но, сможешь ее найти. В это время она обычно  бывает  в  одном  из
покоев, где проводят свои часы  дамы.  Тебе  туда.  -  Он  указал  в  ту
сторону, откуда пришел. - Вниз по лестнице, господин, а  там  кто-нибудь
из слуг тебе покажет.
   - Дамы? Так, значит, там будет и королева Моргана?
   -  О  нет!  -  Насмешливое  удивление  пажа   осталось   незамеченным
Александром. - Она не сидит с дамами! Я как  раз  бегу  ее  искать.  Час
назад они вернулись с верховой прогулки и теперь, думаю, они в восточной
башне.
   - Они?
   - Королева, моя госпожа, и ее рыцари.
   -  Действительно,  -  протянул  Александр,  испытывая   непреодолимое
желание увлечь очаровательную королеву от подобного общества, но все еще
сдерживаемый галантностью, равно как и еще  одной  внезапной  мыслью.  -
Нет, прошу, постой еще минутку. Не можешь ли ты мне сказать..,  прав  ли
я, полагая - я от кого-то это слышал, - что среди рыцарей королевы  есть
и корнуэльцы?
   Теперь он уже знал, что королева Моргана вызнала его имя не благодаря
какому-то волшебству; все, что она слышала, это его бормотание в кратком
бреду, когда какой-то инстинкт удержал его язык. Для нее и Бригиты  -  и
предположительно,  для  всего  остального  замка  -  он  был  "Александр
Сирота",   человек,   очевидно,    благородный,    но    скорее    всего
незаконнорожденный. Эта мысль  сперва  ему  немало  докучала,  но  потом
Александр  сообразил,  что  это  заблуждение  лишь  добавляет  романтики
приключению, в которое он окунулся; нет сомнения, в дальнейшем последует
столь любимая поэтами сцена  узнавания,  когда  он  откроется  всем  как
полноправный принц и ровня по крови любой  королеве.  Дальше  этого  его
воображение не шло. Но он знал, что  сейчас  не  время  подвергать  себя
риску случайно столкнуться лицом к лицу с людьми от двора Марча, которые
могли бы заметить его сходство с почившим отцом и тем самым  подвергнуть
опасности его семью, а также  Садока  с  Эрбином,  которые  столько  лет
скрывали их счастливое спасение. А потому он с  беспокойством  и  ожидал
ответа пажа.
   Ответ пришел утешительный.
   - Такие здесь были, господин. Два рыцаря короля Марча и еще  двое  из
герцогства в Думнонии на юге, я забыл, как оно  называлось.  Сейчас  они
уехали. Они не были королевиными рыцарями, просто привезли письма, и  на
прошлой неделе отправились восвояси.
   - Понятно. Ну... В восточной башне, ты Сказал?
   - Да, господин, но... - Паж остановился, прикусив губу.
   - Но?
   - Прости меня, господин, но я служу королеве, и я знаю, каков приказ.
Тебе нет смысла сейчас идти в восточную башню. Мы все, я хотел  сказать,
все ее слуги, получили приказ никого туда не  пускать,  пока  она  и  ее
рыцари держат совет.
   Но позже, в обеденное время, я уверен, тебя там примут.
   - Держат совет? Что ты хотел этим сказать?
   Александр говорил резче, чем ему хотелось бы, и смущенный  паж  начал
заикаться:
   - Я только имел в виду.., у них там собрания..,  я  не  знаю,  в  чем
дело... Откуда мне знать? Но она ведь королева, и даже если владения  ее
невелики и она называется узницей, она держит двор. Мне очень жаль,  мой
господин...
   - Понимаю. Не тревожься понапрасну. Как бы то ни  было,  я  ищу  даму
Лунеду, а не королеву. Спасибо, тебе лучше идти.
   Я сам найду дорогу.
   Паж убежал. Глядя ему вслед, Александр спрашивал  себя,  сколько  еще
пройдет времени, прежде чем  он  станет  членом  этого  двора  избранных
счастливцев, которые собираются в восточной башне. Не так  уж  и  много,
удовлетворенно сказал он самому себе, не так уж и много.
   Тем временем предстояло исполнить свой долг.  Он  без  особого  труда
нашел дорогу на женскую половину, где госпожа Лунеда и ее дамы сидели за
вышиванием. Лунеда встретила  его  с  очевидным  удовольствием,  и  дамы
доброжелательно поудивлялись его счастливому выздоровлению.  Он  принес,
потом повторил свои извинения за столь  продолжительный  визит  в  такое
время,  извинения,  от   которых   Лунеда   очаровательно   и   повторно
отмахнулась. Следует  заметить,  что,  несмотря  на  все  извинения,  ни
хозяйка замка,. ни Александр не сделали  никакой  попытки  к  завершению
этого визита: Лунеда - потому, что Моргана, которой она боялась,  весьма
недвусмысленно дала понять,  что  он  должен  остаться,  а  Александр  -
потому, что со всем  высокомерием  юности  и  пожирающим  его  желанием,
разожженным в нем снадобьями и паучьими ухищрениями Морганы,  был  полон
непреклонной решимости пуститься - причем у всех на глазах и открыто - в
это первое свое любовное приключение! И  какое  приключение!  Как  любой
молодой человек его возраста, он искал там и тут, но это не походило  на
преходящие увлечения  юности!  Тут  все  было  иначе!  Самая  прекрасная
женщина из всех, что он  когда-либо  видел,  и  она  королева  и  сестра
Верховного короля! А он, ее влюбленный до безумия избранник (как он  был
в этом уверен), стремился лишь быть допущенным на ее ложе, а после  быть
объявленным ее любовником в глаза всего мира - или, во всяком случае,  в
глаза прочих молодых рыцарей ее "совета".
   И к полному удовлетворению Александра,  тем  же  вечером  перед  всем
замком королева ясно выказала свою приязнь. За  обедом  в  большой  зале
Александра усадили по правую руку королевы. По левую руку от него сидела
одна из ее придворных дам. Это была пожилая женщина (все без  исключения
фрейлины Морганы были пожилыми или ничем  не  примечательными),  которая
все свое внимание посвящала еде. Лунеда  восседала  слева  от  королевы.
Говорила она мало, и, если уж на то  пошло,  Моргана  по  большей  части
оставляла  ее  без  внимания.  Зато  сама  королева  была   облачена   в
кремово-белое блио и сюрко, сверкавший  бриллиантами,  будто  облачилась
для победного пира. Ее темные, перевитые драгоценностями и  уложенные  в
высокую прическу волосы  покрывала  тончайшая  вуаль,  а  лицо,  искусно
подкрашенное, в свете свечей казалось лицом двадцатилетней девушки.
   Александр и  мечтать  не  мог  о  более  ослепительном  обнародовании
грядущих услад. Зал, сам по  себе  небольшой,  был  заполнен  людьми  ее
двора, и в  гул  мужских  голосов  вплетались  голоса  немногих  фрейлин
Морганы и Лунеды. Если забыть о страже Верховного короля,  рассудительно
ставшей так, чтобы ее не было  видно,  пир  можно  было  бы  принять  за
веселое  собрание  в  замке  какого-нибудь  лорда.  Разговоры   и   смех
властвовали над столом, пирующих обносили напитками и яствами, и имевший
глаза да видел, что взгляды всех пировавших были устремлены на Моргану и
красивого юношу справа от нее.
   Она дала им то, чего они ждали. Она почти не говорила ни с кем, кроме
Александра, наклонялась к нему, давая рукаву, а иногда и руке  коснуться
его пальцев. Наконец, она перед всем залом подняла заздравную чашу в его
честь, поцеловав сперва обод кубка, передала его юноше, чтобы он из него
выпил. Александр, ослепленный ее красотой  и  несколько  отяжелевший  от
обильных яств и вина после навязанного болезнью долгого воздержания, так
и не увидел взглядов - двух-трех кислых, но по большей части с  улыбкой,
- которыми Обменялись рыцари из свиты Морганы.  Взгляды  эти  без  труда
были поняты всеми, кто знал ее: "Что, твоя очередь? - говорили улыбки. -
Тогда возьми все, что сможешь, молодой Петушок! Хвастай, кукарекай, пока
можешь!"

***

   Она не пришла той ночью  в  его  покой.  Паж  Питер,  явившийся,  как
обычно, чтобы помочь ему лечь в постель, принес с  собой  уже  привычный
кувшин посланного королевой крепкого и сладкого напитка. Все  еще  более
слабый, чем сам себе в том признавался, с почти что кружащейся от вина и
возбуждения головой, Александр послушно осушил кубок  до  дна  и  лег  в
постель. Задув свечу, Питер оставил его одного.
   Недолгое время Александр лежал, глядя на дверь и прислушиваясь - хотя
королева двигалась так же беззвучно, как  и  феи,  в  честь  которых  ее
прозвали Ле Фей, и  о  ее  присутствии  в  темноте  он  узнает  лишь  по
прикосновению и  облаком  окружающему  ее  аромату  духов.  Но  снадобье
подействовало на него даже прежде, чем развеялся запах погашенной свечи,
и Александр уснул.

***

   Моргана, разумеется, знала,  что  делает.  Когда  на  следующее  утро
Александр проснулся, она была уже далеко от замка на  охоте  со  "своими
рыцарями и, как всегда, под бдительным оком стражи Верховного короля. Не
увидел ее Александр и вечером. Головная боль, сказал Питер, но завтра ей
будет уже лучше, и если принц согласится  встретиться  с  ней  наутро  в
третьем часу, они, быть может, смогут  отправиться  вместе  на  прогулку
верхом...
   Настойка, посланная ему  той  ночью,  была  другой  по  вкусу:  к  ее
сладости примешивался какой-то  едкий  привкус,  но  густота  и  тяжесть
напитка обещала крепкий сон. И обещание это было  обманным.  После  того
как паж сопроводил  его  в  постель,  загасил  свечу  и  оставил  покой,
Александр   провел   болезненную   и   бессонную   ночь,   полную    мук
неудовлетворенной любви и раздумий, даже нервного предвкушения  утренней
встречи.

Глава 25

   Даже после бессонной ночи Александр чувствовал себя на следующее утро
более бодрым, чем на протяжении многих дней. Встав с зарей,  как  только
собрался с духом, он спустился по лестнице, чтобы подождать  Моргану  во
дворе замка.
   Королева, разумеется, заставила себя ждать, но со временем она все же
появилась и притом одна, если не считать стражи,  сопровождавшей  ее  во
всех прогулках за стенами замка.
   Моргана была облачена во все зеленое: в  травянисто-зеленую  накидку,
подбитую золотистым шелком, и шапочку из того же  шелка  с  плюмажем  из
перьев, которые, игриво загибаясь, касались ее щеки. Выглядела она столь
же прекрасной, какой была в пиршественной зале или в мучительной  тишине
лазарета. Склонившись, чтобы поцеловать ей руку, он не отрывал губ  чуть
дольше, чем требовали приличия, потом помог ей сесть в седло ее чудесной
каурой кобылы, вскочил на собственного  гнедого  и  вслед  за  королевой
шагом двинулся по деревянному мосту.
   Моргана хорошо знала окрестности, поэтому  Александр  предоставил  ей
решать, куда" отправиться. Лошадь у него была свежей, так что  вслед  за
королевой он добрым галопом проскакал  по  берегу  реки  почти  до  того
самого места,  где  случилось  его  столь  удачное  падение,  затем  они
свернули в лес, где узкая  просека  пошла  вверх,  что  и  заставило  их
перейти на рысь. Некоторое время спустя  деревья  поредели,  и  всадники
выехали на залитую солнцем укромную лощину на склоне холма,  где  лошади
снова смогли пойти бок о бок. Моргана слегка  натянула  поводья,  послав
кобылу шагом, и Александр дал своему скакуну самому  выбирать  скорость,
подстраиваясь под кобылу королевы.
   Все это время за ними следовали четверо стражников. Время от  времени
Моргана оглядывалась  через  плечо  с  довольно  трогательной  гримаской
недобрых предчувствий. Стражи следят за  ней  неотрывно,  объяснила  она
Александру, и о каждом движении докладывают ее брату Артуру. Она  боится
стражников, премиленько созналась она, боится, что вскоре, прескучившись
монотонностью своего удела в этом отдаленном уголке так далеко от  своих
семей, - они могут послать Артуру какую-нибудь  ложь,  а  брат  прикажет
отвезти ее назад в Каэр Эйдин на  суровом  Севере  или  отправить  ее  в
строго охраняемое узилище (как она это назвала) замка Кастель Аур  среди
валлийских холмов. А там, как было сказано намеком, Александр ее  больше
не увидит. Если только, разумеется, не  согласится  помочь  ей  избежать
столь жестокой и несправедливой кары, которую обрушил на  нее  Верховный
король...
   Но здесь она просчиталась. Как бы ни был одурманен Александр, его  не
удалось заставить открыто высказаться против решения Верховного  короля.
Для него, на  протяжении  всей  его  недолгой  жизни,  Артур  и  Камелот
представляли все, что есть на земле доброго и справедливого. Не  удалось
также заставить Александра, знавшего о том, какое  великолепие  окружало
Моргану в Темной Башне,  о  роскоши  ее  покоев,  о  дорогих  нарядах  и
кушаньях, об усердии слуг, зная о ее "дворе", и ее "советах", и  свободе
ее передвижений по окрестностям, пусть даже под стражей, - учитывая  все
это, Александра никак нельзя было заставить  счесть  королеву  достойной
сострадания  узницей,  с  которой  дурно  обращаются.  А  потому  он   с
сочувствием слушал, клялся  в  вечной  преданности  -  пока  еще  он  не
осмеливался говорить  о  любви,  -  но  сторонился  любых  разговоров  о
"спасении"  и  даже  о  какой  бы  то  ни  было  попытке   "сбежать   от
соглядатаев". Моргана, со своей стороны, избегала любого прямого  ответа
на его осторожные расспросы о причинах столь строгого решения Артура. Он
был  достаточно  юн,  чтобы  -  особенно  когда  чудные  глаза  Морганы,
казалось, глядели прямо ему в душу, а маленькая ручка покоилась  у  него
на колене, когда их лошади шли рядом - одновременно поверить в  то,  что
Артур справедливо покарал ее за супружескую  измену,  и  в  то,  что  ее
прискорбно и  жестоко  использовали,  что  беду  на  нее  навлекло  лишь
предательство  любовника.  Любовника,  которого,  благодарение  Богу   и
Артуру, давно уже нет в живых.
   Моргана, разумеется, видела это очень ясно и понимала, что  сколь  бы
глубока ни была любовь к ней этого юного  глупца,  ей  нечего  надеяться
присоединить его ко "двору", который держит совет в  личных  королевиных
покоях в восточной башне. Эти молодые люди, некоторые из которых были (и
бывали время от времени  до  сих  пор)  ее  любовниками,  все  как  один
принадлежали к тем, кто по той или иной причине не питал к Артуру особой
приязни. По всей стране, в основном среди молодых кельтов из  отдаленных
провинций,  росло  недовольство  "королевским   миром",   что   означало
централизацию управления и мирное водворение закона и порядка.
   Традицией и обычаем воспитанная в  воинственном  духе,  эта  молодежь
презирала "говорильню стариков" Круглого зала в  Камелоте  и  мечтала  о
буре, даже о "славе" войны.
   Для этих молодых смутьянов двор, который держала Моргана  здесь  и  в
Кастель Аур, был удобным и приятным центром  для  вынашивания  заговоров
крушения планов Артура или  их  собственного  возвышения.  Они  даже  не
догадывались, что Артур, которому известно обо всех их собраниях,  может
допускать такие замыслы. Убив любовника сестры и  содержа  ее  саму  как
пленницу (какими  бы  шелковыми  ни  были  ее  цепи),  Верховный  король
прекрасно сознавал, что ее дом может стать центром недовольства, а  сама
она - даже средоточием смуты.
   Но с тех пор, как Мерлин в очередной раз исчез  в  своей  хрустальной
башне, его советником была женщина, более умудренная  в  женских  делах,
чем мог бы быть сам Мерлин. "Оставь Моргане ее титул и ее любовников,  -
сказала Нимуэ, - и пусть она  строит  себе  козни  там,  где  ты  можешь
наблюдать за ней". Артур последовал совету чародейки,  так  что  Моргане
оставили ее небольшую свиту  недовольных  и  позволили  развлекать  себя
плетением - и пока безобидных - заговоров против брата.
   Теперь же, когда все ее уловки натолкнулись  на  упрямую  преданность
Александра, Моргана оставила попытку ввести его  в  свой  двор.  Моргана
была близка даже к тому, чтобы оставить свой план привести его к себе на
ложе, но она как раз намеревалась  осуществить  свой  некий  замысел,  в
претворении которого человек столь явной честности, как Александр, может
преуспеть там, где потерпели поражение другие из ее свиты.  Кроме  того,
пора было взять себе нового любовника. А юнец был хорош собой и молод, и
более чем готов, так что...
   Так что она сменила тактику,  с  очаровательным  раскаянием  признала
какую-то мелкую вину,  говорила  об  Артуре  с  почтительной  любовью  и
умоляла Александра забыть все то, что она наговорила в минуту  отчаяния,
и вместо этого рассказать о себе и своих надеждах  на  будущее.  С  этой
целью она позволила ему помочь ей спешиться,  и  они  присели  вместе  в
залитой солнцем низинке, укрытой кустами цветущего можжевельника,  в  то
время как люди короля с неизменным терпением, потихоньку биясь об заклад
об исходе этой  прогулки,  ждали  на  виду,  но  слишком  далеко,  чтобы
слышать.
   Перед ними была чудесная сценка: королева сидит на расстеленном плаще
Александра, окруженная складками своих зелено-золотых шелков и  бархата,
а у  ног  ее,  глядя  ей  в  лицо,  лежит  юноша.  Он  говорит;  следует
предположить (так как едва ли он мог рассказать ей правду о себе и своем
путешествии в замок Друстана, а  оттуда  в  Камелот),  что  речь  шла  в
основном о его теперешних надеждах на ответную любовь.
   Итак, он говорил, а королева  улыбалась  и  слушала  с  видом  милого
внимания, но  наблюдатели  видели,  как,  когда  он  отвел  взгляд,  она
зевнула. Вскоре после этого зевка к юноше протянулась  маленькая  ручка,
которую юнец жадно поднес к губам. Тогда она, не  переставая  улыбаться,
наклонилась  и  сказала  что-то,  что  заставило  его  единым  движением
вскочить на ноги, протягивая ей  обе  руки,  чтобы  помочь  встать.  Она
позволила ему заключить себя в объятия и поцеловать, долго  и  страстно,
прежде чем он поднял ее в седло.
   Наблюдателям не было особой нужды слышать, что было  сказано.  Они  и
так знали. Все это они уже видели и  слышали  раньше.  Госпожа  пожелала
видеть у себя на ложе еще одного юного глупца, и глупец прибежит, и  его
снова обманут, и со временем, может быть,  он  узнает,  какую  цену  ему
придется заплатить за свою глупость.

***

   Цену Александр узнал приблизительно месяц спустя.  Это  был  чудесный
для него месяц, самый восхитительный в его юной жизни - или в это он  от
всего сердца верил.  Находиться  подле  королевы  Морганы  весь  день  и
проводить с ней все ночи, видеть, как его почитают превыше всех прочих в
ее маленьком дворе! Дни и ночи текли, как сон, полный  наслаждений,  так
что  реальность  -  когда  она  врывалась  в  этот  сон,  -   реальность
головокружений и головных болей и, хотя он не признался бы в  этом  даже
себе самому, непреодолимой потребности уединения и ночи-другой ничем  не
прерываемого сна, оказывалась забыта так же быстро,  как  и  сознаваема.
Или, точнее, как только его хозяйка с помощью золотого кубка  с  искусно
приправленным травами вином  или  ласки  мягких  губ  и  умелых  пальцев
решала, что ему пора забыть. Тогда он вновь тонул в  томлении,  полагая,
что это и есть любовь, и клянясь всем на белом свете  служить  той,  что
опутала его нежными шелковистыми путами, как паук спеленывает муху.
   Однажды утром у ворот замка возникло какое-то смятение:  во  двор  на
загнанной лошади въехал всадник и спросил королеву Моргану. Всадник  был
весь в грязи, полумертв от усталости и выглядел настолько безумным,  что
паж бросился прямо  во  внутренний  покой,  где  королева  завтракала  с
Александром, и резко постучал в дверь.
   Моргана, которая еще не вставала  и  лежала,  томно  раскинувшись  на
подушках, только подняла брови, но Александр, который в последнее  время
становился все более раздражительным, гневно крикнул:
   - В чем дело? Ты что, не знаешь, что нельзя тревожить королеву?
   - Королеву спрашивают, мой господин. Это граф Ферлас. Он  вернулся  и
должен срочно увидеться с ней. Мой господин, королева проснулась?
   - Как она может спать посреди грохота, какой ты поднял? Уходи и скажи
ему подождать!
   Но Моргана, внезапно оттолкнув возлюбленного, приподнялась на кровати
и окликнула:
   - Грегори? Пришли сюда графа Ферласа. Пришли его сюда  немедленно!  -
и, откинув покрывала, спрыгнула на  пол.  -  Александр,  мое  постельное
платье!
   - Но, госпожа, здесь?
   - Где же еще?  Мне  нужно  увидеть  этого  человека!  Подай  мне  мою
душегрею, если не хочешь, чтобы я приняла его голой.
   Александр начал  что-то  заикаясь  бормотать.  Для  него  королевский
покой, богато уб