елом своем трауре ищет по малым королевствам, расспрашивая, где  бы  ее
приняли с почетом и пообещали бы покровительство и защиту.
   - Но,  госпожа,  -  ответил,  как  всегда  реалистичный,  Мордред,  -
разумеется, мой... Верховный король сказал тебе, какие распоряжения были
сделаны на случай такого дня?
   - Я знала, что ты назовешь это бреднями! - Королева с  усилием  взяла
легкий тон и перевела разговор на другое - Но поверь мне, такое известно
каждой жене. А как насчет твоей, Мордред?
   - Моей?
   Королева смешалась.
   - Я ошибаюсь? Я думала, ты женат. Мне казалось, я  слышала  что-то  о
том, что твой сын - при дворе Гвартегидда в Бумбартоне.
   - Я не женат. - Эти слова  вырвались  у  Мордреда,  пожалуй,  слишком
поспешно и слишком  прочувствованно.  Королева  удивленно  поглядела  на
него, и Мордред, подняв руку, добавил:
   - Но эти слова верны, госпожа. У меня двое сыновей. -  С  улыбкой  он
пожал плечами. - Кто я, в конце  концов,  чтоб  настаивать  на  законном
браке? Оба мальчика - от разных матерей. У  Гвартегидда  сейчас  Мелеан,
младший. Другой все еще на островах.
   - А их матери?
   - Матери Мелеана нет в живых. - Ложь  далась  ему  гладко.  Поскольку
королева явно ничего не знала ни о тайном доме  в  Камелоте,  ни  о  его
обитательнице, он не станет сознаваться ей в этом прямо сейчас. - Другая
довольна узами, которые связывают ее со мной. Она - женщина  Оркнеев,  а
на островах обычаи иные.
   - Выходит, замужняя или нет, - со все  той  же  наигранной  легкостью
заключила королева, - она все же женщина и жена и подобно мне принуждена
жить со снами о  злосчастном  дне  гнева,  когда  гонец  привезет  вести
худшие, чем принес мне ты.
   Мордред улыбнулся. Если он и подумал, что его женщине есть чем занять
свои дни, чтобы не сидеть праздно, пугая  себя  снами  о  его  смерти  и
похоронах,  то  он  умолчал  об  этом.  И  впрямь  женские  бредни.  Йо,
протягивая руку за посланьем, он увидел, как дрожит  ее  рука,  подавшая
ему пергамент, и это заставило его переменить свои мысли о Гвиневере.  В
его глазах она была королева, прекрасная супруга  его  короля,  а  также
неуловимое виденье тайных его желаний,  создание  веселья  и  богатства,
власти и счастья. Для него стало потрясеньем увидеть ее такой:  одинокая
женщина, живущая в страхе. "Нам не  остается  ничего  иного,  кроме  как
ждать, наблюдать и надеяться", - сказала она.
   О подобном он никогда не задумывался. Ему недоставало воображения,  и
в своих отношениях с женщинами - за исключением Моргаузы - он по большей
части следовал своему крестьянскому воспитанью. Умышленно он не причинил
бы женщине вреда или боли, но ему не пришло бы в голову отказать себе  в
чем-то, чтобы помочь или послужить какой-либо из  них.  Напротив  -  они
существовали для того, чтобы помогать и служить ему.
   Усилием воображения, совершенно чуждого ему, он заглянул  в  будущее,
попытался мыслить, как могла  бы  мыслить  женщина,  чтобы  бояться  той
судьбы, какая выпадет на долю королевы. Чего ей ждать от будущего, когда
Артур встретит свой конец? Год назад  ответ  был  прост:  Бедуир  увезет
вдову в Бенойк или в свои земли в Нортумбрии. Но  теперь  Бедуир  связан
браком  и  жена  его  в  тягости.  Более  того:  Бедуир,   по   трезвому
размышлению, едва ли останется в живых в  той  битве,  в  которой  падет
Артур.  Даже  теперь,  когда  Мордред  и  королева  беседовали  в  саду,
напоенном запахом роз, быть может, началась битва, что может  превратить
ее сон о злосчастном дне гнева  в  реальность.  Он  вспомнил  строки  ее
письма к Артуру, в которых сквозил неприкрытый страх.  Страх  не  только
перед опасностями, какие грозят Артуру, но и страх за него, за Мордреда.
"Ты и твой сын", - писала она. Теперь, со вспышкой правды,  болезненной,
как порез, он понял почему. Герцог Константин до сих пор в глазах  всего
света - первый претендент на трон и уже заглядывается на Камелот,  зная,
что его притязания на титул сильно подкрепит брак, если только сперва он
сможет заполучить королеву-регентшу...
   Тут он очнулся, осознал, что королева  смотрит  на  него  напряженным
вопросительным взглядом, и сколь мог убедительно ответил на этот взгляд:
   - Госпожа, что до твоих снов и страхов, скажу лишь  одно.  Я  уверен,
что талант короля и твои за него молитвы сохранят его в  добром  здравии
на многие грядущие годы, но если случится беда, тебе нечего  страшиться.
Я знаю, что Константин Корнуэльский может попытаться оспорить  последние
распоряжения короля...
   - Мордред...
   - С твоего позволения, я  продолжу,  госпожа.  Позволь  мне  говорить
прямо. Он честолюбив и жаждет взойти на трон Верховного  королевства,  и
ты страшишься его. Позволь мне сказать вот что. Тебе известна воля моего
отца, и тебе известно, что она будет исполнена.  Когда  я  унаследую  от
него  трон,  тебе  нечего  будет  бояться.  Пока  я  жив,  ты  будешь  в
безопасности и в почете.
   Краска залила ей лицо,  взглядом  она  поблагодарила  его,  но  вслух
сказала лишь, все еще пытаясь улыбаться:
   - И не будет ненужной королевы?
   - Никогда.
   На том Мордред удалился.
   В тени садовых ворот, вне видимости женщины, сидевшей в  беседке,  он
остановился. Сердце у него словно неслось вскачь, плоть пылала. Он стоял
без движения, пока не спал жар и не  выровнялись  глухие  удары  сердца.
Холодной рукой он скомкал подсвеченную закатным солнцем картину в  своих
мыслях: розы, серо-голубые глаза, улыбка, прикосновение  дрожащей  руки.
Это безрассудство. Более того,  это  бесполезное  безрассудство.  Артур,
Бедуир... Кем бы он, Мордред, ни был, кем бы ни мог он стать,  пока  оба
они, Артур и Бедуир, живы, для этой прекрасной дамы он всегда будет лишь
жалким и запинающимся третьим.
   Он слишком долго был без женщины. По правде сказать, он  был  слишком
занят, чтобы даже думать об этом. До сего момента.  Сегодня  вечером  он
выкроит время и задушит эти порожденья жаркого воображения.
   И все равно... Он знал, что сегодня  его  честолюбие  стало  на  иной
путь. Были ведь прецеденты, бесспорные, не вызывающие сомнений.  У  него
нет жены. Она бесплодна, но у него есть двое  сыновей.  Если  Константин
может помышлять об этом, то может и он. И во имя всех богов под землей и
на небесах, Константин ее не получит.
   Отчаянно скомкав в кулаке посланье Верховного  короля,  он  прошел  в
королевские покои, во весь голос подзывая секретарей.

5

   Лишь некоторое время спустя Мордред смог увидеться с королевой. После
разговора в  беседке  он  с  головой  погрузился  в  круговорот  дел  по
снаряжению затребованных Артуром полков и  погрузке  их  на  корабли.  В
похвально короткий срок экспедиционные войска отплыли под  командованием
Кея, приемного брата короля, со  вполне  обоснованной  надеждой  нагнать
Артура до решающего столкновения. Гонец, прибывший с обратным  кораблем,
принес известия в целом радостные:  Артур  с  Бедуиром  и  Гавейном  уже
выступили быстрым маршем на восток, и  король  Хоель,  чудесным  образом
исцелившийся ввиду грядущих сражений, отправился вместе с  ними.  Короли
франков,  собрав  внушительную  рать,   если   верить   депешам,   также
подтягивают свои полки к Отену, где Артур намеревается стать лагерем.
   С тех пор известия доходили нерегулярно и были отрывочны. Ничто в них
не предвещало беды, но  поскольку  эти  вести  достигали  Британии  лишь
значительное время спустя после событий, едва ли можно было  считать  их
удовлетворительными.  Доподлинно  было   известно,   что   Кей   и   его
экспедиционный корпус, а  также  выступившие  с  ним  британские  короли
нагнали Артура: то же можно было сказать и  о  франкских  ратях.  Погода
благоприятствовала союзникам во всем, боевой дух был высок,  и  на  пути
они не встречали препятствий.
   Тем известия и ограничивались. О том, что думала или  что  переживала
королева, Мордред не знал, да и не имел времени об этом беспокоиться. Он
взялся за второе из Артуровых поручений:  набирал  и  обучал  людей  для
пополнения   регулярной   армии,   значительно   ослабленной    отъездом
экспедиционных войск. Он разослал послания всем малым королям  и  вождям
севера и запада, и сам не мешкая следовал за своими депешами  туда,  где
требовалась сила личного убеждения. И получил достойный  ответ:  Мордред
во  всеуслышанье  объявил  причины   своих   требований,   и   кельтские
королевства   откликнулись   немедленно   и   с   возможной   щедростью.
Единственным, кто оставил призыв без вниманья, стал  герцог  Константин.
Принц, приглядывая, как и обещал, за герцогством Корнуэльским, не сказал
ничего, выслал лазутчиков и удвоил в Каэрлеоне гарнизон. И  лишь  затем,
когда были завершены и скреплены  печатями  договоренности  о  наборе  и
обучении новой армии, Мордред послал гонца  к  Сердику,  королю  саксов,
дабы уговориться о предложенной Артуром встрече.
   Июль уже подходил к концу, когда пришел ответ от Сердика,  и  тем  же
самым дождливым днем с поля битвы в Бургундии прибыл курьер и  привез  с
собой единственную краткую депешу, а  с  ней  немногие  знаки,  которые,
когда курьер рассыпал их по столу перед Мордредом, сами рассказали  свою
страшную повесть.
   Как было то в обычае, значительная часть подробностей  была  передана
изустно. И эти заученные слова гонец произносил теперь  перед  застывшим
как изваяние регентом.
   - Милорд, битва свершилась, и  победа  была  за  нами.  Мы  римлян  и
бургундов обратили в бегство  и  самого  императора  вынудили  бежать  с
горсткой оставшихся у него войск. Франки благородно и  храбро  сражались
бок о бок с нами, и обе стороны явили чудеса доблести. Но...
   Гонец помедлил, облизнул губы. Было очевидно, что сперва  он  передал
добрые вести в надежде смягчить последующие
   Слова. Мордред не шелохнулся. Ему казалось, что это мгновение  тишины
заполнено громким и учащенным биением его сердца, едва слышным  свистом,
вырывавшимся из сведенного ужасом горла, мучительным усилием воли, каким
заставлял он лежать неподвижно руку, покоящуюся подле знаков на столе. А
те упали спутанной  и  сверкающей  грудой  -  свидетельства  трагедии  о
которой ему еще предстояло услышать. Печати,  кольца  и  знаки  отличия,
медали за участие в военных кампаниях - печальное наследие, что сняли  с
павших и что предстояло отослать  домой  вдовам.  Был  тут  значок  Кея,
золоченая брошь королевского сенешаля. И медаль за Каэрконан, истертая и
полированная до блеска - такая могла быть только у  Валерия.  Нет  здесь
королевского перстня, огромного рубина  с  вырезанным  в  нем  драконом,
но...
   Но курьер, ветеран сотен депеш  и  сотен  равно  добрых  и  печальных
докладов, медлил. Затем, встретив взгляд Мордреда, он кашлянул, прочищая
горло. Прошло немало времени с тех пор, когда гонцам приходилось, словно
в какой-то варварской земле, страшиться жестокой мести или  даже  смерти
от рук господ, которым доставили они  дурные  вести.  И  все  же,  когда
курьер решился заговорить, голос его охрип от  страха.  На  сей  раз  он
говорил с прямотой, переходившей в жестокость.
   - Милорд, король мертв.
   Молчание. Мордред не разжал губ, не  доверяя  ни  голосу  своему,  ни
жестам, ни себе самому.  Перед  глазами  у  него  все  словно  качалось,
расплывалось по краям,  уходя  в  туман  нереальности.  Даже  мысли  его
застыли, беспорядочные и невесомые, как капли мороси, гонимые ветром  за
окном".
   - Это случилось на закате дня. Многие пали. Среди  них  Кей,  Гугейн,
Валерий, Мадор и многие другие.  Принц  Гавейн  доблестно  сражался;  он
здрав и благополучен, но принц Бедуир был сражен в левый бок.  В  лагере
опасаются, что он тоже на пороге смерти...
   Голос гонца все гудел надтреснуто, перечислял имена раненых и павших,
но сомнительно, что Мордред слышал хотя бы слово из  его  речи.  Наконец
регент шевельнулся, прерывая печальный перечень.  Его  ладонь  легла  на
пергамент на столе.
   - Это все здесь?
   - Только известия, мой господин, подробностей там нет. Депеша послана
самим принцем Бедуиром. Пока он еще  был  в  силах  говорить,  он  велел
записать его слова.  Список  павших  последует,  как  только  соберут  и
опознают все тела, но с этой вестью нельзя было мешкать.
   - Да. Хорошо, подожди.
   С письмом в руке Мордред отошел  к  окну  и,  повернувшись  спиной  к
гонцу, развернул пергамент в оконной нише. Ровные четкие буквы как будто
плясали на бумаге. Гонимая ветром пелена мороси словно повисла меж ним и
письмом. Нетерпеливо  смахнув  влагу  ладонью,  он  ниже  склонился  над
депешей.
   И под конец, после того, как он трижды  тщательно  перечел  посланье,
смысл его проник в его мозг и засел там, будто гудя, как гудит  засевшая
глубоко в ране стрела, распространяя волны не боли, но отупляющего яда.
   Артур мертв. Следующее известие - о полной  и  сокрушительной  победе
над римлянами и бургундами - теряло по сравнению с ним значимость и вес.
Артур  мертв.  Депеша,  составленная  наскоро  в  полевом  лазарете,  не
содержала подробностей. Тело Верховного короля еще не подобрали  с  поля
битвы. Похоронные команды пока ищут его среди гор ограбленных трупов. Но
если король еще жив, скупо писал Бедуир, он к сему времени уже объявился
бы. Регенту следует исходить из его смерти и действовать соответственно.
   Выскользнув из руки Мордреда,  пергамент  плавно  опустился  на  пол.
Мордред этого не заметил. Промытый дождем ветер заносил в окно свежие  и
сладкие запахи из сада королевы. Регент глядел на отяжелевшие  от  дождя
розы, чьи блестящие лепестки подрагивали от ударов капель, на подернутую
туманом траву. Сегодня здесь никого. Где бы она ни была, она уже знает о
прибытии курьера, и она ждет его.  Ему  придется  пойти  и  сказать  ей.
Артур.  И  Бедуир.  Артур  и  Бедуир  оба.  Этого  достаточно  для  нее,
достаточно и слишком много.  Но  сперва  надо  выслушать  остальное.  Он
обернулся к гонцу.
   - Продолжай.

***

   Позабыв  свой  страх,  гонец  говорил  теперь  горячо,   захлебываясь
словами. Регент снова ожил, и был если  не  совсем  сдержан,  то  вполне
владел собой, и вопросы сыпались быстрые и прямые.
   - Да, милорд, я сам там был. Я покинул поле битвы,  когда  совсем  уж
стемнело, как только составили депешу и в новостях  не  осталось  больше
сомнений. Ближе к закату король еще сражался, его многие видели, хотя  к
тому  времени  с  сопротивлением  было  почитай  что  покончено,  и  сам
Квинтилиан уже пал. Повсюду царило смятенье, и люди уже начинали обирать
тела мертвецов и добивать раненых ради оружия и  одежды.  Наши  люди  не
были склонны к милосердию, но франки... Мой господин, они  варвары.  Они
дерутся как бешеные волки, и как  волками  ими  нельзя  управлять.  Враг
смешал ряды и побежал в разные  стороны,  и  наши  конники  бросились  в
погоню. Многие из бургундов, побросав оружие,  подставляли  под  кандалы
руки, умоляя сохранить им жизнь. Это было...
   - А король? Что ты знаешь о короле?
   - Видели, как он пал с коня. Его штандарт срубили,  и  в  сгущавшихся
сумерках сложно было определить, где именно король бьется или что именно
там произошло. Бедуир, хотя и был ранен сам, пробился на тот край поля и
искал его, и другие тоже звали. Но короля не нашли. Многие из  мертвецов
уже были обобраны и раздеты, и если король среди них...
   - Ты хочешь сказать, что его тела так еще и не нашли?
   - Да, милорд. Во всяком случае, к тому времени, когда я покинул поле.
Меня отослали, как только спустилась  ночь,  и  из-за  темноты  пришлось
прекратить поиски. Вполне возможно, что в настоящее  время  сюда  спешит
еще одна депеша. Но в ставке сочли, что ты должен получить  известие  до
того, как в стране распространятся другие слухи.
   - Так вот  почему  мне  не  привезли  никакого  знака?  Ни  меча,  ни
перстня?
   - Да, милорд.
   Мордред помолчал. Потом заговорил вновь, но как будто бы через силу.
   - Есть ли еще надежда, что король объявится?
   - Мой господин, если б ты видел поле битвы... Но  да,  надежда  есть.
Даже обнаженным тело короля безусловно бы  опознали...  -  Под  взглядом
Мордреда курьер умолк. - Мой господин.
   Задав еще несколько вопросов, Мордред отпустил гонца и остался сидеть
в одиночестве. Мордред думал.
   Оставался еще шанс, что Артур не погиб. Но его долг очевиден.  Прежде
чем известья достигнут берегов Британии - а с прибытием  корабля  слухи,
должно быть, уже распространяются подобно лесному пожару,  -  он  должен
взять страну под свою руку. Его  ближайшие  шаги  предугадать  нетрудно:
спешный созыв Совета, публичное оглашение указа Артура,  в  котором  он,
Мордред, назван  престолонаследником  с  последующим  утверждением  его,
Мордреда, полномочий; следует изготовить копии этого указа  и  разослать
всем королям; подготовить речь для полковых командиров.
   А тем временем королева ждет и, пока она ждет, страдает. Он пойдет  к
ней и найдет любое утешение, какое получит.
   И любую любовь, какую сможет.

***

   Не успел он сделать и трех шагов от двери, а королева уже вскочила на
ноги. Впоследствии он поймет, что не знал, о ком был ее  первый  вопрос.
Прижав ладонь к горлу, она спросила:
   - Он мертв?
   - Увы, госпожа, да. Так сказано в привезенной ко мне депеше.  Видели,
как он пал в час победы, но, когда гонец был послан ко мне, тела еще  не
нашли.
   Она побелела так, что ему  показалось,  она  вот-вот  упадет.  Сделав
несколько шагов вперед, он протянул руки. Ее  ладони  вспорхнули  к  его
рукам и крепко сжали их.
   - Госпожа, - настойчиво заговорил он, - государыня, надежда еще жива.
И Бедуир жив, хотя он тяжко ранен.  Ему  хватило  сил  отдать  приказ  о
поисках тела короля до наступления темноты.
   Королева закрыла  глаза.  Губы  ее  сложились  в  тесное  черное  "о"
отчаянья, втянули воздух, словно она тонула.  Веки  ее  дрогнули.  Потом
словно невидимая рука взяла ее под подбородок и  вздернула  его  наверх:
Гвиневера напряглась, выпрямилась, глаза ее открылись, а лицо застыло  в
непроницаемую маску. Она тихо высвободила пальцы  из  рук  Мордреда,  но
позволила ему подвести себя к креслу. Ее  дамы  готовы  были  столпиться
вокруг со словами и жестами утешенья, но она от них отмахнулась.
   - Расскажи мне все, что тебе известно.
   - Очень немногое, госпожа. Письмо было кратким.  Но  посланнику  было
что поведать.
   Он пересказал ей доклад и ответы  гонца.  Королева  слушала  его,  не
прерывая; поверхностному взору стороннего наблюдателя могло  показаться,
что она даже не прислушивается; казалось,  она  наблюдала  за  дождевыми
каплями, нагонявшими одна другую на стебле розы,  что  свисала  с  ветки
перед самым окном.
   Наконец Мордред умолк. Капли сбегали, собирались, набухали  на  шипе,
чтобы с плеском разбиться о подоконник.
   Спокойным и тихим, мертвым голосом королева проговорила:
   - Если действительно есть надежда  на  то,  что  король  жив,  тогда,
разумеется, по пятам за первым последует второй гонец. А тем временем мы
должны поступить так, как повелел мой господин.
   - Исходя из того, что он погиб, - вставил Мордред.
   - Исходя из этого... - Потом,  с  внезапным  взрывом  горя  и  ужаса,
проговорила скороговоркой:
   - Мордред, что станется теперь с Британией?  Что  станется  теперь  с
нами? Так недавно мы говорили об этом, ты и я, а теперь  -  теперь  этот
день настал...
   Он непроизвольно склонился к  ней,  почти  незаметно,  но  хватило  и
этого. Она вновь затихла, вновь подобралась, вновь стала  королевой.  Но
глаза выдавали ее. Она  не  смогла  заговорить  снова,  не  разразившись
рыданьем. А этого не должно случиться до тех пор, пока она не  останется
в одиночестве.
   И он заговорил монотонно и деловито настолько, насколько нашел в себе
сил:
   - Две вещи следует сделать немедля. Я должен  увидеться  с  Сердиком.
Встреча уже назначена. И я должен созвать Совет.  Он  соберется  сегодня
вечером. До тех  пор,  пока  депеши  или  гонцы  не  подтвердят  или  не
опровергнут  это  и