  за  подходящего  человека  по
выбору отца и станет рожать ему детей или она пострижется в  монахини  и
удалится в  монастырь,  чтобы  стать  целомудренной  и  святой  невестой
Христовой.
   Каким бы набожным он ни был, герцог  склонялся  к  первому  пути  для
своей дочери. Его прекрасному небольшому поместью в Регеде с его розовым
замком - Arx Rosea, как он звался на старых картах,  -  прикорнувшему  в
излучине реки Иден, однажды понадобится  новый  хозяин  и  наследник  и,
разумеется, внучка или две будут также весьма желанны.  Если  уж  на  то
пошло, просто восхитительны. Так что иногда, глядя, как в  церкви  подле
него юное лицо, подобное цветку, восторженно поднимается к  Господу,  он
спрашивал себя, не толкает ли он ее - очертя голову и слишком рано  -  в
объятия Церкви.
   Ему не было нужды терзаться. Будь дитя не столь умно или обладай  оно
не столь богатым воображением, возможно, так бы и произошло.  Но  Алиса,
хотя  и  безоговорочно  верившая  во  все  истории,  прониклась   верой,
существовавшей на самом простом - и самом  глубинном  -  уровне.  Она  с
легкостью смогла принять  святых  апостолов,  святых  и  самого  Господа
Иисуса, как людей, которые ходили по этому городу и творили  здесь  свои
чудеса - волшебство они или символ веры,  какая  разница?  -  и  которых
вполне возможно будет встретить здесь  когда-нибудь  снова.  Разумеется,
Распятие имело  место,  но  для  паломников  самым  притягательным  было
Воскресение, счастливый конец, как в столь любимых Алисой сказках.
   Сказочный Иерусалим окружал ее  своей  жизнью,  возбуждал  и  вызывал
любопытство. Здесь  столько  всего  происходило,  столько  всего  стоило
посмотреть; тщательно орошаемые сады (подумать  только,  а  дома  вместо
каналов дождь!); башни, где гнездились аисты и вокруг которых весь  день
щебетали и вычерчивали зигзаги ласточки; ящерицы и крохотные  скорпионы,
разноцветные птицы (пять за два  фартинга?);  верблюжата,  семенящие  за
своими матерями по узким сукам, товары на продажу в лавках, целые  улицы
медников, ткачей с их коврами, продавцов тканей; дети, играющие в грязи;
закутанные в бурнусы всадники на прекрасных лошадях.
   А что же Иисус, который тоже так любил Иерусалим?
   Однажды Он вернется сюда, пройдет по этим улицам, рассматривая  новые
постройки, проповедуя народу, останавливаясь поговорить  с  детьми;  она
только надеялась, что это случится, когда они  с  отцом  будут  здесь  в
паломничестве.
   Случаев представится множество. Герцог, знала она, дал обет  примерно
раз в три года совершать паломничество ради спасения души.
   И три года спустя, когда ей было восемь  и  она  вернулась  вместе  с
отцом в Иерусалим, это случилось.
   Он появился в узком мощенном камнем  переулке,  тянувшемся  за  самой
стеной сада.
   Вилла Лентула располагалась на краю города,  а  за  ней  простирались
поля - то,  что  здесь,  в  Святой  Земле,  называлось  полями:  участки
каменистой земли, весной - с  редкими  травинками,  немощными  белыми  и
желтыми цветами, похожими на маргаритки, и красными  анемонами,  которые
отец называл лилиями полей. Летом тут не было ни  травы,  ни  цветов,  и
пастухи в поисках пастбищ уводили отары все дальше и дальше к горам.
   Именно это и делал этот человек - в воображении Алисы уже  Иисус.  Он
шагал по улицам города в окружении  учеников,  обращаясь  к  народу;  он
медленно продвигался по переулку, ведшему из города, и овцы льнули к его
коленям. В одной руке у него был пастуший посох с крюком,  а  на  плечах
лежал ягненок, свешивавшиеся  ноги  которого  он  придерживал  свободной
рукой.
   Добрый Пастырь.
   Алиса узнала картинку, которую столько раз видела, хотя  сам  молодой
человек очень мало походил на росписи и занавеси  в  церквях.  Даже  для
восьмилетней девочки, в глазах которой  тридцать  -  это  уже  почтенный
возраст, а сорок - так просто дряхлость, этот человек  казался  молодым.
Никаких светлых золотых волос и аккуратной  маленькой  бородки,  никаких
белых  одежд  и,  уж  конечно,  никакого  нимба.  Просто  худой   юноша,
темноволосый и темноглазый, и  на  щеках  у  него  тень  от  трехдневной
щетины, и одет он в коричневый кафтан,  подпоясанный  красной  с  узлами
веревкой. Ноги его были босы.
   Овцы блеяли и жались к его ногам. Он увидел Алису, примостившуюся  на
верхушке садовой стены в тени тамариска, и, подняв голову, улыбнулся.
   Это решило все дело. Слегка задыхаясь, хотя на палящем  солнце  среди
шума и запаха овец повсюду невозможно было испытать благоговение,  Алиса
сказала:
   - Так, значит, ты вернулся! Я знала, что ты вернешься!
   Он остановился, опершись на посох. Ягненок  у  него  на  плече  издал
жалобное "мэ-э-э",  юноша  наклонил  голову  и  успокаивающе  потерся  о
курчавую шерсть щекой.
   - Я часто хожу этим путем.
   Хотя говорила она по-латыни, ответил он ей на родном ее языке, но что
удивительного в этом? Разумеется, Он так бы и сделал.
   - Кто ты, юная дева?  -  спросил  он.  -  Ты,  думаю,  здесь  гостья,
паломница в моем городе. Должно быть, он совсем непохож на  родную  твою
Британию. Как тебе понравилось здесь, в земле, которую вы зовете святой?
   - Понравилось, очень понравилось. Но я хотела бы  знать...  -  начала
Алиса, потом ее внезапно охватила обычно чуждая ей робость. Что на самом
деле можно сказать тому, кто восстал из мертвых, в том самом городе, где
его так жестоко убили? Сглотнув, она молчала.
   - Ты хотела бы знать... - подсказал он.
   У него были очень добрые глаза, которые все еще улыбались, но девочка
обнаружила, что совершенно неспособна задать свои вопросы.
   - О, все дело в овцах, - быстро нашлась она. - У них длинные  ноги  и
смешные унылые уши. Они совсем не похожи на наших. А те, что есть у  нас
дома в Регеде, они  особенные.  Они  маленькие,  с  мохнатыми  ногами  и
голубоватой шерстью, и всю зиму они проводят на склонах холмов.  Нам  не
нужно перегонять отары, как это делаете вы. Там,  где  мы  живем,  травы
всегда вдоволь.
   - Я кое-что знаю о вашей стране. - Конечно, знает. -  Она,  наверное,
прекрасна во все времена года.
   - Да. У нас очень красиво.  Ты  ведь  придешь  к  нам  однажды?  Люди
говорят, когда-нибудь...
   - Госпожа Алиса? Госпожа Алиса?
   Это  в  их  разговор  вторглась  Мария,  ее  кормилица,  только   что
пробудившаяся от легкого сна на солнышке и обыскивавшая  сад  в  поисках
своей подопечной.
   - Надеюсь, когда-нибудь это случится, - ответил пастух  и,  подняв  в
прощальном жесте руку, отвернулся.
   Соскользнув со стены, Алиса  побежала  навстречу  кормилице,  которую
повергла в изумление своим примерным поведением весь остаток дня.

Глава 6

   - Замечала ли  ты,  -  сказала  однажды  Алиса,  которой  минуло  уже
одиннадцать зим и которая была настолько хороша собой, насколько  вправе
быть девочка ее лет - уже не милое дитя, но еще и не юная  дева,  -  что
мой отец всегда заговаривает о  душе,  когда  северный  ветер  наполняет
замок сквозняками?
   Она обращалась к своей служанке Мариамне, которая только  усмехнулась
в ответ.
   - Что тут скажешь, хуже были бы суровые мысли,  когда  дует  ветер  с
юга. А так путь нас  ждет  быстрый  и  легкий,  и  к  концу  апреля  мы,
благодарение Господу, будем греться  на  солнышке!  Хорошо  будет  вновь
оказаться дома.
   Мариамна была родом из селения в каких-то двух милях от Иерусалима. В
услужение в дом герцога она попала в прошлое  паломничество  Ансеруса  с
дочерью в Святую Землю.
   - Это было чудесно, правда? -  Алиса  коротко  вздохнула.  -  Путь  в
Иерусалим был лучше всего - тебя, правда, с нами  тогда  не  было,  -  и
погода стояла прекрасная,  и  столько  мест  мы  повидали  -  и  Рим,  и
Тарентум, а потом мы еще задержались у родни моей матери  в  Афинах.  Ты
ведь видела Афины на обратном пути. И само паломничество...  Разумеется,
в Иерусалиме чудесно, хотя там и нечего делать, кроме... Я хочу сказать,
я знаю,  что  в  паломничество  отправляются  ради  спасения  души,  вот
только... - Незаконченная фраза угасла с чем-то, очень похожим на вздох.
   Рука Мариамны на мгновение застыла над работой  -  служанка  вышивала
своей госпоже новую сорочку. Игла сверкнула в луче солнца, на  удивление
яркого для марта, выходивший на  южную  сторону  покой  Алисы  согрелся.
Впрочем, Мариамну, хоть она и  провела  три  года  в  северных  странах,
холодок британской зимы все еще пробирал до костей.
   - Только? - подстегнула она.
   - Ох, дело в том, что мне не хочется  уезжать  из  дому  перед  самым
приходом весны. Погляди, что мы  теряем:  уже  показались  первоцветы  и
примулы, а моя лошадка должна в июне ожеребиться. Но, думаю,  мы  успеем
вернуться к этому времени.
   - Вернуться домой к, июню? Как  можно?  Ты  успела  забыть,  госпожа?
Только путешествие по морю заняло Господь  знает  сколько  недель,  а  я
помню их все до единой, так мне было дурно. Нам ни за что не быть дома к
июню.
   Встав с кресла, Алиса подошла к окну. Косые солнечные лучи падали  на
широкий каменный подоконник, и запахи ранней весны - земли,  и  сосновой
смолы, и набухающих почек, и нарождающейся зелени -  с  легким  ветерком
влетали в окно.
   Алисе  подумалось,  что  она  различает  даже  запах  талого   снега:
небольшие талые сугробы еще упорно цеплялись за жизнь в  тени  деревьев.
Она с улыбкой повернулась к девушке. Несмотря на разницу в  возрасте,  а
Мариамна была на четыре-пять весен старше Алисы, именно Алиса, с  самого
рождения хозяйка Замка Розы и всех прилегающих к нему  земель,  зачастую
казалась старшей из них.
   - Прости, Мариамна. - Голос Алисы звучал мягко,  будто  это  взрослый
утешал расстроенное дитя. - Я все думала, как лучше тебе это рассказать.
Мой отец не собирается в этом году в Иерусалим. Он говорил  об  этом  со
мной вчера. Все сходится на том, что даже морем, путь туда будет слишком
опасен. В Риме нельзя будет остановиться, поскольку их император стал на
сторону бургундцев, и из Афин не приходило вестей со смерти моей  бабки.
Мне очень жаль. Мне самой бы хотелось снова побывать в Иерусалиме,  и  я
знаю, как ты ждала того часа, когда увидишь свой дом.
   Девушка была передана в услужение за должное вознаграждение и  потому
- неофициально, но на деле - оказалась на Севере на положении почти  что
рабыни. И потому Мариамна как никто понимала, что ее ожидания  никто  не
станет брать здесь в расчет  и  что,  сочувствуя  ей,  Алиса  выказывала
доброту, какую редко встретишь в других домах. С терпением, каковое было
одной из сильных черт ее  народа,  она  не  проронила  ни  слова,  но  в
молчании вновь склонилась над работой.
   - Если все переменится, - продолжала Алиса, -  я  уверена,  мы  вновь
поедем в Святую Землю. И обещаю тебе, что позабочусь о том, чтобы  и  ты
поехала со мной.
   - Невелика важность, моя госпожа. Ты и  так  слишком  добра  ко  мне.
Правду сказать, я вполне здесь счастлива. - Игла снова помедлила.  -  Но
ты говорила... Мне показалось,  ты  сказала,  что  господин  мой  герцог
задумал отправиться в дальний путь? Ради спасения души,  ты  сказала?  И
что вы можете вернуться домой к июню? Но куда  можно  поехать  на  такое
столь малое расстояние? Да,  конечно,  на  Столовой  горе  живет  святой
отшельник и есть еще Гиблая часовня, где хранился поднятый из камня  меч
Верховного короля, но это место, хотя  и  зовется  часовней,  совсем  не
христианский храм и твой отец туда не поедет. И  едва  ли  речь  идет  о
поездке в монастырь, где похоронена твоя госпожа мать, -  какое  же  это
паломничество, правда? Сколько до тех мест? Девять миль?
   Десять? Так куда же ехать, кроме Иерусалима?
   Алиса рассмеялась.
   - Вот то же самое говорила и я. Лишь одно место  -  центр  Вселенной:
для тебя - Иерусалим, а мне - Замок Розы! Но обе мы отправляемся в Тур.
   - В Тур? Где это?
   - В Галлии. В землях короля Хлодомера, у  самых  южных  их  пределов.
Столица короля - Орлеан, но отец говорит, что и  Тур  -  хороший  город.
Стоит он на широкой реке, которая зовется Луарой и течет  по  прекрасной
долине, притом очень богатой. Правда, чудесно? А еще  отец  сказал,  что
старая королева - мать нынешнего короля - проводит  там  много  времени,
она очень набожна,  так  что  стол  и  кров  для  пилигримов  там  почти
роскошные. Хотя, разумеется, такое не принято брать в расчет.
   - Разумеется, - степенно согласилась  Мариамна.  -  И  если  это  так
далеко к югу, там, может статься, даже тепло.
   Так что же влечет добрых христиан в город Тур?
   - Рака святого Мартина. Он, по-моему, был  епископ,  -  неопределенно
сказала Алиса. - Во всяком случае, после смерти  он  сотворил  множество
чудес. Отец мне мало что рассказал, но он говорил, что там  был  окрещен
старый король, Хлодвиг, отец Хлодомера. Он  дал  обет,  что  окрестится,
если одержит победу в какой-то там битве. Королева Клотильда  сама  была
христианкой, и это она его уговорила. Не знаю, с кем он  сражался,  отец
говорит, в тех землях вечно воюют.
   На самом же деле герцог рассказал дочери немало.
   Опасения, что смерть короля Хлодвига  вызовет  смуту  на  континенте,
оправдались сполна. Как то было в обычае салических франков ("неразумном
обычае,  на  наш  взгляд",  не  преминул   заметить   Ансерус),   земли,
завоеванные Хлодвигом за жизнь,  полную  сражений,  и  объединенные  под
единым  правлением,  после  смерти  его  были  разделены  меж   четырьмя
сыновьями.  Старший  Теодерик,  сын  одной  из   королевских   наложниц,
унаследовал обширную территорию на севере; Хлодомер, законный наследник,
получил плодородные земли в долине Луары; Хильдеберт, третий  сын,  взял
себе широкую полосу побережья  от  Луары  до  Шельды,  в  то  время  как
четвертый сын, Лотарь, был пожалован землями к северу от реки  Соммы,  а
также частью Аквитании. Раздел был далеко не равным, и последовавшие  за
ним ссоры братьев сделали путешествия по франкским землям опасными  даже
для паломников.
   - Если не  считать  Орлеанского  королевства  Хлодомера,  там  вполне
безопасно, - продолжал Ансерус. - Он христианин, во  всяком  случае,  на
словах, и дороги паломникам открыты. На деле, им даже оказывают радушный
прием. Королева Клотильда, вдова Хлодвига, подолгу живет  в  Type.  Если
будет она там одновременно с нами, я, надеюсь,  смогу  представить  тебя
ей. - Он улыбнулся. - Нет, не смотри так взволнованно, дитя,  радости  в
том мало. Помни, эти франки - суровый и буйный народ, что живет  войной.
Христиане или нет, они не остановятся и перед убийством, будь оно им  на
руку. Благодари Господа, что наше звание послужит  нам  защитой,  но  не
ожидай увидеть там Камелот.
   "Хотелось бы мне, - мечтательно подумала Алиса, - чтобы  какой-нибудь
епископ или другой достойный человек умер и творил после смерти чудеса в
Камелоте, тогда мы смогли бы туда отправиться".
   Но вслух она этого не произнесла.

Глава 7

   Город Тур открылся им на закате сырого и ветреного апрельского дня.
   Франкскому  городу  далеко  было  до  Камелота.  Мрачная  королевская
крепость была возведена из серого камня. Жавшиеся к  ее  подножию  дома,
которые, казалось, будто  съежились  в  страхе,  в  лучшем  случае  были
наполовину каменными, наполовину деревянными, а в худшем - были  сложены
из  торфяных  кирпичей  и  покрыты  подтекающими  соломенными   крышами.
Огибавшая город величественная широкая  река  была  тоже  серой,  и  под
низким сводом безрадостного неба по  ней  перекатывались  белые  буруны.
Трудно  было  даже  представить   себе   что-то   более   непохожее   на
розово-красное  очарование  замка  Ансеруса  или  опаленное  солнцем   и
осыпающееся от времени великолепие Иерусалима. Но странноприимный дом на
противоположном от города берегу реки построен был  ладно  и  крепко,  и
внутри было сухо. Усталых путников встретили огнем в  каминах,  мясом  и
красным вином, лучшим, чем все то, что они до сих пор пробовали в  пути.
Герцог, испытавший лишь  благодарность,  что  его  не  ожидает  гонец  с
повелением явиться ко двору, удалился в свою комнату сразу после  ужина,
а с ним отправились ко сну и его истомленные дорогой спутники.
   На следующее утро дождя как не бывало, солнце стояло высоко в небе, и
через покрытую рябью голубую реку городок казался если не  великолепным,
то, во  всяком  случае,  привлекательным  -  с  расцветающими  плодовыми
деревьями меж Домов  и  людьми,  спешившими  через  мост  над  рекой  на
утренний рынок. Был тут даже позолоченный шпиль, поблескивавший в  лучах
весеннего солнца, и на стене цитадели развевался штандарт - верный  знак
того, что город посетили своим присутствием или сам король,  или  старая
королева, его мать.
   И в самом деле, приглашение на аудиенцию прибыло в тот самый  момент,
когда Ансерус с дочерью сидели за завтраком. Королева  Клотильда  держит
двор в Type и примет герцога и госпожу Алису, его дочь, как они вознесут
первые свои молитвы у раки  святого,  после  чего  она  будет  счастлива
видеть их гостями под своим кровом во все время их пребывания в  городе.
По словам гонца, королева решила поселиться не в  самой  крепости,  а  в
своем дворце неподалеку от города.
   Эскорт сопроводит туда приглашенных.
   На первый взгляд  путников,  "дворец"  разочаровал  их  так  же,  как
разочаровали их вчера едва различимые за  пеленой  дождя  серые  силуэты
Тура.
   - Дворец? Да это всего лишь ферма! - сказала Алиса Мариамне, чей  мул
неторопливо трусил подле пони хозяйки.
   Говорила Алиса тихо, чтобы ее  слова  случайно  не  расслышали  воины
посланного им эскорта, и все же это не помешало ей с сомнением поглядеть
на бледно-желтый вышитый подол ее лучшего платья. - И почему я только не
взяла крепкие толстые башмаки вместо этих  туфелек!  Думаю,  сюда  мы  и
едем, но ты уверена, что гонец сегодня утром произнес слово "дворец"?
   - Да, - так же вполголоса отозвалась Мариамна, которая до  того,  как
впервые увидела Замок Розы, конечно, сочла постройки перед ними если  не
дворцом, то уж жильем весьма богатым. - Но смотрится приятно,  будто  мы
за городом. Чего не скажешь о городе!  Кругом  полно  нищих,  несчастные
создания! Я и носа на улицу не показала бы без эскорта,  который  бы  их
отгонял. И какая вонь на улицах!
   Поскольку в этот  момент  они  подъезжали  к  узкой  мощеной  дороге,
похожей на деревенский проселок у них дома, движение их было остановлено
стадом свиней, которых гнали из леса. Алиса рассмеялась.
   -  Думаю,  где  живет  королева,  там  и  дворец.  В  конце   концов,
королевское присутствие делает хижину дворцом. Но как хочется надеяться,
что полы там будут чистые!
   Королева  Клотильда,  вдова  великого  короля  Меровингов   Хлодвига,
придала бы королевское достоинство и свинарнику. Вполне возможно, это  и
произошло, поскольку коровники и хлева, принадлежащие усадьбе, каковой и
оказался "дворец", располагались не так уж далеко от залы, где принимали
герцога и его свиту. Это было большое вытянутое помещение, в котором еще
сохранилась следы его римского происхождения: пол  был  мозаики  хорошей
работы, настенные  занавеси  -  в  ярких,  приятно  поблекших  тонах,  а
четвертая стена зала была открытой - и череда арок уводила во внутренний
двор с вазонами  с  цветами  и  апельсиновыми  деревьями,  расцвеченными
плодами, соцветьями и чудесным б