тами костров, воздух дрожал от  песен, сквозь дым  ощущался
запах жареного мяса  и  вина.  Даже  присутствие усопшего  короля,  чье тело
лежало  в  монастырской  церкви,  окруженное  почетной  стражей,  не   могло
заставить  людей  придержать  языки:  время  было  слишком полно событий,  а
городские стены чересчур тесны. Лишь самые старые да малые спали в  городе в
ту ночь.
     На месте я не нашел никого. Только за полночь появился  мой слуга, а за
ним и Ральф.
     Входя, он пригнул голову, чтобы не задеть  притолоку при своем саженном
росте,  и, пока за  ним затворялась дверь, молча смотрел  на меня с такой же
опаской, как  в прежние годы, когда прислуживал  мне и  трепетал перед  моей
волшебной силой.
     - Ты еще не лег?
     - Как видишь.
     Я сидел у окна  в  кресле с высокой спинкой. Против холода сентябрьской
ночи  слуга принес  мне  жаровню  с тлеющими  угольями. Я  обмылся,  еще раз
осмотрел  и  смазал свои  раны и, облачившись  с помощью слуги  в просторные
ночные  одежды, отослал его прочь, а сам  приготовился вкусить ночной отдых.
После блеска пламени и боли ран, после  ослепительного торжества, принесшего
Артуру  корону,  я,  всю  жизнь  посвятивший  тому,  чтобы  это  свершилось,
испытывал теперь  потребность в тишине  и  одиночестве. Сон еще не шел, но я
сидел умиротворенный, расслабившийся и задумчиво глядел на лениво светящиеся
угли.
     Ральф,  в  дорогих  парадных доспехах, каким я  видел  его еще  утром в
часовне при Артуре, тоже  выглядел осунувшимся и усталым, но он был молод, и
свершенье  минувшей  ночи  было  для  него не концом,  а  новым  началом. Он
проговорил чуточку ворчливо:
     - Тебе бы следовало лежать в постели. Я слышал, на тебя ночью по пути в
часовню было совершено нападение. Ты серьезно ранен?
     -  Не смертельно, хотя достаточно чувствительно. Да нет, не беспокойся,
больше ссадин,  чем  ран, и я принял необходимые  меры. Но боюсь, твой  конь
из-за меня охромел, и об этом весьма сожалею.
     -  Я  осмотрел  его.  Ничего  страшного.  Через  неделю, самое большее,
поправится. Но ты - у тебя измученный вид, Мерлин. Надо бы,  чтобы тебе дали
довольно времени для отдыха.
     - А что же может  теперь помешать моему отдыху?  - удивился я. И, видя,
что  он  замялся,  спросил  настойчивее: -  Ну, что  еще? О чем  ты норовишь
умолчать?
     Он  перестал хмуриться и даже  почти ухмыльнулся. Но голос, которым  он
мне ответил,  прозвучал вопреки  обыкновению чопорно  и  равнодушно -  голос
придворного, еще не разобравшегося, как говорится, откуда дует ветер:
     - Принц Мерлин, король повелел, чтобы я пригласил тебя в его  покои. Он
желает видеть тебя, как только это будет для тебя удобно.
     Говоря  это,  Ральф задержал взгляд на  двери  в  стене против окна. До
вчерашнего дня  Артур спал в этой  комнате позади моей спальни  и являлся ко
мне  по моему  слову. Ральф встретился  со  мной  взглядом  и  на  этот  раз
ухмыльнулся по-настоящему.
     - Иначе говоря, немедленно. Ты уж  не сердись, Мерлин, но именно таково
было повеление короля,  переданное мне через  распорядителя двора. Могли бы,
кажется, и повременить до утра. Я-то думал, ты спишь.
     -  Сердиться? За что же? И королям  надо с чего-то  начинать. Сам-то он
хоть отдохнул?
     -  Куда там. Но он отделался  от  свиты, и ему  приготовили королевские
покои, покуда мы ездили в часовню.
     - И с ним никого?
     - Один Бедуир.
     Но это, как я знал, означало, что, помимо верного Бедуира, при нем была
целая рота слуг и постельничих и кое-кто, наверно, еще в передник покоях.
     - В таком случае проси его дать  мне сроку несколько минут.  Я прибуду,
как только оденусь. И пошли ко мне Ллу, сделай милость.
     Но с этим Ральф согласиться  не мог. Слугу отослали с ответом к королю,
а  Ральф, как ни в чем не бывало, словно и не прошло стольких лет с тех пор,
что  он мальчиком служил у меня, принялся сам мне помогать. Снял с моих плеч
ночной балахон, сложил и убрал,  а затем осторожно, щадя мои разбитые члены,
облачил меня в дневные одежды. И опустился на колени, чтобы обуть мне ноги и
застегнуть сандалии.
     - Ну, как прошел день? - спросил я его.
     - Прекрасно. Ни тени, ни облачка.
     - Что Лот Лотианский?
     Он задрал голову и усмехнулся.
     - Знает свое  место. На том, что произошло  в лесной часовне, он сильно
ожегся. - Последние слова он добавил, опустив голову к пряжке на сандалии, и
словно бы говоря с самим собой.
     - И я  тоже, Ральф, - сказал я. - И я не защищен от небесного огня. Сам
видишь. Как там Артур?
     -  Все еще витает в  ослепительных облаках. -  На этот  раз  тон был не
только насмешливый, но и  любящий.  Ральф поднялся с колен. - Но все же  мне
кажется, он уже готов к бурям. Теперь пояс. Вот этот?
     -  Да,  можно и этот. Спасибо. К  бурям, ты  говоришь? Уже? Пожалуй, ты
прав. - Я  принял  пояс  у него  из рук  и сам завязал узел. - А  ты, Ральф,
намерен  ли остаться при  нем  и помочь  ему  выстоять  в  непогоду  или  же
почитаешь свой долг выполненным?
     Последние девять лет Ральф прожил в Галаве - отдаленном углу регедского
королевства,  где  безымянный воспитывался Артур в качества приемыша у графа
Эктора. Ральф женился на местной девушке, и у него были малые дети.
     - Признаться по правде, я еще об этом не думал, - ответил он. - Слишком
много всяких событий за слишком короткое время. - Он засмеялся. - Одно ясно:
если я и останусь с  ним, то еще буду вздыхать о тех безмятежных днях, когда
у  меня только и было  забот,  что охранять  этих дьяволят, то есть,  я хочу
сказать,  сопровождать в поездках Бедуира и короля.  А ты? Ты ведь больше не
будешь жить  на  севере отшельником Зеленой часовни? Тебе  придется оставить
свое убежище и последовать за королем?
     -  Да,  придется. Я дал обещание. К тому  же  подле короля мое законное
место, но не твое - если ты сам того не захочешь. Мы с  тобой возвели Артура
на престол,  и здесь кончается первая часть этой  истории.  Дальше ты должен
выбирать. Впрочем, у тебя еще будет время обдумать свой выбор.
     Он  распахнул  дверь и пропустил  меня  вперед. Я  перешагнул  порог  и
обернулся.
     - Мы высвистели сильный ветер, Ральф. Посмотрим, куда он нас отнесет.
     - И ты ему покоришься?
     Я засмеялся.
     - У меня вещая душа, и она предсказывает мне, что, быть может, придется
покориться. Ну пошли, для начала явимся по его призыву.

     * * *
     В передних королевских покоях  еще были люди, но главным образом слуги,
они  сновали  взад-вперед,  убирая остатки  трапезы, как видно,  только  что
законченной королем.  У дверей во  внутренние покои,  застыв как деревянные,
стояли стражники. На скамье под окном крепким сном спал юный паж. Я вспомнил
его:  он был здесь три дня назад, когда я приходил для разговора с умирающим
Утером. А Ульфина,  телохранителя и главного  королевского  постельничего, я
сегодня не увидал. Где он, догадаться было нетрудно. Он будет служить новому
королю так же преданно, как служил Утеру, но нынешнюю ночь он проведет подле
своего старого господина,  в монастырской церкви. Воин, стоявший на страже у
королевской двери, был мне незнаком, и многие из  слуг -  тоже; это все была
челядь  из  Регедского королевского  замка,  призванная на подмогу по такому
торжественному случаю ввиду пребывания в городе Верховного короля.
     Но они-то меня  знали. Когда я вошел, все сразу смолкли  и остановились
кто  где стоял,  словно околдованные. Слуга со  стопкой тарелок  на согнутой
руке замер, будто увидел голову Горгоны, и со всех сторон ко мне оборотились
бледные  лица  с  выпученными  глазами и разинутыми ртами, застывшие гримасы
ужаса. Я встретил любящий и насмешливый взгляд Ральфа. "Вот видишь?" - одним
движением  бровей сказал  он мне, и я  яснее понял,  почему он так  замялся,
передавая мне властный вызов короля. В прошлом, как мой товарищ  и слуга, он
был близок ко  мне и  не раз,  когда  я творил прорицание или  то, что  люди
называют  колдовством, оказывался  свидетелем и  почитателем  моей силы.  Но
магическая сила, воссиявшая в Гиблой часовне, была явлением иного порядка. Я
мог   лишь   догадываться,   какие  дивные  россказни   распространились   с
молниеносностью небесного пожара по всему Лугуваллиуму,  но несомненно,  что
простой  люд  вот  уже  сутки  ни  о  чем  другом не говорил.  И как  всякие
удивительные  рассказы,  при  передаче  они  будут  только еще  прирастать и
украшаться.
     Так они  стояли  и взирали на меня с ужасом. К этому ужасу, леденящему,
будто холод, который ощущается в воздухе перед появлением призрака, я привык
издавна.  Сквозь недвижную толпу я прошел  к королевской двери, и стража без
единого слова расступилась,  но  слуга не успел открыть передо мной  дверь -
она распахнулась изнутри, и мне навстречу вышел Бедуир.
     Бедуир, тихий темноволосый  юноша,  несколькими месяцами моложе Артура,
был сыном Бана,  короля  Бенойкского,  и племянником  короля Бретани. Они  с
Артуром дружили  с  детства, когда  Бедуир  был прислан  в Галаву  обучаться
военным искусствам у прославленного учителя фехтования в доме сэра  Эктора и
вдвоем с  Эмрисом (как  именовался  тогда Артур)  проходить науки  под  моим
началом  в  часовне  посреди  Дикого  леса.  В  нем  уже  тогда  проявлялась
противоречивая натура прирожденного воина и  в то  же время поэта, одинаково
свободно  чувствующего себя  как в  действии, так  и в мире  музыки и мечты.
Чистый кельтский тип, если  можно так выразиться, тогда как  Артур,  подобно
моему  отцу  Верховному королю Амброзию, принадлежал к римскому  типу. Может
быть, я и ожидал увидеть  в лице Бедуира  после чудес минувшей  ночи тот  же
священный  трепет,  что и  у  людей  более  простого  звания  вокруг, но оно
выражало  лишь   торжество  недавней  победы,  чистую  радость  за  друга  и
мужественную веру в будущее.
     Он уступил мне дорогу и с улыбкой сказал:
     - Теперь он один.
     - Где ты будешь спать?
     - Мой отец ночует в западной башне.
     - В таком случае покойной ночи, Бедуир.
     Я шагнул к  порогу,  но  Бедуир  задержал меня: быстро склонившись,  он
схватил мою руку и поцеловал.
     -  Мне  следовало знать, что твоими заботами  все кончится хорошо. А  я
переполошился  -  те  несколько  мгновений,   когда  Лот  и  его  прихвостни
предательски затеяли в зале смуту...
     - Тсс, - остановил я его. Он говорил тихо, но вокруг было много ушей. -
Это уже  дело прошлое.  Забудем пока  о нем. Ступай  прямо к отцу в западную
башню. Ты меня понял?
     Темные его глаза блеснули.
     - Король Лот, как я слышал, ночует в восточной башне?
     - Вот именно.
     -  Не беспокойся.  Я  уже  получил такое  же предупреждение от  Эмриса.
Доброй ночи, Мерлин.
     - Доброй ночи и мирного сна нам всем. Мы в нем нуждаемся.
     Он ухмыльнулся,  отвесил торопливый полупоклон и убежал. Я кивнул слуге
и вошел к королю. Дверь за мной затворилась.
     Из королевских покоев успели вынести все,  что было связано с уходом за
недужным. С высокого ложа  сняли  алые  покровы. Половики вымыли и навощили,
постель застелили новыми простынями сурового полотна, сверху положили одеяло
из волчьих шкур.  Только  красное кресло  с изображением дракона  на высокой
спинке и со скамеечкой в подножье и светильник на высокой треноге стояли  на
прежнем  месте. В открытые окна лилась прохлада сентябрьской ночи, заставляя
трепетать пламя светильников,  и  от этого по  стенам  пробегали причудливые
тени.
     Артур  был  один. Он  стоял  у  окна,  опершись  коленом на  табурет  и
облокотившись о подоконник. Окно выходило не в  город, а на берег  реки, где
был разбит сад. И,  глядя в темноту, он глубоко вдыхал свежий ночной воздух,
словно пил и все не мог напиться  из целительной  воздушной  реки.  Волосы у
него были влажные после умывания, но торжественные одежды он не сменил и так
и остался в серебряно-белой тунике, перепоясанной  поясом валлийского золота
с  бирюзой,  застегнутым эмалевой пряжкой. Снял  только перевязь  с мечом, и
могучий Калибурн в ножнах  висел теперь на  стене  над королевским  ложем. В
отблесках света жарко играли драгоценные камни на рукояти: изумруды, топазы,
сапфиры. И на руке у Артура тоже сверкал и лучился бесценный Утеров перстень
с вырезанным в камне драконом.
     Артур услышал, как я  вошел,  и  обернулся.  Вид  у  него был  какой-то
особенный:  возвышенный и  легкий,  словно ветры минувшего дня  продули  его
насквозь и оставили невесомым. Лицо побледнело и осунулось от  усталости, но
глаза горели и были полны жизни. Не прошло и суток, а его уже зримо окружала
тайна, которая, словно мантия, одевает королей. Она  была во всем:  в гордом
взгляде, в повороте головы. Никогда уже больше не сможет "Эмрис" прятаться в
тени.  Я  только  лишний  раз подивился,  как  нам  удалось  уберечь  его  в
безвестности все эти годы среди тех, над кем он так явно возвышался.
     - Я тебе нужен? - спросил я.
     - Ты  был нужен  мне весь день. Разве ты не обещал находиться рядом все
это время,  что я возился  с восшествием  на  престол и  вылупился наконец в
короли? Где ты пропадал?
     - Неподалеку, если и не рядом. Я пробыл в святилище - в часовне - почти
дотемна. Мне казалось, ты должен быть занят.
     Он коротко рассмеялся.
     -  Занят,  говоришь?  У  меня  было  такое  чувство, будто меня  живьем
съедают, или будто я рождаюсь на свет, и роды не из легких. Я сказал, что  я
"вылупился". Жить, жить  и  вдруг  оказаться принцем - дело  нелегкое,  но и
принц отличается от короля, как яйцо от свежевылупившегоея птенца.
     - По крайней мере, будем надеяться, что вылупился орленок.
     - Время покажет. И в этом  как раз вся трудность. Времени в запасе  нет
нисколько.  Только  что  был  ты  никто, неизвестно  чей незаконный отпрыск,
который  рад случаю  хотя  бы  издали  взглянуть  на поле боя и, может быть,
мельком увидеть самого короля; а в следующую минуту, не  успев перевести дух
в качестве принца и наследника,  ты уже сам угодил на верховный  престол, да
еще с такой помпой,  что никому до тебя и не снилась. Мне все чудится, будто
я стоял коленопреклоненный у  подножия трона, а меня закинули вверх пинком в
зад.
     Я улыбнулся.
     - Представляю себе твои ощущения. Правда, меня самого пинком закинули и
вполовину не так высоко,  но  ведь  исходное положение мое тоже было гораздо
ниже.  Ну  ладно, а теперь  не можешь  ли ты немного успокоиться  и заснуть?
Завтрашний день не за горами. Дать тебе снотворного зелья?
     - Нет, нет,  зачем  оно мне? Я  усну, как  только  ты уйдешь. Мне очень
жаль, Мерлин, что пришлось  призвать  тебя в столь поздний  час, но я должен
поговорить с тобой,  а  до этой минуты у  меня не было  времени. И завтра не
будет.
     С этими  словами он  отошел от окна  и приблизился  к столу, где лежали
бумаги  и восковые  дощечки. Взяв  стиль,  он тупым  концом  в  задумчивости
разгладил восковую поверхность. Голову он при этом  опустил,  темные  волосы
свесились  на  лоб,  и свет  лампы, обрисовав  его скулу, коснулся опущенных
густых ресниц. В глазах у меня помутилось. Время отскочило вспять. Я  увидел
перед собой моего отца Амброзия, он стоял, задумчиво теребя стиль, и говорил
мне: "Король, рядом с которым будешь ты, сможет управлять хоть целым миром.
     И  вот мечта его сбылась, время наступило. Я сморгнул и прогнал видение
памяти. И стал ждать, чтобы заговорил однодневный король.
     -  Я  думаю вот  о  чем,  -  вдруг сказал  Артур. -  Саксонское  войско
разгромлено не полностью, верных сведений о самом Колгриме, да и о Бадульфе,
я до  сих пор не  имею. Полагаю,  что они  оба бежали и спаслись.  Возможно,
через несколько дней мы услышим, что  они погрузились  на корабли и  отплыли
либо  за  море  к  себе на  родину,  либо в  саксонские  владения  на  южном
побережье. А может статься, что они затаились  в  пустынных землях  где-то к
северу  от  Стены и  надеются, собравшись  с  силами, выступить снова.  - Он
поднял  голову  и  посмотрел  мне  в  глаза.  -  Перед  тобой  мне  не  надо
притворяться, Мерлин. Ты знаешь, что у меня нет военного опыта  и я не  умею
верно определить, насколько сокрушительно поражение саксов и могут ли они от
него  быстро оправиться.  Я  советовался,  конечно.  На  закате,  покончив с
остальными делами,  я  устроил летучий  военный  совет,  пригласил к себе...
Разумеется, мне хотелось, чтобы и ты присутствовал, но ты еще не вернулся из
часовни. И Коэль тоже не мог быть. Ты ведь,  конечно, знаешь,  что он ранен,
ты, наверно, даже осматривал его после боя? Каковы его шансы?
     -  Невелики.  Сам  понимаешь,  он  уже стар, а рана  его глубока,  и он
потерял много крови, прежде чем получил помощь.
     - Я  так  и предполагал, увы. Я сходил в  лазарет навестить его, но мне
сказали, что он  лежит без памяти и что опасаются воспаления  легких. Вместо
него явился принц Урбген, его наследник, а с ним Кадор и Кау из Стрэтклайда.
Эктор и Ван Бенойкский тоже были.  Я совещался с ними, они все говорят одно:
кому-то надо войти вслед за Колгримом. Кау должен как можно скорее вернуться
к себе, ему надо охранять своя границы. Урбгену необходимо оставаться здесь,
в  Регеде, у него отец на пороге смерти. Стало быть, выбирать придется между
Кадором  и  Лотом. Лота  посылать нельзя, ты согласен  со  мной?  Хоть  он в
часовне и давал мне клятву вассальной верности, я пока еще не очень  склонен
ему доверять, и уж во всяком случае, не там, где дело касается Колгрима.
     - Согласен. Значит, ты отправишь Кадора? В нем, я надеюсь, ты больше не
сомневаешься?
     Герцог Корнуэльский  Кадор  действительно вполне  подходил  для  такого
поручения.  То был муж в  расцвете сил, закаленный боец и рыцарь безупречной
преданности. Когда-то я ошибочно считал его врагом Артура,  ибо  у него была
на то  веская причина, но Кадор  оказался  человеком умным, рассудительным и
дальновидным, ненависть к  Утеру не застила ему свет и  не  мешала  понимать
необходимость объединения Британии перед лицом саксонской опасности. Поэтому
он поддержал Артура. А юный Артур в Гиблой часовне провозгласил Кадора и его
сыновей наследниками своего трона.
     Артур задержал взгляд на восковой дощечке у себя в руке и только сказал
мне в ответ:
     - Еще бы! - Потом положил ее  обратно на стол и распрямил спину. - Беда
в том, что такой малоопытный военачальник, как я...
     Тут он встретился взглядом со  мной и увидел,  что я улыбаюсь.  И сразу
хмурь сошла с  его лба  и на лице появилось с детства знакомое мне выражение
мальчишеского  озорного  упрямства,  но  теперь  еще к этому  присоединилась
мужская пламенная  воля,  которая  прожжет  себе дорогу  к  цели  сквозь все
преграды. В глазах его заплясали огоньки.
     - Ну да, ты, как всегда, прав. Поеду я сам.
     - И Кадор с тобой?
     - Нет. Я должен отправиться без  него. После всего, после смерти  моего
отца и, - он замялся, - и того, что было в часовне, я считаю, что должен сам
участвовать  в походе  и  сражениях, которые  будут,  чтобы  возглавить наше
войско и довести до конца начатое дело.
     Он  замолчал,  как  видно, по  старой памяти ожидая от меня  вопросов и
возражений. Но я безмолвствовал.
     - Я думал, ты будешь меня отговаривать.
     - Нет. Зачем же? Я согласен с тобой. Тебе надо доказать людям, что твоя
доблесть выше случайной удачи.
     - Именно так. - Он помолчал. - Не умею выразить это словами, но  только
все время с тех пор, как ты привел меня в Лугуваллиум и представил королю, я
был не то чтобы как во сне, а словно что-то вело меня, вело всех нас.
     - Да. Задул могучий ветер и повлек нас по воле своей.
     -  Но  теперь  этот ветер  стих,  - подхватил  Артур  печально,  - и мы
предоставлены  самим  себе  и  должны полагаться  лишь на собственные  силы.
Словно бы  все  это  было  волшебство и чудеса,  а теперь  они кончились. Ты
заметил,  Мерлин,  ведь никто  словом не  упоминает того,  что было в