живать за ним.
     И еще я узнал, что королевина сокола нашли мертвым близ той заводи, где
Бедуир  искал ее неводом  на  дне, - птица, зацепившись, свисала  с  вершины
дерева на своих кожаных путах.
     Но вот на  пятый день  пришло  приглашение от Артура - мне предлагалось
явиться к  Верховному королю  для осмотра  зала  советов, построенного за то
время, пока король  находился в Гвинедде. Я оседлал коня  и без  промедления
отправился в Камелот.
     Артур ждал  меня на  западной террасе дворца. Широкие дворцовые террасы
были  вымощены  каменными  плитами,  на  них чернели  клумбы с  королевиными
розами,  маргаритками  и другими  летними  цветами.  Но  сейчас,  прохладным
весенним вечером, успели распуститься только желтые нарциссы да белые свечки
первоцветов.  Артур стоял у балюстрады и глядел вдаль, туда, где серебрилась
у  горизонта  полоса  открытого моря.  Он  не  обернулся  мне навстречу,  но
подождал, пока я подойду  и  стану рядом, а тогда, оглядевшись и убедившись,
что сопровождавший меня слуга ушел, без обиняков проговорил:
     - Ты, конечно, догадался, что  зал совета  тут ни при  чем. Он - только
для писцов. Мне нужно поговорить с тобой с глазу на глаз.
     - Про Мельваса?
     - Само собой разумеется. - Он перевернулся спиной к балюстраде и оперся
о нее локтями. Брови его были нахмурены. - Ты был рядом с Бедуиром, когда он
отыскал  королеву и привез ее  на  Инис Витрин. Я вас тогда видел вместе,  а
потом повернулся - тебя уже нет. Но мало того, мне даже сообщили, что это ты
подсказал Бедуиру, где он найдет королеву.  Если тебе было  известно что-то,
чего не знаю я, почему же ты не остался поговорить со мной?
     -  Я не мог сказать тебе  ничего такого,  что не  повлекло бы за  собой
лишних  для  тебя  осложнений.  Нужно  было  выждать.   Королеве  надо  было
отдохнуть;  тебе  надо   было  с  ней  объясниться;  надо  было  дать  людям
успокоиться, а не сеять новые страхи. Ты, как я понимаю, так и поступил. Мне
сказали, что королева и Бедуир до сих пор находятся на Инис Витрине.
     - Да. Бедуир расхворался. Простыл и к утру залихорадил.
     -  Мне говорили.  Я виню себя.  Надо было  мне промыть и перевязать его
раны. Ты говорил с ним?
     - Нет. Он еще слишком плох.
     - А королева?
     - Королева в добром здравии.
     - Но ехать домой еще не может?
     -  Не может,  -  коротко  подтвердил  он.  И снова  отвернулся, глядя в
мерцающую даль моря.
     - Но Мельвас-то предложил какие-то объяснения? - не выдержал я.
     Я  опасался,  что он взорвется.  Но он  только повернул ко мне  усталое
лицо, серое в сером вечернем свете.
     - Да, конечно. С Мельвасом я говорил. Он рассказал, как все  произошло.
Он  в одиночку  охотился  с лодки на уток среди болот, с  ним был только его
слуга Берин. Подымаясь по течению речки, они очутились  на краю леса. Тут он
услышал  в  лесу шум, треск  сучьев, а потом  увидел,  как из  лесу  выехала
королевина  кобыла, споткнулась,  заскользила в грязи на  берегу и выбросила
королеву из седла прямо в воду. А людей кругом никого. Тогда они подплыли на
лодке  и  вытащили королеву из воды. Она была без памяти,  похоже, ударилась
при падении головой. Потом, правда, они услышали голоса королевиных слуг, но
те  двигались  совсем в  другую сторону. - Артур помолчал. - Бесспорно,  тут
Мельвасу  следовало послать за ними  своего  человека, но он был  пеш, а они
верхами,  к тому же королева вся вымокла и лежала в бесчувствии на холоде  и
нельзя было доставить ее под кров иначе  как на лодке. Поэтому Мельвас велел
слуге грести к своему охотничьему домику. У него там была еда и вино. Он как
раз сам собирался там ночевать, так что в дом завезли все необходимое.
     - Очень кстати.
     Я постарался,  чтобы это прозвучало не слишком  едко, но он сверкнул на
меня взглядом, разящим, как кинжал.
     - Твоя  правда. Постепенно королева  начала приходить в себя. Слугу  он
послал  в  лодке на Инис Витрин за помощью - нужны были женщины для ухода за
королевой, а  также  лошади, или  паланкин, или  большая  удобная  барка. Но
слуга, не отъехав далеко,  вернулся и сообщил, что показались мои паруса и с
приливом меня ждут в гавани. И Мельвас счел своим долгом немедля отправиться
на остров самому, дабы встретить меня на пристани и уведомить о благополучии
королевы.
     - А ее, стало быть, оставить, - безразличным тоном заметил я.
     - Ее оставить.  У него там был только легкий  челнок из  звериных шкур,
тот, в  котором они охотились. Королеву в нем везти было нельзя, тем более в
таком  состоянии. Ты же  ее и сам видел. Когда Бедуир привез ее ко  мне, она
слова  не  могла  вымолвить,  лишь  плакала  и  дрожала.  Я  велел  женщинам
немедленно уложить ее в постель.
     Он  оттолкнулся от балюстрады  и бесшумными шагами прошелся взад-вперед
по террасе.  По пути он  обломал веточку  розмарина и, шагая,  растирал ее в
ладонях. До меня долетел терпкий запах.
     Я молчал. Артур перестал ходить  и, расставив ноги, поглядывал на меня.
Он по-прежнему теребил веточку розмарина.
     - Вот такая история.
     - Понятно, - кивнул я.  - Ты провел ночь под крышей  у Мельваса как его
гость. А Бедуир и  по  сию пору находится там, и королева -  тоже... надолго
ли?
     - Я пошлю за ней завтра.
     -  А сегодня ты послал за  мной. Почему?  Мне кажется,  все  улажено, и
решение ты уже принял.
     -  Ты не  можешь не понимать, почему  я за тобой послал! - произнес  он
резко,  нарушив  спокойствие  нашей  беседы. -  Что  ты  такое  знаешь,  что
"повлекло  бы лишние осложнения", вздумай ты сказать мне это тогда  же? Если
тебе есть что мне сказать, Мерлин, говори!
     - Хорошо. Но сначала ответь мне: ты совсем не разговаривал с королевой?
     Он вздернул брови.
     - А как  ты думаешь? Муж чуть не месяц прожил в разлуке с женой. Да еще
застал ее в таком расстройстве.
     - Да, но если она больна и за ней ходят женщины...
     - Она не больна. Она измучена, расстроена и очень сильно испугана.
     Я вспомнил тихий, ровный голос Гвиневеры,  ее  спокойный вид - и дрожь,
бившую ее с головы до ног.
     - Она  боялась  не меня, -  предвосхитил он  замечание,  которого  я не
сделал.  -  Она боялась Мельваса. И боится  тебя. Ты удивлен? Но тебя многие
боятся.  А вот  меня  она  не  боится. С чего бы?  Я ее  люблю.  Она  просто
опасалась, что злые языки отравят мой  слух лживыми наговорами... И пока я к
ней не пришел и не выслушал ее, она не находила покоя.
     - Она боялась Мельваса? Но  почему же?  Разве она рассказывает не то же
самое, что и он?
     На  этот раз он  не  стал ходить  вокруг да около. Резким  движением он
вышвырнул за балюстраду истерзанную веточку розмарина.
     -  Мерлин.  - Он  говорил спокойно, но  с  упрямой  бесповоротностью  в
голосе. - Мерлин, тебе  нет нужды убеждать  меня, что Мельвас  лжет, что это
было  похищение.  Если  бы  Гвиневера  настолько сильно расшиблась, падая  с
лошади, что целый день пролежала в  обмороке, то она не могла бы приехать во
дворец на седле у Бедуира и не  была бы вполне здорова, когда я пришел к ней
на ложе. Нет, она не пострадала нисколько. Только испугалась.
     - Она сама тебе сказала, что рассказ Мельваса лжив?
     - Да.
     Но  если  Гвиневера  дала Артуру  другое  объяснение,  оставалась  одна
неясность. Я медленно проговорил:
     - А  нам с Бедуиром королева рассказала то же, что тебе Мельвас. Теперь
же, по твоим словам, она говорит, что Мельвас ее похитил?
     - Да. - Брови у него сошлись к переносице. - А ты не веришь ни тому, ни
другому  рассказу. Правильно я тебя понял? Ты полагаешь... Послушай, Мерлин,
что именно полагаешь ты?
     - Но я даже еще не знаю, что говорит королева. Расскажи мне.
     Он весь кипел от гнева, мне  показалось, что  сейчас он  меня оставит и
удалится. Но он только походил немного по террасе и снова приблизился к тому
месту,  где стоял я. У  него было такое лицо, будто  он  вышел на  рыцарский
поединок.
     -  Ну  хорошо. В  конце  концов,  ты мой советник, а  мне, по-видимому,
сейчас нужен  совет.  - Он  перевел дух  и  ровным,  спокойным  голосом стал
рассказывать: - По ее словам, она вовсе не падала с лошади. Она увидела, что
ее сокол, снижаясь,  запутался ремешками в  ветвях,  и  спешилась.  И  вдруг
заметила у  берега  Мельваса в лодке. Она обратилась  к  нему за помощью. Он
поднялся к ней, но на сокола даже не посмотрел.  А сразу начал говорить ей о
своей любви, что  будто бы он полюбил  ее еще тогда, когда сопровождал ее из
Уэльса. Она попыталась прервать его, но он не слушал, тогда она хотела снова
сесть на лошадь,  но тут он схватил ее, она стала отбиваться, и  ее кобыла с
перепугу  оборвала  недоуздок и  ускакала. Королева  попробовала  было звать
своих людей на помощь, но он зажал  ей рот рукой и  затащил в лодку. А слуга
оттолкнулся от берега и стал грести.  Слуга, она говорит, был очень испуган,
даже пытался что-то сказать, но подчинился воле Мельваса. Так они приплыли в
охотничий  домик. Там  все  было  приготовлено к  прибытию  королевы  -  или
какой-то другой женщины. Ты сам видел. Это правда?
     Я вспомнил  растопленный  очаг,  роскошное  ложе, богатое  убранство  и
королеву в просторной ночной одежде.
     - Да, я видел краем глаза. Все было приготовлено.
     - Он давно  уже к ней вожделел...  И только ждал случая.  Он все  время
следил за ней, ведь было известно, что она часто обгоняет свою свиту и ездит
одна.
     Лицо Артура было все в бисеринках пота. Он запястьем отер себе лоб.
     - Овладел ли он ею, Артур?
     - Нет. Он продержал ее в том доме целый день, умолял ее, она говорит, о
любви...  Начал со сладких речей  и посулов, но, видя, что  все  бесполезно,
впал,  по  ее  словам,  чуть  не  в  бешенство,  понимая, какая  ему  грозит
опасность. После  того  как  он отослал  слугу, он  уж было  совсем  решился
овладеть ею насильно, но тут слуга вернулся и сообщил своему  господину, что
в море показались мои паруса. И Мельвас, перепуганный насмерть, ее оставил и
поспешил навстречу  мне  со своими лживыми россказнями.  А ей  он пригрозил,
если  она  откроет мне  правду,  тогда  он  скажет  мне, что будто бы  успел
овладеть ею, и я убью и его, и ее. Он велел ей рассказывать то же самое, что
будет говорить и он. Вот она тебе это и повторила, ведь так?
     - Да.
     - И ты догадался, что она говорит неправду?
     - Да.
     - Теперь понятно. - Он по-прежнему воинственно, с вызовом смотрел мне в
глаза. И  я почувствовал, вернее, удостоверился, что настали  такие времена,
когда даже я  не способен  ничего утаить под  его пристальным взглядом. - Ты
опасался,  что  она могла  солгать и мне.  Вот что ты имел в виду,  говоря о
"лишних осложнениях", не так ли?
     - Отчасти так.
     -  Неужели  же  ты  полагал,  что  она способна солгать мне? Мне!  - Он
произнес это так, будто речь шла о чем-то невероятном.
     - Если она  боялась,  можно  ли  ее винить за обман?  Да-да, я знаю, ты
говоришь, что тебя ей нечего бояться. Но она всего лишь женщина, и она могла
страшиться твоего гнева. Любая женщина готова на обман перед страхом смерти.
Ведь твое право было убить ее, как и его.
     - Это и сейчас мое право.
     - Ну, вот видишь...  Откуда  же ей было  знать, что  ты согласишься  ее
выслушать? Что ты окажешься прежде  всего королем и государственным мужем, а
уж потом  позволишь себе явиться мстительным супругом? Даже я и то не нахожу
слов от изумления, а ведь я полагал, что знаю тебя.
     На лице его промелькнула хмурая усмешка:
     - Бедуир  и королева - мои заложники на острове, так что  руки у  меня,
можно   сказать,  связаны...  Я  его  убью,  конечно.  Ты  ведь  в  этом  не
сомневаешься?  Но только не  теперь, а  со  временем,  когда происшествие  с
королевой забудется и у меня найдется иной предлог, дабы мне не бросить тень
на честь королевы.
     Он положил  ладони вытянутых рук на парапет и стоял, глядя  в темнеющие
дали, где за краем земли начиналось море.  Сверху  на западе  в разрыв между
тучами  упал  луч  меркнущего  дневного  света,  и отдаленная  водная  гладь
зарябила под ним ослепительным блеском.
     Артур произнес медленно, обращаясь к неоглядным далям:
     - Я обдумал, как  представлю происшедшее  людям. Я избрал среднее между
ложью Мельваса и тем, что  рассказала королева.  В  конце  концов,  она  уже
провела  там с ним целый день, с утра до сумерек... Поэтому будет объяснено,
что она  действительно  упала  с лошади,  как  рассказывает  Мельвас, и  он,
обморочную, привез ее в свой охотничий домик, где она и пролежала до вечера,
потрясенная и  беспамятная.  Вы с Бедуиром должны будете это подтвердить. Не
то,  если  узнают,  что она вовсе не  расшиблась  и не пострадала,  найдутся
такие, кто  будет  укорять  ее за то,  что  не сделала попытки убежать. Хотя
слуга не спускал глаз с единственной лодки, а  плавать она не умеет,  да там
еще  ножи...  Она,  правда,  могла пригрозить им обоим  моим  гневом, но это
привело бы только к ее гибели. Он бы воспользовался беззащитностью и, утолив
свою страсть, убил бы ее. Ты же знаешь, люди королевы уже примирились с тем,
что ее нет в живых. Все, кроме тебя. И этим ты спас ей жизнь.
     Я промолчал.
     -  Да, да, - продолжал он. - Кроме тебя. Ты сказал им,  что она жива, и
привел  к  ней  Бедуира. А теперь объясни, как ты об  этом узнал? Тебе  было
видение?
     Я потупил голову.
     - Когда Кей прискакал за мной, я воззвал к древним силам и был услышан.
Я увидел в пламени королеву и с нею Мельваса.
     Он  мгновенно насторожился. Нечасто случалось,  чтобы Верховный  король
доискивался у меня  правды, как  он делал это  в разговоре с  другими своими
подданными.  Я ощутил на себе силу его монаршей проницательности. Он  тихо и
сосредоточенно произнес:
     - Да, вот оно. Теперь опиши мне подробно, что именно ты видел.
     -  Я видел мужчину и женщину в богато убранной комнате, а в приоткрытую
дверь разглядел  угол спальни и смятое ложе. Мужчина  и  женщина смеялись  и
играли в шахматы. Она была  в просторном спальном одеянии, с распущенными по
плечам  волосами.  Он  заключил  ее  в  объятия,  при этом  фигуры  с  доски
покатились на пол, и на одну из них он наступил. -  Я протянул ему на ладони
растоптанного белого короля. - Когда королева к  нам вышла, у нее из складок
плаща выпало вот это.
     Он  взял  у меня фигурку,  наклонился над  ней,  словно всматриваясь. И
вдруг отшвырнул вдогонку за веточкой розмарина.
     -  Верно, -  проговорил он. - Видение  было вещее. Она рассказывала про
столик с шахматными фигурками из слоновой кости и черного дерева. - К  моему
изумлению, он улыбался. - И это все?
     - Все?  Да это много больше, чем я рассказал бы тебе по  доброй воле, а
не по долгу твоего советника.
     Он  кивнул,  не переставая  улыбаться.  Гнев его  как рукой  сняло.  Он
сказал, снова  устремив  глаза  на  темнеющую  равнину, туда, где  последний
одинокий луч серебрил далекую гладь воды:
     -  Мерлин,  ты  сам  сказал:  "Она  всего  лишь женщина". Ты много  раз
повторял мне,  что  женщин ты  не знаешь.  Неужели ты  не замечал,  в  какой
беспросветной   зависимости   проходит  жизнь  женщины,  среди   страхов   и
неуверенности  в  завтрашнем дне? Они  как рабы, как скот  во власти хозяев,
порою жестоких. Даже в королевском доме женщин продают и  покупают и готовят
к жизни вдали от родины и родных, в собственности у чужого мужчины.
     Я знал, куда он клонит. Подобные мысли мне и самому приходили в  голову
при  виде страданий женщины  по  прихоти  мужчины,  даже таких  женщин,  как
Моргауза, силой характера и  умом далеко превосходящих своих  мужей. Женщины
словно  созданы на  потребу  мужчинам  и принуждены  безропотно терпеть свое
подневолье.  Редкие  счастливицы находят себе таких  мужей,  которыми  могут
управлять, или таких, которые их любят. Как королева Гвиневера.
     - Так и с  Гвиневерой, - продолжал Артур. - Ты же сам сказал, что она и
сейчас еще меня плохо знает. Нет, она меня не боится, но иногда  я вижу, что
она  боится жизни, ей  страшно жить.  И,  уж  конечно,  она безумно  боялась
Мельваса. Понимаешь?  Твое  видение  было  правдивым .  Она  улыбалась  ему,
говорила сладкие речи и прятала свой страх. А что еще ей оставалось? Взывать
о помощи к  слуге? Угрожать им обоим моей местью? Да они бы убили ее, и все,
она это понимала. Когда  он показал ей спальню, чтобы она могла сменить свои
промокшие одежды (он принимает там время от времени женщин втайне  от старой
королевы, своей матери, так что там есть и  одежда, и  все, что любят дамы),
она  просто поблагодарила  его и заперла  дверь у него  перед  носом. Потом,
когда  он  стал  приглашать ее  к столу, она сказалась нездоровой,  но он не
хотел верить и настаивал, она побоялась, как бы он не взломал дверь, поэтому
она вышла к  столу  и  старалась  его задобрить. И  так  весь долгий день до
сумерек. Она  дала  ему  понять, что  ночью его  желания исполнятся, а  сама
сидела и все еще ждала избавления.
     - И оно пришло.
     - Да, когда,  казалось, уже не на что надеяться, оно пришло - благодаря
тебе. Вот что она мне рассказала, и я ей верю. - Быстрый поворот головы. - А
ты?
     Я ответил не сразу. Он ждал, не выказывая ни гнева, ни нетерпения. И ни
тени сомнения.
     Наконец я сказал с совершенной искренностью:
     -  И  я  тоже. Она  поведала  тебе правду.  И  рассудок, и  чувство,  и
провидение,  и слепая вера - все неоспоримо свидетельствует  в ее пользу.  Я
сожалею,  что  усомнился. Ты  прав был, напомнив мне о том, что я не понимаю
женщин. Я должен был знать, что она испытывает страх  и  от страха употребит
против Мельваса всякое оружие, имеющееся в ее распоряжении. Что же  до всего
остального - за то, что она хранила молчание, пока не поговорила с тобой, за
ее  заботу  о твоей  чести и о благе твоего королевства,  я восхищаюсь ею. И
тобой, король, тоже.
     Он заметил новую форму моего обращения. И сказал, облегченно усмехаясь:
     - Мною? За что же?  За то, что я  не впал в  монаршую ярость и  не стал
рубить головы?  Если королева, трепеща от страха,  смогла притворяться целый
день, то, уж конечно, и  я был  способен на это в течение  нескольких часов,
притом что дело шло о моей и  ее чести. Но не дольше.  Нет, клянусь адом, не
дольше!  -  Он  с  такой  силой  стукнул  кулаком  по  парапету,  что  сразу
почувствовалось, какие страсти приходилось ему сдерживать. А  потом прибавил
уже совсем другим тоном: - Мерлин, ты, конечно, знаешь, что люди... народ не
любит королеву.
     - Да,  я  об этом  слышал. Но  причина  не  в  том, что  она кому-то не
нравится  или  кто-то   ее  осуждает.  Просто   у  нас  с  нетерпением  ждут
королевского наследника, а она  уже четыре года как королева и до сих пор не
родила. Отсюда разочарование и всякие разговоры.
     - Наследника не будет. Она неплодна. Теперь я уже знаю это точно, и она
тоже.
     - Я этого опасался. И очень сожалею.
     - Если бы я время  от времени не  сеял на  стороне, - с кривой усмешкой
продолжал он, -  можно  было  бы  обвинить  и  меня; но  довольно  вспомнить
беременность первой королевы, не говоря о бастарде, рожденном Моргаузой. Так
что  вина  -  если считать  это  виной -  лежит  на ней.  А поскольку  она -
королева,  ее  горе  у  всех  на  виду.  И  находятся  такие,  кто  начинает
нашептывать, чтобы я отослал ее от себя. Но этого, - отрезал он, - не будет.
     -  У меня и в мыслях не  было предлагать тебе такое, - сказал я. -  Но,
может быть, именно это  и  означала белая тень, увиденная  мною  над вами...
Однако довольно. Надо позаботиться о том, чтобы вернуть ей любовь народа.
     - Легко говорить. Если ты знаешь, как это сделать...
     - По-моему, знаю.  Сейчас ты поклялся  адом, и твоя клятва развеяла мой
сон. Ты позволишь мне отправиться на Инис Витрин,  чтобы я  мог сам привезти
ее обратно к тебе?
     Он хотел было задать вопрос, но потом усмехнулся и пожал плечами.