-  наверное,  в  тот   миг,   когда   он   убивал
косматобородого, - но  больше тот ни другой разбойник, как  ни старались, ни
разу  не смогли проникнуть внутрь кольца, описываемого смертоносным мечом  и
разящими копытами боевого коня.
     -  Посторонись!  -  только  приказал мне  король.  Лошади  кружились  и
налетали. Я стал с усилием подниматься на  ноги. На это ушло немало времени.
Пальцы, измазанные кровью,  скользили, тело  сотрясала  дрожь. Удержаться на
ногах  я не  смог,  но отполз к упавшей сосне и сел. Воздух дрожал  и звенел
ударов,  а  я  сидел,  беспомощный,  дрожащий,  старый,  покуда  мальчик мой
сражался, защищая  мою  и своя  жизнь,  и  не мог  помочь  ему  даже простой
кулачной силой.
     У ног моих что-то блеснуло. Нож, который Рыжий выбил  у меня из руки. Я
потянулся, подобрал его. Еще не в силах стоять, я сидя размахнулся как мог и
швырнул нож в спину  Рыжему. Швырнул и промахнулся. Но при  этом лезвие ножа
сверкнуло над глазом буланой лошади, она испугалась, шарахнулась, и  удар ее
всадника  пришелся  мимо  цели. С  лязгом  и звон  ударил Калибурн  по  мечу
разбойника, и вылетел меч у того из руки. А  потом Артур наехал на его своим
могучим конем и пронзил его прямо в сердце.
     На  минуту королевский меч  застрял в  груди  врага, мертвое  тело всей
тяжестью  повисло  на руке у  Артура.  Но серый конь  был обучен  и  на этот
случай:  Балин  попробовал было заехать с  тыла, но наткнулся на  оскаленные
зубы и подкованные копыта. Один  удар копытом раскроил плечо  соловой лошади
Балина. Она заржала и рванулась прочь, не слушаясь ни поводьев, ни  шпор. Но
Балин, храбрый негодяй, все же силой заставил ее повернуть обратно,  как раз
когда Артур,  выдернув  меч из груди  Рыжего,  обернулся к нему  с оружием в
руках.
     Наверное,  в свой  последний миг Балин узнал короля.  Но у него уже  не
было  времени говорить, тем менее -  просить пощады.  Последовала  еще  одна
короткая яростная стычка, и Балин, получив острием Калибурна  в горло,  упал
на  затоптанную, окровавленную траву.  Он дернулся раз, хватил ртом воздух и
захлебнулся собственной кровью. Его лошадь, получив свободу, не обратилась в
бегство, а  просто  стояла, свесив голову и подрагивая коленями; по  плечу у
нее бежала кровь. Обе другие лошади ускакали.
     Артур соскочил с  седла, отер меч о тело Балина, развернул плащ с левой
руки  и  подошел  ко  мне, ведя серого в  поводу.  Он опустил ладонь  на мое
окровавленное плечо.
     - Столько крови. Тут есть и твоя?
     - Нет. А как ты?
     - Ни царапины, - бодро ответил он. Он дышал  только чуть чаще обычного.
- Хотя не  такие уж  они были овечки. Обученные воины, как я  заметил, когда
мог выбрать минуту для созерцания... Посиди тут немного, я принесу воды.
     Он  бросил мне поводья серого,  отцепил  с луки седла рог  в серебряной
оправе  и  легкими шагами пошел  к реке. Вдруг я услышал, как он  обо что-то
споткнулся, легкие  шаги  замерли, раздался удивленный  возглас.  Я повернул
голову - он разглядывал изорванные остатки одного из моих переметных мешков:
там  среди лоскутов кожи и рассыпанной  провизии виднелся  обрывок  бархата,
густо шитого золотом, а  рядом в траве сверкал вырванный Балином драгоценный
самоцвет. Артур порывисто обернулся. Лицо его побледнело.
     - Клянусь Светом! Так это ты!
     - Кто же еще? Я думал, ты меня узнал.
     - Мерлин! - Вот теперь у него пресеклось дыхание. Он вернулся к сосне и
встал надо мною. - Я думал... я ведь даже не успел осмотреться... вижу, трое
негодяев убивают старика, а он безоружен  и  беден... как  мне показалось по
виду  его  коня и  одежды...  -  И он  упал подле меня на  колени. - Мерлин,
Мерлин...
     Верховный король всей Британии опустил голову мне в колени и молчал.
     Но вот он выпрямился и посмотрел мне в лицо.
     -  Гонец  передал мне твой знак и твои  слова, -  сказал он. - Но  я не
вполне ему поверил.  Сначала,  когда он рассказал о тебе и показал  дракона,
все показалось мне  убедительным...  Я  ведь никогда  думал,  что  ты можешь
умереть как обыкновенный смертный... Но пока ехал сюда,  один, ни  с кем  не
поговоришь,  только размышляй,  ну... я как-то разуверился. Не  знаю,  что я
себе представлял: наверно, подъеду и встану один-одинешенек перед заложенным
входом в  пещеру, где мы тебя  заживо  пoxoронили.  - Я почувствовал, как он
содрогнулся. - Мерлин, но что же на  самом  деле  произошло?  Когда мы сочли
тебя мертвым  и замуровали в пещере,  то  был  твой давний недуг,  принявший
обличье смерти, теперь мне это ясно.  Но  потом, когда ты очнулся, один, под
бременем своих погребальных  покровов? Видит бог, от этого одного можно было
опять помереть. Как же  ты поступил? Каким образом выжил, запертый  в недрах
полого холма?  Каким образом выбрался наружу? И когда? Ты ведь знал, как мне
тебя не хватает, где же ты пропадал так долго?
     - Не  так уж и долго. Когда я выбрался на волю,  ты  был за  морем. Мне
сказали,  что  ты отправился в Бретань. Тогда я решил не объявляться и жил у
Стилико,  моего  старого   слуги,  который  теперь   держит  мельницу   близ
Маридунума.  У него я ждал твоего возвращения. Я расскажу тебе все подробно,
только ты сначала все-таки принеси мне воды, как собирался.
     - Какой же я глупец, я обо всем  позабыл! - Он  вскочил, сбежал к реке,
наполнил  серебряный рог и, встав передо мной  на одно  колено, поднял его к
моим губам.
     Но я покачал головой и взял рог у него из рук.
     - Спасибо, но  я  уже  вполне  оправился.  Это все  пустяки. Я ведь  не
пострадал нисколько. И стыжусь, что не смог оказать тебе помощи.
     - Все, что мне было надо, ты сделал.
     - Не много же тебе было надо, - засмеялся я. - Я даже пожалел этих трех
негодяев:  думали,  им  досталась легкая добыча, и  только  навлекли на себя
ярость самого Артура. Я,  правда, их предупреждал, да они не поверили, и кто
их за это упрекнет?
     - То есть они знали, кто ты? И все-таки осмелились на тебя напасть?
     - Так ведь они  же мне  не поверили, говорю тебе. И были правы. Мерлин,
как  всем  известно, умер, а  все мое  могущество теперь  заключено  в твоем
имени. Но они и в это не поверили. "Старик, безоружный и бедный", - повторил
я  с улыбкой его  слова. - Ты вон  и сам  меня  не  узнал. Разве  я  так  уж
изменился?
     Он внимательно оглядел меня.
     - Борода отросла и... ну да,  ты же стал совсем седой. Но  мне довольно
было раз заглянуть тебе в глаза... - Он принял у меня рог и встал на ноги. -
О да,  это ты и есть. Во всем, что важно, ты ничуть не изменился. Старик? Но
нам всем суждено стареть. Старость - это всего лишь  итог прожитой жизни. Ты
жив и снова со мной. Чего мне теперь бояться?
     Он выплеснул остаток воды из рога и приторочил его к седлу.
     - Надо, наверно, прибрать здесь немного, - проговорил он, озираясь. - А
ты в самом деле  чувствуешь себя здоровым? Сможешь позаботиться о моем коне?
По-моему, его надо напоить.
     Я свел могучего  скакуна к реке,  а  заодно  напоил  и соловую лошадку,
которая паслась  поблизости  и  спокойно  подпустила меня к себе. Напоив,  я
спутал обоих и, достав  из  своих сумок  целебную мазь, натер ею разодранное
плечо  раненой лошади. Бедняга скосила  глаз, передернула кожей, но  даже не
попятилась,  как видно, ей больше не было  больно.  Кровь еще  сочилась,  но
совсем  слабо,  и  лошадь наступала на ногу, не хромая. Я распустил на обеих
подпруги и оставил их пастись, а сам стал подбирать с земли и распихивать по
мешкам свои разбросанные пожитки.
     Артур "прибирал"  по-своему: он  просто  оттащил за  пятки  тела  троих
убитых  и  припрятал  в  кустах  на  лесной опушке. Потом  поднял  за бороду
отсеченную  голову  и  с  размаху  запустил  туда  же.  При  этом  он весело
насвистывал потихоньку,  и  я  узнал мелодию  солдатской  походной песни,  в
которой воспевалась, чтобы не сказать - превозносилась, мужская сил славного
полководца.
     Наконец Артур огляделся и сказал:
     -  Ну вот. А  кровь смоет ближайшим дождем.  Даже если бы у меня была с
собой кирка или лопата,  будь я  проклят,  если  я  стал бы тратить время  и
закапывать эту падаль. Пусть их воронье расклюет. А  вот лошадей их мы можем
присвоить - вон они пасутся, выше  по склону. Только сначала мне надо  смыть
кровь, иначе они меня близко не подпустят. А  ты свой плащ лучше брось прямо
здесь, он никогда не отстирается. На вот, возьми мой. Нет, нет, я настаиваю.
Это приказ. Бери.
     Он  сбросил плащ на лежащую сосну и, спустившись  к реке, умылся. Потом
сел  в седло и поскакал вверх по склону горы, сгоняя отбившихся лошадей, а я
тем  временем отстегнул на плече  мой теплый плащ, уже  задубевший от крови,
тщательно  вымылся,  подобрал королевский пурпурный плащ Артура и, встряхнув
его, накинул себе  на плечи. Свой же  скатал плотнее и забросил в кусты, где
лежали мертвые тела.
     Вернулся рысью Артур, ведя в поводу разбойничьих лошадей.
     - А теперь показывай дорогу в корчму, что за кустом остролиста.

     8
     Хозяйский  мальчишка уже высматривал нас на  дороге.  Должно  быть, его
послала жена  корчмаря, чтобы предупредить  ее,  когда  пора будет  готовить
трапезу "не хуже, чем при дворе короля". Заметив  нас, двух всадников и пять
лошадей, он  сначала выпучил глаза, а потом вприпрыжку бросился в корчму. Мы
были в ста шагах от ворот, когда хозяин выбежал нам навстречу.
     Он почти сразу же узнал Артура - сначала  обратил внимание  на могучего
скакуна,  потом перевел  долгий  взгляд  на  всадника, и вот  он  уже  стоит
коленопреклоненный прямо на дороге.
     - Встань,  приятель, - весело сказал король  -  Я  слышал о твоем  доме
добрые  отзывы и горю нетерпением испытать твое гостеприимство. Там внизу, у
брода, сейчас произошла  небольшая стычка - не бог весть что,  пустяк, но  в
самый  раз,  чтобы  нагулять  аппетит.  Впрочем,  с  этим  придется  немного
повременить, сначала  позаботьтесь  о  моем  друге,  и,  если  твоя  хозяйка
возьмется почистить  его одежду, а кто-нибудь из слуг обиходит лошадей,  вот
тогда мы рады будем приступить к трапезе.
     Хозяин залепетал, что дом его беден и не приспособлен для приема важных
гостей, но Артур прервал его:
     - Что до этого, друг, то я воин и знавал времена, когда любая крыша над
головой была для меня несказанной роскошью. Насколько я слышал, твоя  корчма
- преуютное заведение.  Может быть, войдем наконец? Нам не терпится отведать
твоего вина и вкусить тепла от твоего очага...
     Вскоре  нам было  щедро  предоставлено  и то  и другое. Корчмарь быстро
опомнился  и  приноровился к королевскому присутствию,  отложив  все  прочие
попечения,  лишь  бы только услужить гостям. Прибежал  мальчик  и увел наших
лошадей,  хозяин  собственноручно навалил поленьев в очаг  и  поставил рядом
кувшин вина, а потом сам помог мне  снять окровавленные, испачканные одежды,
принес горячей  воды  и достал  у меня из мешка свежую  перемену. По велению
Артура  он запер корчму от мимоезжих  посетителей  и удалился на кухню, где,
должно быть, занялся тем, что нагонял страху на добрую хозяюшку.
     Я переоделся, а Артур вымылся и, повесив свой плащ  сушиться над огнем,
налил мне вина и уселся против меня у  очага. Несмотря на проделанный долгий
путь, да еще  завершившийся боем, вид у него был вполне свежий, будто только
что  с  постели.  Глаза  по-мальчишески сверкали,  на  щеках играл  румянец.
Радость  встречи со  мной  и возбуждение  перенесенной  опасности, казалось,
вернули  ему  юность.  Когда  наконец  хозяин  с  хозяюшкой  внесли  блюда и
принялись суетиться, прислуживая за столом и разрезая каплунов, он отнесся к
ним так приветливо и  просто, что  к  исходу трапезы  добрая женщина  совсем
забыла, какая важная персона ее гость, и  весело  смеялась его шуткам,  да и
сама  не ударила перед ним в грязь лицом. Кончилось тем, что хозяин  потянул
ее за полу , и она бегом бросилась вон, все еще заливаясь хохотом.
     И вот мы остались наедине. Осенний день клонился к вечеру. Приближалось
время, когда зажигают огонь.  Мы  снова уселись по обе стороны от очага. Оба
мы устали  и хотели спать, но ни он, ни я не  могли отправиться на покой, не
обменявшись  сведениями,  о  которых  нельзя  было  говорить  в  присутствии
посторонних;  а  ведь король,  по его собственному признанию, провел в седле
целый  день, лишь  на  два-три  часа останавливаясь,  чтобы поспать  и  дать
передышку коню.
     -  Я полагал, - объяснил мне король, - что, если верить вести  и знаку,
доставленным гонцом, - значит, тебе ничего не угрожает и  ты меня ждешь.  Со
мной ехали Бедуир и рыцари, но они задержались на  отдых, я им велел отстать
от меня на несколько часов.
     - Это могло дорого тебе обойтись.
     - Ты  об этих отбросах? Да если бы они  не напали на  тебя безоружного,
притом внезапно, ты бы и сам мог с ними разделаться.
     Да,  было  время,  подумалось  мне,  когда  я  даже  без  ножа  мог  бы
разделаться с ними.  Но  если  Артур и  подразумевал именно это,  больше  он
ничего не прибавил.
     Я сказал:
     - Ты прав, они были недостойны твоего меча. А кстати сказать, что это я
такое слышал, будто бы Калибурн похищен? Что-то про сестру твою Моргану?
     Он покачал головой.
     - Это дело  прошлое, с ним  успеется. Сейчас самое  главное  -  я  хочу
узнать,  что   было   с  тобой.  Расскажи  мне.   Расскажи  все,   со  всеми
подробностями, не упуская ничего.
     И я  рассказал  ему, как  было дело.  А  день  угасал. Небо  за  узкими
оконцами  корчмы  сделалось  сначала густо-синим,  потом  черным.  В комнате
стояла  тишина,  только  потрескивали  горящие поленья. Из угла вылез кот  и
свернулся  калачиком перед  огнем,  громко мурлыча.  Странно  звучал в  этой
обстановке мой рассказ -  рассказ  о  смерти и пышных похоронах,  о страхе и
одиночестве, об отчаянной борьбе за то, чтобы  выжить, об убийстве, которого
удалось избегнуть,  и  о наконец-то  осуществленном спасении.  Артур слушал,
словно  в прежние времена, внимательно, самозабвенно, подчас хмурясь, но все
равно упиваясь моим  рассказом в тепле и уюте маленькой  придорожной корчмы.
Эта картина так и сохранилась у меня в  памяти: тихая комната, Артур сидит и
слушает,  а отсветы пламени играют  у него на щеке, зажигая искры в  темных,
ниспадающих на  плечи  волосах и в черных внимательных глазах. Но все-таки в
тот раз он слушал не так, как прежде, - он прикидывал, сопоставлял, судил; и
был готов к действию.
     Я кончил, и он встрепенулся.
     -  Этого  бродягу,  грабителя могил...  его  можно будет  найти, раз он
таскается по всем  тавернам  Маридунума и выпрашивает выпивку под рассказы о
своем  приключении...  Интересно,  кто был человек, первым  услыхавший  твое
пение? И мельника Стилико, его ты, наверно, захочешь вознаградить сам?
     - Да.  Но если ты  когда-нибудь выберешь время, хорошо бы ты заглянул к
нему, когда  будешь в Каэрлеоне. Мэй умрет  от ужаса  и восторга, но Стилико
примет твое посещение  как должное, он же недаром занимал высокий пост слуги
при  Великом  Маге,  ну  а потом  до  конца  своих  дней  будет  хвастать  и
похваляться.
     - Хорошо,  непременно, - ответил Артур. - Я когда скакал сюда, подумал,
что нам лучше будет сейчас поехать в Каэрлеон. Ты, наверно, еще не настолько
оправился, чтобы теперь же явиться ко двору.
     - Ни теперь и ни впоследствии. Ни в Камелот  и  не в Яблоневый сад. Все
это я оставил навсегда. - Я не  прибавил "Вивиане": ее имя в нашем разговоре
не упоминалось. Мы так старательно  избегали его произносить, что, казалось,
его  отзвуки дрожат в каждой фразе.  Я продолжал:  -  Не сомневаюсь, что  ты
захочешь оспорить мое решение, но  я намерен возвратиться в Брин  Мирддин. И
буду очень рад побыть с тобой в Каэрлеоне, пока мое жилище приведут в полный
порядок.
     Он  и в самом деле попытался меня разубедить,  мы стали  спорить, но  в
конце концов он уступил мне -  на  том (вполне разумном) условии, чтобы я не
жил там один и имел в своем распоряжении слуг.
     -  Если тебе  так уж  необходимо твое  драгоценное одиночество,  ты его
получишь.  Я  выстрою под скалой  дом для слуг, тебе он будет  не виден.  Но
слуги у тебя должны быть непременно.
     - "Это - приказ"? - с улыбкой повторил я его любимое выражение.
     - Именно... Но это все еще успеется. Рождество я проведу в Каэрлеоне, и
ты будешь  там  со мной. Надеюсь,  ты согласен повременить с  возвращением в
Брин Мирддин до исхода зимы?
     - Согласен.
     - Прекрасно. Теперь вернемся к  твоему рассказу. Одно  место  в нем  не
согласуется  с последующими событиями.  То,  что было  в Сегонтиуме.  - Он с
улыбкой  заглянул мне в глаза. -  Так вот, значит, где ты разыскал Калибурн?
Ну да, верно. Я помню,  давным-давно, еще в Диком лесу, ты  рассказывал мне,
что  там еще остались сокровища.  Грааль, ты говорил, я запомнил твои слова.
Но дар, который привезла мне Моргауза, вовсе  не был сокровищем Максена. Там
были серебряные изделия  -  кубки, фибулы,  витые гривны, какие мастерят  на
севере. Красивые, даже очень, но совсем не похожи на то, что ты описывал.
     - Верно.  Я их  видел  мельком,  когда  мне открылось  видение.  Это не
сокровище Максена. Но  пастушок сказал, что сокровище Максена  забрали, и  я
ему верю.
     - А сам наверняка не знаешь?
     - Откуда мне знать, если я лишился магической силы?
     - Но  у тебя  же  были  видения.  Ты наблюдал мою встречу с Моргаузой и
мальчиками  в  Камелоте.  И   видел  серебряные  изделия,  которые  она  мне
преподнесла. Ты знал, что гонец до меня добрался и что я еду тебе навстречу.
     Я покачал головой.
     -  Какая  же  это магия?  Ведь  магию в действии мы  с тобой  много раз
наблюдали. А  это обыкновенное ясновидение - дар, который не покинет меня, я
полагаю, до самого смертного часа. В любом селении найдется бабка, которая в
какой-то степени  им обладает. Магическая сила - это нечто гораздо  большее,
это  знание будущего  и  власть. У меня этой силы больше нет. И я об этом не
сожалею. Ты, надеюсь, тоже? - спросил я не вполне уверенно.  - Я слышал, что
Вивиана стала новой  Владычицей  озера, главной жрицей святилища на острове;
что  ее называют Королевской  Волшебницей  и что она сослужила  тебе немалую
службу?
     - Это правда, - ответил Артур, отворачиваясь к очагу, чтобы подтолкнуть
в огонь откатившееся полено. - Она выручила меня при похищении Калибурна.
     Я промолчал. Но  он ничего к этому не прибавил. Наконец я не выдержал и
спросил:
     - Кажется, она все еще на севере? Как она поживает?
     -  Превосходно. -  Полено разгорелось. Он  подпер подбородок  кулаком и
уставился  в  огонь.  - Стало  быть, так.  Если  сокровище  Максена  было  у
Моргаузы, когда она садилась на корабль,  значит, оно сейчас спрятано где-то
на острове.  Мои стражи следили за  тем,  чтобы после  Сегонтиума она в пути
нигде  не  высаживалась.  А  здесь  она  остановилась у  Мельваса,  так  что
разыскать  сокровище,  я  полагаю,  можно.  До  моего  возвращения  Моргауза
содержится  под  стражей, если  она и откажется отвечать, то уж  дети-то  не
будут хранить молчание. Младшие - совсем еще невинные младенцы, им невдомек,
что говорить правду опасно. А от детского взгляда ничто не укроется, они, уж
конечно, знают, куда их мать девала сокровище.
     - Насколько я понял, ты намерен оставить их при себе?
     - Ты видел? Да. Ты, верно, видел также, что  твой гонец как раз успел в
последнюю минуту спасти жизнь Моргаузы.
     Я  припомнил, с каким усилием уснувшей воли  пытался установить  с  ним
связь, опасаясь, что Моргауза употребит против него силу похищенного Грааля.
     - Ты что же, собирался убить ее?
     - Разумеется. За то, что она убила тебя.
     - Без доказательств?
     - Чтобы казнить ведьму, не нужны доказательства.
     Я поглядел  на  него  с  недоумением  и  повторил  слова, которые  были
произнесены  при  открытии Круглого зала: "Ни один человек не  понесет урона
незаслу