блегченья последовал за ней через  сходящуюся  кверху  клином
расщелину. После безмолвия пещеры,  нарушаемого  лишь  дыханьем  ведьмы,
даже подземелье с его жуткими сторожами казалось таким  же  обыденным  и
приземленным, как дворцовая кухня. Теперь он уже улавливал запахи масел,
которые Моргауза смешивала  для  своих  душных  духов  и  притираний.  С
благодарностью заложив дверь на засов, он  повернулся:  ведьма  как  раз
ставила лампу на стол.
   Казалось,  она  сама  уже  знала  ответ  на  свой  вопрос,  поскольку
заговорила она легко и беспечно:
   - Ну, Мордред, теперь ты заглянул в мой кристалл. Что ты увидел?
   Он не решался заговорить и потому только покачал головой.
   - Ничего? Ты хочешь сказать, что  ничего  не  увидел?  Юноша  наконец
обрел голос, но в этой давящей подземной тишине он прозвучал хрипло:
   - Я видел озерцо морской воды. И я слышал море.
   - И это все? В омуте, столь полном магии и волшебства? -  К  немалому
его удивленью ведьма улыбнулась. Безрассудный мальчик,  он  ожидал,  что
она будет разочарована.
   - Только воду и выступ скалы. Отраженье этого  выступа.  Я...  Думаю,
однажды я заметил, как что-то шевелится, но я подумал, что это минога.
   - Сын рыбака, -  рассмеялась  она,  но  на  сей  раз  в  прозвище  не
слышалось издевки. - Да, там есть минога. Ее  занесло  сюда  приливом  в
прошлом году. Что ж, Мордред, мальчик из моря, ты не  пророк.  Какой  бы
силой ни обладала твоя истинная мать, эта сила обошла тебя стороной.
   - Да, госпожа.
   Мордред произнес эти слова с очевидной  благодарностью.  Он  позабыл,
какое посланье она велела искать ему в  кристалле.  Он  отчаянно  желал,
чтобы эта беседа подошла к концу. Едкий дым масла в лампе,  смешанный  с
душными запахами королевиных притираний, действовал на  него  угнетающе.
Голова у него кружилась. Даже шум моря доносился теперь словно из  иного
мира. Он пойман в ловушку потаенного безмолвия в этой древней и лишенной
воздуха гробнице,  наедине  с  королевой-ведьмой,  которая  дурачит  его
своими вопросами и смущает странными переменами в настроении.
   Теперь Моргауза пристально наблюдала за ним.  Странное  выражение  ее
лица заставило втянуть Мордреда голову в плечи, как будто ни с того ни с
сего он почувствовал себя чужим  в  собственном  теле.  Не  желая  этого
знать, но для того, чтобы нарушить молчанье, он спросил:
   - Ты видела что-нибудь в озерце, госпожа?
   - Действительно видела. Оно еще там,  виденье,  которое  явилось  мне
вчера, и являлось раньше, являлось  еще  до  того,  как  прибыл  Артуров
гонец. - Ее голос стал глубоким, низким и ровным, но в  мертвом  воздухе
подземелья не обрел эха. - Я видела хрустальный грот, а в  нем  -  моего
врага. Мой мертвый враг лежал меж свечей на  погребальном  помосте;  нет
сомненья, он  гниет,  погружаясь  в  забвенье  людское,  как  я  однажды
прокляла его. И я  видела  самого  Дракона,  возлюбленного  моего  брата
Артура, сидящего среди своих позолоченных башен, подле своей  бесплодной
королевы в ожиданье того, когда его корабль вернется на Инис  Витрин.  А
еще - саму себя и моих сыновей, и тебя, Мордред;  все  вместе  мы  несли
дары королю, и за самыми вратами Камелота наконец..,  наконец...  И  тут
виденье поблекло, но я еще успела увидеть, как он идет к  нам,  Мордред,
как  сам  Дракон  идет  к  нам...  Бескрылый  теперь   Дракон,   готовый
прислушаться к иным голосам, испробовать иное  волшебство  и  возлечь  с
иными советчиками. - Тут она рассмеялась, но смех ее был столь же гнетущ
и пугающ, как и выраженье лица. - Как сделал он это однажды  в  прошлом.
Подойди ко мне, Мордред. Нет, оставь лампу. Мы сейчас  вернемся  наверх.
Подойди ко мне. Ближе.
   Сделав несколько шагов,  юноша  стал  перед  королевой.  Ей  пришлось
поднять голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Подняв руки, она взяла
его за плечи.
   - Как сделал он это однажды в прошлом, - повторила она с улыбкой.
   - Госпожа? - хрипло переспросил юноша.
   Руки королевы соскользнули  вниз,  сжали  ему  предплечья  Потом  она
внезапно привлекла Мордреда к себе и прежде, чем он успел  догадаться  о
ее намеренье, долгим поцелуем поцеловала его в губы.
   Сбитый с толку, возбужденный  ее  запахом  и  неожиданно  чувственным
поцелуем, он трепеща стоял в ее объятьях, но на сей раз не от холода или
страха. Она поцеловала его еще, и голос ее был сладок как мед у его губ.
   - У тебя губы твоего отца, Мордред. Губы Лота?  Ее  супруга,  который
предал ее, когда возлег с его матерью? И она  целует  его?  Быть  может,
желает его? Почему бы и нет? Она все еще хороша  собой,  а  он  молод  и
столь же опытен в делах любви, как и любой другой юноша  его  лет.  Была
при  дворе  некая  дама,  которая  сочла  за  удовольствие   стать   его
наставницей на стезе удовольствий, и была также девушка, дочка  пастуха,
жившая на благоразумном расстоянии от дворца, которая высматривала  его,
не едет ли он верхом в те края через вересковые пустоши, когда  вечерний
ветер дул  с  моря...  Мордред,  воспитанный  на  островах,  которых  не
коснулись еще ни римский обычай, ни христианская мораль, имел не  больше
представления  о  грехе,  чем  молодое  животное  или  один  из  древних
кельтских богов, обитавших в священных каменных  кромлехах,  откуда  они
выезжали  радугами  в  солнечные  дни.  Почему   же   тогда   его   тело
отшатывается, а не отвечает на ее  зов?  Отчего  ему  кажется,  что  его
коснулось вязкое засасывающее зло?
   Внезапно она оттолкнула его  и  потянулась  за  лампой.  В  свете  ее
Моргауза помедлила, изучая его с головы до  ног  все  тем  же  тягостным
взглядом.
   - Дерево, похоже, может  вытянуться  высоко,  Мордред,  и  все  равно
остаться побегом. Быть может, в одном ты похож на твоего отца, в  другом
ты далеко не его сын... Ну что ж, пойдем. Я - туда, где  меня  ждет  мой
терпеливый Габран, а ты - в  свою  детскую  люльку  к  остальным  детям.
Должна ли я напоминать тебе ни словом не упоминать о том, что свершилось
этой ночью, и о моих речах тоже?
   Она ждала ответа.
   - Об этом, госпожа, - смог наконец выдавить он. - Нет. Нет.
   - Об этом? Что это за "это"? Обо всем, что ты  видел  или  не  видел.
Быть  может,  ты  видел  достаточно,  чтобы  знать,  что   мне   следует
повиноваться. Да? Тогда делай, как я повелеваю тебе, и ни один волос  не
упадет с твоей головы.
   Она  молча  повела  его,  а  он  покорно  пошел  следом  по  каменным
переходам, по лестнице, ведшей  в  передний  покой.  Ключ  повернулся  в
обильно смазанном замке. Более она  не  произнесла  ни  слова,  даже  не
взглянула на него. Повернувшись, он  бегом  бросился  прочь  от  нее  по
холодным коридорам, через весь погруженный во тьму дворец, в  отведенный
ему спальный покой.

10

   Все последовавшие  за  тем  дни  Мордред  пытался,  как  и  остальные
мальчики и, если уж на то пошло - половина  оркнейцев,  найти  подход  к
посланцу Верховного  короля,  дабы  переговорить  с  ним.  Что  касается
младших  принцев  и  жителей  Оркнейских  островов,  виной  всему   было
любопытство. Какова большая земля? А достославная  крепость  Камелот?  И
каковы собой сам король, герой и победитель в  дюжине  кровавых  битв  и
сражений, и его красавица королева? А  Бедуир  правда  -  его  ближайший
друг? Кто приближенные к королю рыцари?
   Но все, будь то отпрыски рода правителей Оркнеев или простой люд,  со
временем обнаружили, что усилия их напрасны. После первой ночи,  что  он
провел в  королевских  палатах,  посланник  квартировал  на  королевском
корабле, откуда всякий день сходил в сопровождении свиты якобы для того,
чтобы посовещаться с королевой Моргаузой, но на самом деле, если  верить
молве, чтобы убедиться, что  ее  приготовления  продвигаются  достаточно
быстро и королева и ее сыновья успеют отплыть по  благоприятной  осенней
погоде.
   Королева не желала, чтобы ее  торопили.  Ее  корабль  "Орк"  стоял  у
пристани, готовый во всем, кроме последних мелочей. Мастеровые трудились
над окончательной покраской и позолотой, в то время как их жены  день  и
ночь вышивали  огромный  богатый  парус.  В  самих  королевских  палатах
придворные дамы Моргаузы хлопотали,  починяя,  проветривая  и  укладывая
пышные одежды, в которых королева намеревалась  появляться  на  пирах  в
Камелоте. Сама Моргауза долгие часы проводила в своем святая святых -  в
дворцовых подземельях. Там она, как перешептывалась  челядь,  искала  не
совета своей темной богини, а процеживала и смешивала мази,  примочки  и
духи и варила  коварные  снадобья,  славящиеся  способностью  возвращать
красоту и силу молодости.
   В отведенном ему углу внутреннего двора ювелирных дел мастер  Бельтан
еще сидел за работой. Богатые дары для Артура он уже закончил, и  сейчас
эти сокровища покоились, завернутые  в  шерсть,  в  специально  для  них
изготовленном ларце; теперь старик трудился над  украшениями  для  самой
Моргаузы. Кассо, немого раба,  помогавшего  и  прислуживавшего  старику,
посадили работать над застежками  и  фибулами  для  принцев;  не  будучи
подобно своему хозяину истинным творцом, он  умел  изготавливать  чудные
вещицы по рисункам своего хозяина и, по видимости, получал  удовольствие
от тех часов, что мальчики проводили возле плавильной печурки,  наблюдая
за его работой.
   Изо  всех  принцев  один  Мордред  пытался  завести  с  ним   подобие
разговора, задавая вопросы, которые требовали в ответ только  кивка  или
покачиванья головой, но и он не продвинулся дальше пары фактов  о  жизни
Кассо. Кассо прожил в рабстве всю свою жизнь; он не  всегда  был  немым,
язык  ему  приказал  вырезать   жестокий   хозяин;   он   почитал   себя
счастливейшим из людей, потому что Бельтан взял  его  к  себе  и  обучил
ремеслу. И впрямь скучная жизнь, решил Мордред, удивляясь -  и  то  лишь
праздно - атмосфере удовлетворения, что облекала этого  человека  словно
плащ, атмосфере, если мальчик верно распознал ее,  человека,  свыкшегося
со своим увечьем и  нашедшего  свое  место  в  жизни,  что  вернуло  ему
цельность. Мордред, у которого на протяжении всей его недолгой жизни  не
было  особых  оснований  видеть  в  людях  лучшие  их  черты,   попросту
предположил, что у раба есть тайная  личная  жизнь,  которой  он  вполне
доволен и которую ему удается вести независимо от своего  хозяина.  Быть
может, женщины? Уж  он-то  мог  их  себе  позволить.  Когда  его  хозяин
благополучно  отправлялся  уже  спать,  раб  присоединялся  к   ратникам
королевы за игрой в кости: монет у него всегда водилось в достатке, и он
без последствий выпивал все то вино, что приходилось на его долю.
   Мордред знал, откуда у раба брались деньги. Не от  Бельтана,  это  уж
точно; кто - помимо случайного подарка - хоть что-то платит своим рабам?
Но за месяц до того  Мордред,  отправившись  однажды  в  одиночестве  на
рыбалку, возвращался в сумерках, которые на островах  летом  сходили  за
ночь. У королевской пристани пришвартовался небольшой  корабль;  большая
часть его команды сошла на берег, но кое-кто из вахтенных шкиперов  еще,
видимо,  оставался  на  борту.  Мордред  услышал  мужской  голос,  потом
звяканье, которое вполне могло быть звоном переходящих  из  рук  в  руки
монет. Вытаскивая лодку на причал в тени купеческого корабля, он увидел,
как по сходням быстро спустился какой-то человек и стал  подниматься  по
мощеной дороге, ведущей к дворцовым воротам. Он  узнал  Кассо.  Выходит,
раб сам брал заказы?  Ведь  законные  сделки  нет  нужды  заключать  под
покровом ночи. Что ж, каждому приходится самому заботиться о себе, пожав
плечами, подумал Мордред и выкинул этот случай из головы.

***

   Наконец день настал. Ясным солнечным утром середины октября  королева
со своими дамами, за которыми следовали пятеро мальчиков и Габран, а  за
ним   -   старший   распорядитель   королевиного    двора,    возглавили
величественную процессию,  которая  направилась  в  гавань.  Позади  них
особый слуга нес сокровища, предназначенные в дар Артуру; еще  один  нес
дары, предназначавшиеся королю Регеда и его  супруге,  сестре  Моргаузы.
Мальчик-паж с трудом удерживал на поводках двух поджарых охотничьих псов
оркнейской породы для псарни короля Урбгена,  а  еще  один  паж,  весьма
испуганный с виду, нес на вытянутой руке крепкую  плетеную  клетку,  где
шипел и огрызался молодой дикий кот:  ему  предстояло  стать  диковинным
пополнением коллекции редких птиц, зверей и гадов, которую  содержала  в
своем замке королева  Моргана.  За  ними  следовал  вооруженный  эскорт,
состоящий из собственных ратников королевы Моргаузы, а замыкал процессию
- с виду почетный караул, который слишком уж явно  напоминал  стражу,  -
один из отрядов Верховного короля, прибывших на "Морском драконе".
   Даже в  безжалостном  утреннем  свете  королева  смотрелась  истинной
красавицей.  Ее  косы,  промытые  сладкими  эссенциями  и  переплетенные
золотыми  лентами,  сверкали  и  переливались  на  солнце.   Глаза   под
подведенными веками сияли. В обычные дни она предпочитала яркие  одежды,
но сегодня облачилась во все черное, и  это  темное  одеяние  как  будто
возвратило ее стану, раздавшемуся после рожденья стольких сыновей, почти
что былую стройную гибкость юности и оттенило блеск самоцветных камней и
сливочную кожу. Королева  выступала  величественно,  с  высоко  поднятой
головой, и весь облик ее излучал  уверенность.  По  обе  стороны  дороги
столпились жители островов, выкрикивая приветствия и добрые пожеланья. С
самого первого дня своего изгнания на  эти  дальние  берега  их  любящая
комфорт королева не часто баловала  их  своим  появлением  на  люди,  но
теперь она явила им истинное зрелище: королевская  процессия,  королева,
принцы,  вооруженный  и  переливающийся  драгоценностями  эскорт,  и   в
довершение ко всему - собственный корабль короля Артура с  развевающимся
на его мачте стягом-драконом, который только и ждет,  чтобы  сопроводить
"Орк" в Верховное королевство.
   На "Орке" наконец подняли парус, и вот корабль  уже  вышел  в  пролив
между королевским островом и его соседом. За  кормой  у  него  на  самом
краешке вспененной "Орком" волны покачивался на волнах "Морской дракон",
будто пес, загоняющий олениху и пятерых ее  детенышей  на  юг,  в  сети,
раскинутые для них Верховным королем Артуром.

***

   Как только корабли покинули Оркнейские острова, благополучно унося на
юг королеву и ее семью, капитан "Морского дракона" перестал  тревожиться
из-за скорости плаванья. Верховный король еще гостил в  Малой  Британии,
до тех пор, пока он не вернется в Камелот,  никто  не  станет  требовать
присутствия   там   Моргаузы.   Но   капитан   предусмотрительно   отвел
дополнительное время в пути на случай, если корабли  застанет  непогода,
что вскоре и случилось. Когда они проходили  через  Мьюир  Орк  -  узкий
пролив  Оркнейского  моря,  лежащий  меж  большой  землей   и   внешними
островами, ветры, силой не уступавшие  штормовым,  разметали  корабли  и
заставили искать укрытия внизу даже самых выносливых пассажиров. Наконец
после  нескольких  дней  штормовой  погоды  ураганные  ветры  утихли,  и
оркнейский корабль добрался до укрытых от бурь вод устья  Итуны  и  стал
там на якорь. "Морской дракон" с трудом вошел в ту же гавань парой часов
позднее. Выяснилось, что королева и  ее  оркнейская  свита  все  еще  на
борту, но как раз завершают приготовления к тому, чтобы сойти на берег и
по суше совершить путешествие в Лугуваллиум, столицу Регеда, где посетят
короля Урбгена и его супругу королеву Моргану.
   Капитан "Морского дракона", хоть он и  прекрасно  сознавал,  что  его
поставили скорее охранять узницу, чем с  почетом  провожать  августейшую
гостью, не видел причин препятствовать этому путешествию. Король Урбген,
пусть его супруга и заметно согрешила против своего брата Артура, всегда
был верным слугой Верховного короля; он, без сомненья, проследит за тем,
чтобы Моргаузе и ее выводку не причинили вреда, но будет  также  держать
их под надзором, пока корабли починят после оркнейской бури.
   Моргауза, которая не нуждалась в том, чтобы  испрашивать  соизволения
на путешествие, уже отправила к сестре гонца с письмом, сообщая о  своем
скором прибытии. Теперь же и капитан "Морского дракона" отправил курьера
к королю Регеда, и в конце концов кортеж, охраняемый с тем  же  тщанием,
как и раньше, выехал по дороге к замку короля Урбгена.

***

   Мордреду это путешествие показалось безжалостно кратким.  Как  только
кортеж свернул от побережья и углубился в холмы, юноша оказался в земле,
совсем не похожей на ту, что он видел, или даже на  ту,  что  когда-либо
рисовалась в его воображении.
   Более всего поразило его изобилие деревьев. Единственными  деревьями,
которые он встречал на Оркнейских островах, были немногие чахлые ольхи и
березы и истерзанный ветром терновник, жавшийся в скудном убежище долин.
Здесь же деревья были повсюду: огромные раскидистые  великаны,  стоявшие
каждый  в  своем  островке  тени  и  окруженные  подвластными   исполину
"поселениями" кустов, мхов и плющей. Обширные  дубовые  леса,  одевавшие
подножия гор, по мере того как дорога  поднималась  все  выше,  уступали
место соснам, беспрепятственно вставшим почти до  самых  вершин  высоких
утесов. А в каждой лощине меж этими утесами теснились все новые деревья:
рябина, и остролист, и береза; поросшие густым лесом расщелины  тянулись
вниз с серебристых вершин, будто веревки с крыши хижины  его  родителей.
Ольха и ива затеняли все до единого ручьи и речушки, а вдоль дороги и на
склонах, спускавшихся к вересковым  равнинам,  вставали  в  ложбинках  и
укрывали каждое жилище - деревья и вновь деревья, и все  в  багрянце,  и
золоте, и сочной осенней меди, на фоне  черненого  блеска  остролиста  и
темно-зеленых росчерков  елей.  Лещина  сыпала  из  бархатистых  чашечек
спелыми орехами на дорогу, которой они ехали, и под серебряной  паутиной
осени  словно  гранаты  поблескивали  ягоды  поздней  ежевики.  Гарет  в
волнении указывал на похожую на начищенный клинок  слепозмейку,  утекшую
из-под копыт лошадей в заросли  папоротника-орляка,  а  Мордред  заметил
маленькую косулю, наблюдавшую за ними из кустов многорядника,  такую  же
неподвижную и пятнистую, как ковер опавших иголок и листьев, на  котором
она застыла.
   Однажды, когда  дорога  проходила  через  высокий  перевал,  где  меж
гребней двух гор долина открывалась  в  голубую  даль,  Мордред  натянул
поводья, останавливая лошадь. Впервые в жизни глядел он вдаль и нигде не
видел пред собою моря. Миля за милей  колыхалась  перед  ним  листва,  и
единственной водой, какую можно было разглядеть, были крохотные карновые
озера в нависших долинах и сбегавшие к ним по  серым  валунам  белые  от
пены ручьи.  Одна  за  другой  сизые  холмы  перекатами  уходили  вдаль,
поднимались к огромной гряде  гор,  завершавшейся  единой,  коронованной
квадратной белой вершиной. Гора это или облако? Все едино. Это - большая
земля, королевство всех королевств, земля, из которой рождаются мечты.
   Подъехал один из солдат - с быстрой улыбкой и любезным  словом,  -  и
Мордред вернулся на свое место в кортеже.
   После у него  осталось  лишь  самое  смутное  воспоминанье  о  первом
пребывании в  Регеде.  Замок  был  громадный,  переполненный  народом  и
величественный, и застали они его в смятении и тревоге. Мальчиков  сразу
же передали на попечение сыновей  короля;  у  них  сложилось  отчетливое
впечатление, что  их  поспешно  убирают  с  глаз  долой,  пока  в  замке
улаживают  какой-то  кризис,  суть  которого  никто  не  потрудился   им
разъяснить. Король Урбген повел себя с изысканной учтивостью, но был тем
не  менее  рассеян  и  краток;  королева  Моргана  не  появилась  вовсе.
Сводилось все к тому, что в последнее время к ней как  будто  никого  не
допускали, и это уединение граничило почти что с заточеньем.
   - Что-то, связанное  с  мечом,  -  сказал  Гавейн,  которому  удалось
подслушат