ничего  не  сказал.  Королева
кивнула.
   - Я думала, ты забыл. Тогда  позволь  мне  тебе  напомнить,  сын  мой
Мордред. Я ведьма. Я напоминаю тебе об этом и о проклятье, что я некогда
наложила на Мерлина, который тоже посмел поносить меня за  ту  беспечную
ночь любви. Он, как и ты, позабыл, что  для  того,  чтобы  зачать  дитя,
потребны двое.
   Мордред шевельнулся.
   - Ночь любви и роды еще не делают женщину матерью, госпожа. Я большим
обязан Суле и Бруду. Я уже сказал, что не обязан тебе ничем. Это не так.
Я обязан тебе их смертью. Их ужасной омерзительной смертью. Ты их убила.
   - Я? Что это еще за глупость?
   - К чему отпираться? Мне давным-давно следовало бы  это  заподозрить.
Но теперь я знаю. Габран перед смертью сознался.
   Это ее потрясло. К  своему  удивлению,  Мордред  сообразил,  что  она
ничего не знает. Краска прилила к ее щекам, потом  снова  спала.  Теперь
королева была очень бледна.
   - Габран мертв?
   - Да.
   - Как?
   - Я убил его, - с удовлетвореньем ответил Мордред.
   - Ты? За это?
   - За что же еще? Если это причиняет тебе горе.., но  вижу,  что  горю
здесь нет места. Если б ты спросила о нем, тебе бы все рассказали.  Тебе
нет дела даже до его смерти?
   - Ты говоришь как  глупый  несмышленый  птенец.  Какой  мне  толк  от
Габрана здесь? Да, как любовник он был хорош, но  Артур  ни  за  что  не
позволил бы  ему  последовать  за  мной  сюда.  Это  все,  что  он  тебе
рассказал?
   - Это все, о чем его спрашивали. Так он совершал для  тебя  и  другие
убийства? Это он поднес Мерлину яд?
   - Это было много лет назад. Скажи мне, старый чародей уже  говорил  с
тобой? Это он навел на тебя  чары,  чтобы  ты  переметнулся  на  сторону
Артура?
   - Я не говорил с ним. Я почти его не видел. Он вернулся в Уэльс.
   - Тогда, может, твой отец Верховный король, - она  не  выговорила,  а
выплюнула эти слова, - который был столь откровенен с тобой,  может,  он
рассказал о том, что предрек Мерлин? Какова будет твоя судьба?
   Во рту у Мордреда пересохло, но он все же ответил:
   - Ты сказала мне. Я все помню. Но все, что ты рассказывала мне тогда,
обернулось ложью. Ты сказала, он враг  мне.  Это  была  ложь.  Все  твои
слова,  все  ложь!  И  Мерлин  не  враг  мне!  Все   эти   разговоры   о
пророчестве...
   - Чистая правда. Спроси его.  Или  спроси  короля.  Или,  еще  лучше,
спроси самого себя, Мордред, почему я сохранила тебе жизнь. Да,  теперь,
вижу, ты понимаешь. Я берегла тебя потому, что тем самым  я  в  конечном
итоге отомщу и Мерлину, и Артуру, который презрел меня.  Слушай.  Мерлин
предвидел, что ты принесешь Артуру погибель. Из страха он  прогнал  меня
от двора и отравил мысли Артура своими наветами. Но с того дня, сын мой,
я делала все, что зависело от меня, чтобы приблизить эту  самую  роковую
погибель. Не только родила тебя, но и увезла от жаждущего убийства Лота,
а еще - я обновляла во тьме проклятие  каждое  затмение,  каждую  смерть
луны, с того дня, когда  меня  изгнали  от  двора  моего  отца,  обрекли
проводить юные годы в дальнем, холодном уголке королевства,  меня,  дочь
Утера Пендрагона, воспитанную среди роскоши и веселья...
   Тут он прервал ее. Из всей ее речи он расслышал только одно:
   - Я принесу погибель Артуру? Как? И услышав нотку мольбы и  страха  в
его голосе, королева заулыбалась.
   - Даже если б я знала, едва ли я сказала бы это тебе. Но я  не  знаю.
Не знал этого и Мерлин.
   - Если это правда, почему он не  приказал  умертвить  меня?  Губы  ее
презрительно искривились.
   - Его мучила совесть. Ты был сыном Верховного  короля.  Мерлин  любил
говорить, что боги свершают свою волю неведомыми нам путями.
   Снова молчанье. Наконец Мордред медленно произнес:
   - Но в этом деле они, похоже, свершат все руками человеческими. Моими
руками. А я уже и сейчас могу сказать тебе, королева  Моргауза,  что  не
навлеку погибель на короля!
   - Как сможешь ты этого избежать, если ни ты, ни я, ни даже Мерлин  не
знаем, как и откуда нанесен будет удар?
   - Я знаю, что он будет нанесен мной или через  меня!  Ты  думаешь,  я
стану в бездействии ждать этого? Я найду выход!  И  снова  в  голосе  ее
зазвучало презренье:
   - К чему разыгрывать такую преданность? Ты хочешь сказать мне, что ни
с того ни с сего ты его любишь? Но в тебе нет ни любви, ни  преданности,
Мордред. Смотри, как ты повернулся против  меня,  а  ведь  ты  собирался
служить мне до конца своих дней.
   - Нельзя строить на склизких камнях! - яро запротестовал он.
   Теперь она уж точно улыбалась.
   - Если гнилая я, то ты - плоть от плоти моей,  Мордред.  В  тебе  моя
кровь.
   - И его!
   - Сын - слепок со своей матери.
   - Не всегда! Остальные твои дети - слепок с их  родителя,  достаточно
на них посмотреть. Но во мне никто не признает твоего сына!
   - Но ты такой же, как я. А они нет. Они отважны, они красивые  воины,
но разума у них все равно что у дикого скота. Ты - сын ведьмы,  Мордред,
это у тебя коварный и ловкий язык и змеиное жало, и  разум,  плетущий  в
темноте свои замыслы. Мой язык. Мое жало. Мой разум.  -  Она  улыбнулась
медленной кошачьей улыбкой. - Меня могут держать в  заточении  до  конца
моих дней, но теперь брат мой Артур пригрел у себя на груди другую змею,
сына с разумом его матери.
   Холод пробрал его до самых костей.
   - Это не правда, - хрипло проговорил он. - Ты  не  сможешь  отомстить
ему моими руками. Я никому ничем не обязан. Я не причиню ему вреда.
   Королева  вновь  подалась  вперед,  говорила  она  мягко  и  все  еще
улыбалась:
   - Мордред,  послушай  меня.  Ты  еще  молод  и  не  знаешь  жизни.  Я
ненавидела Мерлина, но старик никогда не ошибался.  Если  Мерлин  видел,
что на звездах начертано, что  ты  принесешь  Артуру  погибель,  как  ты
можешь  бежать  этого?  Настанет  день,  день  гнева  и  судьбы,  и  все
предсказанное свершится. И я тоже видела кое-что, хоть  и  было  это  не
среди звезд, а в подземном омуте.
   - И что это было? - с трудом выдавил он. Краски вернулись на ее чело,
глаза ее сияли. Она была прекрасна.
   - Я видела для тебя королеву, Мордред, и трон,  если  у  тебя  хватит
силы его занять. Красивую королеву и высокий  трон.  И  я  видела  змею,
жалящую в пяту королевства.
   Ее слова эхом метались по комнате, гулко гудели,  словно  колокольный
звон.
   - Если я повернусь против него, - быстро заговорил Мордред,  стремясь
прогнать наважденье, - тогда и впрямь я стану змеей.
   - Если так будет, - гладко присовокупила  Моргауза,  -  эту  роль  ты
разделишь с самым светозарным из ангелов, тем, что был ближе всех своему
повелителю.
   - О чем ты говоришь?
   - Так, ни о чем. Монахини всякое тут рассказывают.
   - Ты пытаешься напугать меня глупыми сказками! - гневно возразил  он.
- Я не Лот и не Габран, я - не потерявший от любви голову глупец, руками
которого ты  свершаешь  убийства.  Ты  сказала,  я  такой  же,  как  ты.
Прекрасно. Но теперь я предупрежден и знаю, что  мне  делать.  Если  мне
придется оставить двор и держаться вдали от него, я сделаю это.  Никакая
сила на земле не заставит меня поднять для убийства руку, если только  я
сам этого не захочу, а к смерти его я никогда, клянусь тебе, никогда  не
буду причастен. Клянусь тебе в этом самой богиней.
   Никакого эха. Чары рассеялись.  Слова,  что  он  выкрикнул,  пали  на
глухой и неподвижный мертвый воздух. Он  стоял,  тяжело  дыша,  и  рукой
сжимал рукоять кинжала.
   - Смелые слова, - весело отозвалась Моргауза и от души рассмеялась.
   Повернувшись на пятках, он выбежал прочь  из  комнаты,  захлопнув  за
собой дверь, чтобы не  слышать  смеха,  который  преследовал  его  точно
проклятье.

3

   С возвращением в Камелот, где мальчики  вновь  погрузились  в  бурную
жизнь  столицы,  воспоминания  об  Эймсбери  и  заточенной  в  монастыре
королеве начали понемногу тускнеть.
   Поначалу Гахерис громогласно жаловался направо и  налево  на  тяготы,
которые, по всей видимости, приходится переносить  его  матери.  Мордред
мог просветить его относительно этих тягот, однако предпочитал  молчать.
Ни словом не упоминал он и о своей беседе с  королевой.  Младшие  принцы
время от времени пытались допытаться, о чем там  было  говорено,  но  на
расспросы их он отвечал каменным молчанием, и потому вскоре они потеряли
к  этому  интерес.  Гавейн,  который  лучше  других  мог  угадать,   как
повернулся этот разговор, возможно, не желая получить резкий  отпор,  не
проявлял любопытства и потому не узнал ни о  чем.  Артур  же,  напротив,
спросил сына, как прошла поездка, а услышав в ответ: "Неплохо, государь,
но не настолько, чтобы жаждать новой  встречи",  кивнул  и  оставил  эту
тему. Неоднократно отмечалось, что когда разговор заходил о его сестрах,
король становился раздражен, или гневен, или попросту скучал,  и  потому
при дворе избегали упоминать о них, и вскоре  обе  королевы  были  почти
позабыты.
   В конечном итоге Моргаузу так и не отправили на  север  к  ее  сестре
Моргане. Та сама прибыла на юг.
   Когда  король  Урбген  после  мрачной  и  продолжительной  беседы   с
Верховным королем наконец отослал от себя Моргану и вернул на  попечение
Артура, ее недолгое  время  держали  в  Каэр  Эйдин,  но  по  прошествии
нескольких месяцев она  добилась  от  своего  брата  данного  без  охоты
дозволения вернуться на юг в собственный замок, среди холмов к северу от
Каэрлеона, который пожаловал  ей  сам  Артур  в  более  счастливые  дни.
Обосновавшись  там  под  охраной,  набранной,  из  доверенных  Артуровых
стражников, и с немногими  женщинами,  согласившимися  разделить  с  ней
неволю, она завела там малое подобие королевского двора и снова  взялась
(как говорили слухи, и на сей раз эти слухи  были  правдивы)  вынашивать
мелочные и полные ненависти заговоры против  своих  супруга  и  брата  и
делала это  столь  же  деловито  и  почти  так  же  уютно,  как  наседка
высиживает своих цыплят.
   Время от времени она осаждала короля - через королевских  курьеров  -
мольбами о различных милостях. В ее посланиях раз за  разом  повторялась
просьба позволить ее "любимой сестре" воссоединиться с ней в Замке  Аур.
При этом было прекрасно известно, что  две  вельможные  дамы  не  питают
особой любви друг к другу, и Артур, когда ему вообще удавалось заставить
себя подумать об этом, подозревал, что желание Морганы воссоединиться  с
Моргаузой на деле было продиктовано надеждой заключить союз  со  сводной
сестрой или же удвоить погибельную  силу  доступного  ей  колдовства.  И
здесь тоже не обошлось без злословья и слухов:  говорили,  что  королева
Моргана намного превзошла Моргаузу силой и что  волшебство  ее  обращено
отнюдь не на добрые дела. А потому Артур оставлял без  внимания  просьбы
Морганы - подобно мужам меньшего ума и звания, одолеваемым  надоедливыми
женщинами, Верховный король предпочитал затыкать уши. Он просто  передал
это дело главному своему  советнику:  у  него  достало  здравого  смысла
предоставить женщине улаживать просьбы и склоки женщин.
   Совет Нимуэ был ясен и прост: содержать обеих под стражей и содержать
их раздельно. Так что королевы оставались  пленницами,  одна  в  Уэльсе,
другая все еще в Эймсбери, но - и вновь по совету Нимуэ -  заточенье  их
не было слишком жестоким.
   "Оставь им их двор и их титулы, их красивые платья и их любовников, -
предложила она, а когда король недоуменно поднял брови, объяснила:
   - Люди вскоре позабудут о том, что случилось, а хорошенькая  женщина,
заточенная  против  воли,   легко   становится   центром   заговоров   и
недовольства. Не делай из них мучениц. Через несколько лет твои  молодые
рыцари или рыцари любого малого короля уже не будут знать, что  Моргауза
отравила Мерлина, да и вообще  не  гнушалась  убийством  для  достижения
собственных целей. Они уже позабыли о том, что они  с  Лотом  повинны  в
умерщвлении младенцев в Дунпельдире. Дай злодейке год-другой  наказания,
и найдется какой-нибудь глупец, готовый размахивать знаменем и  кричать:
"Жестокосердые, отпустите ее!" Оставь им то, что не имеет  значенья,  но
держи их поблизости и всегда следи за ними".
   И потому королева Моргана держала небольшой двор в Замке Аур и частые
свои посланья отправляла с курьерами  в  Камелот,  а  королева  Моргауза
оставалась в монастыре в Эймсбери. Ей увеличили содержание, но все же ее
плен был, вероятно, не настолько приволен, как  у  ее  сестры,  так  как
требовал соблюдения монастырского  устава,  хотя  бы  на  словах.  Но  у
Моргаузы имелись свои приемы. Аббату она представилась  той  несчастной,
которая, будучи так долго отрезана на  языческих  островах  от  истинной
веры,  жаждет  теперь  узнать  все,  что  возможно,  о  "новой  религии"
христиан. Прислуживавшие  ей  женщины  посещали  богослужения  вместе  с
монахинями-затворницами и проводили долгие часы, помогая сестрам в шитье
и других более низких занятиях.  Следует  заметить,  что  сама  королева
удовлетворилась тем, что  предоставила  другим  отправлять  эту  сторону
обрядов, но с аббатисой она была сама любезность, и, греясь в  лучах  ее
внимания, эта престарелая и невинная дама без труда была  обманута  той,
что,  какие  бы  предполагаемые  злодеяния  она  ни  совершила,  все  же
приходилась сводной сестрой самому Верховному королю.
   "Предполагаемые злодеяния" - Нимуэ была права. По мере того  как  шло
время, тускнела память о преступлениях, в которых обвиняли  Моргаузу,  а
тщательно  взлелеянное  самой  дамой  впечатление  о  нежной   печальной
пленнице, преданной своему брату,  оторванной  от  сыновей,  заключенной
вдали от своих земель, росло и распространялось за стены  монастыря.  Ни
для кого не было секретом, что старший "племянник" короля имеет  близкое
и если уж на то пошло  скандальное  отношение  к  трону  -  что  ж,  это
случилось давным-давно, во времена  смутные  и  темные,  когда  Артур  и
Моргауза были совсем юны, и даже сейчас  можно  догадаться,  как  хороша
собой была она в те годы.., как она все еще хороша...
   Так шли годы. Мальчики стали молодыми людьми и заняли свое место  при
дворе, темные дела Моргаузы отошли в область легенды, а сама Моргауза  с
удобствами и сравнительно привольно жила в Эймсбери, притом удобства эти
были много большие, чем в полном сквозняков замке в  Дунпельдире  или  в
ветреной твердыне Оркнейских островов.  Недоставало  ей  лишь  власти  -
большей, чем была у нее над ее небольшим личным двором, и  эта  нехватка
разъедала ее изнутри. По мере того как шло время и становилось ясно, что
она никогда не покинет Эймсбери, что, на деле, о ней почти позабыли, она
вновь обратилась к своим волшебным искусствам, убедив себя в том, что  в
них кроются зачатки влияния и истинного могущества. У нее  остался  один
отточенный годами  дар:  будь  то  растения,  тщательно  взращиваемые  в
монастырском  саду,   или   заклятья,   с   которыми   их   собирали   и
приготавливали, мази и притирания  Моргаузы  до  сих  пор  творили  свое
ароматное волшебство. При ней осталась красота, а с ней - ее власть  над
мужчинами.
   У нее были любовники. К примеру, молодой садовник,  который  ухаживал
за растениями и травами для ее отваров, красивый юноша,  надеявшийся  со
временем вступить в ряды братьев. Можно сказать,  королева  оказала  ему
услугу. Четыре месяца ночей на ее ложе научили его, что  в  мире  немало
прелестей, от которых он в свои шестнадцать лет не готов отречься: когда
со временем, одарив его золотом, она отослала его  от  себя,  он  бросил
монастырь и уехал в Акве Сулис, где  встретил  дочь  богатого  торговца,
после чего весьма и весьма преуспел.  После  него  были  и  другие.  Еще
больше возможностей появилось, когда на Великой равнине был поставлен на
учения гарнизон и у  командиров  вошло  в  обыкновение  приезжать  после
дневных трудов в Эймсбери, чтобы отведать того, что могли предложить  из
яств и увеселений местные  таверны.  И  еще  больше,  когда  командовать
гарнизоном был назначен Ламорак, который давным-давно привозил мальчиков
посетить королеву в монастыре. Он осмелился  справиться  в  монастыре  о
здоровье плененной королевы. Она приняла его  и  была  само  очарованье.
Месяц спустя они уже стали любовниками, и Ламорак клялся, что это любовь
с первого взгляда, и горько сетовал на упущенные годы,  прошедшие  с  их
первой встречи на лесной прогулке.
   Дважды за эти годы Артур останавливался неподалеку, первый  раз  -  в
гарнизоне, второй - в самом Эймсбери, в доме городского главы.
   В первый его приезд, несмотря на все усилия  Моргаузы,  он  отказался
видеться  с  ней,  удовлетворившись  тем,  что  послал   придворного   к
настоятельнице, чтобы со всей придворной  церемонностью  осведомиться  о
здоровье и  благополучии  узницы,  и  отправил  своих  представителей  -
Бедуира  и,  по  насмешке  судьбы,  Ламорака  -  побеседовать  с   самой
королевой. Второй его приезд случился года два спустя.  Артур  предпочел
бы вновь провести ночь в лагере, но это могло показаться  пренебреженьем
гостеприимству городского главы, так что он  остановился  в  городе.  Он
отдал приказ не выпускать Моргаузу за стены монастыря, пока он пребывает
в округе, и этот приказ был исполнен. Но однажды  вечером,  когда  он  с
полудюжиной своих Соратников сидел за ужином, который давали в его честь
аббат и старшины города, к дверям явились две дамы Моргаузы с  рассказом
о недуге плененной королевы и  жалобно  молили  короля  явиться  к  одру
больной. Она жаждет лишь получить перед смертью прощенье брата,  сказали
женщины. Или, если он все еще  настроен  против  нее,  она  молила  -  и
претрогательно, если верить посланницам, -  чтобы  он  по  меньшей  мере
исполнил  одно  ее  предсмертное  желанье.  А  именно,  позволить  ей  в
последний раз повидать сыновей.
   Сыновей Лота с Артуром не было. Гахерис был  в  лагере  гарнизона  на
Равнине; а Гавейн и остальные двое братьев - в Камелоте. Единственный из
пяти приехал Мордред, который, как всегда теперь, был подле своего отца.
   Махнув женщинам так, чтобы они отошли подальше и не слышали его слов,
к Мордреду Артур и обратился вполголоса:
   - Умирает? Как, по-твоему, это правда?
   - Три дня назад она отправилась на прогулку верхом.
   - Да? Кто это сказал?
   - Свинопас из березовой рощи. Я остановился поговорить с ним. Однажды
она бросила ему монету, и с тех пор он ее высматривает. Он  называет  ее
"красивая королева".
   Артур, хмурясь, забарабанил пальцами по столу.
   -  Всю  неделю  дул  холодный  ветер.   Думаю,   она   вполне   могла
простудиться. Но пусть даже так... - Он помедлил. -  Думаю,  надо  будет
все же завтра  кого-нибудь  послать.  А  если  рассказ  женщин  окажется
правдой, полагаю, мне придется самому поехать.
   - И к завтрашнему дню все будет должным образом подготовлено.
   Король проницательно поглядел на него.
   - Что ты хочешь этим сказать?
   - Когда она посылала за мной в прошлый раз, - сухо ответил Мордред, -
я застал ее одну в холодной комнате безо всяких украшений или удобств. А
их я заметил,  когда  приоткрылась  дверь  в  соседний  покой,  куда  их
поспешно свалили.
   Складка меж бровями Артура стала глубже.
   - Так ты полагаешь, здесь какое-то надувательство? Но  как?  Что  она
может сделать?
   Мордред поежился словно от холода.
   - Кто знает? Как она не раз мне напоминала, она  ведьма.  Держись  от
нее подальше, государь. Или.., позволь пойти  мне  и  самому  убедиться,
есть ли хоть доля правды в этой байке о смертельном недуге.
   - Ты не боишься ее колдовства?
   - Она просила повидаться с  сыновьями,  -  ответил  Мордред,  -  а  я
единственный, кто сейчас в Эймсбери.
   Он не стал прибавлять,  что  хотя  его  дух,  который  сама  Моргауза
пичкала страхом, отшатывался от нее, он знал, что ему ничто не угрожает.
Он должен стать погибелью своего отца  -  в  его  ушах  все  еще  стояло
гневное шипенье ведьмы. Ради этого она сохранит  его  от  напастей,  как
делала она все эти долгие годы.
   Вмес