высоко,  будто   звезды  на  небе,  засветились
разноцветные огни. Это был замок Мельваса на острове. И так как владелец еще
не  возвращался  с  охоты,  эти  огни  могли означать  только одно: прибытие
Артура.
     Но тут отчетливо, как бывает, когда звук разносится по воде, послышался
скрип открываемой  двери  и журчание воды под  лодочным днищем: из-за  дома,
осторожно всплескивая веслами,  невидимо  для нас отплыла лодка  и  ушла  за
стену тумана. Что-то тихо произнес мужской голос.
     Бедуир рванулся к берегу, его конь выгнул шею, сдерживаемый моей рукой.
     - Мельвас, - сдавленно  произнес Бедуир. - Он  заметил огни. Проклятье,
Мерлин, ведь он ее увозит...
     - Нет. Тише. Слушай.
     В   доме  по-прежнему  горел  свет.  Послышался  жалобный  нежный  зов,
исполненный  то ли страха,  то ли печали оставляемой женщины. Но плеск лодки
замер в отдалении. Дверь закрылась.
     Я отпустил Бедуирова коня.
     - А теперь ступай туда за королевой, и мы доставим ее домой.

     4
     Не  успел еще я договорить, как он уже соскочил с седла, бросил поперек
луки  свой тяжелый плащ и поплыл, точно водяная крыса, к травянистому склону
на  том берегу. Доплыл, стал  вылезать  из воды.  И вдруг  я увидел, что  он
словно бы наткнулся на преграду, пробормотал проклятье, остановился.
     - Что там?
     Ответа не последовало.
     Он уперся одним  коленом в берег, подтянулся,  держась за ивовые ветви,
выпрямился. И,  промедлив  лишь мгновенье,  чтобы  отряхнуть  воду  с  плеч,
решительно пошел вверх по  травянистому откосу к двери дома.  Но при этом он
шел  медленно и,  как  мне показалось, хромая.  Прошуршал,  освобождаясь  из
ножен, его меч.
     Вот он  забарабанил в  дверь  рукоятью меча. Стук отдался  гулким эхом,
словно бы в пустом доме. Ни движения, ни ответа. (Вот и спасай дам, попавших
в беду, подумал я.)
     Бедуир постучал еще раз.
     - Мельвас! Отвори Бедуиру из Бейсика! Отвори, именем короля!
     В ответ долго не  раздавалось ни звука. Но чувствовалось,  что кто-то в
доме затаился и ждет с бьющимся сердцем. Наконец дверь отворилась.
     Не распахнулась  с силой  вызова и отваги, а  медленно приоткрылась,  в
щель просочился слабый свет  свечи, и кто-то смутный выглянул наружу. Тонкий
гибкий стан, волосы распущены по спине, длинное свободное платье, шелковисто
отливающее белым.
     Бедуир хрипло произнес:
     - Госпожа! Миледи! Ты невредима?
     - Принц Бедуир! - воскликнула она, но не громко и довольно сдержанно. -
Благодаренье богу, что это ты. Когда ты постучался, я испугалась... Но потом
ты назвался, и я поняла... Но как ты сюда попал? Как нашел меня?
     - Меня привел Мерлин.
     С того  места, где я стоял  с лошадьми,  я  отчетливо услышал,  как она
сдавленно  охнула.  Она  резко  повернула  бледное  лицо  в  мою  сторону  и
разглядела меня на другом берегу.
     - Мерлин?! -  Но тут  же  голос ее снова зазвучал  мелодично и ровно: -
Тогда  опять же  благодаренье богу за  его искусство. Я  думала,  сюда никто
никогда не заедет.
     Этому я вполне могу поверить, подумал я. А вслух позвал:
     - Собирайся скорее,  госпожа! Мы приехали, чтобы отвезти тебя обратно к
королю.
     Она  мне не ответила, но пошла в дом, однако же на пороге задержалась и
что-то тихо  сказала  Бедуиру,  что -  я не расслышал.  Он  ответил, и  она,
распахнув  дверь,  жестом пригласила его  за  собой. Он  последовал  за нею,
оставив дверь открытой.  Внутри то разгорался,  то  мерк свет  от  пылающего
очага. Кроме того, горела лампа, и сквозь дверь и окно я разглядел убранство
куда более богатое, чем можно было ожидать в заброшенном охотничьем  домике:
табуреты с золочеными ножками, алые подушки и в глубине еще одна приоткрытая
дверь, а за нею ложе  с откинутым покрывалом  и сбитыми  простынями. Значит,
Мельвас заранее приготовил для нее это  гнездышко. Мое видение - свет очага,
ужин  на  столе, партия  в  шахматы -  все  оказалось  точно,  все  в  руку.
Подходящие слова, чтобы поведать об этом Артуру, теснились, кружились у меня
в  голове. Туман, будто хоровод белых призраков, белых теней,  вился  вокруг
дома.
     Из  дверей вышел Бедуир. Меч  его был упрятан в ножны. В одной  руке он
держал поднятый фонарь,  а  в другой  - шест,  каким  жители  здешних  болот
пользуются, плавая  среди  камышей на  своих  плоскодонных лодках. Осторожно
ступая, он спустился к воде и позвал:
     - Мерлин!
     - Да? Ты хочешь, чтобы я переплыл к тебе с лошадьми?
     - Ни в коем случае! Здесь под водой все утыкано острыми ножами. Я забыл
про эту древнюю хитрость и напоролся коленом.
     - То-то мне показалось, ты хромаешь. Серьезно повредил ногу?
     - Пустяки. Распорол мякоть. Госпожа перевязала мне раны.
     -  Тем  более  тебе нельзя пускаться вплавь.  Как же ты думаешь ее сюда
переправить? Должно же  быть какое-то  место, где можно безопасно  перевести
лошадей на тот берег. Спроси у нее.
     - Спрашивал. Она не знает. И нет ни одной лодки.
     -  Вот как? Неужели у Мельваса там не найдется ничего такого, что будет
держаться на воде?
     - Я  как раз об этом подумал.  Что-нибудь подходящее, чтобы спустить на
воду. Чем дороже, тем лучше. -  В его суровом голосе послышалась усмешка. Но
ни ему, ни  мне не было сейчас  охоты  пересмешничать - по воде, разделявшей
нас, слишком хорошо отдавались голоса, и рядом находилась Гвиневера.
     - Она одевается, - сказал он, словно в ответ на мои мысли.
     - Принц Бедуир!
     Дверь  открылась,  и  королева  вышла.  Она  переоделась  в платье  для
верховой езды и заплела косу. Через руку у нее был перекинут плащ.
     Бедуир, хромая, поднялся  к ней, взял у нее плащ и накинул ей на плечи,
а она завернулась в него поплотнее и натянула на голову капюшон, спрятав под
него  свои золотые волосы. Бедуир ей  что-то сказал, вошел в дом и, сразу же
появившись снова, вынес драгоценный инкрустированный стол.
     То, что затем последовало, было, наверно, очень смешно, если бы нашлось
кому посмеяться, но мы  с королевой Гвиневерой,  разделенные  протокой,  оба
мрачно  взирали  на то, как Бедуир спустил на воду перевернутый стол, потом,
осененный  новой мыслью, принес и бросил  на дно  этого  своеобразного плота
несколько алых подушек и пригласил королеву садиться.
     Она уселась, и они переплыли ко мне - не слишком-то величавое  зрелище:
королева сидела,  скрючившись  и крепко  держась за одну из гнутых золоченых
ножек, а  принц Бенойкский отчаянно орудовал шестом,  направляя свое судно к
другому берегу.
     Когда они приблизились, я поймал золоченую ножку стола и подержал, пока
Бедуир выбирался  на берег  и,  подав руку  королеве,  помог  выйти ей.  Она
грациозно ступила на  землю, благодарно  вздохнула и принялась расправлять и
разглаживать  на  себе  перепачканный, мятый плащ. Как и платье для верховой
езды, он весь промок и не успел высохнуть. Я заметил даже, что он порван. Из
складок  плаща  выскользнуло что-то  беловатое и  упало в  грязную траву.  Я
наклонился  и поднял костяную  шахматную фигуру.  Это был раздавленный белый
король.
     Она ничего не заметила. Бедуир столкнул в  воду злополучный стол и взял
у  меня  из  рук  поводья  своего коня.  Я  передал  ему и плащ и  произнес,
обращаясь к королеве, так учтиво, что это прозвучало выспренне и холодно:
     - Я весьма рад видеть тебя невредимой и благополучной, миледи. Мы целый
день были вне себя от страха.
     - Мне  очень  жаль,  -  ответила  она  тихо, пряча  от  меня  лицо  под
капюшоном. - Моя кобыла  споткнулась  в  лесу,  я упала с разгона и  жестоко
расшиблась. Что  было потом, я ничего не помню... Когда я пришла  в себя, то
оказалась в этом доме...
     - И король Мельвас при тебе?
     -  Да. Он нашел меня  в лесу лежащей без памяти и привез сюда. Я была в
обмороке,  я  полагаю.  И ничего  не  помню. За мной  ухаживали слуги короля
Мельваса.
     - Король Мельвас  поступил бы  правильнее, если бы остался  при тебе  в
лесу до прихода твоих собственных слуг. Они прочесали весь  лес,  разыскивая
тебя.
     Мелькнула белая ручка, еще глубже надвигая капюшон. Мне показалось, что
она дрожала.
     - Да, наверное, так. Но этот дом находился поблизости, только переплыть
на лодке, а он опасался за меня, он сказал. И лодка была удобнее всего... на
лошади я бы ехать не смогла.
     Бедуир уже сидел в седле. Я взял королеву за локоть, чтобы  подсадить к
нему. И  с  удивлением  обнаружил - по ее тихому, ровному голосу  я бы этого
никогда не подумал, - что она вся дрожит.  Поэтому я не стал ее  больше ни о
чем расспрашивать, а только сказал:
     -  В  таком случае мы  поедем не спеша. Король вернулся,  ты знаешь  об
этом?
     Дрожь била  ее - как в  лихорадке.  Она  ничего не  ответила. Легкую  и
тоненькую, будто девочка, я поднял ее и посадил перед Бедуиром на седло.
     И  мы поехали небыстрым шагом. Когда мы приблизились  к острову,  стало
видно, что пристань вся в огнях и по берегу носятся конники,
     Мы увидели группу  всадников с факелами, они отделились от  остальных и
во весь опор мчались по насыпи. Впереди, показывая путь, ехал черный всадник
на черном  коне. Потом  они  заметили  нас.  Раздались возгласы.  Вскоре они
поравнялись с нами. Первым теперь ехал Артур, его белый  скакун был  весь по
холку  в черной грязи.  А  рядом на черном коне,  громко выражая  радость  и
тревогу о королеве, ехал король Мельвас, властитель Летней страны.
     * * *
     Я в одиночестве ехал  домой.  Разоблачение Мельваса  перед  Артуром  не
принесло  бы  сейчас никакой  пользы,  но  наделало  бы  много  вреда. Пока,
благодаря  находчивости   короля   Мельваса,   вовремя   ускользнувшего   из
охотничьего  домика и поспевшего  в гавань для встречи  кораблей  Верховного
короля, удалось избегнуть скандала; Артур - какие бы чувства  он ни испытал,
узнав  или  угадав  правду, -  не  поставлен  перед необходимостью  идти  на
немедленный  и  принародный  разрыв  с  союзником.  И  тем пока лучше  будет
ограничиться. Мельвас  отвезет их к себе  во  дворец, щедро угостит винами и
яствами и, наверно, оставит ночевать,  а уж к утру  Гвиневера что-нибудь  да
расскажет  мужу.  Что именно  она  придумает  -  не мое дело  гадать.  В  ее
приключении есть обстоятельства, которые ей нелегко будет объяснить:  богато
убранная  комната, ожидавшая  ее  в  охотничьем домике; свободные  одежды, в
которых она  нас встретила; смятая постель;  ложь, рассказанная ею Бедуиру и
мне.  И,  самое  главное,  раздавленный  шахматный  король  -  свидетельство
истинности моего видения. Но со всем этим  надо будет подождать до тех  хотя
бы  пор,  когда мы покинем владения Мельваса, где мы со всех сторон окружены
его вооруженными людьми. Бедуир, со своей стороны,  тоже не сказал ни слова,
и можно было  надеяться, что  из любви к Артуру он  свои  сомнения  будет  и
впредь держать при себе.
     А я? Артур был  Верховный король, я -  его главный советник.  Открывать
ему правду -  мой  долг. Но сегодня  меня просто не будет при  нем, я уехал,
чтобы  не   выслушивать  его  вопросов,   уклоняясь  от  ответов   либо   же
отговариваясь  ложью. Позднее,  твердил я себе, пока мой конь  устало трусил
по-над берегом озера, позднее, может быть, мне откроется, как поступить.
     Я ехал домой кружной дорогой, чтобы не прибегать к услугам перевозчика.
Даже если бы он  и готов был переправить меня  в такой поздний час, я был не
готов  к  его  расспросам  и  пересудам солдат,  быть  может  именно  теперь
возвращавшихся из лесу  мне навстречу.  Я  искал  тишины,  и  покоя ночи,  и
колышущейся завесы тумана.
     Лошадь, чуя дом и ужин, навострила уши и пошла живее. Скоро мы оставили
позади  шум  и  огни острова, и гора  Тор темнела  в  небе смутной  глыбой с
россыпью звезд над  вершиной. Выступали из  темноты  деревья, на  них висели
клочья тумана, а  у  корней  на  мелководье глухо плескалась  озерная волна.
Пахло  водой  и камышами, и взбученной грязью, ровно ударяли по мягкой земле
конские копыта, колыхалась вода, а из дальней дали, еле уловимое, но острое,
как вкус  соли на  языке, приходило  дыханье  моря, и здесь,  у  его крайних
пределов, лениво начинался отлив. Где-то хрипло загоготала, взбивая крыльями
воду, невидимая птица. Мой конь встряхнул влажной гривой и потрусил дальше.
     Тишина, недвижный  воздух, покой одиночества.  Словно тонкое покрывало,
неощутимое,  как  туман,  повисло  между треволнениями  дня и безмятежностью
ночи. Разжалась десница божья.  Ни  единого  образа на  полотне тьмы.  И нет
охоты думать о завтрашнем дне и о завтрашних заботах. С помощью вещего сна я
сумел предотвратить  непоправимое;  но что  в  делах  государственных  сулил
внезапный возврат моей божественной  силы  - об этом я, усталый, измученный,
даже не пытался гадать. Я  дернул поводья, причмокнул,  лошадь пошла резвее.
Над  зубцами леса  взошла луна  и оглядела всю  серебристо-черную  ночь. Еще
полмили, и мы свернем в сторону от озера на проселок, ведущий ко мне домой.
     Лошадь встала так внезапно, что я чуть не перелетел через ее голову. Не
тащись она еле-еле от усталости, она бы непременно шарахнулась в сторону и я
очутился бы на земле.  Но так  она только уперлась  обеими передними  ногами
перед собой в землю и хорошенько встряхнула меня в седле.
     Наша тропа забирала вверх  по склону над берегом  озера.  Вода осталась
внизу,  скрытая от  глаз  слоями тумана, которые неспешно  перемешивались  и
вздымались,  точно мыльная пена в  корыте, или текли вслед за отливом густым
медлительным потоком.
     Я услышал  легкий  всплеск  и увидел  то, что  испугало  мою  лошаду  -
недалеко от берега в тумане пробиралась лодка, в  ней,  раскачиваясь,  будто
птица  на ветке,  стоял человек  и  отпихивался шестом - кто-то смутный  как
тень, юный и тонкий, завернутый в длинный плащ, и край плаща, свешиваясь  за
борт, полоскался в воде. Вот юный лодочник  нагнулся, подобрал нлащ и, снова
выпрямившись,   стал  выжимать  воду   из   толстой   ткани.  Полосы  тумана
завихрились, разорвались на миг в бледном  отсвете звезд.  И я  увидел лицо.
Потрясение ударило меня в сердце. Как стрела в мишень.
     - Ниниан!
     Он вздрогнул, обернулся, ловким приемом остановил лодку. Черные провалы
глаз в пол-лица посмотрели удивленно.
     - Ау! Кто это?
     - Мерлин. Принц Мерлин. Разве  ты не помнишь меня? - Тут я спохватился.
Кажется,  от  волнения у  меня  помутился  рассудок. Я  совсем  забыл,  что,
встретившись на пути в Дунпелдир с мастером-ювелиром и его слугой, не открыл
им, кто я  такой  на самом деле. Я  поспешил  прибавить:  - Ты знал меня как
мастера Эмриса. Меня и правда так зовут: Мирддин Эмрис из Дифеда. Но тогда у
меня были причины не называть своего настоящего имени. Вспомнил теперь?
     Лодка  покачнулась.  Туман  сгустился  и  скрыл ее из вида, и я  ощутил
минутный приступ слепого страха. Опять я его утратил! Но тут же я увидел его
снова, он по-прежнему стоял в лодке склонив голову набок. Помолчав, подумав,
по своей всегдашней привычке, он проговорил:
     - Мерлин? Волшебник? Вот ты кто?
     - Да. Мне очень жаль, если я тебя  испугал.  Но я  так удивился,  когда
увидел  тебя. Я  же думал,  что ты утонул тогда в  Корбридже, когда пошел  с
мальчишками купаться. А что случилось на самом деле?
     Мне показалось, что он на минуту замялся.
     - Я хорошо плаваю, милорд.
     Тут  была какая-то  тайна.  Но она  не имела значения. Ничто  не  имело
значения. Важно, что я нашел его. Вот к чему  вела вся эта долгая ночь.  Вот
ради   чего,  а  не  ради  предотвращения  королевиной  "неосмотрительности"
вернулась  ко  мне  моя вещая  сила.  Здесь лежало  будущее.  Звезды сияли и
лучились, как сияли и лучились они когда-то на рукояти заповедного меча.
     Я наклонился к шее моего коня и, волнуясь, сказал:
     -  Ниниан, послушай. Если ты не желаешь отвечать на вопросы,  я не буду
тебе их задавать. Допустим, ты бежал из  рабства, ну и что же? Для  меня это
совершенно безразлично. И  не бойся, я сумею тебя защитить. Я хочу, чтобы ты
пришел  ко  мне.  Когда я впервые  тебя  увидел, я  сразу понял, кто  ты: ты
подобен  мне,  и,  клянусь магическим  даром,  ниспосланным  мне богами,  ты
сумеешь достигнуть тех же высот в моем искусстве, что и я. Ты ведь и  сам об
этом догадался, не правда ли? Приди же ко мне, чтобы я мог обучить тебя. Это
будет нелегко, ты  еще очень  молод; но я  был еще  моложе, когда  пришел за
наукой к  моему  учителю.  Ты сможешь научиться  всему,  я знаю.  Верь  мне.
Согласись  поступить ко  мне в услужение,  чтобы перенять у меня все, чему я
могу тебя научить. Ты согласен?
     На этот  раз заминки не было совсем. Словно вопрос был задан и ответ на
него получен  уже давным-давно. Впрочем, оно в  каком-то смысле  так и было.
Некоторые  вещи в жизни  помечены  знаком  неизбежности, они  были  записаны
звездами по небу в день окончания Великого потопа.
     - Да, -  ответил он.  - Я согласен. Дай мне только немного времени. Мне
кое-что надо будет... устроить.
     Я выпрямился в седле. От бурного дыханья у меня болели ребра.
     - Ты знаешь, где я живу?
     - Кто не знает.
     -  Приходи,  как только  сможешь.  Буду рад тебя принять. -  И  я  тихо
повторил скорее для себя, чем для него: - Да, видит бог, я буду рад!
     Ответа не последовало. Когда я снова  поднял глаза, передо мной не было
ничего, только белый туман, пронизанный  печальным, бледным светом звезд, да
из-под тумана - шуршанье озерной волны по прибрежному галечнику.
     И, только доехав до дому, понял я простую истину.
     С того времени как  я познакомился с  мальчиком Нинианом и  потянулся к
нему всей  душой, угадав в  нем единственного на свете  человека, способного
последовать  за  мною  моей дорогой, прошли годы. Сколько?  Девять?  Десять?
Тогда ему было, наверно, лет шестнадцать. Между шестнадцатилетним  отроком и
двадцатишестилетним мужчиной  пролегает целый мир  перемен,  мир взросления;
мальчик, которого я с такой радостью признал сегодня ночью по лицу, не может
быть тем самым мальчиком, даже если он тогда, много  лет назад, и не утонул,
а выбрался из реки живой.
     Ночью,  лежа без сна  и следя, как,  бывало,  в  детстве,  за медленным
кружением звезд в ветвях грушевого дерева,  я еще раз перебрал  в памяти все
обстоятельства  нашей  встречи.  Этот  туман,  призрачный туман над  озером;
столбом  восходящий  звездный свет;  голоса,  гулко  отдающиеся от сокрытого
зеркала вод; незабвенное лицо, столько раз являвшееся мне за минувшие десять
лет,  -  все это вместе сошлось, оживило угасшую было  надежду.  И  обмануло
меня.
     И понял я, обливаясь слезами, что Ниниана и впрямь нет  в живых, а наша
встреча в призрачной  мгле была лишь насмешкой над моими усталыми чувствами,
лишь безжалостной, сбивчивой грезой.

     5
     Как и следовало ожидать, он не появился. А  появился гонец  от Артура с
приглашением в Камелот.
     Прошло уже четыре дня.  Я думал, что буду призван еще раньше, но вестей
не  поступало, и я понимал, что  Артур пока не решил, какую тактику выбрать,
но склонен замолчать все происшествие и не  выносить его на  обсуждение даже
королевского совета.
     Обычно курьеры сновали между мною  и им раза по  четыре в неделю,  да и
все  прочие  гонцы,  чей  путь  лежал мимо  моего дома, давно завели  обычай
заворачивать ко мне в Яблоневый сад - прихватить, если  есть, готовые письма
или пересказать мне последние новости. Так что я был осведомлен обо всем.
     Так, я услышал, ушам своим не веря, что Гвиневера все  еще находится на
Инис  Витрине в качестве гостьи  старой  королевы и  к  ней туда прибыли  ее
придворные дамы. И Бедуир до сих пор не покинул дворца Мельваса:  ножи  были
ржавые  и  часть его  ран  загноилась; к  тому  же, вымокнув на  холоде,  он
простудился и  теперь  лежал в лихорадке.  При  нем тоже был кое-кто из  его
людей. И сама королева Гвииевера,  сообщали  мне,  навещала  его ежедневно и
помогала уха