Твои туфли! И платье! На грязной стене!  Его  теперь  ни  за  что  не
отчистить! О чем ты только думала? Лучше бы  тебе  отправиться  со  мной
прямо сейчас и дать мне  попытаться...  -  Тут  ее  заставило  замолчать
потрясенное лицо мальчика, и она непроизвольно прижала руку ко рту:
   - Прошу прощения, госпожа...
   - Все в порядке, Мариамна. Принц показывал  мне  вид  на  долину.  Мы
беседовали. А теперь почему  бы  тебе  не  подождать  поодаль  вместе  с
мужчинами?
   Мариамна снова присела в поклоне, на  сей  раз  рассчитанным  на  то,
чтобы восстановить достоинство своей хозяйки, и  удалилась  к  ожидавшей
группе стражников.
   Но Теодовальд уже соскользнул со стены.
   - Нет смысла тут сидеть. Придется возвращаться. Вот уже идет бабушкин
управитель. Наверное, пора обедать. И вообще я голоден. А ты?
   - Если подумать,  то  да,  -  отозвалась  Алиса,  вставая  и  пытаясь
вытрясти пыль из юбок. Пыли в них было  немало.  -  Если  нам  еще  надо
помыть руки перед едой...
   - А это еще зачем? Помоешь их потом, когда они будут жирные, - весело
ответствовал принц и сбежал вниз по склону.
   Стража поспешила последовать за ним,  но  управитель,  сказав  что-то
Мариамне, подошел, чтобы поклониться Алисе.
   Это был тот самый молодой человек, которого она приметила  в  глубине
залы, где королева принимала  гостей.  На  свету  он  оказался  высоким,
темноволосым и темноглазым, и одет он был в неяркий желтовато-коричневый
сюрко с темно-коричневой верхней туникой. Цепь у него на груди, знак его
положения при королеве, была серебряной, а  с  пояса  из  дорогой  кожи,
хорошо выделанной и  блестящей  как  каштан,  свисали  кошель  и  связка
ключей. Королевский управитель, сказал Теодовальд. Доверенный слуга.  Но
Алисе подумалось, что перед ней иностранец. Может быть,  римлянин?  Один
из тех несчастных, зачастую выходцев из  хороших  или  даже  благородных
семей,  кто  был  захвачен  на  войне  и  продан  в  рабство  франкскими
завоевателями?
   Но, похоже, нет. Прежде чем управитель успел открыть рот, подле  него
возникла зардевшаяся и взволнованная Мариамна.
   - Госпожа Алиса! Подумай только! Он мой самый что ни на есть земляк -
из соседней деревни! И где мы встречаемся?
   Здесь, в Type! Ну не чудо ли это?
   Молодой человек выпрямился. Алиса, все еще придерживая юбки,  застыла
как громом пораженная, во все глаза уставившись на него.
   - Ты! - вырвалось у нее.
   Брови придворного недоуменно поползли вверх.
   - Ну как же! Маленькая дама! Маленькая дама  из  Иерусалима.  Конечно
же, уже не маленькая, но взрослая дама, и  притом  красавица!  Как  тебе
жилось и как твои овечки с британских холмов?
   -  Я  думала,  ты  Иисус.  -  Слова   вырвались   у   нее   с   силой
непосредственности. Уже в следующее мгновение она с радостью взяла бы их
назад, и тут же почувствовала, что заливается краской. -  Я  тогда  была
совсем маленькой, - поспешила добавить Алиса,  -  а  ты  нес  на  плечах
ягненка и, казалось, знал, кто я  -  пожалуйста,  только  не  смейся!  Я
навсегда запомнила тот день, и знаю, мои слова прозвучат глупо,  я  даже
временами пыталась делать вид, что это правда.
   Молодой человек не рассмеялся, а, напротив, ответил серьезно:
   - Ты делаешь мне честь, госпожа. Если бы я знал, я  бы  сказал  тебе,
что я сын крестьянина и человек самый обыкновенный, но меня в самом деле
зовут Иисус, - он улыбнулся, увидев ее пораженный взгляд, - у нас не так
чинно относятся к этому имени, как в ваших странах. Но здесь меня  знают
как Иешуа. Имя то же, а  произносить  его  вашим  людям  так,  наверное,
проще.
   - Я.., да, конечно. А.., а как вышло, что  ты  свободно  говоришь  на
нашем языке?
   -  Иерусалим  всегда  был  полон  паломников,  а  новые  языки,   как
оказалось, всегда давались мне без труда. Полезный  дар...  -  он  снова
улыбнулся, - хотя и более приличествующий человеку честолюбивому.
   -  Понимаю...  -  Алиса  обнаружила,  что  все  еще   сжимает   подол
бледно-золотого платья, и отпустила шелк до приличествующей длины, потом
разгладила подол, что вернуло ей некоторое самообладание.
   - А теперь ты королевин управитель? - Это говорила уже снова  госпожа
Алиса. - Как ты оказался здесь, мастер Иешуа?
   - Могу ли я объяснить это по дороге в залу? Настало время обеда, тебя
ждет госпожа королева. Позволь предложить тебе руку, дорожка неровная.
   - Боюсь, руки у меня в пыли. Не хочу пачкать твой рукав.
   Иешуа лишь рассмеялся и положил ее ладонь себе на сгиб локтя,  и  так
они и  отправились  через  виноградник  вместе,  а  за  ними,  счастливо
улыбаясь, следовала Мариамна.

Глава 9

   Когда бы Алиса услышала, что говорила королева Клотильда герцогу, она
без труда бы поняла, почему юного принца так бдительно охраняют  даже  в
его собственном доме.
   - Только Господь со всеми святыми  его  знает,  сколько  еще  лет  мы
сможем принимать паломников в Type.  Как  ты  знаешь,  герцог,  земли  к
северу от реки - в руках моего  сына  Хильдеберта  так  что  дорога,  по
которой вы ехали через долину, и монастырь, где провели вы прошлую ночь,
принадлежат ему.
   - Истинно так. Наше путешествие было удобным и безопасным. К чему ему
чинить препятствия паломникам? И. прошу прощения, госпожа,  лишать  себя
дохода, какой они ему приносят? Он христианин, не так ли? Я склонен  был
полагать...
   - О да. Когда господин мой король Хлодвиг был принят  в  лоно  Святой
церкви, окрещены были и его сыновья, и с ними наши воины  без  числа.  -
Губы королевы искривила сардоническая улыбка. - Но наши подданные сперва
воины и уж потом христиане.
   - Но пока  ты  держишь  двор  в  Type,  госпожа  моя,  сыновья  твои,
разумеется, будут поддерживать и храм, и порядок на торных путях к нему,
как замышляли ты и твой супруг.
   - Пока я жива, возможно. Но пока у нашего порога  бесконечно  гавкает
Бургундия, кто знает, кто из королей, моих сыновей, переживет  следующую
кампанию? Принц Теодовальд удался на славу и к тому же умен,  и  я  сама
позаботилась о том, чтобы он рос в набожности, но ему нет и семи лет,  а
бургундцы уже поднимают голову вдоль восточных границ.
   Герцог промолчал, и королева, со  все  той  же  насмешливой  улыбкой,
коротко кивнула.
   - Тебе приходит на ум, что сама я из Бургундии. Будь покоен,  герцог,
я не питаю любви к моему дяде Сигизмунду и, хотя в своем  браке  я  была
пешкой в его гамбите за власть, пешкой я не осталась - разве что в  руце
Божьей и ради священного Божьего промысла.
   - Одним ходом на восьмое поле и мат -  в  твоих  руках  власть,  -  с
улыбкой произнес герцог, и королева рассмеялась.
   - Да, коронованная королева, и франкская притом - по титулу  и  духу!
Будь жив господин мой Хлодвиг, он в назначенный день выступил бы  против
бургундцев, что бы ни говорил римский  лизоблюд.  И  я  и  слова  бы  не
промолвила, чтобы предотвратить этот поход. Но он мертв, а мои  сыновья,
увы, ссорятся между собой, так что недалек  тот  день,  когда  Бургундия
увидит в наших распрях свой шанс.
   - Но пусть даже  так,  но  Бургундия  будет  одна,  сомнительно,  что
император рискнет пойти на союз с ней. Так смогут ли  бургундцы  собрать
армию, способную устоять против всей мощи  франкских  королевств?  Ведь,
разумеется, перед лицом такой угрозы раздоры твоих сыновей будут забыты,
и на поле выйдет единое франкское войско?
   - О том и мои молитвы.
   - И труды, мадам?
   - И труды. - На сей раз улыбка была суровой. - Так что я переезжаю из
столицы одного моего сына в столицу другого и - я не держу это в тайне -
у меня еще остались друзья при бургундском  дворе,  кто  поставляет  мне
вести в  память  о  старых  добрых  временах...  -  Слова  прозвучали  с
издевкой, но герцогу подумалось,  что  они  были  искренни.  -  Я  держу
собственный дворец здесь, вблизи храма Святого Мартина и основанного  им
монастыря, первого в Галлии и самого святого. И вот Хильдеберт  сидит  в
Париже, в то время как я присматриваю за его границами здесь, а Хлодомер
в Орлеане ожидает следующего шага Годомара Бургундского. Пока я здесь...
- Она вновь повела плечами и дала фразе замереть.
   - Поверить не могу, - галантно ответствовал  герцог  Ансерус,  -  что
такую королеву не ждет успех во всех ее начинаниях.
   - Ха! - Ответом ему был странный и обрывистый скорее лай,  чем  смех.
"Старую королеву лестью не проведешь, - думал Ансерус. - Ей так же,  как
и мне, известно, что ее сыновья - христиане лишь на  словах  и,  дай  им
только предлог, разорвут страну на части, как рвут тушу голодные  волки.
Будем надеяться - ради нее самой и юного Теодовальда, и более того, ради
Британии и хрупкого мира, который удерживает там Верховный король Артур,
- что у Хлодомера впереди  долгая  жизнь  и  он  успеет  мирно  передать
процветающее королевство в руки подросших сыновей".
   Ансерус встретил взгляд Клотильды. Нет, вдовая королева решительно не
глупа. Словно в ответ его мыслям Клотильда кивнула.
   - Ну да ладно, увидим, - только и сказала она вслух.
   Тут, к облегчению герцога, объявили, что подан  обед,  и  эконом  был
послан позвать обоих детей.

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

СТРАНСТВУЮЩИЙ РЫЦАРЬ

Глава 10

   Мать Александра так и не вышла замуж, хотя ее молодость и красота - и
возможно, укромное маленькое поместье в долине реки Уай теперь уже ее по
праву - приводило к ее порогу немало преисполнившихся надежды  родовитых
воинов.  Но  всех  их  ждало  разочарование.  Принцесса  Анна   осталась
одинокой, жила в удобстве и медленно и постепенно  все  больше  находила
удовольствия в такой спокойной жизни.
   Теодора и Барнабас были неизменно добры: первая  искренне  радовалась
обществу Анны, а последний, избавившись  от  страхов,  что  Анна,  вновь
выйдя замуж, приведет еще одного претендента на  Крейг  Эриэн,  посвятил
себя их благополучию. С помощью этого доброго и  мягкого  человека  Анна
научилась управлять делами небольшого поместья,  что  они  с  Барнабасом
делали теперь от имени Александра.
   Как водится, принцесса со временем оправилась от горя  и  потрясения,
причиненных ей убийством мужа, что нисколько не умерило ни ее  ненависти
к королю Марчу, ни решимости дождаться  того  дня,  когда  Корнуэльского
Лиса заставят заплатить за свое подлое преступление. Она позаботилась  о
том, чтобы пока  мальчик  рос,  он  все  больше  узнавал  о  том,  каким
человеком был  его  отец,  и  научился  гордиться  и  радоваться  такому
наследству. Люди с жалостью звали  его  Александр  Сирота,  но  на  деле
ребенок  не  был  обделен  отеческим  участием,  как  это  вполне  могло
случиться, поскольку Барнабас  присмотрел  за  тем,  чтобы  он  обучился
искусствам, какие понадобятся ему в будущем, - и как рыцарю и  воину,  и
как хозяину, пусть и небольшого, поместья.
   Счастье ребенка не было запятнано знанием о том, как умер  его  отец.
Когда еще по-детски он впервые спросил  об  этом,  Анна  рассказала  ему
лишь, что родился он в Корнуолле,  где  его  отец  принц  Бодуин  служил
своему старшему брату королю Марчу, и что Бодуин умер,  когда  его  сыну
было два года. Поскольку Бодуин как младший сын не имел никаких прав  на
земли в Корнуолле, Анна (так она сказала)  решила  уехать  и  предъявить
свои и Александра права на Крейг Эриэн. И правильно поступила,  добавила
она, поскольку король Марч, хотя и не имел своих детей, еще жив, так что
здесь и ей, и ее сыну живется лучше, и среди плодородных долин у границы
Уэльса их ждет намного лучшее будущее.
   - Он, наверное, уже старик, - сказал  однажды  Александр,  когда  они
заговорили об этом вновь. - И у него нет сына.
   Так что вскоре, быть  может,  мне  стоит  отправиться  в  Думнонию  и
поглядеть на Корнуолл и королевство, которое однажды может стать моим?
   - Никогда не станет, - ответила мать.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Тебе лучше забыть о Корнуолле и обо всем, что  с  ним  связано.  Он
никогда не станет твоим. Король Марч - не друг тебе, и даже будь он им и
оставь он тебе правление королевством, тебе придется сражаться за каждую
пядь этой бесплодной земли. С тех пор как  умер  герцог  Кадор,  который
некогда держал Тинтагел, там правит его сын Константин. Марч уже  сейчас
изо всех сил цепляется за то, что принадлежит ему,  и  когда  он  умрет,
потребуется человек большой удачи и силы, чтобы удержать нажитое Лисом.
   - Но если когда-нибудь Корнуолл должен стать моим по  праву,  то,  уж
конечно, Верховный король поддержит меня?
   Мама, - с нетерпением воскликнул Александр, -  позволь  мне  хотя  бы
поехать в Камелот!
   Анна отказала, но он просил ее снова и снова, и с  каждым  разом  все
труднее приходилось отыскивать причину для отказа, так что  однажды  она
наконец рассказала ему правду.

***

   Случилось так, что в тот год, когда  Александру  должно  было  минуть
восемнадцать, прекрасным весенним днем он выехал с  Барнабасом  и  двумя
другими  людьми,  чтобы  объехать  границы  владений.  Их  с  Барнабасом
спутники были вассалами замка - не то чтобы бывалые бойцы,  но  готовые,
как было в обычае тех дней, защитить себя и своего сюзерена. У  излучины
реки, где вода  перекатывалась  на  мелководье  по  гладким  камням,  на
противоположном  берегу  они  увидели,  как   через   поток   собираются
переправиться трое вооруженных  всадников.  Это  были  чужаки,  и  когда
Александр подъехал ближе, то увидел на груди у одного из них Вепря, знак
Корнуолла. Пришпорив коня, юноша с нетерпением приветствовал незнакомца.
   И так вышло, что корнуэльцы, направлявшиеся в Вирокониум,  сбились  с
пути и, зная, что заехали во  владения  какого-то  лорда,  искали  место
переправы, которое привело бы их к  дому  фермера  или  хижине  пастуха,
который мог бы указать им путь. Но заслышав крик Александра, они решили,
что их лишают права переправы. Они остановились, потом воин с Вепрем  на
груди, увидев перед собой юного рыцаря в сопровождении трех  вооруженных
бойцов, выкрикнул в ответ какой-то вызов и, выхватив меч, погнал  лошадь
в воду.
   Ошеломление. Шок. Предупреждающий возглас Барнабаса.
   И вот уже слишком поздно. Пылкий юноша, голова  которого  была  вечно
забита историями о смелости и решительности, будто  ждал  именно  такого
момента, как этот. Не успел Александр как следует все  обдумать,  как  в
руке у него словно  сам  собой  оказался  меч  Бодуина,  и  вот  посреди
покрытых рябью вод, Александр нанес первый удар в первом своем бою.
   Удар был счастливый. Меч пришелся на клинок противника, отвел  его  в
сторону и упал - прямо и смертельно быстро - на его горло.  Без  единого
звука противник Александра рухнул на шею своего коня. Барнабас  и  слуги
пришпорили лошадей, погнали их в реку, но бой как таковой был окончен.
   Мертвец, был, должно быть, вожаком, и когда он упал в воду, остальные
двое повернули лошадей и галопом ускакали прочь.
   Александр, задыхаясь от  возбуждения  и  потрясения  первой  в  жизни
победы, сидел, непроизвольно управляя  коленями  лошадью,  и  глядел  на
раскинувшееся на мелководье тело.
   Барнабас, белый как мел, поймал поводья его коня.
   - Зачем ты это сделал? Ты видел знак!  Это  Корнуэльский  Вепрь!  Это
были люди Марча!
   - Это я знаю. Я.., я не собирался его убивать. Он бы  убил  меня.  Он
первым выхватил меч. Разве ты не видел? Я окликнул  его,  чтобы  узнать,
что привело их сюда, вот и все. Но потом он  выхватил  меч  и  остальные
двое тоже. Разве ты не видел, Барнабас?
   - Да, я видел. Ну  что  ж,  теперь  ничего  не  поделаешь.  Вы  двое,
подберите тело. Нам лучше вернуться и  рассказать  о  случившемся  твоей
госпоже матери. Дурной день, очень дурной день.
   Вода заплескалась под копытами коней, и весь отряд медленно  двинулся
назад в замок.

Глава 11

   Молодой хозяин Крейг Эриэн нашел Анну  во  фруктовом  саду,  где  она
присматривала за тем, как садовник подстригает яблоневое  дерево.  Когда
Александр начал рассказывать ей о случившемся у реки, она, взяв  его  за
локоть, поспешила увести его в сторону, подальше от ушей работника.
   - Потому что, - твердо сказала она, -  если  это  действительно  были
люди Марча, тебе может грозить опасность.
   И она не дала ему сказать ни слова больше, пока они  не  вошли  в  ее
личный покой, откуда Анна поспешно отослала хлопотавшую там служанку.
   - Но, мама, - запротестовал Александр, - эти  люди  нарушили  границы
наших владений, а тот, кого я убил,  -  он  же  напал  на  меня!  Спроси
Барнабаса, он тебе расскажет, как все случилось. Я  увидел  корнуэльский
блазон и окликнул их, чтобы поздороваться, а этот выхватил меч. Что  мне
оставалось делать?
   - Да, да, знаю. Не в том беда. Но остальные ведь вернутся в Корнуолл.
Ты сказал, при вас с Барнабасом было еще два наших  человека?  Они  были
близко? Достаточно близко для того, чтобы люди Марча могли разглядеть их
знаки?
   - Конечно. - Юноше не терпелось. - И по ним они уж точно поняли,  что
они на нашей земле, но даже это их не остановило.
   С мгновение помолчав, Анна вздохнула, потом  повернулась  и  медленно
прошла к высокой арке окна. Кресло с резной  спинкой  было  повернуто  в
сторону  падавшего  из  него  света,  а  подле  кресла  стояла  рама   с
незаконченной вышивкой. Отодвинув рукоделье, вдовая  принцесса  села  и,
опустив подбородок на руку, задумалась, глядя куда-то за  окно.  Завидев
свою хозяйку, одна из белых голубок, взмахнув  крыльями,  опустилась  на
каменный подоконник, где начала расхаживать, тихонько гулькая в  надежде
на пригоршню зерна.
   Анна не замечала птицу. Она словно перенеслась в прошлое, в спальню в
Марчевом замке, полную всех тех воспоминаний, которые она так  старалась
сохранить вживе и одновременно стремилась забыть. Резко отвернувшись  от
окна, она выпрямилась в  кресле.  Движение  вспугнуло  голубку,  которая
взметнулась вверх в резком хлопании крыльев.
   - Александр...
   - В чем дело, мама? Ты так бледна.  Тебе  нехорошо?  Прости,  если  я
расстроил тебя, но к чему говорить об опасности?
   Ты сама  сказала,  у  нас  не  будет  неприятностей  из-за  человека,
которого я убил, и правда, что...
   - Нет. Не в том дело. Это давнее дело, и печальное и тяжелое  к  тому
же. Я кое-что должна рассказать тебе, сын. Я намеревалась  сделать  это,
когда тебе минует восемнадцать и ты будешь готов  отправиться  ко  двору
Верховного короля, чтобы  предложить  там  свою  службу.  Но  раз  такое
случилось, придется сказать тебе все сейчас. Вот, возьми это.
   Уняв зашедшееся сердце, она вытянула из-за ворота цепочку, с  которой
свисал серебряный ключик. Сняв  через  голову  цепь,  она  протянула  ее
юноше.
   - Открой вот тот ларь в углу. Тяни сильнее, петли могли заржаветь  от
времени. Вот так. Теперь поищи на дне, там должен  быть  кожаный  короб,
перевязанный веревкой, принеси его сюда,  поближе  к  свету...  Да,  да.
Теперь открой его.
   Нет, не трудись развязывать узлы, их не  придется  завязывать  снова.
Разрежь веревку кинжалом. Вот так.
   Она повернулась в кресле, чтобы снова уставиться за окно.
   - Я не хочу видеть то, что лежит внутри, Алекс. Просто открой короб и
расскажи мне, что ты там нашел.
   Садовник под окном еще трудился среди фруктовых деревьев.  Его  дети,
мальчик и маленькая девочка, с радостными криками  бегали  меж  стволов,
играя с едва подросшим щенком. Все это слышала Анна, но в  ее  ушах  все
эти счастливые звуки  громом  перекрывал  скрип  кожаных  петель,  потом
шорох, сухой  скрежещущий  звук  и  озадаченный  голос  Александра,  так
похожий на голос Бодуина:
   - Тут не так много всего, мама.  Просто  какая-то  одежда...  Рубаха,
причем  старая,  и..,  фу..,  она  грязная!  Темные  пятна,  жесткие  от
времени... - В комнате повисло  внезапное  молчание.  Потом  совсем  уже
другим голосом Александр произнес:
   - Это ведь кровь, так?
   - Да.
   Вдовая принцесса все еще отказывалась повернуться.
   - Но... Но чья? Что это, мама? Что  это?  -  Потом,  прежде  чем  она
успела заговорить, резкий вдох:
   -