о-то крикнул
в страхе:  "Знамение!  Знамение!",  кто-то  еще  отозвался:  "Смерть!  Это
предвещает смерть!", и  шепот,  стихший  было  перед  лицом  победы,  стал
пробуждаться опять: "На что же можем надеяться мы, опустошенная  земля,  и
увечный король, и отрок без меча?" Выдернув  меч  из  ножен.  Утер  тяжело
поднялся на ноги. Он держал его  криво,  не  подняв,  и  глядел  на  него,
почернев лицом и приоткрыв рот, словно пораженный немотой. Меч был сломан.
В одной пяди от острого конца клинок  обломился,  и  рваный  разлом  черно
поблескивал в факельном, свете.
     Король попытался было что-то сказать,  но  только  промычал  -  слова
застряли у него в горле. Меч вывалился из ослабшей руки и со  звоном  упал
на пол. Ноги у короля подкосились, мы с Ульфином похватали его под руки  и
осторожно опустили обратно в кресло. Артур, быстрый, как рысь, подскочил и
склонился над ним.
     Потом он медленно выпрямился и посмотрел на меня. Мне не  было  нужды
говорить ему то, что мог видеть всякий, находившийся в пиршественном зале.
Утер был мертв.



                                    9

     Мертвый Утер сумел сделать  то,  что  не  удалось  Утеру  умирающему:
суматоха в зале стихла. Все, кто там был, стоя, в молчании наблюдали,  как
мы  медленно  опускаем  его  в  кресло.   Среди   тишины   пламя   факелов
потрескивало, как шуршащий шелк, и кубок, оброненный Ульфином,  со  звоном
прокатился полукругом по полу туда и  обратно.  Я  склонился  над  умершим
королем и закрыл ему глаза.
     И тут вновь раздался зычный и настойчивый голос Лота:
     - Воистину это знамение! Мертвый король и сломанный меч! Ты и  теперь
будешь говорить, Эктор, что бог предназначил этого  отрока  вести  нас  на
саксонского врага? Да уж воистину увечная  земля,  а  преграда  саксонской
угрозе лишь отрок со сломанным мечом!
     Опять поднялся гомон.  Люди  кричали,  обращаясь  друг  к  другу  или
озираясь вокруг в испуге и смятении. Краем сознания  я  заметил,  что  для
Лота происшедшее не было  неожиданностью.  Артур  с  горящими  глазами  на
совершенно бескровном от потрясения лице выпрямился над телом отца и резко
обернулся к орущим, но я  проговорил  торопливо:  "Нет,  подожди!",  и  он
послушался. Только рука опустилась на пояс и сжала до  поведения  рукоятку
кинжала. Едва ли он сознавал это, а если б и осознал, то все равно не смог
бы сдержаться.  Рев  изумления  и  страха  бился  в  каменные  стены,  как
штормовой прибой.
     Сквозь  весь   этот   оглушительный   шум   вновь   прозвучал   голос
потрясенного, но мужественного Эктора, прозвучал так же твердо и деловито,
как  и  раньше,  разгоняя  клочья  суеверного   страха,   подобно   метле,
смахивающей паутину.
     - Милорды! Пристойно ли это? Наш верховный король умер сейчас  у  нас
на глазах. Неужто мы осмелимся перечить его воле, едва  успели  его  глаза
закрыться вечным сном? Мы все видели, что послужило причиной  его  смерти:
вид королевского меча, вчера еще бывшего  целым,  а  ныне  сломавшегося  в
ножнах. Неужто же мы, как малые дети, устрашимся такой случайности,  -  он
веско уронил это слово в чуткую тишину, - и из-за нее не выполним то, что,
бесспорно, должны? Если же вам нужно знамение, то вот оно! - Он указал  на
Артура, прямого, как сосенка, подле  кресла  с  мертвым  королем.  -  Один
король пал, а уже на его место готов встать другой.  Он  послан  нам  ныне
богом. И мы должны его признать.
     Он смолк. Люди тихо переговаривались, переглядывались. Иные кивали  и
выкрикивали свое согласие, но были и  такие,  кто  по-прежнему  смотрел  с
сомнением, и слышались голоса:
     - Но меч? Как же сломанный меч?
     Эктор бестрепетно отвечал:
     - Король Лот  сказал,  что  сломанный  меч  -  знамение.  Но  что  он
знаменует? Я  вам  скажу  -  предательство!  Меч  сломался  не  в  руке  у
верховного короля и не в руке его сына.
     - Это правда, - подхватил другой властный голос. Отец Бедуира, король
Бенойка, встал со своего места. - Мы все видели его целым во время  битвы.
И видели его в деле, клянусь богом!
     - А после этого? Как  было  потом?  -  послышались  вопросы  со  всех
сторон. - Разве король послал бы за ним, если бы знал, что он сломан? - Но
кто-то неразличимый в дальнем конце зала заметил: - А согласился бы король
уступить его мальчику, если бы он был целый? - И  еще  чей-то  голос,  мне
показалось, что Уриена, произнес: - Король знал, что умирает.  Он  оставил
увечную землю и сломанный меч. Теперь королевская власть должна перейти  к
сильнейшему.
     Эктор, густо покраснев, крикнул в ответ:
     - Я правильно говорил о предательстве! Хорошо, что  верховный  король
успел представить нам своего  наследника,  не  то  бы  Британия  и  впрямь
оказалась изувечена и разодрана на куски  псами-изменниками,  вроде  тебя,
Уриен Горский!
     Разъяренный Уриен с криком схватился за  кинжал.  Но  Лот  под  шумок
что-то резко сказал ему, и тот присмирел. Лот  улыбался,  щелки-глаза  его
смотрели настороженно, а голос прозвучал вкрадчиво:
     - Мы все знаем, как выгодно графу Эктору провозгласить королем своего
приемыша.
     Сразу снова стало тихо. Я увидел, что Эктор озирается, словно бы  ища
несуществующее оружие. Пальцы Артура еще крепче сжали рукоять  кинжала  на
поясе. Но тут у правой стены люди задвигались  и  вперед  выступил  Кадор.
Белый вепрь Корнуолла то горбился,  то  пластался  на  его  рукаве.  Кадор
оглянулся, выжидая тишины. Все смолкли. Лот с опаской оглянулся:  он,  как
видно, не знал, чего можно ждать от герцога Корнуолла. Эктор  сдержался  и
сел, все еще кипя. Повсюду вокруг я видел, что перепуганные, колеблющиеся,
не имеющие собственного мнения люди смотрят на Кадора так, словно ждут  от
него руководства в минуту опасности.
     Голос Кадора прозвучал отчетливо и совершенно бесстрастно:
     - То, что сказал Эктор, - правда. Я сам видел меч  верховного  короля
после битвы, когда он принял его обратно из рук сына.  Клинок  был  цел  и
незапятнан ничем, кроме вражьей крови.
     - Но как же он оказался сломан? Здесь предательство? Кто его сломал?
     - В самом деле, кто? - повторил Кадор. - Не боги, уж конечно, что  бы
ни утверждал король Лот. Боги не ломают мечи королей, которым  ниспосылают
победу. Они им дарят мечи, и притом целые.
     - Но если Артуру быть нашим королем, - выкрикнул  кто-то,  -  где  же
меч, который подарили ему боги?
     Кадор вопросительно посмотрел в сторону королевского возвышения, было
ясно, что он ждет, чтобы заговорил я. Но  я  молчал.  Я  стоял  за  спиной
Артура рядом с королевским крестом. Здесь было мое место,  и  пора,  чтобы
люди это знали. Они выжидающе притихли, все головы повернулись туда, где я
стоял черной тенью  позади  серебряно-белого  Артура.  Слышался  невнятный
говор многих голосов. Здесь были такие, кто испытал на себе мою силу, и не
было  ни  одного,  кто  бы  поставил  ее  под  сомнение.  Даже   Лот.   Он
вопросительно скосился на меня, так что сверкнули  белки  глаз.  Однако  я
безмолвствовал, и тогда здесь и там на лицах появились насмешливые улыбки.
Мне видно было, как напряглись плечи Артура,  и  беззвучно,  одною  волею,
мысленно, я сказал ему: "Погоди, Артур. Еще немного. Сейчас не пора".
     Он молча взял в руки сломанный меч и осторожно засовывал его  обратно
в ножны. Вот клинок сверкнул последний раз и скрылся.
     - Видите? - обратился Кадор к собравшимся. - Утерова меча больше нет,
как нет и его самого. Но у Артура есть свой  меч,  и  он  куда  прекраснее
этого королевского меча, который сломала человеческая рука.  Тот  меч  ему
подарили боги. Я сам видел его у Артура в руке.
     - Когда? Где? - раздались вопросы. - Какие боги? Что за меч?
     Кадор с улыбкой подождал, пока утихнут голоса спрашивающих. Он  стоял
в  непринужденной  позе,  статный  и  могучий,  исполненный,  как  всегда,
сдержанной, но действенной силы. Лот кусал губу и хмурился. На лбу у  него
проступил пот, глаза тревожно обводили залу, подсчитывая сторонников.  Как
видно, он надеялся, что Кадор будет против Артура.
     Кадор в его сторону и не посмотрел.
     - Не так давно я видел принца у Мерлина, - объяснил он собравшимся, -
это было в Диком лесу, и в руке он держал меч, столь прекрасный, что  я  в
жизни такого не видывал, весь  выложенный  драгоценными  каменьями,  точно
императорский, и клинок его сиял, как  луч  света,  так  что  больно  было
смотреть.
     Лот откашлялся.
     - Обман зрения. Колдовство. Ты же сам говоришь, при этом был  Мерлин.
Мы все знаем, что  означает  его  присутствие.  Если  Мерлин  -  наставник
Артура...
     Его прервал низкорослый темноволосый и краснолицый человек, в котором
я узнал Гвила с западного побережья, где в горах  до  сих  пор  собираются
друиды:
     - А если и колдовство, что с того? Да за королем,  владеющим  магией,
всякий пойдет!
     Это вызвало крики одобрения. Застучали по столам кулаки. Многие гости
были кельты из горных областей, и такая речь пришлась им по душе.
     - Правда, правда! Сила - вещь хорошая,  но  какой  от  нее  прок  без
удачи? А у  нашего  короля,  хоть  он  и  молод,  есть  и  то,  и  другое.
Справедливо говорил Утер  о  доброй  выучке  и  добром  совете.  А  лучший
советчик, чем Мерлин, может ли быть у молодого короля?
     - А добрая выучка, - подхватил звонкий молодой голос, - состоит не  в
том, чтобы выжидать, не вступая в бой, покуда чуть вовсе не опоздал!
     Это крикнул, забывшись,  Бедуир.  Отец  для  острастки  отпустил  ему
затрещину,  но  удар  пришелся  сбоку  и  не  сильный,  а  карающая   рука
задержалась и потрепала мальчика по затылку. На них  смотрели  с  улыбкой.
Жар спадал.  Кипение  страстей,  вызванное  приступом  суеверного  страха,
утихло, люди пришли в себя и были готовы слушать и взвешивать  услышанное.
Кое-кто из склонявшихся на сторону Лота и его приспешников  стал  от  него
отходить. Раздались голоса:  "Почему  молчит  Мерлин?  Мерлин  знает,  как
надобно поступить. Пусть он нам скажет!"  И  другие  подхватили:  "Мерлин!
Мерлин! Пусть Мерлин говорит!"
     Я дал им немного покричать. А потом, когда они уже готовы были  стены
разнести от нетерпения, заговорил. Я не повысил голоса и  не  сдвинулся  с
места, а остался, как стоял,  между  мертвым  королем  и  живым;  но  люди
притихли и стали слушать.
     - Я должен сказать вам две вещи,  -  начал  я.  -  Во-первых,  король
Лотиана ошибся: я не наставник Артура, а его слуга. А второе - то, что уже
говорил вам герцог Корнуолл: что от Саксонской угрозы нас оградит  король,
юный и здравствующий, и в руке у него - меч, данный ему богом.
     Лот увидел, что удача от него ускользает. И крикнул, обводя  взглядом
своих сторонников:
     - Да, меч - любо-дорого смотреть! Появляется в  руке  как  видение  и
исчезает во время битвы!
     - Вздор говоришь, - оборвал его граф Эктор. - Тот меч, что был  выбит
у него из рук, одолжил ему я. И не сокрушаюсь о  нем,  не  из  лучших  был
клинок.
     Кто-то засмеялся. Здесь и там блеснули улыбки, и теперь в голосе Лота
слышалась лишь ярость поражения:
     - Так где же он добыл тот чудо-меч и куда он теперь подевался?
     Я ответил:
     - Он один отправился на Каэр Банног и достал меч, хранившийся на  дне
озера.
     Стало тихо. Среди собравшихся не было никого, кто бы не знал,  о  чем
идет речь. Я увидел, как люди осеняют себя знаком, охраняющим от чар.
     Кадор нарушил тишину. Он сказал:
     - Это правда. Я видал своими глазами, как Артур  возвратился  с  Каэр
Баннога и привез его с собой в старых-старых ножнах,  словно  он  пролежал
там, спрятанный, добрую сотню лет.
     - Так оно и было, - подтвердил я. - Послушайте,  милорды,  я  поведаю
вам, что это за меч. Этот меч взял с собою в Рим Максен  Вледиг,  а  потом
его соратники привезли этот меч обратно в Британию  и  спрятали  здесь  до
того времени, покуда боги не надумают указать сыну короля к  нему  дорогу.
Нужно ли напоминать вам пророчество? Оно произнесено не мною:  меня  тогда
еще не было на свете. Оно гласит, что меч явится по воде и по суше и будет
покоиться, сокрытый во тьме и заключенный в камне, покуда не  явится  тот,
кто рожден быть законным королем всей  Британии,  и  не  достанет  его  из
укрытия.  Вот  он  и  лежал  на  Каэр  Банноге  в  чертоге  Билиса,  пока,
препровождаемый божественными знамениями, Артур не  нашел  его  там  и  не
освободил из каменного плена.
     - Покажи нам! - закричали все. - Покажи!
     - Я покажу вам этот меч. Он остался лежать на алтаре часовни,  что  в
Диком лесу. Там я его положил, и там он пролежит до тех пор, пока Артур не
подымет его в присутствии вас всех.
     Лот заметно струсил: все  теперь  были  против  него,  а  он  открыто
выказал себя противником Артура. Но  до  сих  пор  я  говорил  негромко  и
спокойно, и Лот еще питал надежду на  успех.  Его  поддерживало  природное
упрямство и тупая жажда власти.
     - Видел я этот меч, меч в алтаре Зеленой часовни. И многие из вас его
видели! Это меч Максена, спору нет, да только он вырезан в камне.
     Тут я сделал шаг вперед и  высоко  вскинул  руки.  В  открытые  окна,
неведомо откуда, ворвался ветер, зашевелились пестрые знамена, алый дракон
у Артура за спиной словно полез кверху  по  золотому  полю,  а  моя  тень,
колеблясь, выросла на  стене,  также  подобная  дракону  с  распростертыми
крыльями-руками. Сила моя была при мне. Она прозвучала и в моем голосе:
     - Но из камня он поднял его и подымет опять в присутствии  вас  всех.
Часовня же отныне будет именоваться Гиблой  часовней,  ибо  если  кто,  не
будучи по праву королем, только прикоснется к тому мечу, клинок вспыхнет в
его руке, как гибельная стрела небес.
     Кто-то из гостей веско произнес:
     - Если он вправду владеет мечом Максена, то, значит,  получил  его  в
дар от бога, а если еще и Мерлин с  ним,  то,  клянусь,  каким  бы  он  ни
поклонялся богам, я пойду за ним!
     - И я, - сказал Кадор.
     - И я! И я! -  раздались  еще  голоса.  -  Отправимся  смотреть  этот
волшебный меч и этот погибельный алтарь!
     Все повскакали с мест. Громкие крики неслись  отовсюду  и  отдавались
под сводами крыши:
     - Артур! Артур!
     Я опустил руки. Ну вот, Артур, теперь пора.
     Он ни  разу  не  оглянулся  на  меня,  но  услыхал  мою  мысль,  и  я
почувствовал, как моя сила исходит  от  меня  и  перетекает  к  нему.  Она
окружила его, и это почувствовали все, кто был в зале. Он поднял руку. Все
замерли. Прозвучал его голос, ясный и твердый, голос  воителя,  проведшего
два первых решающих боя в жизни - на поле брани и здесь,  в  пиршественной
зале.
     - Милорды. Вы видели, как судьба распорядилась, чтобы я явился к отцу
без меча, как то и надлежало. Однако предательством было  сломано  оружие,
которое он должен был мне вручить, и предательством у меня пытались отнять
мое наследственное право,  объявленное  и  подтвержденное  прилюдно  отцом
моим, верховным королем. Но, как сказал вам Мерлин, бог уже вложил  мне  в
руку другое, славное оружие, и теперь я готов поднять его у вас на глазах,
как только мы все прибудем в Гиблую часовню.
     Он замолчал. Нелегко говорить после  того,  как  сказали  свое  слово
боги. Он закончил негромко - прохладная вода после пламени.  Свет  факелов
рдел все тусклее, моя тень укоротилась и  сползла  со  стены.  Штандарт  с
драконом безжизненно обвис.
     - Милорды, мы отправимся туда утром. А сейчас нам  подобает  обратить
наши заботы к  верховному  королю,  распорядиться,  чтобы  тело  его  было
по-королевски обряжено и установлено в траурной зале, окруженное  стражей,
прежде чем оно будет отвезено к месту вечного упокоения. А уж  тоща  пусть
желающие захватят с собой мечи и копья, и мы отправимся в путь.
     Артур кончил. К нему  через  всю  залу  решительными  шагами  подошел
Кадор, за ним Эктор, и Гвил, и отец Бедуира - король Бан,  и  еще  десятка
два рыцарей.  Я  неслышно  отступил  к  стене,  оставив  его  в  окружении
королевской стражи. По моему знаку  слуга  подняли  и  понесли  кресло,  в
котором все это время лежало и цепенело тело короля, забытое всеми,  кроме
одного только плачущего Ульфина.



                                   10

     Выйдя незаметно из залы, я сразу же спешно  послал  слугу  с  наказом
седлать для меня самого резвого коня. Другой слуга вынес мой плащ и меч, и
скоро, не привлекая  ничьего  внимания,  я  прошел  людными  коридорами  и
выскользнул во двор.
     Оседланный конь уже дожидался меня там. Мне показалось, я узнаю  его,
и действительно по сбруе я убедился, что  это  каурый  Ральфа.  Сам  Ральф
держал удила, и лицо у него было озабоченное, взволнованное. А за высокими
стенами город гудел, как потревоженный улей, и повсюду горели костры.
     - В чем дело? - спросил я. - Разве я не ясно передал: я еду один.
     - Мне так и сказали. Конь - для тебя. Он резвее твоего  и  крепче  на
ноту, и ему знакомы лесные тропы. А встретится  опасность...  -  Ральф  не
договорил, но я его  понял.  Этот  конь  был  обучен  в  бою  и  в  случае
столкновения был бы не хуже третьей руки.
     - Спасибо. - Я принял у него поводья и вскочил в седло. - Привратники
предупреждены?
     - Да. Мерлин. - Он все еще не выпускал поводья. - Позволь мне поехать
вместе с тобой. Не тоже тебе пускаться в путь одному. У тебя есть  злейший
враг, и он не остановится ни перед чем.
     - Знаю. Ты больше поможешь мне, если останешься здесь  и  проследишь,
чтобы никто не выехал по моим следам. Ворота на запоре?
     - Да. Я позаботился запереть их. Ни  один  всадник,  кроме  тебя,  не
выедет из этих ворот до той минуты, пока их не распахнут перед  Артуром  и
остальными. Но мне доложили, что два  человека  успели  выскользнуть  вон,
пока гости еще не вышли из залы.
     Я нахмурился.
     - Лотовы люди?
     - Непонятно. Назвались гонцами, посланными на юг с известием о смерти
короля.
     - Никаких гонцов отсюда не отправляли, - решительно  возразил  я.  Об
этом я сам распорядился.  Весть  о  смерти  верховного  короля,  способная
породить только страх и неуверенность, не должна  была  выйти  за  пределы
этих стен до того, как к ней не прибавится другая - о новом короле и новой
коронации.
     Ральф кивнул.
     - Знаю. Те двое улизнули как раз перед  поступлением  приказа.  Может
быть, кто-то - из  пажей,  например,  -  хочет  получить  награду,  первым
доставив на юг важную новость. Однако само собой, это могут  быть  и  люди
Лота. Но что у него на уме? Сломать меч Максена, как он сломал Утеров?
     - Думаешь, это ему под силу?
     - Н-нет. Но если он не сможет причинить вреда,  зачем  же  ты  сейчас
туда скачешь? Почему не подождешь и не поедешь вместе с принцем?
     - Потому что Лот сейчас и вправду не остановится ни перед чем,  чтобы
опровергнуть Артуровы права. Им руководит хуже, чем жажда власти, - страх.
Он готов на все, только бы бросить тень на меня и подорвать веру  людей  в
то, что меч - дар бога. Вот из-за чего я должен ехать. Бог сам за себя  не
заступится. Для того мы и здесь, чтобы сражаться за него.
     -  Ты  хочешь  сказать...  Понимаю.  Они  могут  осквернить  часовню,
разрушить алтарь... Если сумеют, то помешают тебе встретить там  короля...
И убьют сторожа, которого ты оставил блюсти святилище. Я прав?
     - Да.
     Он так дернул каурого за узду, что конь захрапел.
     - Тогда неужто ты думаешь, что Лот не решится тебя убить?
     - Думаю, решится. Но  не  сможет.  А  теперь  пусти  меня,  Ральф.  Я
останусь цел.
     - Ага. - В его голосе прозвучало облегчение. - Значит, звезды  больше
не сулят нам на сегодня смертей?
     - Будет еще одна смерть. Но не моя. Однако с собой я не беру  никого,
чтобы не рисковать. Вот почему ты останешься здесь, Ральф.
     - Господи, да если в этом все дело...
     Я опустил поводья каурому  на  шею,  и  конь  встрепенулся,  перебрал
ногами.
     - У нас уже один раз был такой спор, Ральф, в  тогда  я  уступ