желал  об  этом  и
слышать.  Он  хотел,  чтобы  она  сказала  ему,  кто  был  мой  отец,  или
согласилась выйти замуж за выбранного им человека. Поэтому  разрешение  на
мои крестины держал в качестве уступки, как бы в обмен. Но она и не думала
ни признаваться, ни соглашаться.
     Я поглядел на него, думая про себя, не  много  ли  наговорил,  но  он
внимательно и спокойно следил за моим рассказом.
     - Мой дед поклялся, что он никогда не отпустит  ее  в  монастырь.  Но
после его смерти она обратилась к Камлаку,  и  он  разрешил  ей  уйти.  Он
заточил бы меня вместе с ней. Но я бежал.
     Амброзиус кивнул.
     - Куда ты думал направиться?
     - Не знаю. Маррик верно сказал, когда мы плыли в лодке, что я  должен
был к кому-нибудь обратиться. Мне лишь двенадцать лет, и я  не  могу  быть
себе хозяином,  поэтому  должен  найти  его  себе.  Я  не  хотел  выбирать
Вортигерна или Вортимера, но не знаю, к кому еще податься.
     -  Поэтому  ты  убедил  Ханно  и  Маррика  сохранить  тебе  жизнь   и
переправить ко мне?
     - Не совсем, - честно признался я. - Вначале  я  не  знал,  куда  они
держат путь, говорил что угодно, лишь бы спасти себе жизнь. Я отдал себя в
руки бога, и он направил меня к ним на корабль,  потом  уж  я  вынудил  их
переправить меня...
     - Ко мне?
     Я кивнул. В камине мерцал огонь, и по комнате играли тени. Одна  тень
шевельнулась на его щеке, и мне показалось, что он улыбается.
     - Тогда почему ты не дождался, пока они приведут тебя ко  мне?  Зачем
ты убежал с корабля?
     - Я испугался, что  они  не  довезут  меня  к  вам.  К  тому  же  мне
показалось, что они не поверили моему рассказу.
     - И ты в одиночку глубокой зимней ночью спустился на берег незнакомой
страны, где бог привел тебя прямо к моим ногам. Вместе со своим  богом  ты
обладаешь большим могуществом, Мерлин. По-моему, у меня нет выбора.
     - Что, мой господин?
     - Возможно, ты прав и сможешь оказаться  мне  полезным.  -  Он  снова
поглядел на стол, взял карандаш и изучающе повертел его в руках.  -  Скажи
мне для начала, почему тебя назвали Мирдином?  Ты  утверждаешь,  что  мать
никогда не говорила тебе, кто твои отец? Даже не намекала? Может быть, она
назвала тебя в его честь?
     - Если бы назвала, то не Мирдином.  Мирдин  -  это  один  из  древних
богов. Его святилище находится недалеко  от  ворот  монастыря.  Он  -  бог
холма, расположенного неподалеку, и говорят, покровительствовал  некоторым
областям Южного Уэльса. Но у меня и другое имя есть. Я никогда и никому не
говорил об этом, но уверен, что это имя моего отца.
     - Какое?
     - Эмрис. Однажды ночью мать обращалась к нему. Это было очень  давно,
я был еще маленький, но не могу об этом  забыть.  Ее  голос  звучал  тогда
по-особенному.
     Карандаш замер у Амброзиуса в  руках.  Он  поглядел  на  меня  из-под
нависших бровей.
     - Обращалась к нему? Во дворец кто-то приезжал?
     - Нет, не так. Это происходило не на самом деле.
     - Опять сон, видение? Как и сегодня с быком?
     - Нет, сэр. Не сон. Это было в  действительности,  но  как-то  иначе.
Иногда и я испытываю подобное. Но когда  услышал  мою  мать...  Под  нашим
дворцом находилась  давно  не  используемая  система  отопительных  ходов,
которую потом засыпали. Тогда я, маленький,  прячась  от  людей,  заползал
туда, хранил там вещи. Дети всегда собирают вещи, которые  взрослые,  если
находят у них, отнимают и выбрасывают.
     - Да, я знаю. Продолжай.
     - Вы знаете? Однажды ночью я заполз под комнату матери и услышал, как
она разговаривала вслух  сама  с  собой,  иногда  так  люди  молятся.  Она
произнесла имя "Эмрис". Не помню, о чем она  говорила.  -  Я  поглядел  на
него. - Подумал, она молится за меня, но голос звучал  совсем  иначе...  К
тому же она никогда меня  так  не  называла.  Поэтому,  когда  повзрослел,
понял, что "Эмрис" могло быть  именем  моего  отца.  Меня  же  мама  звала
Мерлин.
     - Почему?
     - В честь сокола. Так называется коруолч.
     - Тогда я тоже буду тебя называть Мерлином.  Ты  достаточно  храбр  и
имеешь острый глаз. В один прекрасный день  мне  могут  понадобиться  твои
глаза. Но сегодня вечером давай начнем с вещей попроще. Расскажи  о  своем
доме. Опиши его.
     - Если я буду служить вам...  да,  конечно,  расскажу  все,  что  мне
известно... Но... - я заколебался, и он договорил за меня.
     - Но я должен обещать, что, когда вторгнусь в Британию, не трону твою
мать? Обещаю. Ей не будет  ничего  грозить.  Как  и  любому  человеку,  за
которого ты попросишь.
     Я глядел на него во все глаза.
     - Вы... вы очень великодушны.
     - Если захвачу Британию, то смогу позволить себе  быть  великодушным.
Хотя... - он улыбнулся, - возможно, я сочту трудным исполнить твою просьбу
о помиловании Камлака.
     - В том не будет необходимости, - ответил я. - К тому времени,  когда
вы завоюете Британию, он будет мертв.
     Установилась тишина. Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но, видимо,
передумал.
     - Я сказал, что однажды мне могут пригодиться твои глаза. Обещаю тебе
это. Давай теперь поговорим. Не обращай внимания, что я буду расспрашивать
о разных пустяках. Позволь мне судить, что важно, а что - нет.
     Итак,  я  начал  свой  рассказ.  Тогда  меня  не  удивило,   что   он
разговаривал со мною на равных и был готов потратить на это всю ночь,  тем
более, что на многие вопросы могли ответить его лазутчики. По меньшей мере
дважды за время нашего разговора заходил раб и разжигал заново огонь. Один
раз я услышал звон  оружия  и  шум  смены  караула  за  дверью.  Амброзиус
спрашивал, уточнял, слушал и иногда  кое-что  записывал  на  табличку  для
письма.  Временами  он  подпирал  рукой  подбородок  и  смотрел  на   меня
неотрывным задумчивым взором. Когда язык мой заплетался от усталости  и  я
начинал сбиваться, он осторожно наводящими вопросами подводил меня к своей
цели.
     - Та крепость на реке Сэйнт, где твой дед встречался  с  Вортигерном,
как далеко она находится от Карлеона? По какой дороге  к  ней  добираться?
Расскажи мне о дороге туда. Как попасть в крепость с моря?
     Или:
     - Башня, в которой остановился Верховный король, башня Максимуса, или
Максена, как вы  ее  называете.  Расскажи  о  ней.  Сколько  людей  в  ней
помещается? Какая дорога от нее ведет в гавань?
     И:
     - Ты говорил, что свита короля задержалась в долине к  югу,  недалеко
от Снежного холма. Там короли уединились. Твой слуга  Сердик  сказал,  что
они направились в старую крепость на скале. Опиши то место. Как высока  та
скала? Насколько далеко с нее видно на север, на юг, на восток?
     - Представь себе  окружение  своего  деда.  Сколько  людей  останутся
верными Камлаку? Как их зовут? А из союзников? Сколько у них сил и людей?
     И потом такой неожиданный вопрос:
     - А  теперь  скажи  мне,  откуда  ты  узнал,  что  Камлак  собирается
примкнуть к Вортимеру?
     - Он так сказал моей матери, - ответил я, - находясь у гроба деда.  Я
слышал его слова. Об этом ходили слухи, лично я знаю, что он  ссорился  по
этому поводу с дедом, но никто ничего точно не знал. Даже мать могла  лишь
подозревать. Но после смерти короля он открылся ей.
     - Прямо так и сказал? Но почему об этом ничего неизвестно  Маррику  и
Ханно, до которых дошли лишь слухи о разладе?
     Усталость и бесконечные вопросы притупили мою осторожность.
     - Он не объявлял об  этом.  Он  сказал  только  ей,  находясь  с  ней
наедине, - не подумав, заявил я.
     - Не считая тебя? - его тон изменился, и я, как  пронзенный  стрелой,
подпрыгнул на своем стуле. Он поглядел на меня, нахмурившись. -  По-моему,
ты сказал, что к тому времени подвалы засыпали?
     Я сидел и молча глядел на него. Мне нечего было сказать.
     - Не странно ли, - размеренно спросил он, - что он при  тебе  говорит
об этом, зная, что ты его враг? Когда его люди убили твоего слугу? А каким
образом, после того как он сообщил тебе о  своих  секретных  планах,  тебе
удалось выбраться из дворца и попасть прямо в руки моих людей,  "заставив"
их взять тебя с собой ко мне?
     - Я... - я запнулся, - мой  господин,  неужели  вы  думаете...  я  же
сказал, что я не шпион... Мне... я сказал вам правду.  Он  говорил  именно
так, клянусь...
     - Осторожно. Мне надо знать,  правда  ли  это  на  самом  деле.  Тебе
говорила мать?
     - Нет.
     - Рабские пересуды, и все?
     - Я слышал его собственными ушами! - в отчаянии закричал я.
     - Так где же ты был в это время?
     Я встретился с ним взглядом. Не сознавая почему, я  выложил  ему  всю
правду.
     - Мой повелитель, я спал в горах, в шести милях от того места.
     Установилась самая длинная за  время  нашего  разговора  пауза.  Было
слышно, как в камине трещали угли. Где-то вдалеке лаяла  собака.  Я  ждал,
что он разразится гневом.
     - Мерлин.
     Я поднял голову.
     - От кого ты получил дар Провидения? От матери?
     Он поверил мне вопреки всем ожиданиям!
     - Да, - торопливо ответил я. - Но я вижу по-другому. Она видела  лишь
то, что связано с женщинами и любовью. Она боялась власти  и  всего  того,
что связано с ней.
     - А ты боишься власти?
     - Я буду мужчиной.
     - Мужчина берет власть там, где она ему попадается. Да. Понял  ли  ты
то, что увидел сегодня ночью?
     - Быка? Нет, господин. Понял лишь, что это связано с тайной.
     - Когда-то тебе придется узнать.  Но  не  сейчас.  Слушай.  -  Где-то
вдалеке пропел петух. Донесся его пронзительный с  серебряными  переливами
крик,  похожий  на  звучание  трубы.  -  В  любом  случае,  твои   видения
оправдаются. А теперь тебе самое время поспать. Ты еле на ногах стоишь.
     Амброзиус поднялся. Я мягко соскользнул со стула. Он поглядел на меня
сверху вниз.
     - Когда я отплыл в Малую Британию, мне исполнилось только десять лет.
Меня мутило всю дорогу.
     - И меня тоже.
     Он рассмеялся.
     - Выходит, ты уморился не меньше моего. Когда выспишься, решим, что с
тобой делать.
     Он дотронулся до колокольчика. Вошел раб и в ожидании встал у входа.
     - Будешь спать сегодня в моей комнате. Сюда.
     Спальня была обставлена тоже в римском стиле. Позже я  обнаружу,  что
по  сравнению,  например,  со  спальней  Утера  она   выглядела   довольно
по-спартански, но  для  взора  ребенка,  привыкшего  к  скромной  и  часто
кустарной обстановке  в  своей  заброшенной  стране,  казалась  роскошной.
Большую кровать устилали пунцовые шерстяные одеяла и меховое покрывало. На
полу расстелены овечьи шкуры. В углу в высоту человеческого  роста  стояла
бронзовая тренога  с  тремя  светильниками  в  форме  маленьких  драконов,
изрыгающих огонь. Плотные коричневые покрывала не пропускали ночной холод.
Было очень тихо.
     Вслед за Амброзиусом и рабом я прошел мимо охраны.  У  двери  застыли
двое. Не выражающим ничего  взглядом  они  проводили  сначала  Амброзиуса,
затем меня.
     Он  показал  на  невысокий  сводчатый  проход,  закрытый  такими   же
коричневыми покрывалами. За ним находилась небольшая комната  с  кроватью.
Наверное, там иногда ночевал дежурный.
     Слуга распахнул занавес и показал на одеяла,  сложенные  на  матраце.
Там же лежали мягкие подушки, набитые овечьей шерстью.  Оставив  меня,  он
отправился к Амброзиусу.
     Я снял выданную мне тунику и аккуратно  сложил  ее.  Плотные  одеяла,
сотканные из свежей  шерсти,  пахли  кедром.  Амброзиус  тихо  говорил  со
слугой. Их голоса доносились  эхом  из  дальнего  угла  глубокой  и  тихой
пещеры. Какое блаженство снова оказаться  сытым  в  обычной  постели  и  в
тепле. И в безопасности.
     По-моему, он пожелал мне спокойной ночи. Но мною  уже  завладел  сон.
Последним запомнился раб, тушивший в тишине огни.



                                    6

     На следующее утро я проснулся поздно. Занавес раздвинули. Стоял серый
зимний день. Постель Амброзиуса пустовала.  За  окном  виднелся  небольшой
дворик и сад, окруженный  колоннадой  и  с  фонтаном  в  центре.  Позже  я
рассмотрел, что струя полностью замерзла и превратилась в кусок льда.
     Плитка пола согревала мои босые ноги. Я потянулся за  белой  туникой,
оставленной  вечером  у  кровати,   но   вместо   нее   обнаружил   новую,
темно-зеленую и моего размера. Рядом лежал хороший кожаный ремень  и  пара
новых сандалий. Была даже новая накидка светло-зеленого, как бук, цвета  и
с медной застежкой. На застежке был выгравирован покрытый эмалью дракон на
пурпурном фоне. Такого же дракона вечером я заметил у него на печатке.
     Впервые я почувствовал себя принцем. Странно, что это произошло в тот
момент, когда судьба, казалось, полностью отвернулась от  тебя.  Здесь,  в
Малой  Британии,  я  не  имел  ничего:  ни  титула  побочного   сына,   ни
родственников, ни куска собственности. Я ни с кем,  кроме  Амброзиуса,  не
успел толком поговорить. Для него же я  был  слугой,  иждивенцем,  которым
можно вертеть как угодно, сохранив своей милостью ему жизнь.
     Кадал принес мне завтрак, состоявший из ржаного хлеба, медовых сот  и
сушеного инжира. Я спросил, где Амброзиус.
     - На учениях, с людьми. Каждый день смотрит, как проходят учения.
     - Что, ты думаешь, он хочет от меня?
     - Все, что он передал тебе, так это быть здесь,  пока  не  отдохнешь.
Мне надо послать человека на корабль, чтобы он забрал твои вещи.
     - Не так уж их и много. Пара туник, сандалии,  завернутые  в  голубую
накидку, и брошь-застежка, подаренная мне матерью, и разные мелочи.
     Я коснулся складок дорогой туники.
     - С этим не сравнить. Я надеюсь, Кадал, что смогу отплатить  ему.  Он
не сказал, что от меня требуется?
     - Ни слова. Уж не думаешь ли ты, что он станет поверять меня  в  свои
тайные замыслы. Делай сейчас то, что он сказал. Устраивайся, как дома,  не
болтай лишнего и не попадай в неприятности. Не  думаю,  что  тебе  удастся
часто его видеть.
     - Я тоже так считаю, - ответил я. - Где буду жить?
     - Здесь.
     - В этой комнате?
     - Вряд ли. Я имею в виду - в доме.
     Я отодвинул блюдо в сторону.
     - Кадал, а Утер живет в собственном доме?
     В его глазах что-то мелькнуло. Кадал был коренастый плотный человек с
квадратным красноватым лицом,  с  большой  копной  черных  жестких  волос.
Мелкие черные, как оливки, глаза дали мне понять, что все во дворце знали,
что произошло прошлой ночью между мной и принцем.
     - Нет. Он живет здесь же. Бок о бок со всеми.
     - А...
     - Не беспокойся. Тебе не придется часто  с  ним  видеться.  Он  через
неделю-другую уезжает на север. Наверное, он уже совсем забыл о тебе.
     Кадал улыбнулся и вышел.
     Он оказался прав. В течение двух недель я совсем не видел его,  потом
Утер уехал с воинами на север. Поездка планировалась в  качестве  учебного
похода, а также с целью сбора провианта. Особо я  не  жалел  о  разлуке  с
Утером. Мне почему-то казалось, что ему не по душе мое присутствие в  доме
его брата. Доброта же Амброзиуса ко мне немало раздражала его.
     Я ожидал, что после той ночи мы совсем перестанем видеться с  Графом.
Однако он часто по вечерам присылал за мной. Во время встреч  расспрашивал
меня, слушал мои рассказы о доме. Устав, он просил сыграть  ему  на  лире.
Иногда мы играли партию-другую в шахматы. К моему удивлению, мы  сражались
на равных, и я не  чувствовал,  чтобы  он  мне  поддавался.  Здесь  широко
распространены кости, но он не рисковал противостоять  несовершеннолетнему
предсказателю. Шахматы имели большее  отношение  к  математике,  нежели  к
волшебству, и менее подчинялись законам черной магии.
     Он сдержал свое обещание и растолковал мне значение  виденного  в  ту
ночь сна. Время шло, воспоминания затуманивались. Я уже начал считать, что
увидел его под влиянием  холода,  голода  и...  старого  рисунка  на  моем
римском сундуке в  Маридунуме,  на  котором  были  изображены  стоящий  на
коленях бык, человек с ножом и  усеянный  звездами  небесный  свод.  После
рассказа  Амброзиуса  я  понял  смысл  той   картины.   Я   увидел   бога,
покровительствовавшего  воинам,  бога  Слова,  Света,   Доброго   Пастыря,
посредника между единым богом и человеком. Мне привиделся Митра, пришедший
тысячу лет назад из Азии.  Амброзиус  рассказал  мне,  что  он  родился  в
середине зимы в пещере, пока пастухи смотрели за сиявшей звездой.  Он  был
создан из земли и света, отделившись от скалы. В левой руке держал  факел,
а в правой - нож. Он убил быка, чтобы, окропив почву, дать земле  жизнь  и
плодородие. После последней трапезы из хлеба и вина его отозвали на  небо.
Он являлся богом-символом силы и доброты, храбрости и воздержания.
     - Бог воинов, - повторил Амброзиус. - Поэтому мы установили здесь его
культ. Подобно тому, как это делалось в римских  армиях,  мы  нашли  точку
соприкосновения, общую для всех командиров, начальников и  мелких  королей
всех мастей и убеждений. Я не могу рассказать  тебе  о  богослужении,  это
запрещено, но представление ты уже имеешь. В ту ночь я со своими офицерами
как раз собрался на проведение этой церемонии. Но твой рассказ  о  вине  и
хлебе, убийстве быка  произвел  сильное  впечатление.  Ты  узнал  об  этой
церемонии больше, чем нам вообще разрешено.  Когда-нибудь  узнаешь  о  ней
подробно. А до тех пор будь осторожен, и если тебя спросят о  видении,  то
помни, что это лишь сон. Понял?
     Я кивнул, но в голове у меня вертелась лишь одна  мысль.  Вспомнилась
мать, христианские священники, Галапас, источник Мерлина, все  виденное  в
воде и слышанное на ветру.
     - Ты хочешь посвятить меня богу Митре?
     - Мужчина берет власть, как бы она ему ни досталась, - проговорил он.
- Ты сказал, что не знаешь, под покровительством какого  бога  находишься.
Возможно, ты идешь по стезе, освященной Митрой. Она и привела тебя ко мне.
Посмотрим. Пока же он останется покровителем воинов, и нам еще потребуется
его помощь. А теперь, если хочешь, неси лиру и спой мне...
     Он обращался со мной лучше, чем с принцем, так, как не обращались  со
мной даже в доме деда.
     Кадала приставили ко  мне  в  качестве  личного  слуги.  Вначале  мне
показалось, что ему это  может  не  понравиться  и  он  расценит  это  как
понижение по службе.
     Но  потом  понял,  что  он  доволен.  Вскоре   у   нас   установились
приятельские отношения. Поскольку во дворце не было детей моего  возраста,
он стал моим постоянным спутником. Сначала  мне  дали  собственную  лошадь
Амброзиуса, но потом я стыдливо попросил заменить ее на  лошадь  поменьше,
подходящую моему росту. Так у меня появился небольшой крепкий серый конек.
В порыве тоски я назвал его Астером.
     Так прошли первые дни. Вместе с Кадалом я  изучал  округу.  Мороз  не
сдавал позиций, но вскоре пришли дожди. Поля заболотились  грязью.  Дороги
стали скользкими и ненадежными.  Во  все  углы  проникал  холодный  ветер,
дувший день и ночь.  Малое  море  приобрело  металлический  серый  цвет  и
покрылось  барашками.  Каменные  истуканы  покрылись  с  северной  стороны
темными пятнами влаги. Однажды я попытался найти изваяние  с  обоюдоострым
топором и не смог. Зато мне попалось другое. При  особом  освещении  можно
было заметить вырезанный на камне кинжал. Мой пони не любил эту дорогу.
     Конечно же, я изъездил город вдоль и поперек. В  центре  стоял  замок
короля Будека,  возвышавшийся  на  каменной  гряде  и  обнесенный  высокой
стеной. К воротам вела мощеная дорога. Я часто видел, как по ней во дворец
въезжал Амброзиус или его начальники. Сам же я не заезжал дальше охранного
поста, расположенного у основания  горы.  Несколько  раз  видел  и  короля
Будека, выезжавшего вместе со своими людьми. Его волосы  и  борода  совсем
побелели, но на крупном гнедом мерине он смотрелся лет на тридцать моложе.
Ходило бесчисленное множество историй о его искусстве владения оружием и о
данной  им  клятве  отомстить  Вортигерну  за   убийство   своего   кузена
Конст